АНИТА АЙМАРА. РАНЕЕ.
Эм’хк был уверен, что успеет. Информационная копия мозга его жены, ставшая основой для нового кристалла р’сы — зародыша целой системы, — была завершена. Кристалл успел развиться и начать синтезировать необходимые вещества. Переместив эмбрион в капсулу, созданную эволюционирующей р’сой, Эм‘хк вздохнул и вытер пот со лба. Его жена, красавица Вах‘анхк, умерла за двадцать дней до рождения ребенка, и нельзя было не попытаться спасти хотя бы дитя. У него получилось: еще не родившаяся дочь чувствовала себя вполне уютно в объятиях материнского интерфейса. Ещё бы, её отец был специалистом по кристаллам р‘сы, которые заменили все вычислительные системы на планете за пять её оборотов. Р’са была не просто механизмом — она была новым видом, который зародился в глубине планеты и, наконец, показался на поверхности. Маленькие элементы собирались вместе, образовывая всё более сложные и осмысленные формы, но разума они не имели. Лишь случай помог определить, что крошечные кристаллики способны воспринимать смерть, создавая копию разума погибшего — призрак-интерфейс. «Призрак» был разумом, был личностью. Он контролировал р'су, не давая ей бездумно разрушать — потому что бездушное могло только разрушать. Но даже такой учёный, как Эм‘хк Арээ Ши, не сумел отговорить своих коллег от попытки создать массу р’сы без «призрака» — и теперь вся планета должна будет расплатиться за эту ошибку. Эм‘хк смог создать принципиально новый мощный «кристалл», обладавший одной уникальной чертой, отличающей его от всех остальных кристаллов: материнский интерфейс мог эволюционировать сам. Развиваться, синтезировать любые элементы, подстраиваться под новые условия — всё ради цели, заданной разумом и чувствами погибшей Вах’анхк: оберегать дочь, сделать её счастливой. Потому что только такой могущественный защитник, как непревзойдённая материнская любовь, слитая с новейшим техническим достижением, могла спасти дитя умирающей планеты. Быстрая эволюция кристаллов р’сы, не имеющих контролирующего их «призрака», повлекла катастрофу космического масштаба, задействовав те силы, которые ученый до сих пор не мог даже осмыслить. Сколько бы Эм’хк ни предупреждал остальных жителей, его слова не долетали до их ушей. Ученый знал — еще немного, и Главное Око, их родная планета, будет уничтожен. Ну и пусть! Пусть от целой планеты глупцов останется только одна маленькая девочка. Соседняя планета, Красное Око, расцветет через пару столетий, а много позже станет разумной и жизнь на Синем Оке. Его дочь не останется одна.ЛЕОНИД КРАСАВИН. РАНЕЕ.
— Сами жрите свои треклятые помидоры! — взвыл Леонид, тыкая вилкой в сторону собеседника. — Я хочу свои любимые крендельки! Крендель соленый, тридцать штук, упаковка синяя, с жёлтой надписью и сиреневым обкуренного вида медвежонком под логотипом, что здесь неясно?! Отставной пилот поморщился от этих слов: ему было неприятно слышать подобные речи из уст своего воспитанника. Оставленный на его попечение Красавин-младший рос не в самых весёлых условиях, но что ещё мог обеспечить ему человек, вынужденный за ничтожную ставку работать консультантом при государственном бюджетном учреждении? Будто мало было страха, что когда-нибудь его разбудят словами «Дмитрий Васильевич, вы обладаете закрытой информацией, пройдемте с нами…», потому что оставить свалившегося на пилота ребёнка было не с кем. — Лёня, — он попробовал воззвать к совести упомянутого давно уже не ребёнка, — как тебе не стыдно так выражаться? — Как тебе не стыдно так встречать племянника? — от своих слов Красавин не отказывался, но кричать перестал. — Я тут выкроил время перед последним полетом, специально к тебе в ИГМ залетел, привез тебе с дядей Лёшей подарков с Земли, а ты ставишь на стол солёные помидоры! Ты же знаешь, я их ненавижу. — Не нравится — не ешь, — пожал плечами Дмитрий Васильевич. — Твои крендельки на Сатурне только в магазинах космопорта достать, а я староват уже ездить в такие дали. — Вот прилечу на Землю, возьму запас — и обратно к вам, по станциям промчусь за кадетами, сдам их в ИОК и подамся в вольные торговцы. Корабль я выкупил, он теперь мой, и детский сад я на нем возить отказываюсь. — Лёня, — хмыкнул Дмитрий Васильевич, — сам недалеко от них ушел, а уже взрослым заделался? — Да я налетал на корабле с ДСС больше, чем весь мой курс в своё время! Леонид не хвастался. Он был пилотом-виртуозом, про него говорили «летает, как дышит». Леон ладил с компьютерами лучше, чем с людьми: не каждый мог выдержать его переменчивый характер, да и сам Красавин испытывал большую симпатию к исполнительным механизмам, чем к людям. Свой маленький кораблик он создавал сам, рисуя чертежи по ночам, во время еды, и даже на ходу, если вдруг озаряла мысль. А ещё в пока безымянном кораблике был секрет, который Леон не спешил кому-либо открывать. — Значит, торговать полетишь? — хмыкнул Дмитрий. — И куда? — На Деметру, у них там как раз развивающееся производство, — похвастался планами Леонид, — Пока корабль будет на автомате детишек везти, я сойду за оператора и доработаю кое-что. И тогда моя машинка будет самой быстрой в Галактике. — А если война? Вопрос был из тех, что в последнее время слышались то здесь, то там. Говорили, что будет война. Говорили, что будет голод. Что с Земли на станции Сатурна вновь перестанут поставлять свежие продукты. Что кто-то видел солдат без опознавательных знаков, совсем недавно, вот точно вам говорю… — Пф, — фыркнул Леонид, — да какая война. Тем более, если вдруг война, то торговцем быть всяко лучше, чем работать на ИОК. Либо к службе призовут, либо грохнут, как предателя. Нет уж, спасибо. Он встал. — Ладно, дядя Дима, спасибо за чай, передавайте дяде Лёше привет от меня. И соврите хозяйке, что помидоры были вкусными, что ли. У самого порога Леонид добавил тихо: — Последний рейс хочу поскорей отлетать. Небо было будто чужим, когда кто-то другой говорил, куда лететь и с кем. — Лёнь, — окрикнул его Дмитрий Васильевич, — возвращайся скорее. У вас в крови быть в самом пекле. — Да ладно, — отмахнулся тот. — Это у вас фамилия Могилин, а не у меня.РОМАН ОЖЕНКО. РАНЕЕ.
Рома с глубокомысленным видом рассматривал написанные им самим строки песни. Взглянувший на эти строки профессиональный поэт сказал бы, что текст ужасен. Рома профессиональным поэтом не был, и никак не мог понять, где же ошибка. Возможно, подумал он, со словом «рок» лучше рифмуется «ром», но ром — это что-то связанное с пиратами, а у пиратов, кажись, не было рока и рок-н-ролла… или был, но какой-то другой рок, не тот, который поют? Нет, нет и еще раз нет. У юного Оженко в голове смешивалось всё прочитанное или увиденное: он часами вспоминал, за капитаном ли Грантом плыли на подводной лодке с капитаном Немо, или за ним летели на воздушном шаре за восемьдесят дней? Рома запоминал множество фактов, но совершенно не мог запомнить, как они между собой связаны. В голове у него царил бардак, как и в его комнате: уже не новая гитара, перекупленная с третьих рук и заботливо приведённая в рабочее состояние валялась на кровати рядом с самим Ромой, проминая застиранное покрывало. Усилитель стоял рядом, направленный динамиком в сторону угла. Из раскрытого шкафа на пол вывалились футболки: все чёрные, каждая с ярким провокационным рисунком. Рядом на полу валялись чёрные джинсы — такие же были на старательно размышляющем самоназванном музыканте. Однако мысли мыслями, а со словами что-то надо делать: Рома был крайне горд тем мотивом, что недавно придумал, ему оставалось лишь подобрать слова — с ними-то и возникли проблемы. Если бы это были его единственные проблемы! — Чёрт бы тебя побрал, дурень малолетний! — в комнату с криком ворвалась старшая сестра. — Ты завалил экзамены! Завалил экзамены, чёрт возьми! Я заботилась о тебе, мелком щенке, терпела твои капризы, работала за четверых! И ты заваливаешь экзамены в Институт! Её широкое лицо было перекошено от злости и по цвету сравнялось с редькой. Сходство с овощем придавали длинные чёрные волосы, забранные назад и заплетенные в тугую косу. Но Роме она сейчас казалась сущим демоном. — Я их не завалил, дура ты безмозглая! — заорал в ответ он. — Я их сдал! Я поступил на бюджет, между прочим! На «акустику и психологию», или тебе так сложно понять эти два слова!? — Акустика и психология?! — сузила глаза Лена Оженко. — Ты издеваешься надо мной? Твой отец, тупое ты животное, сдох на свалках Меркурия, куда утащил и нашу мать! Если бы мой отец был жив, он бы этого не допустил, но он погиб, погиб капитаном корабля, спасая экипаж! А ты, гадёныш, столько лет висишь у меня на шее, и до сих пор не сделал ничего полезного! — Да пойми ты, — этот спор повторялся не в первый раз, и явно не в последний, — я не могу быть пилотом, я был рожден с другими способностями! Идеальный слух, прекрасное чувство ритма, и… — Я слышала это сотни раз от твоего преподавателя музыки, — взревела Лена. — И я сразу сказала ему: это всё чепуха! Я не дала ему записать тебя на спецкурс, и знаешь, почему? Будь на твоём месте кто-то поумнее, мог бы хоть в цирк поступать, но ты же тупой придурок, ты даже на музыке заработать не сможешь! Твой отец был таким же недальновидным пустозвоном! И где, где сейчас его бессмертные шедевры? — Заткнись! — Рома вскочил, сминая в руках листок с текстом. — Мне наплевать, и я завтра уже лечу в Институт, учиться там, где я хочу! И тебе меня не остановить! — Вали куда хочешь! Можешь не возвращаться, гадёныш! — Вот поэтому у тебя и нет никого! Как только за старшей сестрой захлопнулась дверь, Роман, все еще красный от злости, начал кидать вещи в сумку. Он ещё покажет этой моржихе! Покажет, что она ошибалась и недооценивала гениального брата! Уже стоя перед прилавком в магазине, Елена Оженко поостыла и начала жалеть о своей вспыльчивости. Лена ничего не могла с собой поделать: кипящая праведным гневом, она совершенно не контролировала свои слова. А как можно было не сердиться на девятнадцатилетнего балбеса, который не мог понять, что талант — это ещё не всё, ведь нужно уметь этот талант продавать! Когда её родной отец, капитан Всевласов Сергей Владимирович, умер от несчастного случая, мать вышла за другого. Оженко Валерий Данилович был красив, добр, талантлив и совершенно не способен на трезвый расчет. Он доверял своему лучшему другу, менеджеру с Деметры, а тот бросил его без денег в одном из захолустных уголков Меркурия. Елена и её годовалый брат узнали об этом только через месяц, и тогда шестнадцатилетней девушке пришлось взять на себя все заботы о Роме, вырастающем как две капли воды похожим на своего непутевого родителя. Конечно, на самом деле Лена всегда бы приняла домой глупого братца. Она полагалась лишь на свою силу и выносливость, доставшиеся ей от родного отца, и готова была защищать будущее Ромы до последнего. Но тот будто делал всё, чтобы испортить жизнь и себе, и сестре! Много раз Лена думала, что если бы не строптивый характер брата, она бы уже давно вышла замуж и обосновалась отдельно, но бросить этого бунтаря было не на кого. Да и не могла она этого сделать — просто не могла. Оставалось лишь надеяться, что в Институте Освоения Космоса из него сделают разумного человека.СОФЬЯ КАМЕНЮК. РАНЕЕ.
Конечно, никто на неё не смотрел. Софья знала это, но почему-то не могла поверить. Ей казалось, что все глядят на неё, обсуждают что-то, что отличает её от всех нормальных людей. «Ты не ненормальная». — Ты не ненормальная, — строго выговаривала мать, когда Софи жаловалась на дразнилки одноклассников. После этого её отправили обучаться дома. — Ты не ненормальная, — успокаивал репетитор, вздыхая. — Ты — особенная, Софья. — Ты не ненормальная, — отмахивался аналитик, — твои показатели ненормальны. Всё потому, что гены Софи были немного изменены. Её отец занимал важный пост в Совете, а мать когда-то была главой отдела информации. Оба имели огромный счет в банке, лучшие машины, лучшую пищу, лучшую землю, и хотели, чтобы их ребенок тоже был лучшим. Это Софья усвоила первым — с пяти лет с ней разговаривали лишь аналитики и пара профессоров из Института. Мать иногда приезжала навестить, брезгливо морщилась и уезжала, неизменно говоря что-то вроде «Я так и знала». Потом Софи пошла в школу. Отстраненная, тихая, она с изумлением и ужасом наблюдала за беспокойными кричащими существами в ярких обрывках из синтеволокна. Девочка просто не могла принять то, что она и эти дети — один и тот же вид. Через три дня она перестала ходить в школу и начала учиться самостоятельно. К девяти годам Софья прочитала всю школьную программу. В шестнадцать заочно окончила Институт Освоения космоса по специальности информационной защиты, куда пошла по совету матери. В восемнадцать же стала работать в Объединенном Отделе Информации Сатурна. А потом вдруг взбунтовалась. Однажды, когда Софья в очередной раз прибыла на осмотр, её руководитель был особенно весел. Он постоянно напевал какой-то лёгкий мотив, сыпал шутками. На рабочем столе в прозрачной колбе стояли ветки сирени, запах которых проникал даже за пределы кабинета. На вопрос о причине такого подъема настроения, руководитель лишь пожал плечами: — Весна, Софи. Всем хочется радоваться. Софье радоваться не хотелось. Ей хотелось плакать, кричать и бить кулаками стену. За окном автомобиля, отвозившего её в филиал ИГМ, постоянно мелькали люди в пестрых одеждах, отчего серая форма Софи казалась ещё более скучной и безжизненной, бесчеловечной. Раньше это было нормальным, но теперь Софи хотелось тоже стать такой же — красивой, яркой. Но Софья точно знала — её мать никогда, никогда бы не позволила ей надеть что-то, что не соответствует её пониманию правил. А правила матери были таковы: она знает лучше, и лучше для незамужней девушки скромная формальная одежда. У девочки, живущей в одной из самых богатых семей Земли и Сатурна, совсем не было карманных денег. Руководитель вздохнул, залез в боковой карман своей сумки и долго что-то там искал, затем вытащил рекламный буклет с затейливым логотипом и вырвал из него страницу. — Держи, скажи спасибо дяде Лёше. Это, вообще-то, его жене посылка, она тут в соседнем отделе мается с генераторами, но ладно уж. Софи спросила, ещё не до конца понимая, что это за листок, действительно ли ничего не случится от того, что она получит чужую вещь, но мужчина только отмахнулся. — Да ладно, госпожа Пехина обойдется без седьмой сумочки. А вот тебе не помешает что-нибудь весёлое. — Спасибо, Дмитрий Васильевич. — Пустяки, чего уж там… Руководитель Могилин, в прошлом второй пилот на никому не известном научном корабле, ставший после окончания полетов научным сотрудником, даже не представлял, насколько важным оказался его простой жест доброты. Для Софьи это был первый подарок, полученный лично, не официально, просто так. «Весна, Софи». Сияющая трёхмерная реклама перед входом в бутик притягивала внимание к и без того выделяющемуся интерьеру. Софье понадобилась вся её выдержка, чтобы зайти в зал с огромным количеством одежды, где уже было довольно много людей. Мгновенно подскочила продавщица: — Здравствуйте, вам что-нибудь подсказать? Эти волшебные слова, магическая формула, оставшаяся неизменной спустя много лет, подействовала. Софи почувствовала себя увереннее. — Да, мне бы что-нибудь в пределах этой суммы, — она протянула листок из буклета. — О, удачный выбор — любая вещь из новой коллекции не дороже двухсот семидесяти мун — бесплатно! — профессиональная улыбка продавщицы стала искреннее. — Пройдёмте за мой, я покажу вам отдел. Слегка обалдев от множества вещей, Софья выхватила платье почти наугад. — Можете примерить, - предложила услужливая консультантка. Несмотря на то, что происходящее казалось странным, необычным и пугающим, сердце Софьи замирало от восторга. Потом мать кричала, что это глупости, отец выдал задумчивое «Мда-а…», изящное черно-сиреневое платье было выброшено, а на замену ему Софья получила белый длинный и очень-очень закрытый наряд для «особо торжественных случаев». Но это было уже не важно, потому что главное — Софии узнала, что она может получить то, что захочет, и может быть такой, какой захочет: после скандала матери она хлопнула дверцей её дорогущего автомобиля и на огромной скорости рванула в Семь-сити, соседний город станции «Сатурн-21», дважды почти что врезавшись в защитный купол. Теперь она сидела возле дока, ожидая прибытия транспортного корабля. Он отвезёт её на Землю, где Софи сможет лично пройти обучение по другой специальности: летчик-испытатель ДСС. Софью не страшили опасности этой профессии, зато смущали сидевшие на соседней скамье зала ожидания девочки, хихикавшие и обсуждавшие что-то, шепчась и иногда поглядывая, как казалось Софи, на нёё. Я не ненормальная, напомнила себе Софья, я могу получить то, что хочу, если действительно захочу. Корабль Института Освоения Космоса остановился в седьмом доке, ожидая нового пассажира.МАРИЯ СХОДНИКОВА. РАНЕЕ.
Ярчайшие лучи света, жаркие, как само солнце, за время, которое человеческий разум не в состоянии представить, пронзили облака и коснулись земли, мгновенно поглощенные сочной зеленью. Шептали листья, танцевали на ветру цветки колокольчиков и яркие пятна лютиков. Оранжево-золотое, освещенное закатом, поле понемногу обрастало березками, у холмов превращаясь в лес. В этом лесу — Мария была уверена — живут феи. На озере, заросшем тиной, замолкают лягушки, чтобы послушать песни русалок, а те, бледнолицые, хихикают и заводят хоровод по пояс в воде, да так, что кажется, будто это настоящие девицы танцуют, шагая по дну. Стоит неосторожному путнику поверить в это и попытаться присоединиться к нагим красавицам, как глупец тут же будет утащен на дно, где русалки защекочут его до смерти прежде, чем он задохнется. И будет мертвец понемногу гнить на дне озера, обгладываемый молчаливыми рыбами, опутываемый водорослями... — Молодец, на сегодня достаточно. Учительница хлопнула в ладоши, и Мария послушно отложила смычок и скрипку. — Неплохо, но ты опять сбиваешься с ритма. Сколько раз я тебе говорила, что композитор не зря пишет, как следует играть его произведение? — Много. Извините. — Ты все равно меня не слушаешь. Возьми на экзамене творческую импровизацию, получишь побольше баллов. Казалось, все желали ей добра. Папа и мама постоянно были заняты на работе, чтобы Мария ни в чем не нуждалась. Ещё они развивали свой собственный талант: мама была известной певицей, а папа — археологом. Но у Марии всегда было много книг, любых, какие бы она ни пожелала: сказки, романы, повести, переводы и подшивки журналов. Опекун с посёлков Деметры не доверял электронным носителям, обустроив в доме настоящую библиотеку, поэтому девочка могла целыми днями читать, буквально закопавшись в книги. В школе Мария была последняя по физкультуре и первая — по литературе. Все предметы, для успеха в которых нужно было лишь читать, девушка одолевала легко: это дело она любила. В книгах было то, что нравилось ей больше, чем разговоры со сверстниками, беготня и шумные игры. Звук тоже был прекрасен: звук музыки. Несмотря на внешнюю апатичность, в голове Марии происходили сражения, достойные эпосов, разворачивались баталии, способные поразить воображение любого. И лишь две вещи были способны хоть как-то связать происходящее в ей фантазиях с окружающим миром: музыка и литература. За Марию продолжали решать, что будет лучше: музыкальная школа, скрипка, класс с углубленным изучением истории цивилизаций, дополнительный спецкурс по марсианским руинам, а её аттестат был отправлен в Институт Освоения Космоса. — История древних цивилизаций и их культура, — сообщил временный опекун, Джек. — Я уверен, это то, что тебе нужно: в ИОК есть дополнительные занятия и свой оркестр, а тебе не помешает научиться играть слаженно с остальными музыкантами. Конечно, все желали ей только добра. Поэтому Мария Сходникова сдала экзамены, и, увидев пометку «зачислена» у своей заявки, начала собирать вещи. По крайней мере, именно так всё и было официально. Бумага умела говорить правду, но лгать тоже — по-своему, меняя имена, цифры и даты. …на садовой ограде темнели гроздья винограда, поглощавшего солнечный цвет, и теперь по-осеннему сочного и сладкого. Уставший рыцарь спешился, похлопал коня по взмыленной морде и подвел его к колодцу. Глядя, как животное торопливо пьет из ведра, воин, с трудом передвигаясь в тяжелых доспехах, подошел к лозе и осторожно оторвал несколько ягод. Из-за деревьев послышался звонкий смех: рыжеволосая девушка, тихо следившая за подъехавшим всадником, внимательно рассматривала его герб. Рыцарь приехал издалека, изрядно утомившись в пути. Бумаги могли лгать, люди могли лгать. Но это неважно. Музыка всегда была правдива. Это было раньше.