Война сердец

      Отъезд Эстеллы застал Лусиано и Ламберто врасплох. Они не знали, что происходит в Ферре де Кастильо — газеты молчали об эпидемии и Буэнос-Айрес спал спокойно.       — Эстелла, но почему такая поспешность? — недоумевал Ламберто, видя упорство девушки, когда она яростно помогала слугам запихивать вещи в экипаж.       В голове её уже сложился план действий. Она приедет в Ферре де Кастильо, найдёт Данте и увезёт его оттуда, и гори всё синим пламенем. Но Эстеллу била дрожь, зная Данте, она не сомневалась: в экстремальных условиях он может повести себя непредсказуемо.       — Я соскучилась по бабушке, дядя. Я хочу её увидеть, — внешне Эстелла была хладнокровна, но маниакальный взгляд её выдавал. Ламберто понял — она явно что-то задумала.       — Но вы собрались так скоро, Эстелла, — попытался он вразумить её. — Может быть, что-то случилось в нашей семье?       — Нет-нет, я же объяснила, дядя, я соскучилась по бабушке, по дяде Эстебану и Либертад, по дому. Я не была там целых пять лет. Но я уезжаю ненадолго, просто мне здесь тоскливо, — насочиняла Эстелла.       — Вы могли бы подождать пару-тройку дней, и я бы поехал с вами.       — Нет, дядя, я не могу ждать! Дело в том, что бабушка хочет меня увидеть. Это что-то важное, но она не может рассказать о причине в письме. Ну дядя, пожалуйста, отпустите меня, я вернусь, обещаю!       Ламберто сдался, хотя поведение Эстеллы его насторожило, и он решил поступить по-своему. Вместе с Лусиано они отправили Маурисио письмо в Рим, где объяснили: супруга его поехала в Ферре де Кастильо и ведёт себя странно, поэтому они настоятельно рекомендует ему вернуться и образумить её. Эстелла об этом не догадывалась, не ожидая, что дядя свяжется с Маурисио, который не особо ему импонировал.       Когда багаж был загружен, Эстелла, кое-как перекусив фруктами, отправилась в путь, напоследок взяв с Ламберто слово заботиться об Алмазе и Жемчужине.       Чем дальше экипаж удалялся от Байреса, тем чаще билось сердце Эстеллы. Она была на взводе, впервые ощутив как длинна дорога домой — ехать двое суток. Страшное слово «чума» — болезнь, которую в народе прозвали «чёрная смерть» — пугало её до судорог. Воображение рисовало жуткие картины: вымерший город, стаи мух, кружащие над трупами, море гробов и в одном из них Данте — бледный, с застывшим лицом и стеклянными глазами. Только бы он был жив! Да, в случае эпидемии от болезни никто не застрахован, но это не значит, что умрут все. Только бы Данте избежал этого! Она терпела издевательства Маурисио, обрекла себя и Данте на муки ради того, чтобы сохранить ему жизнь. Но если он заболеет, всё потеряет смысл и жертвы будут напрасны.       Изнемогая от тревоги, Эстелла откинулась на спинку сидения. Надо успокоиться, она должна приехать в адекватном состоянии. Неизвестно, что ждёт её в городе. И куда ей идти по приезду? В дом Роксаны? Нет, боже упаси!       По словам бабушки, Роксана окончательно съехала с катушек, когда Арсиеро сняли-таки с должности алькальда. Городом теперь управлял граф Алехандро Фрейтас — симпатичный мужчина лет сорока пяти, бездетный вдовец. Роксана вздумала устроить новому алькальду приём в своём доме. Приём столь любезный, что это удивило многих — как бывшая первая дама, она должна была бы поддерживать мужа, а не обхаживать его политического конкурента. Берта сочла, что Роксана положила на графа глаз, поставив крест на Арсиеро. В одном из писем бабушка недвусмысленно намекнула Эстелле: как бы Арсиеро не отправился в мир иной следом за Хорхелиной. Но Эстелла не верила, что Роксана способна кого-то убить.       Дом на Бульваре Конституции нынче занимали Роксана, Арсиеро, Эстебан с Либертад (он попытался вывести её в свет, как свою избранницу, но высшее общество не приняло темнокожую девушку, закрыв перед ней свои дома. Поэтому она по-прежнему жила с Эстебаном на правах горничной-любовницы) и слуги: Урсула с её мужем Альфредо, пожилой конюх и Лупита с сынком Дуду, который вымахал в здоровенного детину. Эстелла не хотела туда идти. За пять лет она отвыкла от хамства. Во дворце Фонтанарес де Арнау с ней обращались ласково и уважительно все, исключая Маурисио. И снова терпеть унижения, слушать крики матери? Ну нет!       Бабушка находилась в доме Альдо Адорарти и жила своей жизнью, полной тихих семейных радостей. Супруг её уговорил Джованну с мужем и сыном перебраться в город, и они поселились все вместе. Ехать в этот чужой дом в качестве приживалки Эстелла тоже не хотела. Смутно она подумала о «Маске». На крайний случай можно остановиться там, хотя это тяжело и больно.       Был ещё замок Рейес. Кроме Чолы и пары слуг, что следили за хозяйством, там никто не жил. Матильде, пару лет назад выйдя замуж за латифундиста Хосе Деметрио Гонсалвеса, уехала в Мадрид, где её изредка навещал Маурисио, бывая там по работе.       Эстелла решила ориентироваться по обстоятельствам: пойдёт либо в «Маску», либо в замок Рейес, но оповещать родственников о приезде не будет — Берта же вся испричитается, узнав, что Эстелла проигнорировала её письмо.       Девушка поглядела в окно — кусты, кусты, кусты и деревья, трава и снова кусты — пейзаж не менялся, а дело уже клонилось к ночи. Скоро они должны были доехать до первой остановки — таверны «Весёлая толстушка».       «Где же ты сейчас, мой Данте? Как мне тебя не хватает!», — подумала Эстелла. Да её ли он? Наверное, уже нет, давно забыл о ней. Может, у него теперь жена, семья. Пять лет — срок немалый.       Эстелла не знала о судьбе Данте ничего. Он исчез, отдав ей лошадей и волшебный перстень, и, последнее, что она слышала о нём — слова Клементе в день смерти Пии и Сантаны. Хоть Эстелла и намеревалась искать Данте, но с чего начать, понятия не имела. Наверное, придётся поехать в «Лас Бестиас» и расспросить Клема. За столько лет он должен был что-то выяснить.       Поздно вечером экипаж остановился у таверны «Весёлая толстушка» — невзрачного деревянного здания с плоской крышей и чахлыми кустами акаций у входа. Внутри таверна оказалась тесным помещением, обитым досками, с множеством столов и лавок, расставленных как попало. В верхние комнаты, предназначенные для ночлега, вела скрипучая деревянная лестница, а за кособокой дверью располагалась кухонька, где готовилась еда и гадко пахло луком и плесенью. Хозяйка таверны внешне соответствовала названию своего заведения. Она была толстая-толстая, всё время смеялась и что-то жевала.       Эстелла рассеянно поужинала жареной на углях камбалой, закусив фруктами и запив мате, и уже собралась идти спать, как внимание её привлекла цыганка, зашедшая в таверну. Довольно полная, закутанная в тридцать три юбки и шали и увешанная бусами, она вальяжно прогулялась вокруг столиков, предлагая всем погадать.       Перво-наперво она уломала на это сеньора средних лет. Разложив карты, долго изучала их под одобрение его спутников — бородатых, слегка захмелевших мужчин. Эстелла не слышала, о чём говорила цыганка, но у неё возникла ребяческая мысль попросить женщину погадать и ей. Но она не решилась подозвать цыганку, пока та сама не подошла.       — Не желает ли красавица, чтобы Чарген ей погадала? — сладостным голоском спросила цыганка.       — Да, желаю! — объявила Эстелла, протягивая золотой эскудо.       — Красавица щедрая да богатая, сразу видать, — взяв деньги, цыганка села напротив.       Вблизи она оказалась молодой, с крупным носом и хитрыми пронырливыми глазками. И у неё выделялся живот — цыганка была беременна. Разложив карты на столе, несколько минут она изучала их.       — Интересная у тебя судьба, красавица, — молвила она. — Карты говорят Чарген, что жизнь твою рисует большое чувство. Много лет живёт оно в твоём сердце. Это любовь к мужчине, душа которого подвластна лишь ветру. Сколько бы времени не проходило, красавица, будет жить он в тебе, и не вырвешь ты его ни с болью, ни с кровью. Как бы далеко не разошлись ваши пути, вы связаны навсегда. Но есть сейчас в твоей жизни и другой человек, — цыганка ткнула пальцем в одну из карт. — Этот ближе к тебе телом, а тот душой.       Эстелла вздрогнула. Она не верила в предсказания, хотя и начала колебаться.       — А расскажите подробнее.       — Чего ты хочешь узнать у Чарген, красавица?       — О том мужчине, о первом. Увижу ли я его ещё?       Смешав карты, цыганка разложила их по-новой.       — Карты говорят Чарген, что скоро вы встретитесь, — поведала она. — Но сначала душа его придёт к тебе, и только потом он сам. Но второй мужчина явится вслед за первым. Заблудишься ты, красавица. И выбрать надо будет тебе между двумя мужчинами дважды.       — Чушь! — недоверчиво фыркнула Эстелла. — Моё сердце давно уже выбрало.       Цыганка покачала головой.       — Карты не лгут. Чарген видит сумятицу. Ты окажешься на перепутье. Но потом один из мужчин уйдёт сам, чтобы вернуться в ином воплощении. Тогда ты будешь выбирать между тем, что ты считаешь правильным, и тем, что правильным считают другие, — она вынула из колоды ещё несколько карт. — Вот он, тот, кого ты любишь. У него два лица, и он потянет тебя за собой. И лишь от тебя зависит, куда вы пойдёте: в рай или в ад.       Сердце стучало у Эстеллы в ушах, в горле, даже в пятках, точно став больше её тела.       — Мы с ним будем вместе?       — Или да, или нет. Карты уверяют Чарген, что никто не может разрушить вашу связь, кроме вас самих.       — А где он сейчас? Как он? Что вообще с ним происходит? — Эстелла и верила, и не верила цыганке, или ей хотелось верить, что та говорит о Данте.       Цыганка смешала колоду и разложила карты в третий раз.       — Разлука с тобой убила в нём птицу, — сказала она. — Он любил летать, но ты обрезала ему крылья, красавица. Чарген видит одиночество. Он спас тебя от страшной беды, и ты этого не поняла. В прошлом Чарген видит темноту и много камней. Но сейчас вокруг него трава. Тело его на свободе, но душа скована льдом и черна. Ещё что-то хочешь спросить у Чарген, красавица? — цыганка внимательно уставилась Эстелле в глаза.       — Он… он… у него нет другой? — прошептала Эстелла.       Цыганка опять изучила расклад.       — Нет, красавица. Он один, а все прочие за стеной. Хотя три женщины найдут в нём свою радость и свою печаль.       — Три-и? — ахнула Эстелла, чувствуя, как грудь кольнула жгучая ревность.       — Одна из них — огонь, и стал он для неё занозой в сердце. Но он её презирает, — уточнила цыганка. — Вторая одержима тщеславием, он для неё, как свет во тьме, но он её не увидит. А третья, как луна на небосводе, красива, но холодна. Найдёт она в нём подобие себе, но он её не узнает. Ни одна из них ему не нужна. Нужна ему только та, что далека, как звезды. Ты нужна ему, красавица.       Эстелла не знала что ещё спросить и, распрощавшись с цыганкой, поднялась в верхние комнаты.       Наутро, после смены лошадей и кучера, она снова двинулась в путь, костеря себя за то, что поверила в дурацкие гадания. Всем известно, эти цыганки только деньги вымогают. Лишь такая идиотка, как она, могла попасться на эту удочку! Впрочем, она навряд-ли глупее Мисолины.       О Мисолине Эстелла размышляла всю ночь — беременная цыганка напомнила ей о сестре. Удивительно, к кому-то жизнь сурова, к кому-то несправедлива, а этой дряни всё нипочём.       Мисолина, по мнению Эстеллы, нагуляла где-то живот, а потом они с Роксаной решили выдать этого ребёнка за сына графа де Пас Ардани, дабы прикарманить его наследство. Но старик оказался очень хитёр, устроив ловушку собственным многочисленные жёнам. Чтобы они не претендовали на его деньги, он завещал своё огромное состояние ребёнку, которого никогда не будет в силу его возрастной импотенции. А супруга его могла получить наследство, лишь родив от него дитя.       Сестра ничуть не лучше Роксаны, такая же подлая и также гоняется за деньгами и титулами — так считала Эстелла. Не прошло и пары месяцев после свадьбы Берты, как сбежавшая Мисолина явилась назад, голодная, оборванная и с уже большим животом. До родов она припеваючи жила в доме матери, и, верно, они с Роксаной потирали ручки, предвкушая денежную лавину, что грозилась на них свалиться. Но случилось необъяснимое — сын Мисолины родился чернокожим.       Эстелла едва не лопнула от смеха, узнав об этом из письма бабушки. У графа де Пас Ардани, аристократа в седьмом поколении, в роду не было ни чернокожих, ни краснокожих. О чём и заявили некие алчные родственники графа, тоже жаждущие отхватить кусок от пирога. Мисолине никто не поверил, что чернокожий ребёнок является сыном её мужа. Её подняли на смех, обозвали дурными словами и выгнали из графского дома. Роксана была вне себя. Впав в бешенство, она Мисолину избила и вместе с ребёнком выставила на улицу, захлопнув дверь ей в нос.       Внучку и правнука приютила Берта. Но Мисолина вела себя странно, уверяя, что ненавидит своего ребёнка, и однажды чуть не утопила его, засунув в бочку с водой, и только бдительность Берты спасла ситуацию. Через неделю Мисолина сложила вещички и удрала, оставив ребёнка на шее у бабушки. Явилась она два года спустя и опять беременная. Берта понадеялась, что на сей раз внучка одумается. Как бы не так! Родив девочку, Мисолина оклемалась и вновь сбежала, оставив и этого ребёнка у бабушки. С того момента никто о ней не слышал, а Берта была зла, обзывая её кукушкой, что побросала всех детей. Эстелла же никак не могла определиться со своим отношением к Мисолине. Она и злорадствовала, и не понимала сестру.       Через двое суток экипаж выехал на до боли знакомую Эстелле дорогу. Здесь она встретила Данте семь лет назад. Он спас её от грабителей, а она заглянула в его сапфировые глаза, и не стало в жизни ей ни счастья, ни покоя. Права была цыганка, не вырвет она его из сердца никогда. Обняв себя за плечи, Эстелла захныкала по-детски жалобно:       — Данте… Данте… Только не умирай, слышишь, я люблю тебя.       Вынув из ридикюля обручальное кольцо, она надела его на палец. Кольцо выпустило слабую струйку дыма, и сердце девушки подпрыгнуло. Чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее светилось и вибрировало кольцо. Живой! Он живой!       Вдруг экипаж остановился. Эстелла ни на шутку испугалась. Неужто опять грабители? Но никого на дороге не было, а кучер почему-то спрыгнул с козел. Открыв дверцу, Эстелла крикнула:       — Что случилось?!       — Ничего страшного, сеньора, — отозвался кучер. — Лошадь споткнулась и потеряла подкову. Сейчас поправим. До города уже близко, минут двадцать и будем там.       Пока кучер переподковывал лошадь, Эстелла вылезла из экипажа, чтобы размять мышцы. Далеко она не отходила — кружила поблизости, рассматривая деревья, травы и дикие цветы.       Неожиданно в кустах мимозы что-то зашуршало. Эстелла вздрогнула, но это оказался некий зверёк — рыжий пушистый хвостик мелькнул в зарослях. Эстеллу разобрало любопытство. Животных она не боялась, да и это был кто-то небольшой и неопасный. Подобрав юбки, девушка полезла в кусты. Зацепилась рукавом за ветку и слегка порвала его. Раздвинув мимозу, она увидела на земле маленького лисёнка. Такие зверьки редко водились в субтропиках. Местные лисы или зорро, как их величали, — различных видов и окрасов от рыжего до буро-серого, седого и даже чёрного — были помесью североамериканской лисы с дикой собакой. Этот же зверёк являлся, видимо, чистокровным лисом: очень пушистая тёмно-рыжая шерсть, коричневая мордочка, острые уши и длинный-длинный хвост. Лисёнок был молодой и абсолютно дикий. По крайней мере, вид Эстеллы привёл его в ужас.       — Какой ты красивый! — залепетала она нежным голосом. — Можно я тебя поглажу? — присев на корточки, Эстелла коснулась шёрстки лисёнка, но он так дрожал, что она сама напугалась. — Ну ты чего, не надо меня бояться. Наверное, какие-то злые люди тебя обидели. Небось охотники с собаками. Бедняжка, ты же ещё малыш совсем, — вздохнув, Эстелла снова его погладила. Но лисёнок дёрнулся, попятился и пустился наутёк.       — Куда же ты? — расстроилась Эстелла, потеряв зверька из виду.       — Сеньора, сеньора! Можно ехать! — это кричал кучер.       Эстелла возвратилась к экипажу, залезла в него, и он тронулся в путь. Минут через пятнадцать, когда она выглянула в окно, то с удивлением обнаружила, что рыжий лисёнок робко семенит за экипажем. Эстелла чуть шею себе не свернула, наблюдая за ним.       — Ворота заперты, сеньора, — объявил кучер, остановившись у городских ворот.       Лисёнок исчез. Эстелла не заметила, когда и куда он убежал. «Конечно, в город он не пойдёт, это же дикий зверёк, он боится людей», — с сожалением подумала она — у неё возникла ребяческая мысль взять лиса себе.       Ворота и правда оказались заперты. Эстелла вылезла из экипажа и долго в них стучала, пока с одной из смотровых башен её не увидели стражники.       — В городе чума, сеньора, въезд любым экипажам и каретам запрещён, — сурово оповестил её один из них.       — Я могу пройти пешком!       — Не можете. В Ферре де Кастильо эпидемия, повторяю ещё раз.       — Но здесь моя семья! — упрямства Эстелле было не занимать. — Я маркиза Рейес! Мой муж — посол! Мой дедушка — советник вице-короля, мы в два счёта вас в башню упечём!       — Но, сеньора, у меня распоряжение от алькальда никого не впускать!       — Понятно. Всё с вами ясно. До чего же люди алчные! — ядовито выплюнула Эстелла. Развязав тесёмки, она вытащила из ридикюля горсть золотых эскудо. Всыпала их стражнику в руку. — Ну? Теперь я могу пройти?       — Хорошо, сеньора, — стражник сгрузил золотые в карман. — Но въезд экипажам всё равно запрещён.       — Значит, я пойду пешком!       — Да я туда ни ногой! — воскликнул кучер из-за спины девушки. — Я ж не знал, что там чума! Ну нет, благодарю покорно. Тут есть где-нибудь поблизости таверна или трактир?       — Через пару миль отсюда есть ночлежка, — ответил стражник.       — Отлично! Прощайте, сеньора! — кучер выставил багаж Эстеллы на землю и, развернув лошадей, поехал прочь.       «Трус» — подумала Эстелла и вошла в ворота.       Стражник посоветовал ей: чтобы не нести вещи в руках, нанять для доставки внутригородскую повозку. Так она и сделала. Отправив багаж в замок Рейес, Эстелла пошла пешком налегке.       Пока она проходила мимо маячивших вдали эстансий, по спине её бежали мурашки. В Нижней части города Эстелла не наблюдала ужасов, всё было как прежде: густая трава под ногами, блеяние овец, мычание коров, ржание лошадей. Но что будет дальше — неизвестно. У Эстеллы ноги задрожали, когда она взошла на мост. Но, попав на улицу Святой Мерседес — Богоматери Всемилостивой, крайне удивилась. Наверное, её воображение чересчур разыгралось при слове «чума». Ферре де Кастильо мало изменился. Не было на улице ни гробов, ни трупов, ни суеты. Город как город. Единственное — людей стало меньше. За всю дорогу встретились ей лишь несколько прохожих: простоволосые женщины с корзинами и мужчины в рабочей одежде. Зато на стене каждого дома Эстелла обнаружила листовки: «Осторожно чума! Массовые скопления народа (больше трёх человек) в общественных местах запрещены».       Перво-наперво Эстелла отправилась в «Маску». Вдруг удастся что-то выяснить там о Данте? Она дошла до Бульвара Путешественников и лишь тут впервые осознала: в городе что-то случилось — все лавки были заперты. Продажи теперь велись через маленькие окошки в дверях. В гостинице не оказалось ни души. На стене висела табличка: «Закрыто в связи с эпидемией».       Эстелла немного походила вокруг «Маски», разглядывая окна и родной балкон на четвёртом этаже. Разревелась и заставила себя уйти. Бегом добежала до улицы Святого Фернандо. Отдышалась и позвонила в колокольчик. Дверь ей открыла Чола. Секунду изумлённо смотрела на неё, потом, всплеснув руками, быстро втащила Эстеллу в дом.       — Заходите немедля, сеньора! На улицу нос лишний раз не надо бы совать, а то ещё подцепите эту хворь.       — Чола, я рада тебя видеть! — воскликнула Эстелла, бросив шляпку на кресло в холле.       — Я вас тоже, сеньора, очень рада видеть. Вы такая красавица, прямо загляденье, ещё лучше прежнего, — расхвалила метиска. — Но вы приехали не вовремя. У нас страх чего творится, люди мрут как мухи.       — Но почему это произошло, Чола?       — Да кто ж знает-то? Некоторые говорят, будто чума пошла от быков. Сначала поумирали быки, а потом уж люди начали.       Эстелла фыркнула:       — Глупости! Во-первых, чума у быков была давно. Во-вторых, это совсем другая болезнь и человеку она не передаётся.       — А ещё говорят, будто бы это крысы принесли чуму, — сказала Чола. — Теперича их тут полчища бегают, прям нашествие какое-то!       — Это уже ближе к истине, — Эстелла прошла в гостиную. — Неужели всё так плохо, Чола?       — Хуже некуда, сеньора. Даже выписали чумных докторов из Парижу, потому что местные только руками разводят. В домах-то оно нормально, главное на улицу пореже выходить, а то можно заразу приволочь оттуда.       — Скоро мой багаж приедет, займись им, — велела Эстелла и поднялась наверх.       За пять лет замок не изменился. Всё та же мрачность, те же каменные холодные стены. Приняв ванну, Эстелла переоделась в голубое платье с кружевами и, вопреки протестам Чолы, спустилась в сад.       — Сеньора, но там чума!       — Чола, я погуляю только по саду, мне нужен воздух.       Интересно, роза, подаренная Данте, которую она высадила пять лет назад, ещё жива? Первым делом Эстелла пошла к цветнику. Но там её ждало разочарование — в отличие от первого её опыта с высаживанием срезанной чёрной розы в саду родительского дома, которая разрослась до большого куста, нынче эксперимент не удался — вместо цветка торчала сухая будылышка.       Эстелла слонялась по саду, пока Чола не позвала её ужинать. Девушка направилась по тропинке к замку и вдруг заметила: у ограды мелькнуло что-то рыжее. Она домчалась до калитки за секунду да так и обомлела. На траве у забора, уткнувшись мордочкой в кончик хвоста, лежал лисёнок, тот самый, что бежал за её экипажем.       — Ты чего тут делаешь? — выйдя за ограду, Эстелла присела на корточки рядом со зверьком.       Он поднял морду. Уставился на неё грустными, прозрачно-синими глазами.       — Ты, наверное, голодный! — сделала вывод Эстелла. — Бедняжка. Пойдём со мной, я тебя накормлю.       Она схватила лиса на руки. Он не вырвался, хоть и весь дрожал. Зверёк был небольшим и худым — под шёрсткой легко прощупывались кости.       Эстелла унесла его в дом, решив оставить у себя. Ей тоскливо одной, а так хоть компания будет. Но когда она поставила перед лисом тарелки с молоком и сырым мясом, он фыркнул и улегся на пол, прикрыв мордочку хвостом.       Наверное, ему не понравилась еда. Эстелла велела кухарке мясо сварить и попыталась накормить лисёнка ещё раз, и (чудо!) он стал есть, беря кусочки мяса с её ладони и облизывая ей пальцы. Но стоило положить еду в тарелку, как он отвернулся. Накормив зверька из рук, Эстелле его искупала, вытерла полотенцем и причесала. Рыжая густая шерсть сразу же заблестела.       Обнимая лиса, девушка покачивалась в кресле-качалке. Зверёк оказался не таким уж диким, а очень даже ласковым — он позволил себя чесать и гладить, доверчиво тычась Эстелле носом в ладонь и роняя ей на платье мелкие скупые слёзы.