Дети Неба

«Ты нужен мне». Вот так вот просто подорваться, вскочить, забыть про дела только из-за одной фразы, которую мальчишка даже не осмелился сказать лично — прислал с уже поднадоевшим консульским агентом. Пришел в себя Мурена лишь тогда, когда протягивал удостоверение водителю флаера. — Максуэлл Джейкоб Ольфер, — тот внимательно посмотрел на рослого мужчину перед собой. — И с какой целью вы мчитесь так далеко? Мурена хотел ответить, но понял, что и сам не знает, зачем он летит в резиденцию деметрианского канцлера. — Вас не касается, — проворчал он, заработав неодобрительный взгляд. Глядя на стремительно проносящееся мимо небо, сливающееся в бледные пятна из-за покрытия стекол во флаере, Мур думал, что и сам бы дорого дал за то, чтобы понять, что заставило его вскочить по первому зову, как ручного пса. Из головы не выходила мысль о том, что телепат что-то сделал с ним тогда, на корабле, когда получил доступ к его разуму. Но нечто, спрятавшееся где-то в инстинктах, отвергало идею — твердое убеждение, что Эдвард этого бы не сделал. «Конечно, не сделал бы, — зло подумал Мурена. — Он бы просто заставил меня сделать это против моей воли, шантажируя и манипулируя, не затрагивая мозг. Мальчишке с Деметры нужна была умная и самостоятельная пешка». И этот план сработал, чёрт возьми. Мурена никогда не бывал в резиденции канцлера Деметры, и теперь смотрел во все глаза, стараясь ухватить и запомнить каждую деталь. Резиденция стояла точно в том же месте, где раньше находилось здание Совета, что ещё больше подчеркивало аккуратность, с которой деметрианское правительство заменяло устаревшие детали прежней власти. Несмотря на то, что значилось здание резиденцией канцлера, лишь часть его принадлежала непосредственно Эдварду, остальные же помещения были больше похожи на шумный офис. Огромные голографические экраны светились постоянно меняющимися цифрами, скачущими графиками, пестрили непонятными символами; при этом везде было тихо: люди переговаривались между собой редко, предпочитая либо передавать планшет с информацией, либо переписываться по служебной сети. Благодаря голографическим же клавиатурам не было слышно даже щёлканья клавиш: вся техника была новой, привезенной с Деметры. Мурена едва не засмотрелся на это, но его внимание уже захватили комнаты, где располагался канцлер. Они не были роскошными, но в них чувствовался стиль: изящная мебель, никаких ядовитых оттенков, приятная расслабляющая обстановка и — что немного смутило наёмника — везде мягкие ковры. Хотя, вспомнив привычку Эдварда засыпать где попало, Мурена успокоился. — Канцлер уже проснулся, — сидевший перед дверью старый знакомый брезгливо оглядел посетителя. — Он ждёт вас. Агент Джек Смит — или уже не агент, раз сидит под дверью канцлера? — немного изменился. Его лицо приобрело желтоватый оттенок, а взгляд поверх тёмных очков выражал ещё большую неприязнь, чем раньше. Мурена остановился, глядя на мужчину в чёрном костюме. Время словно повернулось вспять. — Три года назад ты говорил, что телепат никогда не будет править Деметрой, — медленно произнёс Мур. — Это необходимость, — казалось, агент говорит, не разжимая зубов, выдавливая из себя каждое слово. — Потому что сейчас только он может помочь Деметре. Если верить нынешним данным о его состоянии, Эд умрёт через два года, если не раньше, и тогда это уже не будет иметь значения. В этом Джек был прав: какой бы властью ни обладал Эдвард, смерть была сильнее его. Мурена не видел Рида со времен взрыва Атлантиды, да и не горел желанием его увидеть. После брошенного как бы между делом «Уходи, пока ты не понадобишься» было мерзкое послевкусие, словно использовали и вышвырнули. Даже более чем щедрое вознаграждение не подсластило горечь. Хотя, усмехнулся про себя Мур, рванулся тут же, стоило Эду лишь позвать. Бросив ещё один взгляд на Джека Смита, кем бы он ни был по нынешней иерархии, Мурена вошёл в кабинет канцлера Деметры. Ощущение дежа-вю исчезло: обстановка отличалась от той скромной комнаты, которую Мур видел в прошлый раз. Да и не смотрел он тогда по сторонам, больше волновался о спасении собственной шкуры, которая неожиданно стала ему так дорога. Теперь же наёмник буквально пожирал глазами окружение. Картина из сплава стекла с осколками породы с Плутона, рядом переливались и сверкали минералы с родной планеты юного канцлера, мерцали сине-зелёным цветущие бактерии с Ганимеда, образующие похожую на куст колонию, а ещё, ещё…! Кабинет был полон произведений искусства с разных уголков Галактики, удивительно гармонично сочетавшихся друг с другом, а за столом из самого настоящего, не синтетического дерева сидел Эдвард Рид. Мальчишка с Деметры так и остался мальчишкой с Деметры, но теперь он выглядел ещё старше: если при первой встрече Мурена дал бы ему двадцать, то теперь — двадцать семь или даже немного больше. Тёмные пряди, вьющиеся на концах, обрамляли изменившееся лицо, но глаза телепата остались такими же понимающими. Только теперь они были глубокими колодцами тьмы, жаждущей чего-то. Быстро оглядевшись, наёмник поинтересовался: — Итак, ты вызвал меня с другого конца света. Один вопрос: зачем? Телепат улыбнулся. Хотя со времени их последней встречи прошло не так уж много, около полугода, казалось, для Эдварда это же время мчалось совершенно в ином темпе. Мурена оттолкнул мысль о том, что парень скоро умрет, а ведь сейчас ему было — дайте вспомнить? — пятнадцать лет. Эд всё ещё был довольно худым, невысоким, на лице обозначились скулы, от постоянной улыбки появились лёгкие морщинки. — Максуэлл, нам опять надо сделать кое-что очень важное. — Оу, — ёмко высказался тот. — Да, на сей раз мы спасаем человечество, хотя оно не так уж этого и заслуживает. Мурена бы рассмеялся, если бы не знал, что Эдвард говорит серьезно. — Надеюсь, мы — это не только мы двое? Эд ухмыльнулся, встал и подошел к огромному монитору, располагавшемуся на одной из стен. — Я рад, что ты согласен, — сообщил телепат, раскрывая окно с файлами на весь экран, — потому что на этот раз нам придется работать с совершенно разными людьми. Смотри сам, кое с кем ты уже знаком. Мурена пробежался глазами по списку. Миссия предстояла действительно сумасшедшая. Такая команда и в дурном сне привидеться не могла. «Роман Оженко, двадцать три года. Музыкант, расшифровщик языка Атлантиды. Анна Кощеева, врач-хирург, эпидемиолог. Дина Кощеева, врач-лаборант, анестезиолог. Лира Богоданов, двадцать восемь лет. Профессиональный курьер. Мария Сходникова, двадцать два года Специалист по цивилизации Атлантиды, расшифровщик её языка. Музыкант. Леонид Красавин, двадцать девять лет. Пилот. Владеет кораблем с предположительно фаэтонской модификацией». — Понял, — вздохнул Максуэлл, — но зачем нам этот Оженко? Я недавно в новостях его видел, он пьёт, буянит и пристает к кому попало. Если хочется помирать с музыкой, хватит и одной девчонки. Эд коротко рассмеялся, показав, что оценил каламбур. — Эти двое — единственные специалисты по языку Атлантиды. А Роман, в отличие от Марии, нелоялен к Деметре. Наёмник вновь не понимал, зачем юному телепату провоцировать собственное правительство, но уже давно смирился с тем, что у парня какие-то свои планы. — Ладно, а Красноглазый? — не прекращал допытываться Мурена. — Он же курьер. — «Способен пробраться куда угодно», — процитировал деметрианин. — Не ты ли так подумал о нём? Доверься мне, Мур. — Будто у меня есть выбор, — проворчал тот. — Есть одна небольшая сложность, — безмятежно продолжил Эдвард, — пилот. Я бы хотел вновь получить в своё распоряжение Леонида и его «Маленького львенка». Но мы не можем отыскать его, а если и находим, то Леон всегда ускользает от нас. Единственный, с кем он готов разговаривать, это… — Красноглазый! — догадался Максуэлл. — Верно, растёшь на глазах, — телепат кивнул. — У меня есть подозрения, что Красавин немного не в себе… — Он всегда был психом, — убежденно заявил наёмник, — нормальные люди так не летают. Эдвард Рид задумчиво покачал головой. — Всё серьезнее, чем ты думаешь, Мур. Либо Богоданов приводит нашего пилота в более-менее адекватное состояние, либо… Он замолчал, выдержав многозначительную паузу. «Мне нужен и пилот, и его корабль. В этом судёнышке таится сила, способная остановить нашу Немезиду». Встретиться с красноглазым курьером было решено недалеко от матово-стеклянной коробки платформы для флаеров, ближе всего находящейся к его нынешнему дому — Землю Богоданов теперь почти не покидал. Лира оказался чрезвычайно занятым человеком: до него Мурена дозвонился только со второго раза, да и то — ответила какая-то девушка со звонким приятным голосом, назвалась Валей, сообщила, что «любимого» нет, и он сейчас занят по делам, где-то далеко. Не надо было быть большого ума, чтобы понять, что это — та самая девчонка, Валька-Валентина, о которой упоминал Красноглазый. Во второй раз курьер позвонил сам, удивившись внезапному делу, но всё-таки согласился на встречу, выбрав место и время. И теперь Максуэлл щурился, отворачиваясь от солнечного света, с легкой завистью поглядывая на телепата рядом с собой — тот ещё на выезде из своей резиденции прихватил тёмные очки. — Ну, привет. Мурена вздрогнул от неожиданности и резко развернулся. Курьер умел подкрадываться незаметно. — Итак, — в улыбке Лиры проскальзывало беспокойство, — ты перехватил меня по дороге домой. Я три месяца Вальку не видел, а тут вы со своим срочным делом. И не думай, что всё будет как в прошлый раз, когда получилось что-то вроде «Ой, это опасно! Стоп, сколько стоит?». Я теперь мирный садовод, я стал обычным человеком и не хочу никаких приключений. Деньги у меня есть, так что простая работа мне не нужна. Одетый в тёмно-серую толстовку, новоиспеченный садовод небрежно стоял, держа одной рукой наплечную сумку. Наёмник попытался найти хоть какие-то отличия от того, что видел два с половиной года назад. — Ты нисколько не изменился, Лира, — удивленно отметил Мурена. — Точь-в-точь такой же. — Обижаешь, — хмыкнул тот. — Я вижу, кое-кто постарел лет на десять. Взгляд Эдварда помрачнел, но деметрианин всё-таки улыбнулся в ответ. — Я прошу у тебя помощи, — сказал он. — И это связано со спасением человечества. — Ва-а-ау, — протянул Лира, но взгляд его оставался серьезным. — Что же нужно от меня канцлеру Деметры? — Как там твоя дружба с Красавиным? — в лоб поинтересовался телепат. — А это тут при… — начал было Красноглазый, но тут же сообразил. — Только не говорите, что вы собрались снова его звать? Нет, я не имею ничего против, но… Он замялся. — Мы давно не контактируем с Лёней. У меня свои дела, а он вообще с людьми не видится. У меня было много работы, я наконец-то купил землю и теперь восстанавливаю работу деда. Лёня же стал угрюмым с тех пор, как мы разошлись тогда, а ещё подозрительным и нервным. С ним стало сложно общаться. Он постоянно что-то недоговаривал, и в конце концов я просто сказал ему об этом. Больше мы не связывались. Замолчав, курьер посмотрел на Эдварда. — Ты ведь знал об этом? — Нет, — пожал плечами тот. — Но если Леонид и станет кого-то слушать, то только тебя. Заедешь домой, поболтаешь с девушкой, а послезавтра будешь уже лететь в ту сторону, где в последний раз видели этого красавчика. Устраивает? — Нет, я же сказал… — Лира, — Эд не дал ему договорить, — у тебя есть дом, женщина и планы на будущее. Но сейчас к нам из далёких миров летит машина смерти, Немезида нашего любопытства. Ты нужен, чтобы остановить её. Твои гены и полученные благодаря им способности — один из ключей нашей победы. Ты можешь отказаться, но тогда мир, который ты знаешь, сгорит через несколько месяцев. А я прослежу, чтобы оставшееся время наши медики посвятили изучению интереснейшего эксперимента твоего деда — тебя. Красноглазый замялся — Эдвард выглядел убедительно. Он бросил взгляд на невозмутимое лицо Мурены. — А… — начал было Лира, но деметрианин уже предугадал его вопрос. — Да, спасение мира будет щедро оплачиваться. Хмыкнув, Богоданов подмигнул наёмнику, махнул рукой на прощание и развернулся в сторону дороги. Лишь побелевшие скулы выдавали — угроза пробудила затаившиеся было страхи. Эдвард пристально смотрел вслед Лире. — Как думаешь, Мур, — неожиданно спросил он, — этот мутант действительно уговорит нашего пилота? — Не знаю, — пожал плечами тот. Эдвард усмехнулся. — Если у него не получится, мне придется поработать с пилотом лично, — почему-то неожиданно устало вздохнул он. — Но знал бы ты, как я не хочу этого делать! Если бы можно было найти другого такого же сумасшедшего, но более сговорчивого — я бы и вспоминать не стал о Красавине, пусть бы подох один в космосе, но нужен именно он. И его корабль. Очень хотелось спросить, почему, но Мурена удержался. — Узнаешь, — телепат почувствовал так и не произнесённый вслух вопрос. — Правда — узнаешь. Едва переступив порог дома, Лира довольно расхохотался, глядя на развалившегося посреди коридора кота. — Ну ты и разжирел, Тигра! Толстун-то какой стал! Лира присел, чтобы потрепать питомца по животу. Он уже играл с котом, смастерив нехитрое развлечение из нитки и конфетного фантика, когда Валентина зашла в комнату, оглядываясь в поисках посетителя. Как только она увидела гостя, её взгляд потеплел. — Лира! Тот повернулся к ней и улыбнулся ещё шире: — Валька! Что, не чаяла живым-то увидеть? Девушка, ахнув, подбежала к нему и обняла его крепко-крепко. — Я так скучала, — прошептала она, — так скучала! Я боялась, что они снова решат отнять у тебя всё, и никто не поможет… — Забудь, Валь, — курьер прижал Валентину к себе, делая глубокий вдох. От невесты всегда пахло домом, чем-то уютным и оставшимся позади. Пушистой шерстью кота, домашним хлебом, свежевыстиранной одеждой. Валентина и её кухня были главной причиной для Лиры любить дедушкин сад. — Лира, послушай, — Валя, поправив волосы, посмотрела прямо в глаза любимому, — мне кажется, пора нам уже жениться. — Погоди, — резко очнулся от счастливого забытья тот, — ты уверена? — Почему нет? — изумилась Валентина. Лира вздохнул. — Послушай, Валька, — начал он, — ты же знаешь, я мутант. Я могу быть не человеком. У тебя может не быть ребенка. Я могу состариться совсем скоро, как тот мальчишка с Деметры, а могу жить вдвое дольше тебя. Я перестал расти совсем. А ещё не забывай, что я буду вечно занят, что я пришел только для того, чтобы попрощаться — мне надо срочно лететь и спасать вместе с деметрианским канцлером мир… — Балда ты! — обиженно прервала его Валя. — Балдой был, балдой и остался! Если бы мне нужен был кто-то другой, я бы к нему и пошла. Нет, милый мой, мне нужен именно такой дурак, как ты. — Валька-Валентина… — Лира рассмеялся, смущённо почесав затылок. — Конечно же, я согласен! Только погоди, мир спасём, я вернусь — и тут же свадьбу, по-старому, с фатой и белым платьем, как деду нравилось! Благодаря деду они и познакомились. Валентина была больна смертельно опасной болезнью, и давным-давно, ещё когда Вторая Колониальная только собиралась взлететь, единственному родственнику Валентины, брату, была выдана справка о смерти сестры. Только на самом деле Валька не умерла, а заснула, словно Спящая Красавица, в криогенной камере, ожидая вакцины. И именно дед Лиры, создав вакцину, пробудил девушку от сна, исцелив. Временно предложил пожить у него в усадьбе, пока вёл наблюдение за самочувствием, а там уже и с Лирой познакомились, и… Теперь Валька, имевшая немалое приданое с процентов «мёртвых» денег за брата, пропавшего без вести вместе с Второй Колониальной, собиралась сменить фамилию с Черных на Богоданову. Только дождаться бы его с этого задания, только бы живой вернулся! С этими беспокойными мыслями Валентина и засыпала, любуясь на дремлющего рядом жениха. Наутро Лира бесшумно собрал вещи и вызвал флаер до космопорта. Там его должен был поджидать небольшой корабль, отправляющийся туда, где в последний раз видели «Маленького львёнка». Канцлер Деметры уже имел определённую известность, и Лира знал: лучше подчиниться. Тогда закончишь хорошо и, возможно, с неплохим вознаграждением. О тех, кто отказал канцлеру, никто никогда больше не слышал. Кабинет, принадлежащий сёстрам Кощеевым, восхитил бы любого. Ряды различных мензурок, колб и пробирок; огромный монитор на половину стены, отслеживающий показания сразу с нескольких аппаратов; много стекла, металла и загадочных веществ разнообразных цветов и состояний. Дина Кощеева, младшая из сестёр, здесь почти жила, проводя всё своё время среди этого научного парка развлечений, и чудеса уже перестали быть чудесами, став обыденностью, а затем и начав надоедать. Лаборантом быть интересно, но из-за этого ни Дина, ни её сестра никогда не покидали Марс, не выходя даже за пределы комплекса зданий, принадлежащих марсианскому научно-исследовательскому институту. Поэтому каждый чужак был шкатулкой с приключениями, загадочным зверем из далеких краёв, запоминавшимся надолго. Дина до сих пор не могла забыть тех троих, что привели Веронику Андреевну в бешенство: светло-русый красноглазый парень, бледный деметрианин с синдромом Авроры, который уже был ей знаком по работе, и высокий мужчина с повреждением плечевого нерва. С последним Дина с удовольствием бы пообщалась побольше, но тот был неразговорчив и угрюм. Но это было неважно, потому что он вернулся. Его имя, длинное и невозможное для запоминания с первого раза, его поведение, не столько грубое, сколько осторожное, а также множество шрамов — всё это говорило о том, что у него была интересная жизнь. Сначала Дина хотела лишь послушать его рассказы, узнать о далёких мирах, о том, где он побывал, но тот прилетел лишь чтобы Анна вылечила его, а помощь лаборантки даже не требовалась. Это было нечестно! Обиды на сестру Дина не держала, зная, что та всё равно не будет беседовать с пациентом, лежащим на операционном столе. Система, которую придумали сёстры, была новой, не до конца надежной, но Максуэлл хмыкнул и сказал, что согласен на любой риск, если есть возможность. Всё время, пока Аня работала с наёмником, её младшая сестра сидела возле двери и ждала, волнуясь. — Всё нормально, — бросил Максуэлл, когда столкнулся с ней в коридоре, покидая институт, и решительно произнёс: — Спасибо. — А… — Дина не сразу сообразила, что ответить. — Это другая делала операцию, моя сестра, а я просто… — Я сказал — спасибо, — прервал её возражения тот, — вам обеим. С тех пор лаборантка его не видела. Она знала, что Максуэлл — наёмник, что работает на того телепата с Деметры, который скоро умрет, если ничего не изменится. Да, Рида было жаль, но он был далеко, а ещё не нравился матери, потому что лез без спроса в чужие мысли. Но, пересылая результаты тех или иных исследований Эдварду, Дина понемногу расспрашивала деметрианина о Максуэлле. Она узнала, что тот отзывается на прозвище «Мурена», что он обожает рисовать, что то, как он улыбался ей тогда в коридоре, после операции — событие настолько редкое, что случается раз в жизни. Недавно канцлер Деметры прислал прядь чьих-то волос и запросил полный анализ: кому принадлежат, сколько им лет и так далее. Привычную работу Дина хотела сделать побыстрее, но всё равно каждый шаг она делала с особой тщательностью — все цифры она проверяла, сравнивала, уточняла погрешности. Поздно вечером заглянула Аня, осторожно закрыв за собой дверь. — Снова до ночи? — она оглядела лабораторию. — Это та-а-а-ак скучно, — зевнув, пожаловалась Дина. — Слушай, может, ты доделаешь этот отчет? Данные есть, надо это только оформить и тому парню с Деметры отослать. Я очень устала сегодня, да ещё от рутины в сон клонит… Давай ты закончишь отчёт, а затем можешь болтать с канцлером сколько угодно? Обмен был неплох: Эдвард Рид был одним из тех, кто не боялся говорить с сёстрами о чем-то личном в служебной переписке, и каждая кроха информации, полученная от него, становилась объектом долгих бесед между Кощеевыми-младшими. — Ладно, — вздохнула Аня. — Давай сюда планшет. Она подождала, пока сестра уйдет, и села за стол, внимательно вглядываясь в столбцы букв и цифр. Обобщать Ане всегда удавалось лучше, чем Дине, поэтому через полчаса отчёт был уже готов. С деметрианским канцлером сёстры общались, используя рабочие учетные записи. Найдя его имя в списке контактов, Аня наскоро отправила сообщение, приложив к нему копию отчёта, и собралась уже пойти последовать примеру Дины и пойти спать, как экран планшета мигнул. Ответ от Рида. Аня понятия не имела, что он мог ответить на отчёт, но игнорировать было не очень-то вежливо. Аня развернула окно переписки на весь экран. «Спасибо. Ты не представляешь, насколько это важно». После секундного замешательства Аня вспомнила, что данные добыла не она. «Это сестре спасибо скажи, я только переслала копию. Понятия не имею, зачем тебе нужен был этот пучок волос». Эд умел легко преодолевать барьер личного пространства, мгновенно переходя на «ты» с любым, словно за секунды становясь самым близким другом. Для отрезанных от общества Кощеевых-младших он был словно жемчужина в океане молчания. «Тогда передай сестре, — почти мгновенно отреагировал невидимый собеседник, — что она просто умница. Я бы дорого отдал за таких сотрудников на Деметре». Спать уже не хотелось. Давно никто не говорил сестрам Кощеевым комплиментов — их видели живым дополнением Вероники, их матери-создательницы, ушедшей с головой в очередной революционный проект и почти не выходивей из лаборатории. «Ну, — удивляясь собственной наглости, Аня продолжила печатать, — я на самом деле тоже приложила руку к созданию отчёта». «Тогда у тебя есть полное право гордиться собой. Впрочем, у вас сейчас поздняя ночь, и я наверняка отвлекаю тебя от полагающегося сна. До встречи». Умываясь перед сном, Аня впервые обратила внимание на давно не стриженные пряди, небрежно убранные за уши. Ей пришла в голову мысль, что стереотип о том, что девушка не может быть и умной, и красивой, надо растоптать, предварительно изорвав на клочки, если бы это было возможным. Она часто переписывалась с деметрианским канцлером. Иногда это были сугубо рабочие разговоры, но изредка Аня не выдерживала и, замирая от страха, задавала вопросы о том, что к работе не имело никакого отношения. « Говорят, ты жесток и беспощаден. Но это ведь не так?» Дура, тут же сказала себе Аня. Дура! Ты правда думаешь, что он на это ответит? Но ответное сообщение пришло почти сразу же. «Я могу убить. Я могу отравить человека, я могу приказать убить его, я могу попросить кого-то сделать это. Но я не могу чувствовать, как его убивают. Если бы не синдром Авроры, всё было бы по-другому». Аня часто заморгала, глядя на монитор. По-другому? Но их с Диной мать уже разработала лекарство. Оно бы избавило от телепатии и этих чувств. И, холодея от собственной наглости, Аня задала ещё один вопрос: «Так почему же ты не вылечился?» «Потому что я — это я, и без части себя я бы перестал быть собой. Я слишком жаден, чтобы отказаться от того, что уже принадлежит мне». Когда разговор уже был закончен, Аня вспомнила, что забыла уточнить: что же именно Эдвард считает своим? Что — или кого? Через полгода пришло письмо от канцлера: приглашение в опасное путешествие ради спасения всего мира. Аня с Диной долго не могли заснуть. Кроме гордости за то, что из всего научного штата Объединённых Планет Эдвард выбрал именно их, каждая из сестёр думала и о более личных вещах. Аню захватило предчувствие чего-то необычного, ощущение важности происходящего: все эти чувства и буря эмоций превратились в самый настоящий вихрь, не давая успокоиться. Когда же она уснула, ей приснился мигающий экран планшета и кто-то, очень похожий на канцлера Деметры. Дина же мечтательно смотрела на вырезанную с камеры наблюдения фотографию наёмника и улыбалась. Шум систем корабля сливался в равномерный гул, приятный и привычный после долгих лет полётов. Голубовато-бирюзовое сияние от панели и множества экранов превращало внутренности кораблика в волшебную пещеру. Но среди механических звуков можно было различить еле слышное дыхание спящего человека. На полу возле кресла пилота дремал единственный живой обитатель космического корабля, лёжа на боку и подперев щеку ладонью. Вдох — выдох. Вдох — выдох. Ритм сбился, пилот повернулся на спину, убрал с лица растрепавшиеся светлые волосы и, не открывая глаз, произнес чуть хрипловатым спросонья голосом: — Руфь, сколько времени? — Сейчас двадцать один час и сорок семь минут по Гринвичу, Земля, — ответил приятный женский голос. Рядом мелькнуло изображение женщины, но так быстро, что рассмотреть её было невозможно. Пилот застонал и открыл глаза, первым делом посмотрев на панель управления и главный монитор. Зевнув, он встал и, пошатываясь, побрел к «умывальне» — маленькой комнатушке возле инженерной. Такие были во всех кораблях, но каждая выглядела по-своему, в зависимости от размеров и уровня судна. Высококлассные суда имели целые комнаты со стенами, извергавшими облака теплого пара, а то, что было на «Маленьком львёнке», больше походило на старую душевую кабину. Пар был удобнее, чем простой поток воды — это позволяло сэкономить бесценный в космосе ресурс. Приведя себя в порядок, Леонид расчесал влажные волосы и спросил вслух: — А не подстричься ли мне? Отрастил патлы за… сколько там прошло времени? Хотя погоди, не отвечай — не хочу знать. Я теперь сам по себе. Раздался тихий писк одного из сканеров. — Опять эти деметрианские ищейки, — Красавину даже не надо был смотреть на экран, чтобы понять, о чем сообщает прибор. — Руфь, когда они были рядом в последний раз? — Четыре дня, семь часов, двадцать девять минут. Продолжительность контакта — три минуты, семнадцать секунд, после чего расстояние стало невозможным для обнаружения стандартным сканером Шрайтера. — Шрайтер был ограниченным стариком, как и его сканер, — фыркнул Леонид. Он быстро собрал ещё не высохшие после душа пряди в хвост, вздохнул и сел в своё кресло, собираясь увести корабль от разведчиков Деметры. Пискнул сигнал вызова, но Леон проигнорировал его. — Думаю, тебе следовало бы знать, — голограмма женщины возникла совсем рядом с Леонидом, — что на этот раз кое-кто знакомый хочет увидеться с тобой. Вздрогнув от неожиданности, Леон внимательно посмотрел на призрак молодой женщины, который стал ему единственным собеседником на несколько лет. Красавин привык к ней, к её странному имени, к тому, что иногда этот искусственный интеллект, ставший частью его бортового компьютера, ведёт себя необычно, но к внезапным появлениям привыкнуть было невозможно. Тем не менее, если Руфь хочет, чтобы пилот принял вызов с корабля-разведчика, то следует попробовать. Душа «Маленького львёнка» не может лгать. Изображение, возникшее на мониторе, заставило пилота задержать дыхание. Он моргнул пару раз, словно сомневался в своем зрении, потом нерешительно произнёс: — Лира? — А кто же ещё, — курьер улыбался, но Леон видел неловкость и смущение в каждом слове, в каждом движении. — Лёня, мы должны встретиться и поговорить. Я знаю, что ты не любишь покидать корабль, поэтому запрашиваю стыковку. Я буду один, мы просто поговорим и всё. Красавин молчал, раздумывая. Руфь не подавала знаков, а принять решение самому было сложнее — уже больше двух лет Леонид не общался ни с кем, кроме бортового компьютера. Глядя на чувствующего себя неуютно Лиру, Леон не мог понять собственного отношения к собеседнику: симпатия или неприязнь? Все, с кем он общался раньше, будто бы исчезли, превратились в призраков, о которых он уже начинал забывать — а тут этот курьер, не изменившийся ни на йоту, появляется на экране его корабля и просит о встрече. Впервые за несколько лет. Очевидно, что ему что-то нужно, точнее, не ему, а кому-то, кто послал его. Кому-то, кто достаточно успел узнать о Леониде Красавине, чтобы послать за им единственного человека, которого Леон мог бы назвать другом. Кому-то, кто обладает достаточной убедительностью, чтобы заставить курьера лететь. Кто-то, кто управляет Деметрой и её кораблями-ищейками. Ответ был очевиден. Лира не знал, согласится Леон или нет. Он боялся неизвестности, которая ждала его: Красавин изменился. Отросли волосы, лицо его стало острее, злее. А пустые глаза, тоска в которых была заметна даже через экран видеосвязи, страшили больше лучевого пистолета. Ожидая завершения стыковки, Богоданов с удивлением понял, что паникует. Он не знал, чего ожидать от Красавина, который превратился во что -то непонятное. Леон был как загнанный зверь, решивший превратить ловушку в убежище. Его последнее письмо, на которое Красноглазый так и не нашел в себе желания ответить и о котором не рассказывал никому, было странным и больше пугало, чем радовало. Кажется, его бывший друг действительно сошел с ума. Леонид молча проводил гостя в общую каюту, жестом предложил сесть на диван, на котором Лира когда-то очень любил подремать, и спросил: — Что вам от меня нужно? — Вам? — Тебе и тому деметрианскому ублюдку Эдварду, — без всякого выражения уточнил Леонид, садясь в кресло напротив. — Как ты… — начал было Красноглазый, но тут же догадался. — Лёня, ты все ещё подозреваешь его во всём? — А ты — нет? — несмотря на то, что это был вопрос, вопросительных интонаций в голосе Леона почти не было. Лира промолчал. Он понял, что внимательно рассматривает бывшего товарища, стараясь найти что-то схожее с тем пилотом, который был его другом. Разве что одежда такая же: рабочий комбинезон с небрежно завязанными на поясе рукавами и футболка с рисунком из цифр. — Сейчас есть вещи поважнее, Лёня, — несмотря на ощущение неловкости, курьер не забыл, зачем пришел. — Нужна твоя помощь. Я сам не знаю ещё всех подробностей, Рид сообщил только главное, но ситуация такова: Атлантида, активированная полгода назад, отправила в космос сигнал. Теперь к Земле движется нечто, уничтожившее в своё время Фаэтон и опустошившее Марс, и только твой корабль и ты могут оказать противодействие этой опасности, потому что любой другой корабль накроется без автоматики! Эта речь не произвела никакого впечатления. Леон молчал, продолжая ждать. — Все жители Земли могут быть уничтожены! — Лира добавил убедительности в голос. — Или даже всё человечество! — Люди? Те самые люди, к которым ты даже не принадлежишь, мутант? Не ожидавший такой подлости Красноглазый пораженно уставился на Леонида. — Но они все умрут, если ты не поможешь! — Мне всё равно. Для меня они уже мертвы. Голос Красавина был совершенно спокойным, холодным, отстраненным, но чуткий слух курьера уловил лёгкую дрожь. Что-то было не так. Нет, всё было не так. — Я не понимаю, что с тобой? — Лира пытливо взглянул на пилота. — Что случилось, Лёня? Ты и раньше не был филантропом, но сейчас ты просто переходишь все границы… Леонид ответил не сразу. Сглотнув появившийся в горле комок, он мрачно посмотрел в сторону товарища. — Дядя Дима погиб. Сердце отказало. Я не был рядом с ним тогда, я возился с вами на Земле. Стало очень тихо, все системы корабля словно приостановили работу, сочувствуя горю своего создателя. — А если бы я, — с неожиданной злостью вдруг продолжил Леон, — если бы я не стал тратить на это время, мы могли бы успеть, ему сделали бы эту дорогущую операцию, ради которой я и пошел на сделку с деметрианскими уродами, и он был бы жив! Если бы не мой эгоизм, он бы сейчас был жив! Я мог хотя бы быть рядом с ним, а я… — он сбился на хриплый шепот и замолк. — Ты два года был один в космической пустоте и думал только об этом? — Лира не мог себе и представить такое. Он считал Красавина своим другом, думал, что хорошо его знает. Но сейчас перед курьером был отчаявшийся незнакомец, от которого зависела судьба Земли. — Лёня, послушай… — Красноглазый попытался достучаться до разума пилота, — ты не мог быть… не мог знать… Аргументы превратились в бессвязный лепет. Лира понял, что Леонид его просто не слышит. Пилот смотрел мимо собеседника, пальцы его дрожали, будто от холода, а глаза напомнили курьеру стекляшки дорогих раритетных кукол, которых он однажды перевозил. Красавин был похож на свежего мертвеца. — Разве у тебя никогда не возникало мысли, что этот мир совершено безумен? — прошептал он. — Что те, кто с пеной у рта воюют, на самом деле убивают друг друга из-за того, что даже не имеет значения? Вера, цвет кожи, цвет глаз, манера разговора — разве это причины убивать или причинять боль? Как вообще может прийти мысль в голову, что причинять боль — это правильно? Я ненавижу это, я ненавижу боль, войну и смерть, я ненавижу ненависть. Поэтому мне нет места на Земле. Поэтому я улетаю в космос, этот чудный тёмный мир пустоты. Он немного помолчал, затем вздохнул. — Я не верю в лучшее. Совершенства не существует, но неужели вселенной так сложно хотя бы попытаться быть хорошей, не обязательно идеальной, но хотя бы хорошей? Поэтому я не хочу её спасать. У меня должны быть какие-то позывы к благородству, я знаю. Но когда я думаю о том, ради чего мы будем рисковать жизнью, у меня руки опускаются. Это не моя война, это всё ещё не моя война. Леон посмотрел прямо на курьера, и тот уже не рад был, что встретился с ним взглядом. — Лира, — голос пилота был полон боли, — летим со мной. Прочь отсюда. Прочь от человечества. Ты единственный, кому я могу доверять. Что у тебя есть такого ценного, что люди ещё не успели отобрать? Ради чего тебе нужно сражаться? Именно это было в том письме, на который Лира не смог ответить. Но, похоже, рано или поздно на каждый заданный вопрос приходится отвечать. — Знаешь, — Красноглазый чувствовал, что он должен сказать это сейчас, — мне есть, ради чего. У меня невеста на Земле, Валька. Она любит меня. Она ждёт меня, и сейчас я хочу вернуться к ней живым. Если ты откажешься, я буду искать другого пилота, но никто больше не сможет дать нам то, что есть у тебя. Ни один пилот не может сделать невозможное возможным так, как ты. Мы не знаем, с чем столкнёмся, и поэтому я доверился тебе. Он встал. — Что ж, было приятно пообщаться. Я не буду тебя больше уговаривать. Но, — ещё одна вещь, которую необходимо было озвучить: хотя бы проверить, осталось ли в Леониде что-то живое, — если мы все умрём, то это уже действительно будет твоя вина. — Да что ты можешь знать!? — вскочил Леонид. Это была его первая яростная реакция с момента встречи. Лира понял, что наконец-то дотянулся до разума своего товарища. А тот, ошеломлённый свобственным криком, молчал. Потом тихо спросил: — Почему мы? Почему не армия, не вооружённые отряды? Лира улыбнулся — больше от облегчения: на этот вопрос он ответить мог, сам задал его Риду, едва ступив на деметрианский корабль. — Потому что армия здесь не поможет. При приближении корабли будут необратимо повреждены, а сами солдаты… Здесь нужны учёные. А все те, кто способны понять происходящее, полетят с нами: не так уж много специалистов по артефактам Фаэтона. Никто не должен знать об этом, иначе будет паника… А это нам не нужно. Нам нужен ты. Леон вздохнул затем отвёл взгляд: — Хорошо. Я участвую. — Я рад, — улыбнулся Красноглазый, хлопнув Леонида по плечу. — Ты не представляешь, как я рад, что ты с нами. Лира уже уходил, когда пилот что-то пробормотал ему вслед. — Что? — развернулся курьер. — Извини, не расслышал. — Крендельков, говорю, завезите мне. Не натощак же мир спасать. Несмотря на то, что Леонид всё ещё был похож на привидение, он пытался улыбнуться. Как только Лира вновь оказался на деметрианском корабле-разведчике, он смог вздохнуть спокойно и расслабиться. Теперь «Маленький львёнок» не казался по-домашнему уютным, как в их первое совместное путешествие. Теперь он угнетал. — Отлично, — Эдварду даже не надо было спрашивать. — Я рад, что он согласился. Лира сам не знал, рад он или нет. — Не волнуйся, — телепат довольно скалился. — Я возьму дальнейшие переговоры на себя. Будто это могло успокоить! — Руфь, — позвал Леонид, но голограмма отмалчивалась. Такое бывало. Искусственный интеллект хоть и соединялся с бортовым компьютером, был чем-то отдельным, и Леонид предпочитал не соваться в кристаллические составные своего корабля. Он и не подозревал о наличии фаэтонского интерфейса на борту «Маленького львёнка», пока не отдалился от Земли достаточно, чтобы сделать передышку и отмыть пятна крови, оставшиеся от Софи. Как только он закончил возиться с чистящим средством, пространство позади него заискрилось — так состоялось их первое знакомство с самоназванной Руфью, совмещенным интерфейсом, как она себя называла. Это была не Роза, Леонид бы узнал. Она мыслила по-другому, но она нравилась Красавину. И вид её интерфейса был другим: светлые прямые волосы до плеч, карие глаза; выглядела она не старше двадцати. Она не была навязчива, никогда не лезла под руку, знала о корабле столько же, сколько знал пилот. В общем, она была идеальной спутницей. А ещё она не была человеком. Она попросила молчать, не рассказывать о ней никому, и Леонид с радостью последовал этому совету. Это была ещё одна из причин, по которым он не хотел соглашаться на предложение деметрианского консула, но всё-таки пришлось. По дороге на Марс телепату почти удалось застать Леона врасплох, явно подслушивая мысли, и тот грубо прогнал его, надеясь, что мальчишка не успел узнать про Руфь. Теперь Деметра начала снова разнюхивать про его корабль. Леонид не верил, что канцлеру нужны его уникальные навыки пилотирования, скорее, тот бы с удовольствием убил его, если бы это было ему интересно. Деметрианин раздражал: нахальством, надменностью, эгоизмом и абсолютным бездушием. Леон сомневался, есть ли у него вообще друзья. Конечно, дрессированный наёмник не в счет. — Руфь, — предпринял ещё одну попытку Красавин. — Да? — в этот раз интерфейс откликнулся почти мгновенно, тут же возникнув возле Леона. — Просмотри весь присланный канцлером материал, проверь всё, что сможешь, особенно переводы с фаэтонского, и отправь на главный компьютер, — попросил тот. — Я прочитаю позже. Если уж лететь с опасностью на борту, то лучше знать о ней всё, что можно. Аня и Дина Кощеевы стояли возле входа в космопорт и ждали. Эдвард обмолвился в письме, что лично заехать не сможет — не желает обострять отношения между Марсом и новым правительством. Но он обещал прислать кого-нибудь вместо себя. — Приедет, — уверенно заявила Дина. — Не приедет, — Аня помотала головой. Они повторяли это уже не в первый раз. Речь, конечно же, шла о Максуэлле. — А имя у него, как в «Серебряных тенях», — напомнила Дина. — Отличный был сериал. Жаль, закрыли на первом сезоне. — Да не похож он на того Джейкоба, — пожала плечами Аня. — Скорее уж на Дерека. — Только не солдат, а наёмник. Мир за пределами института сёстрам заменили телевизионные шоу, в основном — сериалы. Теперь, пользуясь шансом, обе девушки с интересом разглядывали здание космопорта, на Марсе напоминающее простую бетонную коробку возле парковки для кораблей, вовсе не похожий на те чудесные строения, увиденные на экране телевизора. — Может, всё-таки приедет? Анна вздохнула. Вот бы ей оптимизм младшей сестренки! Ей-то надеяться было не на что. Дина наверняка будет влюблено смотреть на Ольфера и вздыхать. А Эд… Да, Эдвард ценил ум Кощеевых, всех троих, но как личности они были ему не интересны. Бесполезное канцлера не интересовало, и почему-то старшая сестра с удивлением поняла, что восхищается этим безразличием. Это была целеустремленность в чистом виде, расчетливая одержимость… Решив отвлечься от мыслей о юноше с Деметры, Анна решила ещё раз осмотреть здание. Единственным украшением космопорта на Марсе мог считаться памятник Первопроходцам. На небольшом постаменте красовалась высеченная из серого камня композиция: разбитая спасательная капсула, из неё протягивал костлявые фаланги наружу, словно надеясь спастись, скелет в старом треснувшем гермошлеме и лохмотьях скафандра. Возле капсулы расцветал свежий побег фиалки. Вероника Андреевна рассказывала девочкам, что это — лишь половина комплекса, вторая половина находится на Земле. Её сёстры видели в одном из сериалов, но даже приукрашенная для показа, она выглядела слащаво: очередной кудрявый Аполлон в новеньком комбинезоне Института Освоения Космоса протягивает руку вперед, а над его ладонью сверкает звезда. Мрачный труп космонавта на Марсе нравился Ане гораздо больше. Он показывал, что если сбегать с Земли в поисках новых миров было легко, то осваивать шаг за шагом чужую недружелюбную планету было смертельно опасно. — Смотри, смотри, — шепнула Дина, — вот и сопровождение! К ним приближалась высокая стройная женщина с короткими светлыми волосами. Когда она подошла ближе, стало ясно, что ей не больше тридцати, но строгие одежда и макияж добавляли лет пять. Хотя обе сестры были уверены, что никогда не общались с этой женщиной, было в её чертах что-то смутно знакомое, как и в звонком голосе. — Сходникова Мария, — представилась она, — лингвист. Собирайте свои сумки, нам уже пора вылетать. Можете не представляться, я знаю о вас всё необходимое. — Деметрианка, —успела шепнуть Аня сестре. — Точняк. Перед незнакомкой они старались вести себя так же сдержанно, как и при Веронике, хотя слов и впечатлений от неё одной было более чем достаточно для двух затворниц, проведших всю жизнь в пределах одной лаборатории. Наблюдая за тем, как Аня и Дина, аккуратно наклоняясь, заходят в небольшой корабль, который сперва доставит их на станцию, а потом — на «Маленького львёнка», Мария не выказывала никаких эмоций. Близняшки шептались между собой, разговаривая тихо скорее из вежливости, чем из-за желания что-то скрыть. Перед ними открывался новый мир, необычный и безграничный, и с кем было его обсуждать, как не друг с другом? Эдвард наконец соизволил отправиться на «Маленький львёнок» лично, не забыв взять с собой наёмника. «Знаешь, Мур, пилот действительно изменился. Если ты испытывал к нему симпатию раньше, советую забыть об этом как можно быстрее». Это предупреждение не обрадовало Мурену, но уменьшило удивление при встрече с Леонидом лицом к лицу. Красавин изменился, и сложно было сказать, к лучшему ли это. Длинные волосы, собранные в хвост, те же костлявые плечи и тощее тело, выглядящее нелепо в футболке с мультяшной картинкой и комбинезоне, который явно был велик. Леон похудел, появились синяки под глазами. — Деметрианский выродок и его ручной хорёк, — фыркнул он, — проходите. Они сели в общей каюте: Леонид плюхнулся в кресло, Эд с Муреной расположились на диване. Пилот говорил, произнося каждое слово, как оскорбление. — Тебе было мало? — резко спросил он у телепата. — Успокойся, — хмыкнул тот, — твой любимчик не соврал: только ты и твой корабль можете спасти мир от возмездия. И, кстати, есть ещё кое-что, просто обязанное тебя заинтересовать. — И что же? — огрызнулся Красавин. — А то, — Эд снова улыбался так хищно, что мурашки бежали по коже, — что наша Немезида направляется к Земле точнёхонько оттуда, куда когда-то улетела Пятая Колониальная. А сигнал их корабля с недавних пор пропал. Улавливаешь связь? Мурене сложно было охарактеризовать гамму эмоций, отразившихся на лице пилота. Ярость, боль, бессилие, безнадежность, какая-то истеричная радость. Эдвард спокойно ожидал, продолжая улыбаться. Он заранее знал, что Леон ответит. — Я не буду садиться ни на одну из станций или планет, — Красавин встал. — Поэтому всё, что нужно, пусть привозят на ваш корабль, а потом через шлюз — ко мне, я готов на стыковку в любое время. Если моей малютке будет причинен вред — я уничтожаю ваш корабль и улетаю, а вы никогда меня больше не найдёте. — Твой корабль бесценен, пилот, — Эдвард тоже поднялся, махнув рукой наёмнику. — Поверь, он более важен для меня, чем ты и весь будущий экипаж. То есть, и я в том числе, тут же сообразил Мурена. «Конечно, Мур. Никто даже не подозревает, что это судёнышко способно мне дать». Леонид пристально следил, как уходят его нежеланные гости. Он понимал, зачем пришёл деметрианин: лично пошариться в голове у пилота, посмотреть, как он отреагирует на эту добивающую новость и убедиться, что всё будет сделано так, как канцлер задумал. Это бесило, но ничего поделать Леон не мог, особенно после новости о Пятой. — И кстати, почему хорёк? — не удержался Мурена, обернувшись у шлюза. — Но никто ещё пока приручить не смог хорька, — процитировал Красавин. — Вот и я удивляюсь. Рома поправил тёмные очки, снисходительно глядя поверь стёкол на новоприбывших. Сам не блистал: поросшие щетиной подбородок и щеки, затемненные стекла прятали мешки под глазами. Но, скорчив недовольное лицо, Оженко поинтересовался: — Близняшки? А почему за руки не держитесь? Бойкая Дина ответила почти сразу же: — Потому что это всё выдумки! Анна промолчала, но это только послужило причиной для следующего возгласа Ромы: — О, и разговариваете вы не хором! От этого замечания обе сестры поморщились. Первое впечатление Рома производить так и не научился: да и не стремился. Его музыка шла впереди него, а деловыми встречами обычно занималась Мария. Мария была единственной, кто имел хоть какое-то значение для музыканта теперь, когда от прежней жизни не осталось ничего, а наука и музыкальная карьера превратились в единую круговерть. Но недовольство сестёр Рома всё-таки заметил и фыркнул: — Ладно. Давайте-ка представлюсь, девочки. Роман Оженко, музыкант и лингвист. Он сделал эффектную паузу. — Оженко?! — взвизгнула от восторга Дина. — Тот, что писал музыку к «Серебряным теням», «Игре вслепую» и «Монстр под одной крышей со мной»? — Этим летом была ещё «Связь с Венерой», — гордо заметил Рома. — Ну, там ещё только один сезон вышел, я её потом целиком посмотрю, — отмахнулась Дина. — А вот твой старый саундтрек к «Кровавому рассвету», который ты тогда писал с… этой… как же её? — Марией, — подсказал Оженко. — Той самой, что привела вас сюда. Мы оба здесь как расшифровщики языка Атлантиды. — Мария? — наконец-то вспомнила Анна. — Та Мария со скрипкой из клипа к «Безудержному»? — Именно. — Не может быть! — хором воскликнули сёстры, напрочь забыв о серьёзности. Рома довольно улыбался. Он бы ещё долго грелся в лучах славы, но в дверном проёме возникла Сходникова. — Рома, — окликнула она его, — если не хочешь вылететь из списка участников, то иди и убери ту помойку, что ты устроил на столе. Немедленно. Поморщившись, музыкант махнул рукой Кощеевым, прощаясь, и отправился к себе. Не успел он скрыться из виду, как Аня услышала шепот сестры: — Они живут в одной каюте, Ань, они живут в одной каюте! Это же… — Это означает, что между ними что-то есть, — подмигнула она Дине. — Пойдём, нам надо ещё свои каюты найти. Весь вечер сёстры обсуждали своих новых знакомых, вспоминая те или иные их записи, пересматривая любимые серии и теперь пытаясь соотнести экранный образ с настоящими людьми. Мир вокруг сиял новыми красками.