***
После встречи с назойливой Табитой настроение Данте было испорчено окончательно. Он спешился у маленького домика, что за пять лет не изменился ни на йоту. Любовно погладив Алмаза, счистил с его боков комья грязи, расчесал гриву и поставил коня под навес. Насыпал овса, налил воды и вошёл в дом. Было тихо и аппетитно пахло жареным мясом. Сняв сапоги, Данте прокрался в гостиную. Древние часы с кукушкой пробили полночь. Надо бы перекусить и идти спать. Но Данте не мог сосредоточиться — Эстелла не выходила из головы. Поужинав, он ушёл в спальню — небольшую и уютную, с синими стенами и узкой кроватью. Насест для Янгус располагался тут же — Данте поселил птицу рядом, не желая с ней расставаться. Каролина хотела однажды отправить Янгус жить с курами, но Данте упёрся, грозясь отселиться в курятник вместе с ней. Каролина уступила, и вот Янгус, как полноправная хозяйка, уже несколько лет жила с Данте в его комнате. Сейчас птица дремала, щёлкая клювом и распушив перья так, что превратилась в большой мохнатый шарик. А Данте, лёжа в постели, всё думал и думал. Он находился в смятении, а в груди горел пожар. Воспоминания о мягкой ручке, которую он целовал, о запахе дикой красной орхидеи, которой благоухало платье Эстеллы, и о её робкой, неумелой ласке, сводили Данте с ума. Она другая, особенная, не такая, как Табита. Она не будет висеть на шее и предлагать себя, поэтому сочла его поведение дерзким. Табита подняла бы Эстеллу на смех, узнав, что та испугалась Данте, будто он насильник. Вспомнив о Табите, Данте поморщился и уткнулся носом в подушку. Нет, пока он не знал о её сущности, она его забавляла, но Данте никогда не видел в ней любимую девушку. Табите уже исполнилось двадцать. Она славилась разгульным образом жизни, была глупа как пробка и навязчива аки репей, и как-то Данте застукал её в кабаке в объятиях аж двух мужчин. В ту же секунду она стала ему неприятна. Не хватало ещё, чтобы над его рогами смеялся весь посёлок! Но на Табите свет клином у него не сошёлся, были кандидатки и лучше. На одну из них — симпатичную девицу по имени Пия Лозано, что жила по соседству, намекали Каролина и Гаспар. Данте язвил, предлагая Пию в жёны Клементе. Тот шутку не понимал — разворачивался и уходил, долбанув дверью. В последнее время Клем был мрачнее тучи. Данте пытался его разговорить, но получил совет: не лезть в чужие дела, и последовал ему. Захочет, Клементе сам расскажет. Данте обладал плохой памятью на события, касающиеся других людей, и не заострял внимания на мелочах. Вплоть до того, что мог забыть произошедшее час назад, поэтому о брате сильно не беспокоился. Навязываемая ему невеста не пробуждала чувств. Данте не любил тощих девушек, а у Пии отовсюду выпирали кости, и он прозвал её «смертью». Табиту записать в невесты можно было лишь в шутку. Но, надо отдать ей должное, она многому научила Данте, хоть и не являлась первой его девушкой. А первой была Томаса — роскошная женщина из «Фламинго» — заведения в районе Богемы, куда пару раз они ходили с Клементе. Крутобёдрая и пышногрудая, Томаса любила юных мальчиков и пирожные с кремом. Она учила Данте курить сигары и целоваться по-французски и заплетала ему волосы в косичку. Но после пары-тройки раз она ему надоела. Потом была Виолета — худышка-горничная с близлежащей эстансии «Ла Герра», через день бегавшая к Данте на свидания. Но дело ограничилось поцелуями — иного влюблённые не успели. Однажды их застукала управляющая эстансии, и Виолета больше не приходила. Данте забыл о ней через неделю. Как познакомился с Табитой, он не помнил. Напился до чёртиков в кабачке «Кентавры» и утром проснулся в её кровати. Но это пошло на пользу. С той поры горячительные напитки Данте употреблял с осторожностью. Он не заметил, как пролетело время, и вот ему семнадцать. Пару лет назад он ещё гонялся за бабочками, ловил лягушек и рыбу в реке, и тут — бац — детство закончилось. За последние года полтора Данте, превращаясь из нескладного подростка в красивого юношу, нагулялся так, что испытывал лишь скуку. Эти Томасы, Табиты, Виолеты — потаскушки, служанки, крестьянки, пайсаны — отбили ему вкус, а, может, и привили его. И теперь он желал контраста. Изящную, хрупкую, нежную девушку. Искреннюю и способную любить по-настоящему. С запахом орхидей или лаванды. Такую, как Эстелла. А может, он её и искал? Но не нашёл, потому что не там искал. Или потому что её нельзя заменить. Ни одна женщина не достойна и кончика её туфельки. Данте блаженно закрыл глаза, вспоминая нынешнее приключение: разбойников, встречу с Эстеллой, прогулку, невинные ласки… Необъяснимо. Или нет, всё ясно. Его одолевает робость, а по телу пробегает дрожь от взгляда Эстеллы, её прикосновений, звука её голоса. И так хочется плакать и смеяться одновременно, а сердце трепыхается, будто крылья умирающего мотылька. Это же просто, как вода в ручье! Он влюблён! В последующие дни Данте не находил себе места, порываясь покинуть «Лас Бестиас», чтобы увидеть Эстеллу, но ему вечно что-то мешало. Сначала нужно было отогнать в Гуатраче табун редкомастных лошадей. Данте уехал ни свет, ни заря и вернулся ночью. Наутро проблем добавил Клементе: теперь он не общался и с родителями. У Данте лихорадочное состояние тоже не уходило. Он был взвинчен до предела, но характер его, в силу сурового детства, оказался гибче, чем у брата — Данте мог приспособиться к любым обстоятельствам. Первая половина завтрака прошла в молчании. Гаспар набивал рот салатом из листьев маниока, а Клем смотрел в потолок. Данте скармливал Янгус крупный плод черимойи, счищая с него кожуру, но, когда Каролина подала мате, Гаспар не выдержал: — Клем, а что происходит? Клементе очнулся, исподлобья глянув на отца. — О чём вы, папа? — Что с тобой происходит? Ты странный. Молчишь, ничего не ешь. — Ничего не происходит. — А мне кажется, ему скучно, — ввернула Каролина. — Чтобы стало весело, надо найти невесту. — А мне кажется, вам надо оставить меня в покое, мама! — и Клементе ушёл, опрокинув деревянную лавку. Недоуменно глянув ему вслед, родители переключились на Данте, чесавшему грудку Янгус. Та, блаженно закатывая глаза, булькала что-то на своём, птичьем. — Данте, ты знаешь, что с Клемом? Юноша приподнял бровь. — С чего мне знать, дядя Гаспар? Я спрашивал, он меня послал. Теперь не лезу. — Ну он же твой брат, — укорил Гаспар. — Ты ведёшь себя, как эгоист. Надо узнать в чём дело. Нас с Каролиной это беспокоит. Но нам он не расскажет, а с тобой поделится. Вы же ровесники, раньше вы доверяли друг другу. Данте возмущённо тряхнул волосами, задев ими Янгус. Птица обиженно щёлкнула клювом у самого уха. Они считают его сплетником! А он, и знал бы, не рассказал. Он не выбалтывает чужие тайны! Данте часто не понимал Гаспара и Каролину. Людьми они были хорошими, но уж очень высоконравственными. Особенно Каролина — блюстительница морали, богомолка, склонная всех поучать. Данте эта выхолощенная правильность зверски бесила. Да и почему он должен решать чужие проблемы? У него своих по горло, и мысли об Эстелле уже превратились в навязчивую идею. Они с Клемом не дети, а есть вещи, которые не рассказывают и самым родным. — Ты тоже странный, — заметила Каролина. — Почему? — Не такой, как всегда. Нервный, взбудораженный. — Нормальный я, просто не выспался, — открутился Данте. — Слушай, а бери-ка ты Клема и тащи его куда-нибудь развлекаться, — предложил Гаспар. — Вы взрослые парни-то, жениться уж пора, а вы сидите дома. А сегодня суббота. — Я не согласна! — Каролина выразила протест гневным сжатием губ в ниточку. — Нечего гулять по кабакам! Довольно глупостей! Это портит репутацию. Как они потом женятся? Клементе ещё куда ни шло, но Данте все и так кличут первым ветреником. Люди решат, что мы вырастили не сыновей, а гуляк. Да и Господь такого не одобряет. Пускай дома сидят. — Милая, перестань, — оборвал Гаспар. — Не будь ханжой! У них сейчас возраст такой, им надо перебеситься. — Ты таким не был в их возрасте. Ты был серьёзным, поэтому я тебя и полюбила. Если б ты был вертопрах, я бы и не посмотрела на тебя. Для меня мораль, нравственность и закон божий — превыше всего. — Ничего нет безнравственного в том, что дети капельку развлекутся. Каролина нарочно загремела посудой — выразила неодобрение. — Дядя Гаспар, вы хотите, чтобы я отвёл Клема в кабак, напоил и выведал все его тайны? — хитро прищурился Данте. — Только есть одно но: на сегодня у меня планы. — Что за планы? — удивился Гаспар. — Ну… я хотел поехать в Верхний город, у меня там дела. Гаспар и Каролина переглянулись. — А можно узнать что за дела? Краска залила щёки Данте. — Ну… просто дела. — Надеюсь, ничего преступного? — обеспокоился Гаспар. Данте мотнул головой отрицательно. — Неужели дела любовные? Давно пора! — Гаспар оживился. — Ты знаешь, ведь мы с Гаспаром женились совсем молодыми, — добавила Каролина. — Мне не было и семнадцати, — она мечтательно улыбнулась. — Я увидела его и полюбила. А потом у нас родились дети, а потом… потом… Гаспар ушёл на войну. Я осталась одна с Клементе и Энрике на руках. Так переживала, что больше не увижу моего мужа! В день по нескольку раз молилась и плакала. И Бог мне помог. Он не допустил, чтобы я осталась вдовой с двумя младенцами. Мой Гаспар вернулся живым и невредимым, — Каролина обняла мужа за плечи. Данте молчал. Эту историю он слышал раз пятьсот. Вечно одно и то же. Когда Каролина заводит речь о женитьбе, она непременно рассказывает об их любви с Гаспаром. — Я к чему это говорю, — продолжила Каролина, — в вашем возрасте пора думать о семье. Негоже это, взрослым парням болтаться в холостяках. А то смотрите, дотяните и всех порядочных невест разберут. Останутся одни падшие женщины вроде Табиты, и им подобные, — Каролина сжала губы, негодуя по поводу морального облика вышеупомянутой особы. — Вот, обратил бы внимание на Пию Лозано. Такая хорошая девочка. Скромная. И церковь посещает. Она будет образцовой женой и матерью. А тебе такая и нужна. Она научит тебя быть смиренным и богобоязненным. Данте отвернулся, прижимаясь щекой к тёпленькой Янгус, которая, обожравшись фруктами, заснула на его плече. Каролина своими нравоучениями выводила Данте из себя. Гаспар не реагировал на её набожность — это не мешало их любви, — а Данте мысленно посылал её ко всем чертям. — Я и для Клементе невесту присмотрела, — не унималась Каролина. — Дочка дона Эмилиано — Ильда. Серьёзная, набожная. Не была замечена ни в чём предосудительном. Она всегда молится, даже когда на неё никто не смотрит, как и подобает настоящей христианке. Было бы неплохо убедить Клементе обратить на неё внимание. Данте смутно припомнил эту Ильду — невзрачное создание с полным отсутствием бровей и ресниц и жидкими волосёнками цвета дорожной пыли. — По-моему, тётя Каролина, вы издеваетесь над нами, — отшутился он. — Чем жениться на эдаком чудище, так лучше удавиться. Бедный Клем! Вы предложите ему Пию Лозано, она хотя бы симпатичная. А я, так уж и быть, останусь холостым, — хихикая, Данте поднялся из-за стола. — Я, между прочим, серьёзно говорю, а тебе бы всё шутки шутить, — вздохнула женщина. — Я не шучу. Не нужна мне эта Пия и даром! — А кто тебе нужен? Табита? — И Табита не нужна! Мне нужна девушка другого типа, — сказал Данте. — На ком попало я не женюсь! — Но Пия Лозано не «кто попало»! Это лучшая невеста в посёлке. Ты возомнил себя каким-то аристократом, — покачала головой Каролина. — А может и так! — не в силах больше спорить, Данте направился к двери. — Ну что ты пристала к мальчику? — шепнул Гаспар, когда Данте скрылся из виду. — Не хочет он жениться на этой Пии! И не надо. Зачем делать детей несчастными? — Я не собираюсь делать их несчастными, — Каролина села напротив мужа. — Я хочу, чтобы они не натворили глупостей. Поэтому предлагаю им взглянуть на этих девушек. Оценить их и полюбить. — Полюбить может только сердце. Ведь наши сердца выбрали друг друга сами, а не по чьей-то указке. Так позволь и детям самим выбрать своё счастье. — Моё сердце выбрало тебя, потому что ты был этого достоин, Гаспар. Я не полюбила бы дурного человека. Сначала я тебя увидела, поняла — ты достоин моей любви, и потом полюбила. И я хочу, чтобы Клементе и Данте выбрали добропорядочных девушек. Если мы позволим им делать глупости, всё закончится плачевно. Они могут ошибиться. — Но это будет их выбор. Это будет их ошибка. Я не верю, что ты станешь им мешать. — А вот и стану! Я много сил вложила, чтобы воспитать мальчиков достойными людьми. И позволить им растратить жизни на каких-то потасканных блудниц? Я встану у них на дороге! Пусть перешагивают через мой труп! Пия Лозано с ума сходит по Данте. Это знает весь посёлок, только он не замечает, потому что не смотрит на неё. А посмотрел бы и сразу полюбил бы. — Не знал, что у тебя такие своеобразные представления о любви, — наморщил лоб Гаспар. — Я всего-навсего хочу лучшего для детей. Пойду заварю мате, — и Каролина ушла. Сидя на дворовом бревне, Клем изучал горизонт. Данте сел с ним рядом. — Чего тебе? — буркнул Клементе. — Ничего. Просто хочу сказать, что еду в Верхний город. Это чтобы ты меня не искал. — В Верхний город? Зачем? — Ммм… у меня дела там, — напрягся Данте, не желая объяснять цель своей поездки. — Ты идёшь туда? — Куда «туда»? — не понял Данте. — К этой толстухе Томасе? Данте расхохотался, запрокинув голову, и чуть не навернулся с бревна. Дремлющая на его плече Янгус рассерженно завопила и в отместку стукнула юношу клювом по голове. — Конечно нет! — воскликнул Данте, утирая слёзы, брызнувшие из глаз от смеха. — Как тебе это пришло в голову? Чёрт возьми, я даже забыл, как выглядит эта Томаса! Мне и Табиты хватает с избытком, чтобы я ещё бегал по притонам. Баста, эти времена в прошлом! Шлюхи мне надоели. Мне нужна приличная девушка. — Все так говорят, — почесал Клементе белокурую голову, — но когда дело доходит до кровати, приличным до неприличных, как до Европы пешком. А давай пойдём туда вместе! — Куда? В Европу? — Нет, во «Фламинго». Я поеду в Верхний город с тобой. Сегодня суббота, пойдём, развлечёмся. Данте на мгновение стушевался. Он не собирался гулять по району Богемы, а намеревался выслеживать Эстеллу. Предложение Клема ломало ему планы. Если брат увяжется с ним, он не увидит Эстеллу. А рассказать, что влюбился в аристократку, капризную барышню, которая обижается на любое слово — стать предметом насмешек. Клементе тянуло исключительно на дрянных женщин, а Эстелла явно девственница — Данте не сомневался. Но если Клему это поможет отвлечься от проблем, он вытерпит ещё день без Эстеллы.Глава 5. Возвращение домой
9 октября 2015 г. в 15:42
Всю дорогу Эстелла бежала, точно гналась за ней стая шакалов. Её распирало от противоречий. С одной стороны — стыд и страх, потому что позволила Данте многое, но с другой стороны… Когда он целовал ей руку, от удовольствия она чуть сознание не потеряла. И повела себя как идиотка, сбежав и не договорившись о новой встрече. Они так удачно столкнулись и опять могут разминуться, ведь Данте живёт в поселении гаучо. Эстелла смутно представляла, на что похожа его жизнь, но, видимо, она очень романтична. Лошади, быки, овечки, красавцы, вооружённые лассо, болеадорас и кинжалами, и Данте среди них, прекрасный и свободный, гарцующий на быстроногом Алмазе.
Затолкав растрёпанные волосы под шляпку, Эстелла отворила калитку. Парадная дверь была открыта. Кучер Альфредо — небольшой и лысоватый мулат (с ним в прошлом году обвенчалась Урсула) — затаскивал в дом многочисленные сундуки и картонки — багаж Эстеллы.
— Добрый вечер, сеньорита, — сказал он радостно. — Как же вы изменились-то, совсем ужо взрослая стали и такая красавица. Коды вы уезжали-то, были во-от такой малышкой. Страх, как время-то летит!
— Здравствуй, Альфредо. Я рада тебя видеть! — миновав кучера, Эстелла зашла в дом.
В гостиной было пусто, но из-за лестницы звучал шёпот. Разговор. Нет, спор. На цыпочках Эстелла подкралась ближе и навострила ушки:
— Ты чего творишь? Я, как экономка, требую, чтобы ты вела себя прилично! — вещал голос Урсулы.
— Урсула, ты мне не мать да и не сестра, не читай мне нотации! — плаксиво отозвалась Либертад.
— Ты ж ведёшь себя, как публичная девка. Где ж это такое видано — соблазнять своего хозяина! Вот стыдобища! Он, между прочим, женат. Ты забыла своё место! Забыла, что мы, чёрные, созданы белым господам служить, а ты хочешь быть им равной! А ежели б вас застукала не я, а сеньора Хорхелина или сеньора Роксана? Ты хоть понимаешь чего было бы? Ты ведь спишь с чужим мужем!
— Она старая и страшная, и он любит меня! Ты ведь вышла замуж за кого хотела, Урсула, так что не лезь в мою жизнь!
— Я вышла замуж за человека, равного мне по статусу. А ты лезешь к хозяину!
— Я к нему не лезу! Мы любим друг друга. А эта обезьяна, его жена, когда-нибудь помрёт, вечно никто не живёт. Все помирают.
— Ты совсем с ума спятила! Да, сеньора Хорхелина не подарок, но желать ей смерти…
— А я желаю! Желаю! — прошипела Либертад не своим голосом. — Ежели б могла, я бы её убила сама. Насыпала бы ей мышьяку в еду, но я не могу, у меня духу не хватит. Но когда-нибудь она помрёт. О, я дождусь этого момента, пускай и придётся ждать долго!
— Грешно так говорить, Бог тебя накажет! Ты ж в ад попадёшь!
— Плевать мне на эти страшилки, верь в них сама, Урсула! Ты говоришь о цвете кожи, но ты забыла наши корни и нашу веру, молишься на кресты да иконы. А я не отрекалась от наших богов из страха перед хозяевами, поэтому мне наплевать на церковников. И я борюсь за своё счастье. Я люблю Эстебана, а он любит меня, ясно?
— Сеньора Эстебана.
— Для меня он не сеньор. Для меня он мой муж.
— Любовник.
— Нет, муж.
— Вместо того, чтоб чушь городить, лучше бы подумала о себе. Вышла б замуж, родила бы детишек давным-давно. Тебе двадцать семь! Ты ж самая настоящая старуха, ежели не поторопишься, так и останешься несчастной да одинокой!
— Я не старуха! Ты сама-то во сколько лет вышла замуж, Урсула? Так что отстань от меня, не вмешивайся! — Либертад всхлипнула. — Я так больше не могу. Я его люблю, а эта тварь, его жена… И когда же она сдохнет? Я её ненавижу, ненавижу!
— Прекрати так говорить, — голос Урсулы смягчился. — Ты сама себя изводишь. Было б лучше, если бы ты порвала с ним и забыла его.
— Я не могу забыть. Ничего ты не понимаешь, Урсула. Ты чёрствая!
Когда Эстелле надоело шпионить, она зацокала каблуками. Либертад и Урсула выглянули из-под лестницы.
— Ой, сеньорита Эстелла, это вы? — воскликнула Либертад, утирая слёзы передником. — Вы вернулись!
— Привет, Либертад, привет, Урсула! Как же я рада вас видеть! — неописуемое, детское ликование ощущала Эстелла. Она дома! — Почему ты плачешь, Либертад?
— Ах, это долгая история, сеньорита, я потом расскажу.
— Нечего отвлекать сеньориту Эстеллу и забивать ей голову ерундой, — заворчала Урсула. — Она поди устала с дороги.
— А чего ж вы так долго ехали, сеньорита? — Либертад вытерла слёзы с покрасневших глаз. — Мы вас ещё днём ждали.
— Я тоже хотела бы это знать, — одетая в клетчатое платье, с невысокой причёской, Роксана сошла с лестницы. Холодно чмокнув дочь в щёку, отстранилась, когда Эстелла попыталась обнять её. — Ох, прошу вас, не надо нежностей, вы изомнёте мне платье! Лучше объясните, где вы были? Почему так долго ехали?
— Мама, здравствуйте. Я задержалась, потому что… потому что во время остановки долго меняли лошадей и кучера. У них какие-то проблемы были, пришлось ждать, — на ходу выкрутилась Эстелла.
— Какое неуважение! Подумать только, дочь первой дамы ждёт, когда ей поменяют кучера! — выпятила губы Роксана. — На вашем месте я устроила бы скандал за такую их нерасторопность.
— Надо бы помочь Лупите с ужином, пойду я, — вставила Либертад. — С вашего позволения.
Она удалилась. Урсула и Альфредо в это время тащили чемоданы Эстеллы вверх по лестнице.
— Мама, я ужасно устала с дороги. Если позволите, я поднимусь к себе.
— Разумеется, — скривилась Роксана. — Гляньте, на кого вы похожи. Ваше платье в пыли. И это моя дочь! Какой позор! Немедленно переоденьтесь! И не забудьте, ужин в этом доме в восемь часов. Не знаю, научили ли вас пунктуальности в школе, но будьте добры не опаздывать к столу.
— Да, мама.
Как только Эстелла поднялась на второй этаж, в коридоре столкнулась с Мисолиной. Сестра, похорошев, превратилась в копию матери: волосы цвета пшеницы, тонкое лицо, крупные глаза — небо в жаркий день. Разодетая в шёлк, Мисолина смерила растрёпанную и пыльную Эстеллу взглядом инфанты, удостоившей внимания бродяжку.
— Вот, значит, в каком виде семейные любимицы возвращаются из столицы, — с апломбом провозгласила она. — Замухрышка!
— Глянула бы я на тебя, если б ты проехала двое суток в экипаже.
— Какой дурой невоспитанной была, такой и осталась, — парировала Мисолина. — Но в этом доме всё изменилось. Ты всегда была любимицей, а я ненужным, лишним ртом. Все считали тебя хорошей, а меня плохой. Но теперь мама любит только меня. Учти это и не вмешивайся. Потому что я самая красивая, самая воспитанная и самая приличная девушка в Ферре де Кастильо, а ты уродливая хабалка.
— Да ты совсем больна! — рассмеялась Эстелла.
— Не смей меня обзывать! О, я непременно скажу маме, чтобы она следила за тобой внимательней. Мало ли чем ты занималась, пока жила в Буэнос-Айресе, — Мисолина выдавила подобие улыбки. — Не сомневаюсь, ты преподнесёшь сюрприз. Если, конечно, не привезла его в пузе сейчас.
— Ах ты, дура! Ну-ка, закрой рот! — в ярости Эстелла схватила Мисолину за волосы, потянула и вырвала целый клок.
Мисолина в ответ расцарапала сестру ногтями, но Эстелла не отступила, пока не уронила её на пол.
— Ещё слово вякнешь, и я вырву тебе глаза! — она бросила клок волос Мисолине в лицо.
— Тварь паршивая, я тебе ещё устрою! — сидя на полу, Мисолина выла и орала, держась руками за голову.
В конце коридора скрипнула дверь — в проёме показалась Берта.
— Это чего тут за шум? О, Эстельита, дорогая, ты приехала!
Качаясь из стороны в сторону, Берта подковыляла ближе и внучку обняла. А Мисолина скулила, обтирая пол платьем.
— Чего это тут у вас случилось? Не успели встретиться, как уже разругались?
— Она меня оскорбила! — нажаловалась Эстелла.
— Она меня ударила! Она мне вырвала волосы! — тоненько визгнула Мисолина.
— Эстелла, ну как так можно? — всплеснула бабушка руками. — Мисолина — твоя сестра.
— Монстр она, а не сестра. Нормальные сёстры после пяти лет разлуки хотя бы здороваются, а эта кидается с оскорблениями.
— Враки! Я её не оскорбляла! Она специально хочет очернить моё доброе имя. О, бабушка, её надо наказать! Я так обрадовалась её приезду, я молилась за неё, а она меня избила, — сочиняла Мисолина, понизив голос до ангельского звучания.
— Она врёт, бабушка! — Эстелла готова была размазать сестрицу по стене. — Она меня обзывала. Говорила гадости и получила за это. А если будет продолжать, ещё получит. С вашего позволения я уйду к себе и отдохну до ужина.
— Бабушка, не верьте ей, — жалобно пролепетала Мисолина, когда Эстелла скрылась за дверьми. — О, её следует закрыть в комнате навсегда! Она меня обижает. Она чудовище, поверьте мне, бабушка!
— Разве ж можно так говорить о родной сестре? — вздохнула Берта, качая головой. — Как же не стыдно-то?
— Стыдно? Мне нечего стыдиться, бабушка! — встав на ноги, вздёрнула подбородок Мисолина. — В отличие от неё, я помню, что я знатного происхождения, поэтому веду себя, как подобает аристократке. Я никогда не повышаю голос и при разговоре опускаю глаза.
— Оно и видно, — скептически заметила Берта.
— Что ж, вы можете мне не верить, бабушка. Но вы сами увидите, что я права. Вы любите Эстеллу, потому что она задурила вам голову, прикидываясь святой. Но я много сил потратила, убеждая маму, что она не может любить Эстеллу. Она должна любить только меня! Я никогда, никогда не разочарую маму, а Эстелла сделает это уже через пару дней! — и Мисолина гордо удалилась.
— Какой-то кошмар, — вздохнула Берта, когда за внучкой закрылась дверь. — И чего ж за несчастье? Две сестры, две родные сестры никак не найдут общий язык! — пыхтя, она начала спускаться по лестнице. — Хоть я и старая, но не глупая. Мозги-то у меня ещё работают. Надо бы придумать, как помирить Эстеллу с Мисолиной. Нельзя же жить в бесконечной вражде, сёстры как-никак, одна кровь.