***
В гостиной, на канапе зелёного бархата, расставленных квадратом, сидели четверо: Мисолина в платье из глазета, рыжая девочка с родинкой на подбородке и двое мальчишек. Один, белобрысый и курносый, не сводил светло-серых глаз с Мисолины. Та, корча хозяйку, разливала чай по малюсеньким чашечкам. Второй мальчик, одетый в гвоздичный костюм и сорочку с кружевами, стучал ногой об паркет. Его каштановые волосы, закручиваясь кольцами, прикрывали шею, а на лоб ниспадала чёлка, занавесив её хозяину пол-лица. Сквозь чёлку торчал карий глаз. — Твои родители надолго уехали? — спросил блондин, глядя Мисолине в рот. — Ой, не знаю, Диегито, — манерно выпятила она губки. — Но это не страшно, в доме остался дядя Эстебан. И, конечно, мы — я и Мисолина Вторая, — она указала на куклу, сидящую рядом. — Все прекрасно знают, что я — истинная аристократка и хорошая хозяйка. В будущем я выйду замуж за влиятельного человека, стану важной, как мама. Нет, ещё важнее! Я буду, как инфанта. Поэтому мне надо беречь репутацию, — глаза Мисолины, ангельски-голубые, ножом разрезали собеседника, выявляя двуличность её натуры. Но гости этого не заметили. — А где твоя сестра? — вяло поинтересовался брюнет. Он уже научился строить фальшивое безразличие завсегдатая модных салонов — будущее, уготованное ему с колыбели. — У себя. К ней пришла её мерзкая подружка, племянница сеньоры Амарилис. — Эта та, что на мартышку похожа? — темноволосый хихикнул. — На лягушку, — исправила Мисолина. — Мы с ней водимся, потому что мама дружит с её тётей. Но сеньора Амарилис — утончённая дама, и её муж — важный человек. А у этой Сантаны даже родителей нет. Они умерли, представляете. Эта большеротая живёт у тётки из милости, фи… — Ой, бедная сиротка, вот жалость! — брюнет откинулся на канапе в приступе ядовитого хихиканья. — Мисолина, Луис, ну почему вы такие злые? — вставила рыженькая девочка. — Нельзя всех ненавидеть и высмеивать. Это нехорошо. Ведь Сантана не виновата, что её родители умерли. — Ой, какая ты правильная, Соль! Может, тебе в монашки пойти, а? — Луис опять заржал, приглаживая чёлку пальцем. — Хватит спорить, лучше пейте чай, пока он горячий, — вышла из терпения Мисолина. — А если будете обсуждать этих крыс, Эстеллу и её подружку, в моём присутствии, я попрошу вас покинуть этот дом. В моём салоне принято обсуждать только меня и Мисолину Вторую. На худой конец — мою маму. Дети пили чай, изображая взрослых. Луис смахивал пыль с костюмчика, Диего разглядывал Мисолину, а Соль откровенно зевала, пялясь то на лестницу, то на хрустальную люстру под потолком. — А папа открыл на моё имя счёт в банке! — похвалился Луис. — Вообразите, я уже миллионер! — А мне мама привезёт из столицы самое дорогое и модное платье! — объявила Мисолина. — Я буду самой красивой в городе! — Ты и так самая красивая, — уверил её Диего. — Ах, как я устала от однообразных комплиментов! Так они утомляют, ужас! — закатывая глаза, Мисолина корчила из себя девицу, которой досаждают и досаждают кавалеры. Наверху со щелчком захлопнулась дверь, раздался стук каблуков и на лестнице показались Эстелла и Сантана. Дети враз подняли головы: Луис уронил на пол пирожное, Мисолину перекосило, Соль сдержала хохот, а Диего облил чаем свой бархатный жилет. — Привет! — сказала Эстелла громко. — Надеюсь, мы не опоздали? Девочки спустились вниз. Из-под платья Сантаны торчали сапоги со шпорами, а голову покрывал ночной колпак. Юбка же Эстеллы, как сито дырявая, звенела бубенцами и колокольчиками. Бряцая снаряжением, девчонки подошли к гостям и плюхнулись на канапе. — Как дела? — Эстелла поправила большую дырку на юбке, чтоб её лучше было видно. — Как вам мой наряд? Экстравагантно, правда? — Нет слов! — восхитился Диего, прижимая пальцы к губам. — Что ты себе позволяешь? — Мисолину всю колотило от бешенства. — Это мои гости! Я здесь главная! — Были твои, стали общие. Я тоже хочу развлекаться. А скоро придёт ещё один гость. Мы с Сантаной его ждём. Кстати, все знакомы с Сантаной? Вроде все, — Эстелла тараторила и тараторила. — А я не зна-ал, что ты така-ая, — надменно протянул Луис. — Какая такая? — Такая наглая. — Хм, а я не знала, что ты такой нудный, — парировала Эстелла, театрально зевая. — Ой, я так хочу это пирожное! Вкуснятина! Она схватила крошечное пирожное и целиком затолкала его в рот, перемазав руки и подбородок кремом. У Мисолины язык отнялся от такого пренебрежения правилами этикета. Сантана хрюкала в чашку, а Диего так и не сводил глаз с Мисолины. Однако, заметив чванливый взгляд Луиса, потупился. И вот зазвенел дверной колокольчик. Данте в нерешительности топтался у калитки, думая о побеге. Но стопы прилипли к земле и метания закончились, когда на садовой тропинке появилась мулатка-горничная. — Ты к Эстелле? — спросила она. — Да, — робко кивнул мальчик. — Идём со мной. Данте потащился за Либертад, не чувствуя ног. Никогда он не был в таком шикарном доме. «Ла Пиранья» на лачугу не походила, но сравнению с этим дворцом явно не подлежала. Первым делом Данте уловил тонкий аромат лаванды, издаваемый фонтанчиком в холле. С наслаждением он втянул запах носом — повадка дикого зверька, что принюхивается к окружающему миру. Взгляд его упал и на камин, где красовалась статуэтка: два ангела, чёрный и белый, прижимались друг к другу крыльями. Белый держал в руках орхидею, чёрный — меч. Широченная мраморная лестница уходила ввысь, а пол гостиной украшал зелёный ковер, вокруг которого сгрудились четыре дивана-канапе. Данте не ожидал, что будет столько народу. Шесть человек! Он едва в обморок не грохнулся, когда все они вытаращились на него. Эстелла, подойдя ближе, взяла мальчика за руку, подвела к компании. — Знакомьтесь, мой друг Данте, — представила она. — А это моя подруга Сантана, моя сестра Мисолина и её друзья: Диего, Луис и Соль. — Привет, — промямлил Данте, чувствуя себя всё глупее. А Эстелла, усадив его рядом, сунула ему в руку чашку чая. Дети пристально рассматривали новенького. Особенно Луис. Он так вылупился, что напомнил Данте одноглазого сыча. — Чего ты уставился? — не выдержал мальчик. — Ничего. Просто думаю, а кто ты такой? Никогда раньше тебя не видел. Как твоя фамилия, говоришь? — Тебе-то какое дело? — Большое. Папа говорит, что нельзя общаться с людьми, титулов и фамилий которых не знаешь. — Неужели? — Данте выглядел скучающе. — А я вот не привык разговаривать с людьми, лиц которых не вижу. Сначала причешись, а потом корчи Его Высочество. Все, кроме Мисолины, прыснули со смеху. Луис был обескуражен. Данте попал ни в бровь, а в глаз — чёлка закрывала оппоненту всё лицо. — Не стоит так со мной разговаривать. Мой отец — важная шишка, между прочим. У нас куча земель и золота! — скрипнул Луис зубами. — Эка невидаль! — демонстративно отвернулся Данте. Всё оказалось даже забавно. Бедняцкий костюм Данте не вызвал удивления — Эстелла и её подружка были одеты ещё хуже. И компания Мисолины решила: они сговорились нарядиться как попало. Но, приняв Данте за своего, дети аристократов так и не могли понять, чей он сын. Врождённое изящество в манерах и внешности давало ему фору. Благодаря белой коже и тонким пальцам, что не найдёшь у простолюдинов, никто не усомнился в его хорошей родословной. И Данте, в душе злорадствуя, правила игры принял. Корчить аристократа ему было несложно, а уж когда Луис, обнаглев, водрузил ноги в туфлях из кожи крокодила на столик, Данте удивился его воспитанию. Он, выросший в доме неграмотного Сильвио, и то знал — так нельзя. Но Луис явно мнил себя королём. — Убери ноги со стола, — прямо сказал Данте. — Почему это? — Потому что это стол, а не подставка для ног. — Вот именно, — поддержала Сантана. — Хвалишься своими манерами и родословной, а сам кладёшь ноги на стол. — Что хочу, то и делаю, — упёрся Луис. — Ты, жалкая сиротка, мне не в указ! Все замолкли, но через минуту стол, взбрыкнув, скрипнул ножками и уковылял прочь. В страхе Луис поджал ноги, а остальные взвизгнули. Все, кроме Эстеллы. Мигом сообразив что произошло, она лукаво ухмыльнулась. — Чт-т-то эт-т-то б-б-было? — Луис начал заикаться. — Тебе же сказали — убери ноги со стола, — отчеканила Эстелла. — Это ты сделала? — Что? — То, что стол ушёл своими ногами. — У тебя ещё и галлюцинации! — рассмеялся Данте. — Ты же сам его пнул. — Я не пинал! — А я видел! — И я, — подтвердила Эстелла, тайком подмигнув Сантане. — И я, я тоже видела, — сказала Сантана, хотя глаза её были широко раскрыты. — Ты… ты… ты… дура, не смей всё портить! — у Мисолины, наконец, прорезался голос. Она обняла куклу в попытке её защитить. — Я? — изобразила удивление Эстелла. — Я-то здесь причём? Это твои друзья не умеют себя вести. Кладут ноги на стол, пинают мебель так, что она летает по гостиной. Ну и аристократы! Сантана и Соль прыснули со смеху. Последняя окончательно перешла на сторону Эстеллы. Подсела к Сантане, и они вдвоём шушукались, искоса разглядывая Данте. — АЙ! — на затылок Эстеллы вдруг что-то посыпалось. Это Мисолина вывалила на неё корзинку колотых орехов. — Ты, идиотка! Ты что делаешь? Довольная Мисолина показала язык. Её друзья ликовали, пока Эстелла вытряхивала орехи из причёски. — Давай я помогу, — Данте аккуратно начал очищать волосы девочки. Диего и Луис переглянулись. — Па-а-арочка… Любо-офф, фу-у! — Луис изобразил, что его тошнит. — Такие дураки, сил нет смотреть. А-а-а! — он взвыл, получив в лоб самым крупным орехом. — Ещё слово и ты проглотишь свой язык, — очи Данте потемнели резко; в морских глубинах закопошились два чёртика. Утихли дети, когда Либертад принесла мороженое. Но Данте был уже взвинчен, мечтая надавать по физиономиям этим богатеньким кретинам, а потом уйти, забрав Эстеллу с собой. Он кипел от гнева так, что кончики волос искрились. Но Эстелла быстро его успокоила, погладив по руке. Всё было мирно, пока шаги Либертад не затихли. И тотчас мороженое взбунтовалось, выскакивая из креманок и бухаясь на паркет. Мисолина почти ревела — её обед оказался испорчен. — Это всё из-за тебя! — рыкнула она на Эстеллу. — Крыса, ты опозорила меня и Мисолину Вторую на весь город! Пш-ш-ш! Ведёрко с мороженым поднялось в воздух. Дети в ужасе наблюдали, как оно подлетело к Мисолине и, зависнув аккурат над ней, вывалило своё содержимое на её голову. Мисолина заорала, когда ледяное мороженое потекло по её макушке, плечам и спине: — А-а-а-а!!! Либерта-а-ад!!! Эстелла от смеха пополам согнулась — Мисолина выла под успокаивающие причитания вернувшейся назад Либертад: — Не волнуйтесь, сеньорита! Чего же вы так кричите? Пойдёмте в вашу спальню, я вас отмою! — Дура! Дура! Дура! — Мисолина ревела и топала ногами. — Ты мне за это ответишь! Я тебе ещё покажу! Либертад увела девочку наверх. Та что-то кричала про свою куклу, а Эстелла, Соль и Сантана ойкали — от хохота у них животы заболели. Диего и Луис вжались в канапе, трусливо глядя то на Данте, то на Эстеллу. — Пойду помогу Мисолине, — Соль взяла с канапе забытую куклу. — Нехорошо, что мы над ней смеялись. — Мы с Данте тоже уходим, — сказала Эстелла. — Эти снобы мне надоели. А Мисолина своё получила, будет с неё. Пойдём гулять. Подождёшь, пока я переоденусь? — обернулась она к Данте. — Я подожду в саду, ладно? — он покосился на Луиса и Диего. Не хотел оставаться наедине с ними, поэтому выбежал из дворца, не прощаясь и не оглядываясь.Глава 9. Дети аристократии
6 октября 2015 г. в 00:35
Эстелла любовалась в зеркало, усиленно пыжась, дабы не засмеяться, пока Либертад садовыми ножницами вырезала на её юбке дыры. Волосы девочки были начёсаны и уложены в косматый пучок, центр которого украшал искусственный бант-паук. В кресле, изнывая от хохота, корчилась Сантана.
— Надо бы мушку прилепить, — задумчиво сказала Эстелла. — Либертад, приделай мне мушку!
Та подняла брови.
— Мушки вышли из моды, сеньорита. Их теперича носят одни актриски и… недостойные женщины. Да и раньше лепили, чтоб скрыть прыщи да бородавки.
— Тогда рисовую пудру, — подсказала Сантана.
— Ага, чтобы эти самые прыщи да бородавки и повылазили, — скривилась Либертад. — Волосы нынче уже не пудрят. А кожа благородной сеньориты должна быть, как белый шёлк. Беречь её надобно ото всяких пудр, румян да солнца, а то будете сморщенная, как сеньора Хорхелина или чёрная, как я. Все кавалеры разбегутся и замуж не выйдете.
— Я выйду замуж только по любви. Или не выйду вообще! — выпалила Эстелла.
— А в этом вы правы, сеньорита, — одобрила Либертад, поднимаясь с колен. — Выйти замуж за нелюбимого — тяжкая доля, уж лучше в девках сидеть. Сеньорита Сантана, ваша очередь портить платье, — Либертад пригласительно щёлкнула ножницами.
Но та отмахнулась.
— Ну нет, я только сапоги и шляпу надену, а то тётушка Амарилис меня убьёт, — она выудила из-за кресла сапоги со шпорами, мужские и слегка потрёпанные жизнью, и натянула их поверх атласных туфелек, а на голову нахлобучила шляпу, на которой высилось чучело кошки, огненно-рыжей.
— Ой, фу! — поморщилась Эстелла. — Какой ужас! Эта кошка выглядит как настоящая!
— Она и есть настоящая, — в ответ на слова подруги Эстелла рот разинула. А Либертад уже цепляла к её искромсанной юбке бубенчики и колокольчики, подобные тем, что вешают козам и коровам на шею. — Эту шляпку дядя Норберто привёз из Испании в подарок для тёти Амарилис. А она выкинула её с криком, что не хочет умирать, как графиня де Фьабле. Я и забрала её себе. Это же писк моды!
— Ой, выкиньте эту гадость, сеньорита! — вмешалась Либертад. Эстелла уже хлопала мокрыми от слёз глазами, жалея несчастную кошку. — Ваша тётушка дело говорит. Эти чучела к праотцам всех отправляют. Вот и старая графиня де Фьабле потому и померла. Служанка ихняя уж всем разболтала. Только одни говорят, будто бы старуха сама мышьяку наелась, а дохтор из столицы уверил, что она им надышалась. Зятёк её, нет чтоб людей лечить, чучела эти делает прям в доме. Развлечение у него такое. А графиня их то на шляпку, то на стену, то на комод. Вот и допрыгалась. Аптекарь рассказывал, что чучела эти мышьяком набивают, чтоб они не портились годами. И помирают многие от такой красоты.
— Красоты?! — возмущению Эстеллы предела не было, у неё аж лицо перекосило. — Это уродство и жестокость! Мне не жалко этих модниц, раз им нравится носить трупы на головах. Очень жаль, что этот доктор по чучелам сам не умер. Я бы никогда такое не надела! Сантана, сними немедленно! Если Данте увидит, он открутит тебе голову вместе с этой шляпкой! — сорвав убор с подруги, Эстелла швырнула его на пол.
— Кто такой Данте? — поведение Эстеллы немного Сантану обескуражило.
— Это мальчик, о котором я тебе рассказывала. Я сегодня пригласила его в гости. Он обещал помочь мне отомстить Мисолине. Но он любитель животных, лучше его не злить их чучелами. А эту бедную кошку надо похоронить.
— Эка, как ты заговорила! Значит, этот Данте тебе нравится, — сделала вывод Сантана.
— Он хороший, умный, красивый и не выпендривается. Он много рассказывает интересного. Для меня его жизнь, как другой мир, свободный и прекрасный дух сельвы, — мечтательно опустила ресницы Эстелла.
— Мне этого не понять. Я не люблю природу и боюсь животных. А тётушка Амарилис говорит, что нельзя общаться с людьми низкого происхождения. Они не нашего круга.
— Мама тоже это говорит. А мне плевать, что Данте не нашего круга, — Эстелла упёрла кулаки в бока. — Я всё равно буду с ним дружить. Или, по-твоему, надо общаться только с поклонниками Мисолины? Фу.
— По мне так мальчишки все одинаковые, глупые и невоспитанные индюки. К тому же страшные!
Эстелла промолчала, мнение подруги не разделяя. Данте красивый и необыкновенный. Но Сантана с ним незнакома, вот и думает, что он похож на отпрысков местной аристократии. Но Данте другой. И точка. Вздёрнув нос, Эстелла улыбнулась своему отражению в зеркале, длинном и занимающим часть стены. Никто не убедит её, что Данте плохой. Она чувствует его, как себя саму.