***
Комиссар жандармерии сеньор Ласерда, мужчина с красивыми глазами и холёными усами, сидел в кабинете — тесной комнатке, заставленной стеллажами с пергаментами и папками — за большим, заляпанным чернилами столом. Откинувшись на спинку кресла, он дымил трубкой. Эстелла расположилась на стуле напротив, а Ламберто стоял за её спиной. На облезлом диванчике у окна восседала женщина. С длинной шеей, маленькими серыми глазками и полными губами, она напоминала жирафа. Одетая в простое ситцевое платье и чепец, она бросала на разряженную в шёлк Эстеллу ненавистные взгляды. — Я не понимаю, зачем здесь моя племянница, комиссар, — тон Ламберто не терпел возражений. — Что за беспредел? — Это не беспреде-ел, ва-аше Сия-ятельство, — комиссар растягивал слова, будто блеял. — Произошло уби-ийство. Умер оте-ец вот этой де-е-евушки, — он указал на жирафоподобную девицу в углу. — А я тут причём? — Эстелла смерила неизвестную женщину дерзким взглядом. — Я её вижу впервые. — Дело в то-ом, достопочте-енная марки-иза, что вы гла-авная подозрева-аемая, — извлёк из горла очередную блеящую фразу комиссар. — Да вы из ума выжили! — Эстелла стукнула кулаком по столу. — Вы хоть знаете с кем разговариваете? Я — маркиза Рейес! Мой муж — один из самых богатых людей в этом городе! Мой дядя, присутствующий здесь, — она указала на Ламберто, — помощник законодательного министра при дворе вице-короля. Мой дедушка — второй советник вице-короля. Как вы смеете обвинять меня в убийстве неизвестно кого?! Тирада Эстеллы не вызвала у комиссара никаких эмоций, верно, на своём веку он наслушался немало. Зато девица в углу открыла рот: — Не смей отпираться, мерзавка! Маркиза, тоже мне! — голос её походил на собачий лай. — Ты убила моего отца! Тебя видели! Эстелла впилась ногтями в ладони — так захотелось ей надавать этой девице тумаков. Дядя Ламберто положил руку на её плечо, подбадривающе сжав его. — Комиссар Ласерда, — строго взглянул он на главу жандармерии. — Я требую уважения ко мне и к моей племяннице. Если эта женщина не умеет держать рот на замке, я требую удалить её отсюда. Мы не обязаны слушать оскорбления. — И не подумаю молчать! Эта убийца в шелках сдохнет на гильотине! — девица нагло ухмыльнулась. — Сеньори-ита Кассерас, помолчи-ите немно-ого, — лениво протянул комиссар. — А то я позову конво-ой. Сеньорите Кассерас пришлось умолкнуть, а Эстелла мигом воспылала к ней жгучей ненавистью. Открыв ящик стола, комиссар извлёк скрученный в трубочку пергамент. Протянул дяде Ламберто. Тот, развернув его, углубился в чтение. — Может мне кто-то объяснить, наконец, что происходит? — со злостью прошипела Эстелла. — 27 июня прошлого го-ода, — вяло начал комиссар, — в уборной одного из кабако-ов на улице Баррьо де Грана, что напро-отив казино «Червонная дама», был найден труп мужчи-ины с двумя ранениями в области живота и па-аха, от которых он и сконча-ался. Это был сеньор Фелиппе Кассерас — отец вот этой девушки, — указал на жирафоподобную сеньориту комиссар. — Свиде-етели утверждают, что сеньор Кассерас зашёл в убо-орную вместе с да-амой. Они та-ам уединились, а пото-ом она, нанеся ему ране-ения осколком зеркала, кото-орый тоже найден на месте преступле-ения, выбежала на улицу. Тамошние проститутки уверя-яют, что девица была не местная, скорей всего залётная ба-абочка, кото-орая ловила клиентов сама по себе. Долго мы шли по сле-еду, опрашивали свиде-етелей и, наконец, пришли к вы-ыводу, что описание убийцы совпадает с ва-ашим. Ламберто так шарахнул кулаком по столу, что чернильницы, перья и папки на нём подпрыгнули. — Бред! Сущий бред! Моя племянница — маркиза! Она не проститутка и не ходит по таким районам! — завопил он, багровея и теряя всю внешнюю рассудительность. Но Эстелла не шевелилась, осоловело уставившись в стену напротив — на ней висел большой пистолет в рамке. Острый приступ паники охватил её. Она вспомнила тот день и того мужчину. Страшный день. День казни Данте. Выпрыгнув из экипажа Арсиеро, она долго куда-то бежала и попала в Баррьо де Грана — район красных фонарей. Тот мужчина, неприятный тип с бородой, чуть её не изнасиловал в уборной какого-то кабака. Она пырнула его в пах осколком зеркала и скрылась. И сразу забыла об этом — эпизод вылетел из памяти под воздействием горя, что она испытывала в те дни. Значит, тот гад умер. Но как жандармы её вычислили? Непонятно. Потрясённая Эстелла, закрыв лицо руками, расплакалась. — Эстелла, успокойтесь, не плачьте! — воскликнул Ламберто. — Это всё чушь! У них нет доказательств против вас. Они обвиняют вас, потому что вы показались кому-то похожей на убийцу. Какой вздор! Мало ли девушек с такой внешностью в городе? — Ду-умаю, что ма-ало, — внимательно оглядел Эстеллу комиссар Ласерда. — Сеньо-ора марки-иза очень приметная женщина, тут сло-ожно ошибиться. Одна девочка из заведения «Фламинго» опозна-ала сеньору, говори-ит, видела её на портрете, который храни-ился у одного из клие-ентов. Кажется, глубокоуважаемая марки-иза ведёт двойную жи-изнь, раз её зна-ают и местные проститу-утки, и клиенты таких заведе-ений, — комиссар вызывающе хмыкнул. — Вместо того, чтобы ловить настоящих убийц, вы мучаете невинных людей. Но вы мне заплатите за такое унижение моей племянницы, — обычно добродушное лицо Ламберто стало жёстким. — Эта шлюха убила моего отца! — пролаяла сеньорита Кассерас чуть ли не басом. — Забавлялась с ним в уборной, а потом убила и наверняка ещё и ограбила! При нём не осталось никаких ценностей! — Я не убивала и не грабила. Он хотел меня изнасиловать, — глухо выдавила Эстелла. — Я защищалась и порезала его осколком зеркала, вот и всё. Наступила пауза. — Что вы сказали, Эстелла? — Ламберто был поражён так, что испариной покрылся. — Я не хотела, дядя, — пролепетала она тихо, — но он пытался надо мной надругаться. Он был пьян, он затащил меня в уборную и стал снимать с меня одежду. Я разбила зеркало и пырнула его осколком. Я не хотела убивать, я просто хотела вырваться. Сеньорита Кассерас злобно расхохоталась. — Какая наглость, нет, вы подумайте! Она ещё и жертву из себя корчит. Да мой отец мухи бы не обидел! Сама его соблазнила и затащила в уборную, а потом убила, дрянь! — Зна-ачит, марки-иза, вы признаётесь в преднамеренном убийстве сеньо-ора Фелиппе Кассераса? — спросил комиссар. — Нет, не признаюсь! — вновь разгневалась Эстелла. — Я вам объяснила, комиссар, этот человек пытался меня изнасиловать, а я лишь защищала свою жизнь и честь. — Не лома-айте дурочку, марки-иза, — уныло протянул комиссар. — Никто не собирался вас наси-иловать. Вы находились в Баррьо де Гра-ана, приличные же-енщины в такой квартал не хо-одят. И там никого не наси-илуют, потому что проститу-уток нельзя изнасиловать, они па-адшие женщины. Признайтесь, марки-иза, вам стало ску-учно и вы захоте-ели пошалить, прикинувшись одной из ни-их. Вам захотелось острых ощуще-ений, и вы отпра-авились ловить мужчин. Вы спровоцировали сеньо-ора Кассераса, но пото-ом испугались и прирезали его. А мо-ожет ещё и ограбили. — Да вы… да вы… — не находя слов, Эстелла беспорядочно замахала руками. — Как вы смеете так переворачивать истину? Я вам объясняю, как всё было. Этот дегенерат хотел надо мной надругаться! Я оборонялась! Я приличная женщина! — Приличные по Баррьо де Грана не ходят. И не смей наговаривать на моего отца, он был святой человек! — огрызнулась сеньорита Кассерас. — Закрой рот! Не забывай с кем разговариваешь! — не осталась в долгу Эстелла. — Я — маркиза, а ты, сразу видно, что вся в папашу. Сеньорита Кассерас чуть желчью не подавилась. — В общем, мне всё я-ясно, — подытожил комиссар. — Дело мо-ожно закрывать и передава-ать Судьям Трибуна-ала. А они уж реша-ат, какая судьба вас ждёт, марки-иза: заключение или казнь. — Нет, секунду, — Ламберто еле слова выговаривал от возмущения. — Вы, комиссар, обязаны собрать все улики, изучить их тщательно, найти свидетелей и лишь после этого кого-то обвинять. А вы просто работать не хотите. — Свидетели есть — местные проститу-утки. А моё дело преступницу найти и посади-ить под арест. Тем более, она сама призна-алась. А это де-ело висит надо мно-ой уж полгода. Оно мне надоело. Конво-о-ой! — комиссар трижды хлопнул в ладоши. Явились двое стражников. — Отведите марки-изу в отдельную ка-амеру, — распорядился он, поглаживая свои роскошные усы. — Так как она аристокра-атка, с простолюдинками её не сажа-ать, а то до суда не доживё-ёт. Голос комиссара, который не разговаривал, а словно жевал смолу, Эстеллу бесил неимоверно, а появление конвоя её добило. Когда тюремщики схватили девушку за руки, от страха у неё в глазах потемнело. Сеньорита Кассерас улыбнулась, показав редкие мелкие зубки. — Не бойтесь, Эстелла, я завтра же выпишу из Байреса нашего семейного адвоката, — сказал дядя Ламберто. — Это самоуправство и нарушение всех законов! Но Эстелла не слышала эту ободряющую фразу. Страх оглушил её, когда жандармы повели её сквозь длинный коридор. Вот и всё. Жизнь закончилась. Сеньорита Кассерас удалилась с королевским видом, хоть голову её и закрывал простонародный чепец. Ламберто тоже пришлось уйти. Напоследок он велел комиссару не обольщаться — он этого так не оставит. — Готовьтесь покинуть это кресло! — Ламберто в ярости хлопнул дверью. Изнемогающий от тревоги Данте сидел у забора жандармерии, будучи готов покусать конвой, чтобы только попасть внутрь. Наконец главный вход открылся. Данте встрепенулся, вскочил на ноги. Уже стемнело, поэтому юноша не сразу увидел, кто именно вышел на улицу. Но когда Ламберто поравнялся с оградой и угодил под свет фонаря, Данте чуть не рухнул. Один! Без Эстеллы. Значит, она осталась в тюрьме! Данте кинулся к Ламберто так резво, что едва не сшиб его с ног. — О, Господи Боже, как вы меня напугали! — воскликнул маркиз. — Что вы здесь делаете и почему бежали за нашим экипажем, можно спросить? — Я хочу узнать что с Эстеллой. Где она? — Данте было наплевать, что этот сеньор о нём подумает — он находился на грани очередной истерики. — Она осталась там, — печально объяснил Ламберто, показав на здание жандармерии. — Но это же тюрьма! — Это не тюрьма, это жандармерия. Тюрьма в другой башне, по соседству. Там сидят осуждённые, а здесь — арестованные. — Это я и без вас знаю! — не сдержался Данте. — Значит, они её арестовали? — Именно. — И вы им позволили? — скрипнул он зубами. — Почему вы им позволили? Эстелла не может там остаться даже на пять минут! Это ужасное место! Как вы не понимаете, сеньор? Вы же обещали её защитить! Какого чёрта вы тогда с ней поехали?! — Данте кричал во всё горло. — Не надо кричать, успокойтесь. Я сделал всё возможное в данный момент. Всё сложно, Эстеллу обвиняют в убийстве. — В убийстве?! Что за бред? Она не может никого убить, она не способна на такое! — Но убила, — вздохнул Ламберто. — Эстелла призналась, что убила человека в целях самозащиты. Он на неё напал, и она порезала его осколком зеркала. А он умер. На Данте будто небо рухнуло. Они с Ламберто стояли друг напротив друга: потрясённый Данте не мог сосредоточиться и лишь нервно вздрагивал, а Ламберто внимательно его рассматривал. Они были почти одного роста и телосложения (Данте чуть выше и тоньше в кости), оба с аристократичными чертами, изящными манерами и длинными волосами. Но у Данте они были до поясницы, жгуче-чёрные и растрёпанные, а у Ламберто каштановые, чуть вьющиеся, увязанные в хвост. — Я не понимаю одного, — хитро сощурился Ламберто. — Какое вам дело до Эстеллы? Она замужем, а вы ей никто. Что вам надо от неё? Данте промолчал, стоя столбом, и тогда Ламберто спросил: — Вас подвезти? Данте отрицательно мотнул головой и Ламберто, пожав плечами, ушёл. Небо почернело, звёзд и луны сегодня не было, и город накрыла тьма. И тишина. Тишина, как в склепе, даже совы не ухали. Изредка перекрикивались между собой конвоиры и слышался хруст камешков под их тяжёлыми сапогами. Данте сел на траву, обхватив руками голову. Что же делать? Как помочь Эстелле, как? Она не выдержит в тюрьме ни дня. Надо вытащить её оттуда. Он единственный, кто может ей помочь, остальным наплевать. Даже этот её добренький дядя Ламберто, которого она всегда нахваливала, спокойно пошёл домой, оставив её в тюрьме. Он не знает как там жутко, а Данте испытал это на своей шкуре. Правда, он был в соседней башне, в подземелье для особо опасных преступников. Но это несущественно. Даже если Эстелла попала в лучшие условия, она их не вынесет. Она слишком нежна для такого испытания. Ему, с детства видевшему самые дурные стороны жизни, и то до сих пор снится эта мерзкая башня с крысами, пауками и летучими мышами, и каждый раз он просыпается в холодном поту. В отчаянье Данте прижался щекой к обручальному кольцу. — Эсте, Эсте, всё будет хорошо, — шепнул он. — Хоть ты и не видишь меня, но моя душа с тобой. Я что-нибудь придумаю. Если надо будет, взорву к дьяволу эту тюрьму, но вытащу тебя. Пусть ты не любишь меня, но ты не можешь мне запретить любить тебя. Данте плакал как маленький мальчик, горько, навзрыд, и слёзы, попадая на кольцо, впитывались в него. Оно в ответ чуть вспыхивало. Данте мысленно представлял, как обнимает Эстеллу, как греет её в объятиях и баюкает, оберегая от любых бед.Глава 17. Отец и сын
19 ноября 2015 г. в 17:51
Недовольно пыхтя, Либертад начала собирать остатки Пегаса, а Данте не знал куда деваться от взглядов.
Блондин и мужчина с хвостом (Эстебан и Ламберто) приблизились к нему. Эстебан принялся вытаскивать осколки из руки Либертад — она поранилась. А Ламберто заговорил с Данте.
— Значит, это вы принесли Мисолину? — спросил он. — Но мы не понимаем, где вы нашли её?
— Разве мой брат не объяснил вам? — пробормотал Данте, глядя в пол.
— Брат?
— Да, Клементе.
— Ах, тот светловолосый юноша! Он ваш брат? — изумился Ламберто. — Вы совсем разные.
— Ну да…
— Ваш брат сказал, что вы сами всё объясните. Идёмте сюда, — Ламберто поманил Данте за собой.
Тот подчинился и подошёл к остальным, чувствуя себя всё глупее.
— Как вас зовут? — поинтересовался Ламберто.
— Данте, Данте Ньетто.
— Очень приятно, маркиз Ламберто Фонтанарес де Арнау к вашим услугам, — он пожал Данте руку.
Данте на ходу сочинил историю: они с Клемом гуляли по улице Святой Мерседес и увидели на дороге Мисолину, которой было плохо. Она им сказала, будто её муж умер, а потом упала в обморок. И они привезли её сюда. Конечно, врать нехорошо, но Данте не хотел позорить Мисолину перед её семьёй. Если сочтёт нужным, она сама им всё расскажет.
— Бедная моя внучка, — не удержалась от вздоха Берта. Стоя рядом с Эстеллой, она обмахивалась веером из листьев кактуса, который сама и смастерила.
— А как вы узнали куда её везти? — не унимался Ламберто.
Данте вспыхнул.
— Дело в том, что я… я… я просто знаю, что эта сеньорита раньше жила здесь, — выдавил он глухо.
— А вы что же, маркиз, ещё не поняли? — вмешалась Берта. — Этот человек и есть тот мерзавец, который не даёт прохода нашей Эстельите.
Данте сжал кулаки, полуопущенные ресницы его дрожали. На Эстеллу он не смотрел, хотя она стояла близко. В шёлковом розовом платье, расшитым серебряным шнуром, с высокой причёской и кокетливой тиарой на голове. Красивая… самая красивая… Его девочка… Нет, уже не его.
Сердце Данте готово было разорваться. Надо уходить отсюда. Он сделал своё дело — привёз Мисолину, а дальше не его забота.
— Нам, наверное, пора, — промямлил Данте, потихоньку нацеливаясь на дверь.
— Ну что вы, как можно?! — воскликнул Ламберто огорчённо. — Вы наши гости. Вы сделали великое дело — выручили из беды Мисолину. Она могла бы умереть на дороге. Господа, вы пренепременно должны с нами отобедать!
Он с любопытством разглядывал Данте, узнав его по рисунку Эстеллы. Теперь, когда Ламберто лицезрел юношу воочию, он убедился — тот невероятно похож на его дедушку, поэтому Ламберто не смог упустить шанса познакомиться с Данте поближе. Вероятно, тот и впрямь потомок дедушки Ландольфо. Некое врождённое изящество сквозило в жестах Данте, и чем больше Ламберто к нему присматривался, тем больше испытывал симпатию. Взглядом он дал понять Эстебану, чтобы тот его поддержал, и Эстебан, тоже вспомнив портрет, кивнул.
— Силь ву пле, сеньоры, оставайтесь, — сказал он. — Мы будем рады, если спасители Мисолины с нами отобедают. Наша кухарка готовит изумительно. А сегодня на обед её коронное блюдо — жаркое из голубятины. Ах, мон дьё, это так вкусно!
Берта открыла рот в попытке возразить, но Эстебан глянул на неё сурово, и она умолкла.
— Благодарим вас за приглашение, сеньоры! — воскликнул Клементе. — Конечно, мы его принимаем!
Данте в ужасе замотал головой, давая понять Клему, что он не хочет оставаться. Но тому, похоже, было интересно побывать в незнакомой обстановке — когда ещё предоставится случай посидеть в компании аристократов.
Обед был подан, и все разместились за столом. Данте и Эстелла оказались друг напротив друга. Девушка надела маску безразличия, хотя в реальности едва не кричала, чувствуя себя опустошённой, загнанной, обессиленной, как воздушный шар, из которого выпустили воздух. И почему ей так не везёт? В кои-то веки они с Сантаной отделались от Матильде (та с самого утра закрылась в лаборатории, ставя опыты на Лоте, своей гиене), и пришли навестить родственников без конвоя — и на тебе — столкнулись с Данте. Любовь, которая и так жила в Эстелле и днём, и ночью, разгорелась с новой силой. Со скоростью пожара она распространялась по её телу. Данте! Так хочется к нему прижаться, вкусить его губы, ощутить родной запах мяты… Такой он бледный и измученный, но хотя бы живой, значит, глупостей не натворил.
Эстелла старалась не выдать себя, и у неё это хорошо получалось. Она смотрела на Данте, как на едва знакомого человека, поддерживала светские разговоры с Бертой, с Эстебаном, с Ламберто, насильно впихивала в себя еду, изображая, как изумлена блюдами. И никто не знал, что её выворачивает от одного вида еды, и хочется забиться в угол и плакать, плакать не переставая.
А стол ломился от деликатесов! И креветки, и рыба, запечённая в тесте, и фаршированные грибами томаты, и курица с апельсинами. А хвалёное жаркое из голубятины распространяло такой умопомрачительный аромат, что голова кружилась.
Но Данте к еде не притронулся. Не произнося ни слова, он лихорадочно щурил глаза в попытках не разреветься. От Ламберто, что сидел рядом, заторможенное состояние юноши не ускользнуло.
— Данте, вам нехорошо? Может, воды? — участливо спросил он.
Данте вздрогнул, не сразу поняв, что разговаривают с ним. Но надо было ответить, и он выдавил:
— Нет, всё хорошо, сеньор. Не обращайте внимания. Просто у меня мигрень.
Причина была найдена удачная. После неё Ламберто отстал, решив, что человека с мигренью лучше не трогать.
Мужчины обсуждали новости с биржи, скачки и политику вице-короля. Затем все перешли к светским сплетням, в которых большой мастерицей была Берта. Она рассказывала о соседях так, будто жила в доме у каждого из них, выуживая из недр своей головы такие подробности, которых не знали и сами жертвы её языка. Наконец, перейдя к семейным делам, Берта стала расхваливать Маурисио.
— А где твой супруг, моя дорогая? — обратилась она к Эстелле. — Что же он с тобой не пришёл?
— Уехал по делам. Нашёл покупателей для поместья в Мендосе, — Эстелла улыбнулась, хотя жаждала бабушку убить. Ну вот зачем она при Данте заговорила о Маурисио?
— О, я так довольна, что у меня появился ещё один внук! Мой названый внучок Маурисио такой галантный и воспитанный. А уж как они с Эстельитой любят друг друга, любо-дорого смотреть. Правда, дорогая? — она лукаво глянула на Эстеллу.
— Угу.
— А глупости, что внученька моя натворила, остались в прошлом. О, кто же не делает глупостей в шестнадцать лет? — Берта окатила Данте победным взглядом. Тот, напоминая труп, испепелял глазами кусок жаркого на тарелке. — Теперь Эстельита стала истинной дамой и поняла, что её счастье рядом с достойным мужчиной. Ты согласна со мной, дорогая?
— Угу.
Либертад принесла десерты: лимонный торт, эклеры и мороженое. Данте, у которого грудь горела так, будто туда налили щёлочи, не мог дождаться, когда этот кошмар закончится.
Когда Ламберто и Эстебан позвали всех в гостиную пить чай, Берта отмочила очередное «что-нибудь» — положила свой кактусовый веер на соседний стул, и Сантана на него села. Веер пострадал мало, зато из шёлковой юбки Сантаны теперь торчали огромные иглы. Хихикая, Берта стала вынимать их из кринолина девушки, и произошла заминка. Все суетились вокруг и давали советы, а Данте с Эстеллой оказались в гостиной вдвоём.
Едва держась на ногах, Данте ухватился за каминную полку. Сесть на канапе ему не позволяла гордость, а развернуться и уйти — совесть. Их с Клемом тут приветили, и будет невежливо, если он сбежит. Данте сделал вид, что рассматривает дом. Оглядел каминную полку и сам камин, где потрескивал огонь; зеркало над ним. Своего отражения не увидел, но полюбовался золотой рамой. Переключил внимание на статуэтки, кактусы, картины на стенах. Неужели это никогда не закончится? За что ему такие муки?
Эстелла кусала губы. Прогуливаясь по гостиной, она поправила портьеры на окнах, для храбрости налила себе стакан неразбавленного бренди, выпила его залпом. И заговорила:
— Данте, — мягко позвала она.
Он вздрогнул, но не повернулся.
— Я знаю, ты обиделся, — голос Эстеллы звучал спокойно, хоть она и дрожала от страха, боли и любви одновременно. — И ты прав. Я наговорила тебе гадостей. Я… я была жестока. Но ты меня не отпускал и я разозлилась. В общем, извини. Я не хотела тебя обижать. Просто так вышло. Давай останемся друзьями.
— Друзьями? — Данте услышал себя, будто со стороны. — Ты считаешь это возможным?
— А почему нет? Я не хочу, чтобы между нами выросла стена. Мы столько пережили вместе, и ради этих прекрасных мгновений нам следует забыть о ненависти.
— Кто сказал, что я тебя ненавижу? — прошептал Данте. — Это не так. Не расстраивайся, я не держу на тебя зла. Я понимаю, почему ты выбрала его, и больше не стану тебе докучать. То, что я сегодня здесь, это случайность. Я узнал твою сестру и не смог бросить её в беде. Но не проси меня стать твоим другом, это лишнее.
Снова наступило неловкое молчание. Данте так и не повернулся, а Эстелла не знала что ещё добавить. Они стали совсем чужими. И это было больно. На ресницах её блеснули слёзы, и она забилась в угол. А Данте стоял с прямой спиной и казался равнодушным, хотя огонь в камине расплывался перед глазами.
Вскоре и остальные подтянулись в гостиную. Сантана смеялась, рассказывая, как села на кактусовый веер. Клем и Берта хохотали вместе с ней. Либертад принесла чай. Но не успели все рассесться по зелёным канапе, как у двери прозвонил колокольчик. Все удивлённо переглянулись — гостей больше никто не ждал. Дверь пошла открывать Урсула, ибо Либертад разливала чай по чашкам. Через минуту Урсула вернулась, ведя за собой четверых мужчин в форме.
— Сеньоры, — объявила она растерянно, — тут жандармы.
Клементе с ужасом разинул рот, а Данте чуть не поседел. Ну вот и всё. Сейчас их арестуют из-за того, что они удрали из борделя, а потом и узнают в Данте ожившего мертвеца.
— Сеньоры, что привело вас сюда? — недовольно спросил Ламберто.
— Нам нужна маркиза Рейес, — провозгласил высокий жандарм с лысой макушкой.
— Это я, — Эстелла поднялась на ноги.
— Вы должны пройти с нами, маркиза.
— Зачем? — вмешался Ламберто.
— Дело в том, что мы вынуждены арестовать сеньору. У нас есть постановление главного комиссара, — жандарм вытащил пергамент с сургучной печатью и сунул его в руки Ламберто. Тот прочитал и, судя по лицу, ничего хорошего там не обнаружил.
— Но за что? Я ничего не сделала… — промямлила Эстелла.
— В жандармерии вам всё объяснят, маркиза.
— Эстелла, придётся с ними пойти, — сказал Ламберто. — Это официальное постановление на арест. Но я уверен, это какая-то ошибка. И я с ней разберусь, я поеду с вами.
Жандармы хотели увести Эстеллу принудительно, но Ламберто им не позволил.
— Нет уж, увольте! Она пойдёт добровольно.
Он взял ошарашенную Эстеллу под руку, и они вышли вместе с жандармами.
Все были потрясены. А у Данте в голове помутилось. В один миг он забыл всё: свою обиду, боль, жестокие слова Эстеллы. Осталась только любовь. Огромная, как океан, нет у которой ни конца, ни края. И, не обращая ни на кого внимания, Данте ринулся следом за жандармами.
Притихшая Эстелла, сидя в экипаже, глядела в одну точку. Какой-то сон. За что её арестовали? Она ничего не сделала. Может, это Маурисио очередную пакость устроил или Мисолина, или Роксана? Эстелла перебирала в памяти все давние и недавние события, но не могла вспомнить, чтобы хоть раз дала повод для ареста. Может, они узнали про аптечные травы, которые она пила?
— Эстелла, не бойтесь, я с вами, — подбодрил дядя Ламберто.
— Я и не боюсь, — ответила она. — Просто не понимаю.
Тут Ламберто, высунувшись в окно, увидел: за экипажем кто-то бежит. Он с удивлением узнал молодого человека, спасшего Мисолину, — длинные волосы Данте флагом развевались за его спиной.
— За нами бежит тот юноша, который Мисолину привёз, — сказал он. — Данте кажется.
Вздрогнув, Эстелла невольно покосилась на окно.
— Эстелла, скажите мне правду, что у вас с ним? — напрямую спросил дядя. — Вы влюблены в него или в Маурисио?
— В… в Маурисио, — храбро наврала Эстелла, хоть и вся трепетала. Данте, её Данте бежал за экипажем! Несмотря ни на что, он любит её! И от этого на душе стало легче.