Умиротворение

Хотя Кларисса проснулась почти в полной темноте, она не задыхалась, не вскакивала и не кричала, как зачастую это бывало с ней. Единственным звуком в ушах было её имя, произнесённое мягким, но настойчивым тоном где-то на краю сознания. Она чувствовала себя тепло и уютно, когда открыла глаза. Рука Доктора лежала на её щеке, сам он склонился над ней. Его силуэт был очерчен светом из ванной, который частично пробивался сквозь закрытую дверь. Из-за этого она могла видеть только пару блестящих глаз. — Пора вставать? — Только на мгновение, Кларисса, — его рука прошла от её лица к плечу, затем скользнула вниз, погладила спину. Он медленно поднял её. — Вам нужна небольшая медицинская помощь, моя дорогая. Она моргнула, не совсем понимая смысл сказанного им, пока он свободной рукой не дал ей таблетку. Она взяла её без вопросов, позволяя ему держать бутылку воды для неё. Он опустил её обратно на подушку, заправляя простыни вокруг неё ещё раз. Его рука вернулась к её щеке. Она заснула, всё ещё чувствуя, как Доктор водил пальцами по коже. Когда она снова проснулась, небольшой дождь барабанил по окну. Доктор сидел на краю кровати, полностью одетый в свежую одежду. Зависть пронзила её. Он, очевидно, принял душ и переоделся, пока она спала. — Доброе утро, Кларисса. У нас есть чуть меньше трёх часов до нашего прибытия в Вашингтон, вставайте и готовьтесь к поездке. — Я приму душ. «Это не подлежит обсуждению», — подумала она. В последний раз она была в нормальном душе в четверг утром, перед тем как съесть завтрак и сесть во внедорожник с двумя мужчинами, которые стали мертвецами. — Я не надену чистую одежду, пока я всё ещё… грязная. — Конечно, Кларисса, если хотите, то можете принять душ. После безуспешного ожидания спора, она посмотрела на него с подозрением. — Никаких «против», Доктор? — Вы намерены принять душ сегодня, не так ли? — Да… — Если вы не сделаете этого здесь, вы попытаетесь сделать это, когда приедете домой? — Конечно! Первым делом. — Душ здесь оборудован сиденьем и вспомогательными перилами. Ваш нет. Даже при движениях поезда, вам здесь будете безопаснее и комфортнее. А ваша безопасность и комфорт являются моими главными проблемами в данный момент, Кларисса. — Вы знали, что я захочу в душ. Вот почему вы заказали это купе. — Наше положение изменилось, Кларисса, я хотел бы, чтобы вы приняли душ. Я просто ожидал, что вы захотите то же самое. — Хорошо, умник. Какие условия? Я знаю, что они есть. Он по-настоящему улыбнулся ей, и она почувствовала, как её крепко сжатые губы расслабляются. — Проницательное наблюдение. Да, есть условия. Если вы понимаете, что вы не можете им следовать, то боюсь, что о душе не может быть и речи. Она подняла бровь. Да, всё как всегда. — На меня можно положиться. — Вы будете сидеть, тогда не поскользнётесь и не упадёте. Вы будете воздерживаться от наклонов в разные стороны. Вы не будете напрягать мышцы живота, если вы попытаетесь сделать это, то вполне возможно, что они вообще не будут реагировать на ваши команды. Вода должна быть тёплой, а не горячей, потому что её сочетание с обезболивающим сможет отключить вас. Вы должны немедленно позвать меня, если возникнет какая-то проблема, если вы этого не сделаете, и я пойму, что у вас проблемы, Кларисса, я открою эту дверь и выведу вас прочь из ванной комнаты, несмотря на любые ваши протесты. Он не улыбался, и она тоже. Условия… были… справедливыми. Даже разумными. И после нескольких дней обтирания влажной мочалкой, она отчаянно хотела пойти в настоящий душ. Так ничего не делать, что может смутить меня и не мыться слишком интенсивно, тогда он не увидит тебя впервые голой пока ты вся в синяках, швах и в панике. Да, мы прикроемся, пока все раны не станут шрамами. Отлично. Теперь она чувствовала гнев и депрессию. — Хорошо. Тёплый душ, без наклонов, никаких акробатических трюков, позвать, если вы мне будете нужны. Поняла. Он ничего не сказал про её тон, но даже она знала, что тот был раздражённым. Он просто помог ей встать, доковылять до ванны и сесть в душевой. Он поставил небольшой набор туалетных принадлежностей рядом с ней и положил полотенце в пределах досягаемости. — Я думаю, что вы будете настаивать на том, чтобы надеть пижаму самостоятельно, Кларисса, но я готов помочь. — Вы правы, — она кисло улыбнулась. — Я буду настаивать, чтобы вы сейчас вышли. — Минуточку, Кларисса, — он покинул комнатку и вернулся со стопкой чистой одежды, которую положил на сухую раковину. — Конечно, я люблю видеть вас одетой лишь в полотенце, но я сомневаюсь, что это то, что вы имели в виду. Она фыркнула и скривилась от боли, подавив желание ухватиться за бок. — Я представляю собой буйство красок, Доктор: черный, фиолетовый, красный, зелёный. Это не то, что человек хочет видеть в полотенце. — М-м-м. — Он, конечно, был не согласен, но не высказал никаких дальнейших комментариев по этому вопросу. — Вы можете достать до смесителя сидя, Кларисса? Он отрегулирован по вашему вкусу? Она потянулась к душу и показала, что всё в пределах её досягаемости. Сам душ был направлен на сиденье. — Всё хорошо. — Я оставлю вас. Постарайтесь не направлять струи на швы, Кларисса. Мы сможем исправить их по мере необходимости после душа, — он повернулся, чтобы уйти. — Доктор? — Он остановился на пороге. — Спасибо. В самом деле, гм… просто, спасибо. — Всегда, пожалуйста, Кларисса, — его голос был мягким, таким же, как щелчок двери, когда он вышел и закрыл её за собой. Для девушки душ был удовольствием, а не необходимостью. Движение её правой руки были ограничены болью: она не могла ни поднять, ни вытянуть её, не издав при этом острый протяжный стон сквозь стиснутые зубы. Так что все манипуляции она делала левой рукой. Обезболивающее вызвало лёгкий туман в голове, а левая рука не привыкла к физической нагрузке. Она обнаружила, что принятие душа стало серией коротких движений с последующими более длинными паузами для отдыха. Мытье волос одной рукой, при этом, не согнувшись, вызвало желание побриться наголо. Из-за неуклюжести и истощения она опрокинула душевой набор, когда выключала воду. Он с грохотом упал на пол. Дерьмо. — Я в порядке, Доктор, — крикнула она прежде, чем он успел спросить. — Не топчитесь там, снаружи. Я могу отлично обращаться с вещами сама. Его ответ, был более чётко сформулирован, чем её. Казалось, он стоял прямо за дверью. — Конечно, вы можете, Кларисса. Я знаю, что вы привыкли сами справляться со всем. Но вы можете подумать над тем, что есть и другие варианты. Она посмотрела вниз на кровоподтеки, которые потекли по её телу, когда она сняла влажную повязку, защищающую её швы. Они как злые чёрные муравьи ползли в её сторону. Она хочет его помощи? Неужели она хочет, чтобы он увидел её, или он уже всё видел. Холодок подозрения пробежался по её спине. — Почему вы приехали в больницу, Доктор? — Конечно, для того, чтобы увидеть вас, Кларисса. Чтобы помочь вам, если это в моих силах. — Для того чтобы увидеть мои травмы самому, вы имеете в виду. — Да. Не было никаких сомнений в его ответе, хотя, конечно, он должен подозревать, что он вызовет её гнев. Она закрыла глаза. Гнев, да. Поражение, да. Разочарование в отсутствие контроля самостоятельного над своей жизнью, да. Она откинула голову на стенку душа и позволила чувствам плыть через неё. Почему он сделал это? Потому что он меня любит. Потому что знать лучше, чем не знать. Она вздохнула, проглотив назад сердитый ответ, который уже был на языке. Должно быть, он услышал звук. — Только в качестве медицинского специалиста, Кларисса. Не как потенциальный любовник. — Вы не… вы не… — Я целомудренно исследовал ваши травмы, — его бесстрастный тон смягчился, и она захотела увидеть его лицо, даже если по нему будет трудно читать. Это лучше, чем видеть гладкую поверхность двери. — Ничто не опорочено, Кларисса. Конечно, он узнал её страхи. Она была упрямым ребёнком, она знала свои минусы. Но она не хотела, чтобы его первое реальное впечатление было омрачено ранами и кровоподтёками. Она хотела что-то… особенное. Памятное. — Я не думаю, что я готова к ещё одному варианту, Доктор. Позвольте мне делать, что я могу собственноручно, хорошо? — Конечно, моя дорогая. Я здесь, если вы нуждаетесь во мне. Я нуждаюсь в тебе. Я хочу, чтобы ты смотрел на меня с желанием и нашёл меня красивой, а не раненой. Но это произойдет не сегодня.

* * *

Утро было чем-то вроде испытания с момента пробуждения. Её злость и неуверенность были не неожиданными, конечно же, как её упрямство верная линия поведения. Но есть некоторые области, в которых она ещё не чувствует себя комфортно, полагаясь на него. Он не воспринимал такой отказ на свой счёт, наоборот. То, что она почувствовала необходимость в некотором расстоянии, указывала на скромность, осознание своей собственной сексуальности в его присутствии. Поэтому он не обратил её внимание к тому, что, хотя он не мог видеть её в душе, но мог довольно легко построить себе мысленную картину, основываясь на информации, которую ему предоставляли органы чувств. Шорох и выплёскивание мочалкой, когда она скользила по коже. Было больно, когда она прижимала её слишком сильно к невидимым глазу ушибам. Усиливающийся запах миндаля от шампуня. Мягкая ругань, изменение звуков ударов воды, она, несомненно, изо всех сил, пытается вымыть волосы. Может быть, в ближайшие годы, он мог бы присоединиться к ней и помочь с этим, даже если такая помощь не потребуется. Сейчас, однако, он ответил ей честно, нейтрально, чтобы усыпить её внимание. И когда она затихла, он терпеливо ждал. Она нашла чистые бинты и пластырь, оставленные с одеждой. Он, казалось, учёл её желание одеться самой. Шелест. Звук отрываемого пластыря. Судорожное дыхание. Неуверенные шаги. Звук надеваемой ткани. Щелчки кнопок. Тишина, а затем ещё ругательства. Он позволил себе улыбнуться, забавляясь её упрямой решимостью, задаваясь вопросом, сколько сил это требует, как долго она будет продолжать, исчерпает ли свои ресурсы, прежде чем… Дверь открылась. — Доктор Лектер? Улыбка ушла с его лица, и оно снова стало нейтральным, прежде чем он повернулся. — Да, Кларисса? Она вздохнула. — Вы бы… могли расчесать мне волосы? Я не могу поднять правую руку, чтобы сделать это, а левая слишком устала. — Конечно, Кларисса. Может быть, вы сядете? — Пока она купалась, он расправил обратно кровать, чтобы на ней можно было сидеть. — Да. Было бы неплохо, — её лицо оказалось бледным, несмотря на тёплую воду. Возможно, минут девяносто прошло с тех пор, как он закрыл дверь и оставил её одну. Она была, очевидно, на пределе своих возможностей. Скоро десять — перкоцит и антибиотик. Чтобы прибыть на Юнион Стейшон им ещё потребуется чуть более часа. Он помог ей сесть и протянул таблетки с водой, перед тем как снять полотенце, взять гребень и сесть за ней. Она немного расслабилась, когда он осторожно насухо промокнул полотенцем её волосы, прежде чем приступить к делу. Он работал медленно, постепенно, начиная с кончиков, прижав свободную руку к коже головы, чтобы не дергать волосы лишний раз, когда расчёсывал особенно запутанные места. Она довольно вздохнула, явно довольная его пристальным вниманием. Он же стремился максимально увеличить её наслаждение, быстро оценивая возможности для этого, в конце концов, он знал, как это делать. Доктор задумался, что он давно не привык быть таким… открытым. — Прошло много времени с тех пор, как я делал это, Кларисса. Я заметил, что это гораздо проще, когда ты взрослый. Пауза. Он ждал, когда до неё дойдёт смысл сказанного. — Волосы вашей матери. — Действительно. Мои руки были короче, рост меньше. Процесс, несомненно, занимал больше времени, чем если бы она делала это сама. Она тихо усмехнулась. — Держу пари, что для неё это не имело значения, ведь она проводила это время с сыном. — М-м-м. Нет, не верю в это. Дело в том, что когда мы были вместе — нас никто не тревожил. Даже сейчас, я считаю, что это… вполне успокаивает. Он заправил прядь волос ей за ухо, она потянулась за его рукой. — Меня тоже, — призналась она. Он продолжал прочесывать её волосы даже после того, как это стало ненужным, ожидая результата — усталость и перкоцит делали свою работу. Она зевнула. Её тело начало слегка раскачиваться в такт его движениям. Он положил гребень позади себя и вместо этого запустил свои пальцы ей в волосы, чтобы медленными помассировать кожу головы и шеи. Она вздрогнула, когда начала засыпать. — Всё хорошо, Кларисса? — он говорил низко: мягкий гул рядом с её ухом. — Я засыпаю. — Хорошо, Кларисса. У нас ещё есть время. — Вы не будете… вы всё ещё будете… здесь? Он прикрыл глаза, наслаждаясь открытой мольбой в её голосе. Страх отказа поднялся внутри Клариссы Старлинг, она не показывала подобную слабость другим и, конечно, не то, что она позволит себе испытать снова, держа других на расстоянии вытянутой руки именно по этой причине. Но он — это он. Только для него она допускает возможность этой боли в своей жизни. — Да, — подтвердил он. — Спи, Кларисса. Я не оставлю тебя одну. Он мягко надавил на её плечо, и она поддалась его движению. Он поддерживал расстояние между их телами из вежливости, он поддерживал её спину грудью и уложил голову на плечо. Она дышала ему в шею. Верный своему слову, он сидел неподвижно в течение большей части часа. Её доверие — драгоценная вещь, и возможность быть с ней так близко не появится ближайшие несколько недель. Если появится вообще. Он не мог отогнать продолжительное чувство, того что она может выбрать его, ведь она хотела сделать так, как-то… Но она не станет. Что она скользнёт обратно в течение своей привычной жизни, которая сделала её такой и одинокой; привычки, которые, в свою очередь, оставили его на произвол судьбы. Так что это не было ни неожиданным, ни случайным, когда его руки несильно приобняли её, чтобы избежать давления на травмы. И он не будет обманывать себя, не заставит поверить, будто это для того, чтобы её не раскачивал поезд. Он чувствовал ритм её дыхания не только шеей, но и руками, которые лежали на её рёбрах. Он надеялся, что каждый вдох будет вжимать её в него, пока они не сольются в единый, неразделимый организм. Только тогда он сможет подавить все свои сомнения. Это длилось, пока поезд не остановился у станции и Кларисса не начала просыпаться. Он встал, извлёк инвалидную коляску из специального отдела и развернул её. Она злобно посмотрела на коляску, а не на него — он был очаровательно настойчив. — Не хотите, размять ноги, Кларисса? — Я всё равно пойду домой, чёрт подери, — пробормотала она, хотя за её словами скрывалось лукавство. Он помог ей встать, наклоняясь к её уху. — Десять шагов, Кларисса, м-м-м? Она издала смешок, кивая. — Десять шагов. Он наблюдал, как она ходила по небольшому отрезку к окну и назад, меньше десяти шагов, но она была довольна и этим. Она неестественно семенила, отметил он, и её правая нога немного шаркала, когда она поднимала её для шага вперед. Движения, несомненно, причиняли ей боль. — Лучше, Кларисса? — Лучше, — ответила она, хотя он слышал лёгкое напряжение в её голосе и дыхании. — Но, черт возьми, если я знаю, что я буду делать дома весь день одна… — Не волнуйтесь, о вас хорошо позаботятся, — он сделал паузу, когда он помог ей сесть в кресло. — Мисс Мэпп будет встречать вас на вокзале. — Арделия будет здесь, а вы? Она не может увидеть вас, она… — Успокойтесь, Кларисса. Мисс Мэпп не увидит меня. Она вздохнула; он мог видеть, как она усиленно соображает. — Правильно. Вы думали об этом. Жаль. Я просто… — Не в состоянии? Это следовало ожидать, моя дорогая. Вас недавно ранили, и вы под лекарствами. Некоторые вещи сейчас невозможны. Но вы вернули мне долг, Кларисса. Я не ожидал, что будет возможность отдохнуть рядом с вами в течение всей ночи, ни убаюкивать вас в своих руках сегодня утром. Стук в дверь купе подавил в нём вспышку раздражения. Он предпочел бы провести с ней больше времени, и он подозревал, взглянув на неё, что она предпочла бы то же самое. Но так как он не мог сопровождать её сам, он нанял носильщика. — Минуточку, пожалуйста! — крикнул он. Он собрал сумки Клариссы и положил их аккуратно ей на колени. Её руки обхватили его запястья, обвили его. Любопытно, что он позволил это. Он не ожидал, что она поцелует его, так и произошло. Но она подняла руку к его волосам, прижимая его ближе, и прижалась своей щекой к его. Она замерла. Это было не совсем объятие, подумал он. Доктор недоумевал, а потом понял. Она глубоко дышала, несомненно, это выражало страдание. Она… вдыхала его запах. Стук повторился. Её руки упали. Она отвернулась от него. — До скорого, Кларисса, — пробормотал он. И тогда он открыл дверь и повторил свои наставления молодому человеку, который ждал на улице. Доктор наблюдал, как парень осторожно маневрирует с Клариссой по залу, прочь от него. Доктор быстро забрал свои вещи из соседнего купе, надел пальто и шляпу и вышел с противоположного конца. Форма делала носильщика заметным среди толпы. Мисс Мэпп было легко заметить из-за её вскрика или отчаянного махания рукой. — О боже, Си! — она бросилась вперед, возможно, в двадцати пяти футах справа от него, и обняла Клариссу, которая мгновенно напряглась, прежде чем позволить приветствие. Кларисса повернулась, она выглядела потерянной. Он наблюдал, как она взяла себя в руки и выдавила улыбку. Её не было слышно, и он не мог прочесть по губам. Мисс Мэпп, однако, была весьма шумной, когда они вышли из вокзала. — Ты должна была позволить мне приехать и забрать тебя! Я не могу поверить, что ты проделала весь этот путь самостоятельно. Кошмар! Он ждал, смотря на Клариссу, когда она села в автомобиль мисс Мэпп. Чем больше времени он проводил с ней, тем больше времени ему было нужно снова быть с ней, тем труднее становилось видеть её отъезд. Тем сильнее он не мог устоять перед желанием увидеть её снова. Кларисса Старлинг — его зависимость. Его кровь, его душа, что-то, кажущееся мёртвым, тянулось к ней даже в её отсутствие. Впервые с той давней зимы, он вспомнил, каково это — отчаянно любить, без оговорок, всем своим сердцем. И когда она ушла, она оставила часть себя в нём. Часть своей души. Возможно, это они жаждали воссоединиться со своим владельцем. Как будто физические законы Вселенной сами потребовали этого. Это было единственное разумное объяснение боли в груди.