2007 год
- Фред…Фред… - твердила я, как заклинание. Его имя! Наконец-то я могу произнести это имя, обращаясь именно к нему. – Как же так? Ведь ты не боялся смерти. Ты нарочно скрывался от меня?! Как ты мог?! Как же ты мог? – он молчал, осуждающе глядя на меня: измученную, постаревшую и подурневшую. Он был точно таким же, каким я видела его в последний раз в одном из подземных коридоров Хогвартса. - Я не скрывался. Я пришёл не потому, что захотел. А потому, что ты не оставила мне иного выхода. - Иного?... - Зачем ты так? Зачем ты так с собой, Гермиона? Почему строга к нашему сыну? Чем Фред провинился перед тобой? – и тут кран, который много лет назад перекрыл слёзы во мне, окончательно развинтился. Влага хлынула из глаз, через считанные мгновения закапав с подбородка. - Потому что ты бросил меня одну! Потому что я не готова жить без тебя. Без тебя всё не то и не так! Почему ты позволил этому случиться?! Ты… - Я никогда не бросал тебя. Я всегда был с тобой, но ты забыла меня, Гермиона. - Забыла?! – от таких заявлений местами поседевшие и поредевшие волосы стали дыбом. – Разве я могла? Разве я посмела бы? Целыми днями я только и делала, что воскрешала тебя в воспоминаниях! А этот дом?! Дом, о котором мы мечтали… - Который ты превратила в клетку. Посадила в неё и себя, и нашего мальчика. Мы мечтали, что этот дом станет уютным пристанищем. Местом, где мы будем счастливы. - Как я могу быть счастлива без тебя? - О, Гермиона! – он всплеснул руками, как делал это при жизни. – У тебя осталась часть меня! Да даже если бы и не было Фреда, память обо мне жила бы в твоём сердце. Каким ты запомнила меня? Вечно унылым и ненавистным?! - Нет… Конечно нет… - я стояла перед ним и хлюпала носом, как нашкодивший ребёнок перед строгим родителем. Некоторое время между нами царило молчание. Нежелание двигаться вперёд, застревание на одном и том же моменте – всё это тянуло меня ко дну многие годы. А хуже всего, что следом я утягивала своего единственного сына. - Я всегда был с тобой! – необычайно твёрдо сказал Фред. Его голос прозвучал так, если бы со мной разговаривал живой человек. Я подняла на него заплаканные глаза. Сказать было нечего. Нечем оправдываться. - Я не справилась… Наверное, - при этом он стал обходить меня по кругу, оглядывая с ног до головы. – Наверное, даже если бы ты остался жив, мы с тобой не были бы счастливы. Это… - я знала, что выгляжу отвратительно. Как никогда. И даже боялась представить, каково Фреду видеть меня такой. – Это чувство… Оно точило меня все годы. Зарывалась ли я в работу, старалась ли заняться домом или Фредом, посещать поминальные мероприятия, выбираться в Лондон: становилось только хуже. Мне казалось, что все знают о том, что… - слова застряли в горле, как колючки. Я умолкла, зажмуриваясь и отирая с бледного лица горячие слёзы. - Продолжай, - велел Фред, стоя за спиной. - Если бы в тот день я оказалась в подземельях вместе с тобой и Джорджем! – о, как же долго эти мысли настаивались в моей голове, кромсая нутро снова и снова кинжалами вины. – Ты бы остался жив! Это я виновата во всём… Я виновата… Ты был таким живым… Самым живым из нас! Из нас всех! Как же несправедливо… - Есть много вариантов, - он тут же оказался в паре дюймов от моего лица. Я испуганно вскрикнула и попятилась. – Вариантов того, как всё могло бы произойти. И сегодня ты увидишь несколько из них. Те, которые были наиболее вероятными, - он был так близко. Его лицо… Лицо, которое я запомнила до последней веснушки, и которое ни разу не приснилось мне за девять лет. Моя исхудавшая рука потянулась было к его щеке, как вдруг всё исчезло. Но я не испугалась. Бояться больше нечего. Надо взять себя в руки и действовать!***
1998 год
Надо взять себя в руки и действовать. Не время для истерик и раскисаний. Я действительно была беременна. Это казалось таким невероятным, что Бриджель извела энную сумму денег, бегая в аптеку за тестами по моей просьбе. Врач, к которому я отправилась на следующий же день, подтвердил. - Полтора месяца?! – округлила глаза Бриджель. Она ждала меня у выхода из больницы. – А… Э… Когда вы в последний раз… ну, виделись? - В конце марта. Когда сбежали из поместья Малфоев. - Так… - мы пошли вперёд. Бриджель возвела глаза к небу и мысленно подсчитывала. Всё верно. Была середина мая. Полтора месяца. Но я ничего не чувствовала. Мама рассказывала, что сама, ещё до визита к доктору, ощутила моё присутствие, дыхание новой жизни. Я же постоянно ёжилась от могильного холода, заключившего в свой кокон со смертью Фреда. - За календарём ты, стало быть, не следила. Плюс – все эти бесконечные нервные потрясения. Что ж, всё выглядит вполне логичным… Но просто невероятным! Гермиона, ты слушаешь?! - А? Да-да, слушаю, - но мои мысли были далеко от её слов. У меня ребёнок будет. Ребёнок Фреда. Но Фреда ведь нет в живых! Неумолимая цикличность жизни никак не доходила до воспалённого разума. Придя домой, я с порога заявила родителям о своём положении. Папа сначала встал с кресла, а потом – осел обратно, вытаращившись на меня так, будто впервые видит. Мама приложила ладони ко рту, стараясь сдержать слёзы. Она понимала, кто отец этого ребёнка. И что с ним произошло. - Надо Уизли рассказать, - гудела в трубку Бриджель, позвонившая тем же вечером. Я нервно накручивала телефонный провод на палец с обломанным ногтём. Царапина ещё не зажила. По спине пробежали мурашки, когда вспомнилось, как я разбирала каменные завалы, в нервической панике ища камни из кольца. - И что мне им сказать?! «Привет, семейство. Я знаю - вы только что схоронили Фреда, но, кажется, перед уходом с поля он успел забить гол»?! - Нет, ну не так, конечно. Но ведь это внук Артура и Молли. - Или внучка… - Или внучка. Это их кровь. И они не просто имеют право, но должны знать. - Я не хочу рассказывать им про нас, Брид… - Гермиона! – рявкнула трубка, заставив дёрнуться в сторону. – Приди в себя хоть ненадолго! Мне нужен твой хвалёный мозг, а личную драму оставь себе. Никто не претендует! – потом её голос стал гораздо мягче. – Я не могу заставлять тебя. Конечно, последнее слово будет за тобой. И от меня о твоём положении никто не узнает. Но, пожалуйста, подумай о родителях Фреда. Если они узнают, что ты подаришь им внука или внучку, рождённую от их сына, то их горе… Оно никогда не исчезнет, но ты сможешь дать им толику утешения. Позвоню завтра утром, - я вернулась в свою комнату и свернулась клубочком на одеяле. Впервые за долгое время в голове лихорадочно роились мысли. Моя беременность на самом деле – никакое не открытие. Это логично, учитывая нашу с Фредом безалаберность и постоянный стресс, на фоне которого у меня всё сбилось. Только что теперь делать? С ребёнком, у которого не будет отца. Отец о нём даже не узнает никогда. Мне придётся растить его одной. А надо ещё окончить последний курс школы. Найти работу. Потому что нужны деньги – не сидеть же на шее у родителей. Я и так огорошила их. Надо будет, кстати, спуститься вниз, поговорить хорошенько. Рассказать всё. Ну, или не всё, но ровно столько, чтобы они поняли. Ближе к утру меня стали одолевать сомнения. Я бесчисленное множество раз падала, уворачивалась от заклинаний, недоедала и мёрзла, что просто чудо, как этот ребёнок до сих пор жив. А, может, доктор ошибся. Может, он вот-вот… Покинет меня… Ладонь легла на ровный живот. Я закрыла глаза и прислушалась. Темно и тихо. А, может быть, грядущим же утром сходить в больницу и… Самой завершить всё, пока не поздно? Всё равно ребёнок не принесёт никому счастья. Зачем впускать его в мир? Теряясь в лабиринтах этих ощущений, стараясь найти хоть что-то, говорящие о постороннем присутствии, я не заметила, как заснула. Крепко заснула впервые за две недели. Сознание будто полностью отключилось, подарив мне живительный покой. - Фред! – перед самым пробуждением снился сон. Я бегу через лес, интуитивно понимая, что вот-вот окажусь на поляне, где мы хотели построить наш дом. – Где ты, Фред?! – и вот поляна. Тёмная и мрачная. А в её центре – рыжеволосый мальчишка. - Фред! – кричу я. Он в испуге оборачивается, и мне становится так страшно, что Морфей выпустил из липких объятий, оставляя напоследок дрожь и капельки ледяного пота на лбу. Я резко села на кровати, прижимая ладонь к клокочущему сердцу. Это был не Фред! У того, кто мне приснился, карие глаза. Карие. Как мои… В зеркале напротив кровати показалось моё исхудавшее и побледневшее отражение. Растрёпанные немытые волосы прилипли ко лбу и вискам. Одежда – мятая и неряшливая. А потом взгляд упал на пустующую полку, с которой три дня назад исчезла фотография. Я не могла больше это видеть и в ярости швырнула рамку о стену. Прибежавшая мама убрала осколки и снимок, поклявшись выбросить. В груди защемило от нестерпимого холода. Зачем я это сделала? Ведь это была память! Единственная память… А потом я почувствовала. Сначала едва уловимо. Как первая звезда, несмело загорающаяся на тёмном небе, странное ощущение возникло где-то глубоко в душе и теле. Потом всё явнее. Будто кто-то незримо находится рядом со мной. Кто-то добрый, любящий, но отчаянно нуждающийся в моей ответной любви и защите. Я сидела в тишине, слушая говорящее беззвучие, не поддающееся совершенно никакому объяснению. Это было покрытое древней тайной чудо зарождения новой жизни…***
Мама, выйдя на кухню, не поверила своим глазам, увидев меня, переодевшуюся, с вымытой головой, деловито снующую возле плиты. Потом пришёл папа. Вместе мы сели завтракать. Я криво изложила суть произошедшего, опуская наиболее красочные детали войны и битвы, в которой погиб Фред. К концу рассказа лицо у мамы было в слезах. Отец напряжённо молчал. - Ты должна рассказать всё его семье, - сказал наконец он. А потом добавил, - Разумеется, только в том случае, если ты хочешь оставить ребёнка. - Конечно, она хочет его оставить! – встрепенулась мама. – Как можно? Это же память о любимом человеке! - Да… Только этот человек никогда своему сыну или дочери даже «привет» не скажет… - Родительская любовь измеряется не словами, а поступками, Гермиона. - Что ж, в воспитании я полный профан. Даже непривычно как-то, - губы тронула желчная улыбка. - Ладно. Я благодарна за вашу поддержку. Сегодня мне позвонит… - но тут прервал громкий стук в дверь. Эх, и недооценила же я её! Бриджель стояла на пороге, как солдат, готовящийся к решающей схватке. Она прошла на второй этаж, не забыв заглянуть на кухню, поздороваться с родителями и отказаться от завтрака или чая. Закрыв дверь комнаты, Бриджель сурово воззрилась на меня, ожидая ответа. - Я даже боюсь заговаривать с тобой. Ты меня в окно выкинешь, если скажу что-то, что тебе не понравится, - хихикнула я, выуживая из тумбочки небольшую сумочку и складывая в неё вещи для похода к Уизли. Лицо её просветлело. - Ты решила всё-таки? - Как я могу иначе, Бриджель? – я пыталась говорить как можно радостнее, но не чувствовала счастья. Рана, нанесённая потерей Фреда, была так глубока, что словно отсекла возможность испытывать светлые эмоции. Целый день мы бродили по городу. Бриджель попросила Гарри приехать в Нору и сказать, что к вечеру я и она зайдём на чай. Поттер догадался - волочиться в такую даль из-за «просто чая» нормальные люди не станут, поэтому прислал письмо с кратким: «Всё понял». - Конечно, он понятия не имеет, с чем именно мы идём, - вздохнула Бриджель, пнув лежащий на земле камень. - Как Драко? - Нормально. Подрался со своим папашей. Безо всякой магии. Они сцепились, когда Драко заявил, что любит меня и хочет жениться. Люциус так обрадовался: решил придушить наследника. Я посмеялась бы, да Нарциссу жалко. Ей пришлось разнимать их самой. Тоже без магии. Кажется, ей даже досталось – чей-то кулак срикошетил. Драко, конечно, винит в этом отца. Отец – Драко. Короче говоря, выгнали легендарного наследника Малфоев из дома. Теперь на нашу свадьбу он будет копить сам. Мы ютимся в моей съёмной квартире. - Разве твой отец не даст денег? - Не на такое. Мама тоже с ним согласна. Говорит, что пусть мы и богаты, но я не должна шиковать сверх меры. Поэтому папа снял двухкомнатный клоповник в Хайгейте. - Драко справляется с этими условиями? - Стоически терпит. Палочку-то у него тоже отобрал Люциус. И куда-то спрятал. Люциуса вызвали на допрос и пока держат в Министерстве. Нарцисса обшарила всё поместье вместе с домовиками – не нашли. Так что дома у меня живёт не просто вечно бубнящий Малфой, но и Малфой, который готовит глазунью по поваренной книге, мерлиновы яйца! - Мы переглянулись и расхохотались, вспугнув стайку воробьёв, облепивших ветки дуба. Удивительно, но токсикоз прошёл, хотя раньше меня мутило с утра и даже во сне. В тот день я преспокойно гуляла, наслаждаясь свежим воздухом в парках, увенчанных короной сочно-зелёной листвы. Бриджель упоённо шутила о неприглядностях жизни маглов, а в моей голове то и дело мелькали мысли: как сегодня ярко светит солнце, как нежно шепчутся друг с другом листья… Всего этого Фред уже никогда не увидит.***
В Нору мы прибыли вечером, когда уже стемнело. Идя по узкой тропинке, петляющей среди камышовой травы, я вспоминала, как когда-то сидела на крыльце вместе с Гарри. Мы ждали остальных участников освободительной операции. Вернее, их ожидал Гарри. Меня же интересовал лишь один. Вспомнилось, как Фред вылетел из высоких камышей и тут же стал шарить взглядом по лицам прибывших, силясь найти меня. А потом – до боли сжал мою ладонь в своих пальцах. - Нельзя было выбрать место посуше! Дьявол, как же от меня воняет! –его голос прозвучал так реально, что ноги мои будто приросли к густой траве. Я задрожала, начав испуганно озираться по сторонам. - Фр… Фред… - имя засело в глотке, как рыбья косточка. - Эй, тише, - Бриджель взяла за плечи и несильно встряхнула, заглядывая в глаза. – Всё нормально. Это нормально, не стыдись, Гермиона. Но сейчас важно, чтобы ты успокоилась. Силы тебе ещё понадобятся. Хорошо? - Да-да, я в порядке. Всё. В норме, - с титаническими усилиями, но я справилась с волнением. - Здравствуйте, добро пожаловать. Бриджель, как поживаешь? – Молли вымученно улыбнулась ей, а потом заприметила меня. Улыбка её подёрнулась трауром. Она знала о нас… Конечно, чаем всё не обошлось. Миссис Уизли наготовила полный стол. Как назло, присутствовала Анджелина. Сначала я рассердилась и с кислой миной гипнотизировала свою тарелку, но потом одёрнула себя. Ведь Анджелина – девушка Джорджа. И кому, как не ей поддерживать его в такое время. Рон привёл Лаванду Браун, которую представил, как свою возлюбленную. Никто особо не вдавался в подробности. Все радовались возможности хотя бы чуть-чуть вернуться к нормальной жизни. Артур принялся рассказывать, как восстанавливают Министерство и школу. Удивительно, но будущей осенью замок уже подготовят для возобновления обучения. - И вы преспокойно сможете поступить на заключительный курс, - подытожил мистер Уизли. Разговор зашёл о каких-то бытовых мелочах, но я чувствовала напряжение, витавшее в гостиной. Когда-то на диване, на котором теперь сидят Гарри, Джинни и Бриджель, лежал раненый Джордж. А у изголовья стоял бледный Фред. Теперь за столом ему бы даже места не хватило… - Я хочу сказать! – не помню, кого перебили мои слова. Но разговор мигом затих. Бриджель ободряюще кивнула. Не зная, к кому обратиться, я встала и оглядывала лица присутствующих. Напряжённых Гарри и Джинни, испуганных Джорджа и Анджелину, озадаченных Артура и Рона, сочувствующую Лаванду. Наконец, взгляд остановился на необычайно сосредоточенной Молли, сидящей довольно далеко от меня. - Я пришла… - и хотя, гуляя, мы с Бриджель пытались порепетировать, такой разговор лучше получается, когда говоришь от сердца, а не по плану. – В общем, я хотела извиниться. За то, что не появлялась здесь. Не поддерживала никого из вас. Мне было слишком тяжело это делать, так как у самой сил оказалось недостаточно. Но… Произошло нечто очень важное. И вы должны об этом знать. Хочу предупредить, что ни на что не претендую. И, если вы сочтёте нужным, то я не буду больше вас беспокоить, никогда не приду в этот дом. Потому что покой и благополучие всех, кто собрался тут, значат неизмеримо много для меня. Дело в том… Фред, - имя хлестнуло меня, как кнут. – Он был мне очень дорог. - Мы знаем… - необычайно тихим голосом произнесла Молли. Её глаза блестели от подступивших слёз. - Но вы знаете не всё, - моя речь звучала на удивление твёрдо, а тело не била мелкая дрожь. – Мне стало известно об этом только вчера. Я… Я беременна. Фред – отец этого ребёнка, - и с плеч словно свалился огромный, многотонный камень. Желанное облегчение, пусть и частичное – оно было достигнуто. Вот, что нужно было сделать. Не попрощаться с Фредом, а узнать о новой жизни. И сообщить остальным. Джинни раскрыла рот, поражённая до глубины души. Остальные, особенно Джордж, были похожи на жертв нападения Василиска. Их будто парализовало, заморозив в выражении крайнего потрясения. Но в тишине раздался всхлип. Молли приложила к лицу натруженные руки и расплакалась. Я вцепилась ногтями в крышку стола. Сейчас они накинутся на меня, обвиняя во лжи, в плевке в память Фреда и выставят вон, приказав никогда больше не появляться на пороге этого дома! Вдруг сквозь рыдания миссис Уизли послышались нервные смешки. Наконец, она отняла руки от лица и взглянула на меня. Это были слёзы радости. - О, Гермиона! – она сорвалась с места и мигом оказалась рядом, заключая в крепкие тёплые объятия. – О… Какое же это счастье, Мерлин! Я не верю! - Не может этого быть… - прошептал Джордж, переглядываясь с Анджелиной. - Вот так Фред! - шмыгнул носом растроганный Артур. В ответ Рон рассмеялся, а следом за ним – Гарри и Джинни. По очереди они обняли меня. И каждый, заглядывая в глаза, спрашивал одно и то же: «Неужели это правда?». А, получив утвердительный ответ, обнимал ещё крепче, шепча: «Какая радость!». - Ты можешь жить с нами, если захочешь, - сказала Молли, сидя рядом со мной и держа за руку. - О, миссис Уизли, у меня уже есть дом. Правда, его надо построить, - бодро заявила я, вызвав удивление присутствующих.***
За последующие несколько месяцев удалось развить такую бурную деятельность, что, должно быть, даже до Азкабана дошла молва о Гермионе Грейнджер, которая носится с папками и чемоданами то в банк Гринготтс, то в Министерство, то в Косой переулок, то в Хогвартс. Носится и никуда не опаздывает, хотя день ото дня становится всё бледнее. Депрессия временно отступила, вспугнутая целым ворохом дел. Раз от раза меня всё-таки ловила Молли и утаскивала в Нору, где откармливала в течение суток, заставляя высыпаться и не думать о запланированных встречах. По моей просьбе я останавливалась в комнате Фреда и Джорджа. Джордж жил с Анджелиной, снимал квартиру в Косом переулке. И пустующая комната близнецов изредка становилась моим пристанищем. Спала я, конечно, на кровати Фреда. Удивительно, но во время беременности память о нём не ранила, а будто наоборот – обволакивала и защищала. Я могла не сомкнуть глаз целую ночь, завернувшись в его одеяло, думать о нём, вспоминать, как нам было хорошо вдвоём, как мы смешно выражали друг другу первые симпатии, едва не перепортив все нервы… А наутро казалось, будто проспала беспробудным сном дня три – такой отдохнувшей я себя чувствовала. Чертежи Фреда оказались на удивление точными. И совпадали с моими представлениями о нашем доме. Осталось лишь немного доделать. На это ушла пара недель. Ещё неделя, чтобы собрать документы и пойти в Гринготтс за ссудой. Новое Министерство премировало героев, боровшихся на стороне противников Тёмного Лорда, поэтому я довольно мурлыкала, когда гоблины с кислыми минами отвалили Гермионе Грейнджер мешочек золотых. Большой такой мешочек. Мама с папой тоже взяли небольшой кредит. Стерлинги я сменяла на галеоны и пустила в дело – вложилась в восстановление «Всевозможных Волшебных Вредилок». Ох, и каких трудов стоило подбить Джорджа возобновить бизнес! - Это было делом жизни Фреда! Так продолжи его! - Я не узнаю тебя, Джордж! – вдвоём с Анджелиной мы набросились на него прямо посреди супермаркета, куда пришли закупаться для грядущего семейного ужина. Отгородившись от нас тележкой, Джордж отступал, пока не упёрся спиной в стеллаж с вином. И – капитулировал. Рон, нагруженный меньше всех, взялся вести в этом бизнесе долю Фреда. Хотя ничего не смыслил ни в расчетах, ни в статистике. В этом оказалась сведущей Лаванда. Любительница сплетен и хитросплетённых интриг, она, видимо, натренировала свой мозг многолетним перемыванием косточек. Несколько раз мы сталкивались в банке: Лаванда что-то деловито втолковывала бледному Рону, готовящемуся войти в очередной кабинет очередного инспектора. То ещё зрелище! Пока отец Драко сидел в камерах Министерства, регулярно появляясь на допросах, Малфой-младший втихаря помог мне с архитекторами и строителями, чтобы побыстрее начать работы по возведению дома. - Никогда бы не поверила, что ты будешь звонить знакомому архитектору по телефону. Слышала, отец у тебя даже сову конфисковал, - не сдержалась я. Вместо привычной брани, Малфой горестно вздохнул: - По кирпичику скоро разнесу наше поместье. Лишь бы палочку свою найти. Надоело уже искать пульт от проклятого телевизора, который вечно куда-то девается в квартире, где мы живём с Бриджель… Раньше всего одно «Акцио», и готово. Как ты только существовала без волшебства?! Гарри был нарасхват у всех и вся. Даже Джинни видела его довольно редко, о чём сетовала мне в письмах. Но что я могла? Ведь в глазах миллионов Гарри – герой-победитель. У него теперь столько обязанностей. В конце августа, перед самым началом учебного года, мы выбрались прогуляться по Лондону вдвоём. В парках уже ощущалось дыхание осени. Кое-где листва покрылась позолотой, усталая трава гнулась к земле. Люди куда-то спешили. Даже те, кто гулял, казалось, шли быстрее обыкновенного. И только мы не торопились. - А помнишь, как Дадли посадили на диету перед нашим поступлением на четвёртый курс? Я писал тебе. - Да! Это было в год Чемпионата по квиддичу? - Именно. Чтобы поддержать его, тётя Петунья решила, что мы всё лето должны семейно давиться грейпфрутом. Я понял, что не выживу, и послал вам письма с мольбой о спасении. Боже, ты бы видела мешок кексов, который прислал Хагрид! Да ладно он – а узелок от миссис Уизли?! Этим можно было питаться месяц, но сова, которая его принесла, поди, ещё неделю от шока не могла оправиться… - Ох, а я прислала тебе коробку печенья… Без сахара! – страдальчески покривившись, я состроила милую мордашку. – Но, что поделаешь, раз родители – дантисты. Мне самой лет до десяти казалось, что сахар – яд, два кристаллика которого сведут меня в могилу с предшествующими муками, - мы прогуливались, вспоминая прошлое. Наше знакомство, наши безумные приключения, случаи, которые казались невероятно смешными теперь, но когда-то были настоящей трагедией. - Здорово ты треснула Драко на третьем курсе! - Здорово Бриджель треснула ему битой на квиддиче! - Наверное, после этого удара он и понял, что влюблён. - А я влюбилась после взрыва дурацкой бомбочки-трилистника... – улыбки на лицах мигом погасли. Вновь в груди закачалась чаша горечи, готовая вот-вот выплеснуться, но не делавшая этого. - Как тебе живётся, Гермиона? Кругом только и разговоров о том, что ты подрабатываешь в Министерстве переписчицей, умудряясь при этом строить дом, развивать бизнес Фреда и Джорджа… Но… Я не могу поддерживать тебя так часто, как это делают Джинни, Бриджель и Рон. Прости. - Знаешь… Я чувствуя себя так, будто сломя голову бегу по канату, натянутому над бездонной пропастью. Чем быстрее бежишь, тем меньше думаешь о том, в какой опасности находишься. И кажется, если остановлюсь или замедлюсь, если посмотрю вниз – то упаду. И вряд ли уже выкарабкаюсь, - невероятно точно получилось сформулировать своё состояние. Вся внешняя суета – лишь отвлекающий манёвр. Чтобы не вдумываться в то, что произошло. - Я думаю, что ты выкарабкаешься. Даже если упадёшь. Потому что всякое в жизни бывает. Мы только лишь люди. Пускай и с волшебными палочками. Но не всегда же при себе их таскать, - Гарри улыбнулся. - Но ведь… Ух, - я остановилась, переводя дыхание. В ответ на обеспокоенный взгляд друга, ответила, чуть смутившись, - Пинается… Извини. - И давно это он… Или она… - Да нет, не очень давно. Как раз в срок. Но иногда делает это слишком рьяно. Мама говорит, я была спокойная. Наверное, Фред даже в утробе давал Джорджу тумаков. Надо спросить у миссис Уизли, как протекала её беременность. - Ты уже знаешь, кто будет? – азартно полюбопытствовал Гарри. Я улыбнулась и не без гордости сообщила: - У меня будет сын.***
До отъезда в школу я познакомила своих родителей с семьёй Фреда, хотя долго сопротивлялась, не понимая, зачем это нужно. Но обе стороны так рвались друг к другу, что пришлось сдаться. Папа перемерил все парадные костюмы и чуть не удавился на галстуке, волнуясь перед приездом Уизли. Вопреки моим ожиданиям, они позвонили в дверь, а не появились из камина, как сделали однажды у Дурслей. Артур, Молли, Джордж, Джинни и Рон, одетые абсолютно по-магловски. Стало даже обидно за свою неоправдавшуюся тревогу. Позже пришёл припоздавший Билл. Перси оказался занят, как и Чарли, но они заранее предупредили, что не смогут прийти. Мама была в восторге от Молли, Молли – от мамы, а папа купил Артура, надарив ему кучу магловских штуковин, доведя мистера Уизли до крайнего упоения. Особенно глянулся ему набор штепселей, которые, как оказалось, Артур давно коллекционировал. Уже под вечер настал черёд альбомов с фотографиями. Трудно было поверить, но Молли прихватила детские фотографии Фреда и Джорджа. Я предусмотрительно держалась в стороне. Между мной и ними всё равно оставалась прозрачная, но прочная завеса, навсегда разделившая нас. Не было слов, как я благодарна Джинни, Рону и Джорджу за самоотверженность, с которой они поддерживали непринуждённую беседу, умудряясь даже развеселить родителей. Я же чувствовала за спиной какой-то потусторонний холод – здесь должен находиться Фред. Это он должен сидеть за столом рядом со мной и втихаря отпускать забавные шуточки, доводя меня до истерического хохота. Но вместо этого я была там одна. Когда Уизли ушли, а это было далеко за полночь (они отказались заночевать, несмотря на настоятельные требования моих родителей), мама пришла в мою комнату и села на краешек кровати. - О, милая, они прекрасные люди. Ты так правильно поступила, рассказав им обо всём. Он одобрил бы… - она осеклась, встретившись с моим испепеляющим взглядом. - Ты никогда не узнаешь, каким Фред был на самом деле. Что ему нравилось, а что – нет. Если тебе понравилась его семья, а они действительно чудесные, то я очень рада и благодарна за понимание и поддержку. Но больше никогда при мне не говори о Фреде. Никогда.***
В сентябре я появилась в Хогвартсе, хотя Гарри, Рон и остальные осипли, требуя написать заявление на имя директора, сообщив о своём положении и попросив об иной форме обучения. Но поблажки мне не нужны. Раз надо учиться – значит, буду учиться. - Здравствуйте-здравствуйте, мисс Грейндж… Дж… Ж… - у Макгонагалл будто зажевало плёнку, когда она опустила глаза ниже и увидела мой выступающий живот, который на шестом месяце уже невозможно было скрыть никакими платьями. А уж тем более – брюками и кофтой, наброшенной на форменную рубашку. От юбки и гольфов я отказалась, чтобы не позорить школьную форму окончательно. Минерва долго дёргала очки в проволочной оправе, кашляла в кулак, тёрла переносицу. На лекциях она то и дело засматривалась на меня и забывала материал. - Вы уверены, что хотите продолжить обучение? – спросила наконец Макгонагалл, когда занятия закончились, и в аудитории мы остались вдвоём. - Абсолютно. До декабря я могу присутствовать на занятиях. Потом… - Мы найдём выход, я не сомневаюсь, - уверенно заявила она. – Это похвально, что вы так серьёзно относитесь к образованию. Успехов. Надеюсь, что вы продолжите выполнять всё, как привыкли, - я кивнула. Но на выходе Минерва добавила уже по-матерински ласково, - И всё-таки постарайтесь беречь себя. Очевидно, сын пошёл в отца и ненавидел нудные занятия также, как Фред. Ребёнок толкался только тогда, когда приходила пора сидеть в аудиториях или – библиотеке, чтобы написать доклад. Приходилось то и дело вскакивать да прохаживаться между столов. Иначе он не успокаивался, даже когда я пробовала гладить живот. - Видимо, будет загонщик что надо, - хмыкал довольный Рон. - Ну да, ты-то вон сплоховал, - Бриджель умудрялась давать ему затрещины, и они начинали носиться друг за другом по библиотеке, срывая к чертям весь настрой на учёбу у тех, кто собрался зубрить. Малфой не возражал. Он держался особняком, но теперь при случайных встречах на лестницах или в коридорах, они с Гарри искренне пожимали друг другу руки. Как-то пара слизеринцев пошутила по поводу моего положения. К вечеру они оба пришли к башне Гриффиндора просить прощения, а неподалёку за этим внимательно следил рассерженный Драко. Самым трудным для меня оказалось войти в Большой зал. Цепенея, я вспоминала, где же лежал убитый Фред. Но теперь найти это место не представлялось возможным. За длинными столами шумели ученики, галдели младшекурсники, шушукались сплетники, хихикали влюблённые девочки. Как мы когда-то. Не удивительно, что кусок в горло не лез, как ни старались Бриджель, Джинни и даже – Гарри. Однажды за ужином, когда пришла пора десерта, предо мной появился изумительный сливочный пудинг, на котором было выведено карамельным кремом: «Добби надеется, что мисс Грейнджер любит пудинг!». Будучи растроганной до глубины души, я съела всё под чистую, не забыв потом лично поблагодарить эльфа, трудившегося в Хогвартсе.***
В середине декабря пришлось отправиться в Лондон, так как моё присутствие было необходимо на заседании Министерства, которое образцово-показательно карало пойманных Пожирателей. Я согласилась, чтобы не доставлять ещё больше хлопот окружающим, хотя мне грядущее заседание было безразлично. Долохов оставался непойманным. А Фред – неотмщённым. После процесса разрешили переночевать дома. Мы так редко виделись с родителями, что это была бесценная возможность побыть вместе. Там-то всё и случилось. Уснув в своей комнате, я вскочила посреди ночи, разбуженная непонятным чувством всепожирающего ужаса. Липкая испарина выступила на лбу, руки дрожали. В комнате было темно, но взгляд различал очертания окружающих предметов благодаря ярко-оранжевому свету уличного фонаря, проскальзывавшего через щель между шторами. Судорожно хватая воздух ртом, я неловко поднялась на ноги и начала ходить по комнате, держась за живот. Вспышка тупой боли. Потом ещё. И ещё. Всё больнее и дольше. Роды пришли вовремя – восемнадцатого декабря. Мама подбадривала меня, пока мы ехали в больницу, но по её белым от страха глазам было видно, как она волнуется. Несмотря на все пережитые потрясения и проблемы, я родила легко. Это было так удивительно. Так непостижимо! Мне дали подержать новорожденного сына. Я вглядывалась в его забавное маленькое личико, чувствовала его живительное тепло. Он – это мы. Фред и я. Но Фреда нет уже более полугода. А его сын только-только увидел этот мир. Где-то мне было даже жаль, что он родился. Больше меня с Фредом ничто не связывало так тесно, как это было, пока я ждала малыша. Но Уизли-Поттеры-Грейнджеры обрушились таким цунами восторга, что сопротивляться было преступлением. Молли и моя мама умилялись, попутно смахивая слёзы, даже не сентиментальная Джинни, тёрла глаза. Артур и мой отец по очереди носили ребёнка на руках, когда нас наконец-то выписали. Рона никто не подпустил, к вящему его огорчению. - Да убери ты грабли, - толкала его Джинни. – Он такой маленький ещё! - Ох, ну давайте я его потискаю, когда он в Хогвартс поедет, - бубнил расстроенный друг. - Как ты его назовёшь? – спросила Бриджель. Я удивлённо уставилась на неё. За прошедшие месяцы у меня было много сомнений и вопросов, но вот уж с этим всё изначально представлялось яснее некуда. - Фредом, - в ответ на это все присутствующие вывернулись в мою сторону. – Фредом, конечно же. - Но… ведь… - запинаясь, проговорила Джинни. Я уже приготовилась отражать атаки, как на выручку пришёл человек, реже всего появлявшийся рядом. Наверное, потому, что он чувствовал такую же затаённую боль, что и я. - А я поддерживаю. Хорошая идея, Гермиона, - Джордж взял племянника на руки. Тот замахал крошечными розовыми ручками, вызвав всеобщую улыбку. - Ну… Что ж. Пусть наш Фред растёт здоровым и счастливым. - И талантливым волшебником, - улыбнулась мама, переглянувшись с растроганной Молли.***
Фред Грейнджер действительно рос здоровым, но, увы, несчастным. Мы были похожи только цветом глаз, да и то – с годами мои всё больше чернели, а его – становились светлыми, как древний янтарь. В остальном же Фред представлял точную копию своего отца: копна рыжих волос, ужимки, даже веснушки – и те располагались именно так, как у… него. Дом оказался достроенным в мае 1999. Второго числа. Я въехала туда в годовщину смерти Фреда. И если поначалу заботы по обустройству, учёбе и уходу за маленьким сыном отнимали время, то потом сердце всё плотнее облепляла чёрная чешуя безнадёжности. Чем старше становился Фред, тем явнее росла моя к нему неприязнь. Он был послушным, смышлёным, терпеливым. Никогда не кричал без повода и не капризничал, не доставлял мне практически никаких хлопот. Когда на горизонте появлялись мои родители или кто-то из Уизли, Фред мгновенно узнавал их и приходил в неописуемый восторг, протягивая пухлые ручки. Молли не выпускала его их объятий, то и дело восклицая, как внук похож на своего отца. Даже его первое слово было: «Папа». На первом этаже в доме я повесила несколько фотографий Фреда, которые передала миссис Уизли. Годовалый сын долго крутился возле одной из них, сосредоточенно смотрел, а потом произнёс: «Папа». Он без слов понимал то, о чём все молчали. Но с годами я чувствовала, что выдыхаюсь. Что, видимо, посмотрела вниз, и теперь падаю в пропасть. За мной завелась привычка кричать на Фреда по поводу и без, даже когда он был совершенно не виноват. Он бесил меня своей схожестью с тем человеком, который оставил навсегда, и которого я никогда не увижу. Однажды, не сдержавшись, я напустилась на него при своих родителях. Мама отчитала меня, как никогда прежде. И пригрозила в случае повторения отобрать сына. Я не возражала, но, услышав об этом, он принялся так плакать, что разжалобил. Дома он пугался моих окриков настолько, что иногда убегал под лестницу или прятался под мебелью. Окончив школу, я работала канцелярской крысой в одном из отделов Министерства. Поиски Долохова, начавшиеся так активно, затягивались, а спустя три года и вовсе прекратились. Вернее, были заморожены. Если бы Долохов вдруг появился на Трафальгарской площади и принялся размахивать палочкой, посылая «Аваду» в каждого встречного, то его, может, и задержали бы. А так – слишком трудно найти такого умного колдуна. Минерва, с которой мы редко, но всё-таки пересекались, сокрушалась по поводу того, куда я засунула свой талант. Рон и Джордж в тысячный раз получали от меня отказ взять долю в их бизнесе, который шёл на «ура». Вопреки чаяниям Фреда о семейных путешествиях, я никуда не возила сына. Этим занимались либо мои родители, либо – Уизли. Вся окружающая жизнь со временем словно переставала существовать для меня. Работа, образование, знания, родные, друзья – оно проходило мимо, как железнодорожный состав. А я будто стояла на платформе, провожая этот поезд мёртвым взглядом человека, который уже ни на что не надеется. Став старше, Фред потянулся к книгам, и сам мог часами просиживать за магловскими и волшебными сказками, а потом – даже за нехитрыми трактатами по колдовству. Джордж приводил любимого племянника в неописуемый восторг простецкими волшебными фокусами. Мой сын знал все правила квиддича и мечтал стать загонщиком. Рон пообещал подарить ему метлу, когда настанет пора ехать в Хогвартс. Однако, в декабре 2007 года Фреду должно было исполнится девять лет. Но его магические способности никак не проявлялись. Я презирала его за это, плохо скрывая свою неприязнь. Мне казалось, что Уизли и Поттеры специально лебезят перед ним, стараясь создать иллюзию – будто они любят его и таким. Обычным. Фред был талантливым, одарённым волшебником, а вот его сын… - Он ещё и сквиб, - выплюнула я за семейным ужином в Норе. Бряцание приборов за длинным столом мигом прекратилось. Это было в августе две тысячи седьмого. Молли накрыла в саду. Стояла чудесная погода, и все кругом были в приподнятом настроении. Кроме меня. Которая хоронила себя заживо. - Эй, дружок, - Флёр потрепала погрустневшего Фреда по румяной щеке. Он тут же расплылся в стыдливой улыбке. – Пошли, покажу, какой мы с бабушкой вырастили розовый куст? Если тебе понравится, тоже вырастишь такой около дома, Фредди. - Пошли, - согласился он. Они вышли из-за стола, и ещё долго посреди тишины был слышен голосок Фреда, рассказывавшего Флёр о своих любимых увлечениях. Я никогда не спрашивала у него об этом. - Гермиона, ты не должна так говорить, - сказал, наконец, Артур. - Ты слишком мягок с ней, папа! – рявкнула Джинни. – Она совсем потеряла стыд и совесть! Она не должна растить Фредди! Ей вообще нельзя быть среди людей, пока не возьмёт себя в руки! - Гермиона, пожалуйста, приди в себя. Волшебник или нет – Фредди твой сын… - А зачем он мне нужен? – Гарри так шокировали мои слова, что он остался сидеть с разинутым ртом. – Эта копия. Ваш Фредди – подделка настоящего Фреда. Жалкая, лишённая волшебства, пародия. Помните, как Флёр на свадьбе бросала букет? Это был дубль – фальшивка настоящего букета. Из дешёвой ткани и пластика, чтобы держать легче. Фредди такой же… - я ещё долго распиналась перед ними, но Джордж резко поднялся из-за стола. Он был единственным человеком, которого я действительно боялась. - Твой сын не может пробудить в себе магию, потому что ты мешаешь ему, потому что ненавидишь его… Если бы ты не была женой моего брата, я бы давно препроводил тебя в больницу Святого Мунго… - Джордж! – прикрикнула Молли, но он невозмутимо продолжил, не обращая внимания на тычки испуганной Анджелины: - Но ты – часть нашей семьи. Поэтому, так и быть, получишь последний шанс. Если ещё раз я узнаю, что ты неподобающе обошлась с моим племянником, то пожалеешь об этом. Не смей порочить память Фреда россказнями о бесконечной любви, которая будто бы мешает тебе нормально жить. Посмотри он сейчас на то, что осталось от той Гермионы, то пожалел бы обо всём, что делал ради тебя. И не смей приходить сюда, пока не образумишься. Только из уважения к маме я не вытащу тебя из-за стола за шиворот. Уходи. Не испытывай остатки моего терпения. - Я ему не жена. И уже никогда ей не стану, - выдержав взгляд Джорджа, способный переломить позвоночник надвое, я поднялась и зашагала прочь, не слушая окрики Молли и брань Рона. Мы с Фредом вернулись домой и больше не виделись ни с кем из родственников и друзей вплоть до октября того же года. Сын взял в привычку скрываться от меня в подвале, и с сентября не подпускал даже близко, торча там целыми днями. Я не возражала, наслаждаясь медленно пожирающим одиночеством. Да, Фред – прекрасный мальчик. Он любил меня и оправдывал. Тогда лишь яснее было видно, в кого я превратилась. И что недостойна ни такого чудесного сына, ни той любви, которая когда-то огненным поцелуем зажгла моё бумажное сердце. Однажды октябрьским днём в доме было особенно тихо. Мы сильно повздорили из-за какой-то ерунды, но я так напустилась на Фреда, что он разрыдался и выкрикнул: - Ты не любишь меня! И никогда меня не любила! – он убежал, оставив меня стоять в гостиной с опущенными руками и потухшим взглядом. Кое-как справившись с эмоциями, я демонстративно отправилась в свой кабинет, где принялась тупо пялится в бесполезный пергамент из Министерства. Но внутри завёлся какой-то тошный червяк тревоги. - Фред, подойди-ка! – но прошло десять минут, а его осторожные шаги так и не раздавались. Я отложила все дела и принялась искать. Заглянула даже в подвал, который совершенно не изменился: старый хлам, ржавые садовые принадлежности. Значит, Фред просто торчал тут и бездельничал. Или – прятался, скрываясь от штормов моих истерик. - Ты опять испытываешь мои нервы?! Мне надоело! Когда ты уже повзрослеешь! – крикнула я, стоя в грязной гостиной. Он не ответил и не появился. Потом позвонила Молли, сообщив, что всё семейство нагрянет в ближайшие часы. Видимо, хотят мириться. - Всё в порядке милая? – спросила она. - Д-да… Да, миссис Уизли. Всё хорошо. Фред сегодня много работал. Устал… - работой сын называл своё сидение в подвале, проявляя настойчивость, когда я пыталась войти, чтобы узнать, чем он там занимается. Ещё в нашу последнюю встречу в августе Гарри говорил, что поблизости от дома скоро может быть небезопасно, и настоятельно советовал пожить в другом месте. Но мне нигде не были рады, а Фред не мыслил жизни без меня. Он чувствовал, когда я привозила его к своим родителям на выходные, и когда – искренне хотела оставить там навсегда. Он бы ни за что не согласился жить отдельно. Даже с роднёй, которая любила его в миллион раз больше родной матери. Я солгала Молли о том, что у нас всё хорошо, и отправилась в лес - искать сына, напрочь позабыв про волшебную палочку…