"Бессонница"

Однажды в начале прошлого лета обитатели «Норы» вдруг все разбежались по своим делам, и Гермиона с Роном остались в целом доме вдвоём. До сих пор Гермиона неохотно вспоминала тот день, потому что когда руки Рона забрались под её майку, она невольно отпрянула в сторону, оттолкнув его от себя. Ей стало стыдно и неловко в ту же секунду, и она пыталась обнять юношу и извиниться, но упрямый мальчишка закусил удила. Оскорблённый её холодностью, он наговорил много злых слов. «Недотрога, тебя возбуждают только книги», — сказал он тогда. И много месяцев Гермиона носила в себе эти слова, время от времени вынимая их из дальнего уголка сознания и снова раздумывая над тем, насколько они правдивы. Иногда ей казалось, что Рон прав, так оно и есть на самом деле, и Снейп очаровывает её исключительно своим острым и пытливым умом. В такие минуты она приходила к выводу, что навсегда останется в одиночестве, торопливо лишившись девственности с кем-нибудь мимолётным в сорок лет, и на этом её личная жизнь будет похоронена под грудами свитков и книг. А потом Снейп быстро поднимал на неё свои чёрные глаза, и в них мелькало что-то живое, что-то такое, от чего моментально перехватывало дыхание. И тогда Гермиона начинала надеяться, что может быть и ничего, может быть она вовсе и не недотрога, которую возбуждают только книги. После Рождества она начала замечать, что всё чаще при взгляде на профессора мысли утекают в совершенно стороннее от беседы русло. Она могла зависнуть, разглядывая его руки или прямую спину, или уставившись на то, как пренебрежительно кривятся его губы. И эта ночь в палатке окончательно убедила Гермиону в неправоте Рона. Ближе к полуночи они со Снейпом вдруг вспомнили, что так и оставили свои волшебные палочки на полянке, и очень удивились этому, потому что для волшебников такой поступок совершенно немыслим. Торопливо накинув мантии, выскочили на улицу под дождь и там вместо того, чтобы искать палочки, долго и бессмысленно целовались. Потом они оба отчего-то смутились и снова перешли на деловой отстранённый тон, и старательно отводили глаза, когда сушили с помощью магии одежду. Официально пожелали друг другу спокойной ночи, и Снейп даже вежливо уточнил на каком ярусе, верхнем или нижнем, будет спать Гермиона. Она, обиженная его равнодушием, забралась наверх, отвернулась к стенке и приготовилась даже неслышно всплакнуть, но матрас прогнулся, и Снейп сграбастал её в охапку. Многострадальная одежда опять полетела на пол. В час ночи они страшно проголодались и долго шебуршали в расшитой бисером сумочке Гермионы и бездонном кармане Снейпа, матеря треклятый закон об элементарной трансфигурации Гампа и невозможность создать еду. Гермиона нашла пакетик с заваркой, а Снейп — коробку засахаренных лимонных долек, которую хранил в память о Дамблдоре, не иначе. Как бы то ни было, но дольки они с хрустом сжевали, запивая одной кружкой слабого чая на двоих. В два часа ночи профессору вдруг пожелалось принять горячую ванну, и он удалился, поцеловав Гермионе руку и в очередной раз пожелав ей спокойной ночи. И через несколько минут обнаружил её, стоящую возле и совершенно обнажённую. В руках Гермиона держала пушистую розовую мочалку. Пришлось Снейпу двигаться, освобождая рядом с собой место. В три часа ночи они лежали, тесно прижавшись друг к другу, и Гермиона терпеливо отвечала на вопросы о том времени, когда они скитались по Британии в поисках хоркруксов. Вопросов у профессора было много, и он задавал их резким, нетерпеливым тоном, прерывая её, когда она пыталась свернуть разговор в сторону. К пяти утра она рассказала ему об ограблении банка Гринготтс, о ловушке, которая ожидала их в доме Лавгудов, и о страшном пребывании в поместье Малфоев. Она так и заснула, не договорив предложения: — А потом Аберфорт откры… А когда проснулась, то солнце слепило из окон, и кожа на груди Снейпа под её щекой слегка вспотела. Она открыла глаза, не решаясь пошевелиться. Самая длинная в жизни Гермионы ночь закончилась, и это было печально. Она не питала никаких иллюзий и прекрасно понимала, что всё произошедшее ничего не значит ни для неё, ни для профессора. Никаких романтических планов или осознания великой неземной любви. Просто они были очень одиноки и много времени проводили вместе. Просто им нравилось общество друг друга, а потом оказалось, что так же им нравится прикасаться друг к другу. За все долгие часы осторожной взаимной нежности ни он, ни она не произнесли ни одного ласкового слова, не назвали друг друга по имени, не позволили себе ничего лишнего. Вряд ли секс попадал в категорию «лишнего». А вот неуместная фамильярность — да. «Известие об отставке Долорес Амбридж взволновало магический мир Британии». «Ежедневный пророк». «Тот, кто назовёт мне, что общего между калейдоскопом Джорджа, странными цветами, появившимся в Запретном лесу, и Сэром Николасом де Мимси-Дельфингтоном, получит бесплатную подписку на „Придиру“ на целую неделю». «Хогвартс-Экспресс». — Ничего общего, — сказал Рон, уплетая сладости. — Но «Придира» выходит только один раз в месяц, — сказал Гарри. — Как ты можешь подарить подписку на неделю? — В этом весь смысл, — безмятежно отозвалась Луна. — И — да, Рон, ты тоже прав. Ничего. Джордж с неприкрытой гордостью глядел на жену. Воскресенье выдалось солнечным, и вся компания собралась в «Сладком Королевстве». Гермиона слушала их трёп ни о чём, пила чай и чувствовала, что между ней и друзьями снова легла пропасть. Они были такими беззаботными, такими… оболтусами? Часом раньше Гарри отвел её в сторонку и зловещим шёпотом рассказал, что в Хогвартсе «назревает что-то недоброе, он в Министерстве услышал». Гермиона долго смотрела на его заговорщицкое лицо и не знала, что ей делать — смеяться или тюкнуть по родной физиономии. Пока друзья бурно обсуждали беременность миссис Норрис, Гермиона продолжала бездумно смотреть на первую страницу «Хогвартс-Экспресса». — Луна, — вдруг резко спросила она, прервав Рона, — почему ты связала Почти Безголового Ника и асфодели в одном предложении? — Что? — миссис Уизли посмотрела на собеседницу круглыми глазами. — Цветы из Запретного леса. — Те, которые Злолушка дарила своему возлюбленному Ники? — уточнила Луна. — Что? — Если бы ты проводила с призраками столько времени, сколько я, то знала бы эту трагическую историю. Это же такой кладезь информации! — Я каждую среду нянчусь с Плаксой Миртл, — возмутилась Гермиона, вставая. Наскоро попрощавшись, она почти бегом отправилась в Хогвартс. Не может такого быть. Или да? А потому что внимательнее надо быть к призракам, Луна опять права! — Ник! — закричала Гермиона, врываясь в школу. — Сэр Николас! Серебристая тень вынырнула из стены и зависла в воздухе. — Да, Гермиона? — вежливо произнес призрак. От нетерпения она чуть не схватила его за бесплотную руку. — Пожалуйста-пожалуйста, милый Ник, пойдёмте ко мне. Мне очень надо с вами поговорить. Он смотрел грустно и понимающе. — Да, — вздохнул он. — Я так и думал. Асфодели зацвели в Хогвартсе. Это… это по мою душу. Огонь под котлом ровно горел неестественно белым пламенем. Некоторое время Гермиона разглядывала его. — Когда вы перестанете валять дурака и вернётесь к урокам зельеварения? — спросила она. Снейп, который методично толок в ступке какие-то остро пахнущие травы, пожал плечами. — Меня устраивает текущее положение дел. Прозвучало это двусмысленно. Гермиона отошла от стола и уселась в кресло у камина. — Я пришла поговорить с вами о Почти Безголовом Нике, — произнесла она довольно холодно. Профессор посмотрел на неё с удивлением. А чего он ожидал? Что она явилась выяснять отношения? — Привидении башни Гриффиндор? — Сэре Николасе де Мимси-Дельфингтоне. Он был казнен в 1492 году. Сорок пять ударов тупым топором по шее. Знаете, за что с ним так поступили добрые люди? — Он был гриффиндорцем. Наверное, за что-то бессмысленно-героическое. — За любовь, профессор. — Это я и имел в виду, Гермиона. Голос Снейпа прозвучал грустно-мягко. Она отвернулась. Не время сейчас предаваться воспоминаниям или строить планы на будущее. — В 1485 году Николас был вынужден провести целое лето в сельской глуши, разбирая дела умершего отца. Управление огромным имением, обязательства, смертная скука привыкшего к свету аристократа. Тогда-то он и встретил девушку. Она была юна и казалась неискушённой, знаете, такая чудесная пастушка. Они проводили вечера под сенью изумрудной листвы, любуясь бесконечными английскими полями. — Избавьте. — Какой вы нетерпеливый, сэр. Осенью наш герой вернулся в Лондон и забыл про свою пастушку. История банальна, но… Вы замечали, что в подобных случаях всегда есть «но»? Несчастная влюблённая обладала характером страстным, мстительным и злым. Знаете, как впоследствии её прозвали? Снейп выпрямился. Пестик продолжал двигаться в ступке сам по себе. — И как же? — Злолушка. От отчаяния она ушла в тень. По ту сторону магии. Черпала друидские знания из самой природы, выкачивала их из многовековых дубов и памяти земли, политой кровью. Снейп махнул палочкой, и всё застыло — пламя, кипящее в котле зелье, пестик. Словно его рабочий стол замер во времени. — Вина, мисс Грейнджер? — Беременность послужила катализатором спящей в ней магии. Когда ребёнок родился мёртвым, не осталось ничего, что бы удерживало молодую женщину по эту сторону. — Вот бокал. Держите. — Она двигалась к Лондону, оставляя за собой целые деревни мертвецов. Ей нравилось ощущать боль и страх. Ей нравилось быть сильной. Она шла к нему. — А в это время наш доблестный гриффиндорец веселился на балах? Как это характерно. — Когда сэр Николас понял, что происходит, он отправился на поиски своей пастушки. Он надеялся облагоразумить её, призвать к раскаянию, остановить. — Не получилось? — Да, вмешалась инквизиция. Святые отцы решили, что он на стороне ведьмы. А Злолушка — что он предал её снова. — Гермиона вынула из кармана часы, которые всегда показывали половину двенадцатого. Машинально открыла и закрыла крышку. — Ох уж эти недоразумения. Значит, достаточно будет пожертвовать виновником всех бед? — Это же друиды, сэр. — Без человеческих жертв не обойтись? Юная дева с пылающим сердцем? — Двое влюблённых, профессор. Снейп пил вино и молчал.