***
Уоррен не знает, что он ожидал здесь увидеть. Замок главного злодея, наполненный дорогими злодейскими вещами? Но это всего лишь комната. Комната Нейтана Прескотта, который сегодня почему-то даже не закрыл в нее дверь. Темная тесная нора, куда он заползает, когда даже ему самому надоедает, как его угрожающе-красная куртка режет всем глаз. Из роскоши здесь только проектор, о котором в мужской общаге уже давно слагают легенды (потому что у всех почему-то мечта посмотреть порнуху на большом экране), и стеллаж с подсветкой для DVD-дисков, разумеется, лицензионных, не как у некоторых «плебеев». Но чего Уоррен здесь не ожидал увидеть — так это фото Макс, криво пришпиленное к стене рядом с кроватью. Лишнее, слишком яркое и радостное в мрачной обстановке комнаты, и оттого столь заметное. Грэхэм готовился к чему угодно, но не к этому. — Сволочь… — низко рычит Уоррен. Он еще не знает точно, как это понимать, но ни Макс, ни ее подруга не отвечают на звонки, поэтому думать приходится самое худшее. — Вот же скотина! Связанные девушки на плакатах и мертвые зверушки на фотографиях добавляют мыслям необходимые детали и подробности. «Я должен был добить тебя еще вчера!». А вместо этого спал пьяным сном, выглушив литр пива, пока с Макс могло происходить все, что угодно. Он даже не закрывает за собой дверь, на глазах у удивленных студентов торопясь сам не зная куда. Ведь Грэхэм уже понимает, что не найдет Макс в женском общежитии, потому что худшее уже сбылось. Он опоздал.***
Уоррен не помнит, когда точно в нем зародилось это непреодолимое желание погеройствовать. Нет, конечно, все в детстве мечтали оказаться тайно усыновленным криптонцем. Или на худой конец, чтобы их укусил радиоактивный паук*. Но вот так вот, безо всякой суперсилы, просто взять и совершить что-нибудь невероятное на благо человечества… Возможно впервые, но лишь на мгновение, это случилось, когда он увидел, как в душевой мужского общежития двое качков из Бигфутов, Логан и Закари, прижимают к стене грузного и неповоротливого Дэниэла. А Грэхэм стоял, смотрел и решительно не понимал — как же это так? Ведь они в старшей школе! Тут все должно быть по-другому, по-взрослому! Почему для мелкого Уоррена «издеваться над другими — плохо» — это уже аксиома, а для двух восемнадцати-девятнадцатилетних здоровых лбов — до сих пор нет? Он что, за вот этим вот перепрыгивал через класс в своем старом гадюшнике? Чтобы здесь, в «элитной» академии, все было точно так же? — Чё вылупился, пидор? — был ему ответ. — Мы тебя что, возбуждаем? Нет, конечно же Уоррен тогда ничего не сделал. Но желание, только лишь желание что-то поменять — появилось и уже так и не отпустило. Не отпустило и «чё вылупился, пидор?», что следовало за ним по пятам, пытаясь догнать каждое утро все в той же душевой, в коридорах академии и даже частенько в надписях на стенах и партах. А догнало в итоге спустя две недели в кафетерии. — Чё вылупился, пидор?! — Логан нарочно сталкивается с ним плечами, наваливаясь всем весом так, что ярко-апельсиновый сок Уоррена неминуемо всем содержимым выплескивается на футболку качка. — Смотри, куда прешь, бля! Ты чё, сука, слепой?! Слепой, да?! Хуле ты мне кофту новую засрал?! Чё делать-то будем, а, пидорас?! Как расплачиваться будешь?! Уоррену хочется ответить: «Ну раз я теперь пидор, а у тебя такой повышенный ко мне интерес, моя задница тебя, конечно, устроит?». Но вместо этого он лишь извиняется — кафетерий слишком тесный для совершения изящного маневра уклонения и побега. Хотя знает, что это чистейшей воды провокация, из-за того, что он когда-то посмел «не так посмотреть». Или просто спектакль для заскучавших членов «Циклона», что собрались все вместе за одним столиком и теперь пялятся в их сторону, ожидая развязки. Или все сразу. Но, признаем, для Уоррена происходящее — не неожиданность. Он уже давно понял, что до сих пор находится в детском саду. Или на зоне. Или в каком-то созданном безумным ученым гибриде этих двух мест, для которого придумали ироничное название «старшая школа». — Завтра же принесешь мне двадцатку за нанесенный ущерб, понял, сука?! — еще раз толкая его, качок удаляется, на ходу эффектно снимая пострадавший предмет одежды и оголяя торс. Наследственность не наградила Уоррена ни такими же широкими плечами, ни стремлением к спортивным совершением. В его распоряжении — лишь милое («пидорское») личико и большая голова, в которой ни на секунду не останавливаются поиски ответа на вопрос жизни, вселенной и всего остального**. Носить с гордостью и то, и другое одновременно для него, надо сказать, весьма обременительная задача. — Тебе лучше отдать ему деньги, — тихо говорит Дэниэл со своим акцентом не устанавливаемого происхождения, когда Уоррен присаживается за столик к прочим «простым смертным». — Почему? — возмущения в голосе даже больше, чем Грэхэм ожидал. Дэниэл смотрит на него в ответ с сочувствием. — Лучше отдай. А не то… хуже будет. Я-то знаю. Отдай. Они отстанут на какое-то время. — И отворачивается. Но можете ли вы представить себе Кларка Кента***, у которого вот так вот нагло вымогают деньги, а он сразу соглашается, а потом дает другим несчастным душеспасительные советы, после которых хочется стыдливо отвести взгляд? Вот и у Уоррена не получается представить. Он хочет что-то поменять. Сделать что-то из ряда вон. Выбраться из болота. Почувствовать себя не массовкой, а хотя бы ярким героем второго плана, на которого смотрят с уважением. Для этого, конечно, надо что-то придумать. Что-то остроумное, чтобы ответить. И сделать что-то подходящее, чтобы подать пример, которому последуют с возгласами: «Круто! А так можно было?». Конечно же Уоррен ничего действительно путного не придумывает, хоть и засыпает только под утро. Во время следующего обеда в кафетерии Логан тупо пялится на протянутую ему долларовую бумажку. Оно и не удивительно, он наверняка редко видит купюры такого номинала. Тупо пялится, а потом так же тупо поднимает глаза на лицо старающегося невозмутимо улыбаться Грэхэма. — Это, бля, что? — Это — один доллар США ровно, — заботливо поясняет Уоррен. — Я считаю, что твоя футболка очень классная, и очень жалко будет ее выкидывать. Так что вот. Возьми. Этих денег тебе должно хватить, чтобы оплатить услуги стиральной машинки в прачечной. И еще раз, извини меня. Да, не слишком оригинально. Да, далеко не такой красивый жест, каким он выглядел в воображении. Но Уоррен очень надеется на уважение со стороны спортсмена за проявленную фантазию. Ну или хотя бы на комментарий: «А ты смешной! Ладно, живи пока. Смешных мы не трогаем». В конце концов, хотел же «Циклон» представление? Он его получил. Но Логан слишком тупой, чтобы кого-то уважать или понимать шутки, сложнее шуток про эротические похождение чьей-то матушки. — Ты че, охуел?! Толчок в грудь Уоррена, и тот отступает на шаг. — Я че, бля, на домработницу похож, чтобы за тобой стирать, сука?! Еще один толчок, и долларовая бумажка отправляется в полет по кафетерию. — Пидор, ты, блядь, тупой — не понял, так я еще раз поясню! К концу недели! И снова толчок. — Принесешь мне! Толчок, сильнее предыдущих. — Двадцатку!!! Забористый удар по уху, после которого слух к Уоррену возвращается уже только за столом, когда парень сидит рядом с Алиссой, которая интересуется, нет ли у него сотрясения. Сотрясения нет, но в очередной раз отбит копчик. И почему он всегда приземляется на задницу? Наверное потому что все его в жизни происходит именно через нее. И даже если рассматривать вариант заплатить оброк… Ну да, проскальзывала такая предательская мысль. Она у всех невольно проскальзывает, когда носишься по всей комнате в поисках зеркальной поверхности, обнаружив, что из уха пошла кровь. Или когда Брук шепотом, но, тем не менее, перед всем классом приглашает тебя к себе в комнату, чтобы поделиться тональником и научить замазывать синяк. Тогда невольно пытаешься рассмотреть и альтернативные, «не геройские» варианты. Но даже если и так… К концу недели Логан вламывается к нему в комнату. Вламывается он не один, а уже со своим дружком Закари. Ведь Уоррен, конечно же, такой опасный, что к нему очень страшно приходить выяснять отношения в одиночку! Это ведь не Уоррен во вторник упал на пол перед всем кафетерием и теперь вообще туда не ходит, потому что его до сих пор трясет при воспоминании о случившимся. Это ведь не Уоррен просил Кейт «забить», когда та предложила пожаловаться на Логана если не ректору, то хотя бы мисс Грант. Поэтому пока Закари прижимает Уоррен к стене (ну прямо еле сил хватает прижимать, так парень люто сопротивляется!), Логан роется в кошельке Грэхэма, с целью самостоятельно взыскать плату за причиненный ущерб, и… — Это что, бля, за гроши, нищеброд? Семь долларов, двадцать пять центов, сдачи не нужно, пакет тоже можете оставить себе. Одна из мятых бумажек с трудом найдена и поднята с пола в кафетерии — на ней до сих пор проглядывается отпечаток чьего-то каблука. Можете, конечно, последовать примеру Логана и вывалить из шкафа всю одежду, чтобы порыться в карманах, а еще заглянуть под подушки и матрас, но так же ничего, кроме этой суммы, не найдете. Так бывает, когда тебе дают всего двести долларов карманных денег на месяц. Так бывает с людьми, которые вопреки всему покупают очередной спецвыпуск любимого комикса с арт-принтом в полстены, но зато никогда в жизни не пользуются лицензионными сервисами для просмотров фильмов и сериалов и не платят ни за одну игру для родной вдоль и поперек перепрошитой плейстейшн. Кстати о ней… — Ну че, сука? Придется у тебя что-нибудь конфисковать, пока ты долг не вернешь. Чтоб дошло быстрее, где двадцать бачей взять! — И красноречивый взгляд на приставку. Какое же счастье, что Логан тупой. Какое же счастье, что оторвав ее ото всех проводов он не может сообразить, какие теперь взять, чтобы играть у себя. Какое же счастье, что, прежде чем попытаться спросить эту информацию у хозяина PS3, Закари придумывает дать этому хозяину под дых, а только потом понимает, что порядок действий был не правильный: нормальные люди сначала спрашивают, а уже дальше пытают, если не слышат ответ. Какое же счастье, что оба качка не только тупые, но и глухие, раз не слышат, как за стеной на точно такой же приставке Хайден играет в Metal Gear Solid, и не решают сходить за консультацией к нему. — Ну ладно, пидор! — Логан хлопает Закари по плечу, и тот милостиво отпускает Уоррена, чтобы тот упал на пол, заходясь в кашле. — На следующей неделе чтоб как миленький тридцать баксов принес, или я твое ебало пидорское со своей ногой познакомлю, еще год отсосать никому не сможешь! И только попробуй ректору настучать, задрот! — Но… ты же… говорил… двадцать… — одна лишь сила возмущения и чудо помогают выдохнуть Грэхэму. Логан задумывается. Сильно так задумывается, будто Уоррен задал ему как минимум квадратное уравнение, и теперь предстоит решить, применима ли для него теорема Виета. Сумма явно была взята им с потолка, а только что изъятые семь долларов благополучно забыты. — А хуле ты хотел, когда в мире экономический кризис? Проценты-то, бля, набегают! — приходит на помощь товарищу Закари. И не нужно говорить, что на следующей неделе экономическая ситуация в мире, и у отдельно взятого Уоррена Грэхэма в частности, не изменяется к лучшему. Тридцать долларов, двадцать — нет никакой разницы, если ты «нищеброд», и у тебя их попросту нет. И не звонить же, в самом деле, не звонить же маме и не просить деньги у нее. «А зачем тебе? Ой! Погоди! Я знаю! Ты познакомился с девушкой! Ну? Ну? Нууу? Как зовут эту счастливицу? Расскажи мне все! Ведешь ее в кино? В кафе?» «Да нет, мама, просто тут Логан из клуба „Циклон“, и он установил в академии правило, по которому…» Нет. Нет, нет, нет и еще раз нет. Вы можете себе представить, чтобы Брюс Уэйн звонил бы маме и просил… Ну да, плохой пример, можете посмеяться над неудачной шуткой****. Но суть вы уловили. А значит, возвращаемся к тому пункту, где нужно что-то придумать. Миссис Грант советует Уоррену не обращать на них внимание. Попристают-попристают, да отстанут. Так со всеми новичками бывает («Нет, с чего ты взял, что это от того, что они сломались и заплатили „дань“?»). Нужно быть мудрым, рассудительным и ни в коем случае не отвечать насилием на насилие, боже упаси! Не стоит опускаться до их уровня. Надо быть выше этого. Но очень трудно быть выше чего-либо, когда ты лежишь на полу своей комнаты, задыхаясь от боли, а твои обидчики, глядя сверху, уверяют тебя, что все веселье еще впереди. Годное решение всегда приходит внезапно, как то яблоко, от которого когда-то огреб Ньютон. Нет, Уоррену ничего не падает на голову. Хотя, если посмотреть на его затею по прошествии какого-то времени, даже он сам заключит, что с головой у него тогда было не все в порядке. «Временное помешательство», — скажет потом мисс Грант. — «Я понимаю, тебя довели, я слышала, что произошло, но все-таки! Уоррен! Чем же ты, мальчик мой, думал? Это же кислота!». Итак, хорошее решение приходит внезапно. Прямо посреди научного класса. В проходе между партами. Когда Закари лениво подставляет Грэхэму подножку, не рассчитывает время, и тот видит оттопыренную ногу заранее. Когда Уоррен смотрит на тупой оскал готовящегося заржать Логана. Когда, держа в руках лоток с реагентами, которые так не осторожно попросила его отнести в шкаф мисс Грант, парень вдруг осознает свою власть. — Ай! Бляяяяяядь! Закари, хватаясь за ногу, вопит и падает на пол вместе с двумя стульями и Логаном. А Уоррен спокойно смотрит на них сверху, и в этот момент он действительно находится выше их, как и советовала ему мисс Грант. — Извини, я нечаянно. Я просто споткнулся, — как можно более бесстрастно добавляет он, тем самым добивая «противника». Споткнулся он, конечно, так деланно, что только слепой ничего не понял. Споткнулся, а перед этим будто невзначай поддел пробку на нужной склянке ногтем, что, конечно же, тоже все видели. Закари матерится и чуть ли ни рыдает еще двадцать минут, пока мисс Грант, отчаявшись оказать этому большому ребенку первую помощь при химическом ожоге, не отправляет его в медпункт. Если вам интересно мнение Уоррена, то это даже не настолько больно, как, например, хороший удар по уху или под ребра. Он уже не раз случайно обжигался в ходе экспериментов на лабораторных работах и внеурочных занятиях, уж он-то знает разницу. К тому же, это и не кислота вовсе — так, слабенький раствор. Кто же доверит школьнику концентрированную азотную кислоту? На счастье Закари, никто. Потом, конечно, качок являет свою истинную трусливую сущность. Потом он, конечно, первый бежит жаловаться ректору, издалека грозя Уоррену всеми кругами ада. Потом мисс Грант пару часов, применяя всю свою силу убеждения, напирая могучей грудью на ректорский стол, уверяет ректора Уэллса, что это честно-пречестно была случайность, не надо никого исключать и вызывать полицию для фиксации нетяжких (благодаря оказавшимся на пути кислоты джинсам) телесных повреждений, ведь в конце концов Закари сам поставил подножку. Потом она с полчаса, изнутри заперев класс на ключ, изливает свой праведный гнев на Уоррена, потому что, разумеется, тоже прекрасно все поняла. В наказание на неделю оставляет его после уроков. Не официально конечно, официально он, к счастью, ни в чем не виноват, кроме собственной неуклюжести. Пусть теперь благодарит мисс Грант и молится, чтобы никто из ребят не вздумал сболтнуть лишнего. Уоррен, естественно, не молится, он прекрасно знает, что никто ничего не скажет. В душе все и, возможно, даже сама мисс Грант, безмолвно его поддерживают. Но он, как всякий порядочный и обязательный мальчик, остается после уроков, если его просят. Помогает в лаборатории. Это ему, к тому же, только в радость. В какой-то момент, поздно вечером задвигая стулья в научном классе и случайно заглядевшись на зарево от заката над лесом, что так хорошо видно в высокое окно, он вдруг понимает, что вот он, кажется, неплохой конец для его первой «геройской» истории. Жирная алая точка в конце. Спустя месяц точку в истории ставят качки из Бигфутов, которые, потеряв надежду разобраться с обидчиком «официально», решают «восстановить честь команды», зажав его вдесятером за углом академии тогда, когда Уоррен уже успел увериться в своей победе и оказался без опасных реактивов в руках. Он не помнит почти ничего из произошедшего. Только то, что ему не дали и слова сказать, и даже сами не произнесли ничего злорадного и мерзкого. Просто молниеносно затащили туда, куда не выходят окна, а потом повалили и стали бить. Кажется, били не долго. Разумеется, особо отличился Закари, пару раз бесчестно ударив его в пах. И Логан, которому все-таки удалось достаточно близко познакомить Грэхэма со своей ногой. На этом все и кончалось. От меткого удара подошвой в лицо Уоррен потерял сознание. Следующее, что Уоррен чувствует — это шершавую поверхность асфальтовой дорожки у себя под щекой и кровь, наполняющую рот. А рядом лежит его раскуроченный рюкзак, едва не вывернутый наизнанку, со сломанной молнией. Чуть поодаль — бумажник, из которого исчезли оставшиеся к концу месяца девятнадцать долларов и пятьдесят центов. Ковыляя в сторону общежития, Уоррен понимает, что так же бесследно исчез и один из его зубов. У себя в комнате он затыкает дырку ваткой с перекисью водорода из личных запасов, но кровь почему-то все никак не желает останавливаться. Наверное, какой-то особо резвый солнечный лучик все-таки добрался до бутылки, и перекись выдохлась. Уоррен берет в руки мобильник, чтобы все-таки позвонить маме и рассказать обо всем, попросить денег, а также узнать, какая сумма лежит на счету его медицинской страховки, и хватит ли ее, чтобы поставить протез, а лучше вживить имплантат. Ходить в наше время высоких технологий с протезами — это зашквар. Небо в очередной раз окрашивается алым, а Уоррен все ходит с телефоном от одной стены к другой, в уме репетируя разговор и пытаясь представить все в непринужденной манере. «Да, мам, подумаешь, ограбили, подумаешь, избили! Ну с кем не бывает? Обычный день в академии Блэквелл, ничего нового, бывает и хуже». Парень все ходит и ходит, и кровь тоже все идет и идет. Да, очередной обычный закат очередного обычного дня. Даже над Дэниэлом как обычно унизительно пошутили утром в душевой, и в кафетерии тот как обычно униженно при разговоре отвел взгляд. Все, как обычно, несмотря ни на что. Номер телефона матери на экране начинает течь. Уоррен отрывает от него взгляд, не понимая, сперва, что происходит. Ярко-рыжая половина солнца за окном тоже пытается расплыться. Как и вся его комната. Как и он сам. Дойдя до стены, на которой висит здоровенный плакат с Тардис***** почти в натуральную величину, Уоррен сползает по ней на пол и там впервые за много лет заходится в рыданиях, зажав рот рукавом яркой кофты. Закончив кашлять и задыхаться от собственных слез и крови только когда за окном уже полностью стемнело, Уоррен искренне недоумевает, почему никто за все это время не вломился к нему в комнату, еще раз не врезал и не потребовал заткнуться нахрен. Стены-то пипец какие тонкие. И только прислушавшись к кажущейся тишине, понимает, почему. В комнате напротив одновременно с ним воет, заглушая его, Нейтан Прескотт. И упаси господь кого-нибудь попросить «короля» быть потише. Уж у того-то наверняка есть достойная причина орать. Наверняка, достойнее выбитого зуба и чьих-то растоптанных ожиданий. Да, Уоррен не помнит, когда в нем впервые зародилось желание погеройствовать, но зато Уоррен хорошо помнит, когда он впервые осознал, насколько реальность отличается от воздушных замков в его голове. В тот погожий денек в конце апреля был очень красивый закат. Но к тому времени, как волшебная химия сыграла с ним злую шутку прямо внутри его головы, к тому времени, как он окончательно и бесповоротно влюбился, одинокую дырочку на месте отсутствующего зуба уже пару месяцев как занимал новенький керамический протез, неотличимый от белоснежных соседей. К тому же времени ребята из Бигфутов и вообще «Циклона» все же перестали донимать Грэхэма физически, переходя по большей части на оскорбления словесные, причем выкрикнутые с почтительной дистанции. Кто знает, когда еще у них окажется совместная с Уорреном пара в научном классе? И тогда Уоррен, испытывая эйфорию от прилива гормонов всех разновидностей, опять погрузился в свой полувоображаемый геройский мирок, каждый день представляя, как спасает Макс, свою хипстерскую принцессу с полароидом, от серости будней и вообще ото всех невзгод на свете. А настоящее зло все это время жило совсем рядом, напротив него, в комнате с частоколом единиц вместо номера. Иногда оно кричало в подушку, думая, что его никто не услышит. Иногда бросало на окружающих презрительные взгляды ледяных глаз. Иногда взгляд этих глаз-буравчиков останавливался на Макс, наверняка ощупывая, примеряясь для нападения. Но Уоррен всего этого не замечал. И поэтому, когда он бросился, на полном серьезе бросился спасать Макс, спасать вдруг оказалось уже некого.***
— Да, Кейт. Хорошо. Спасибо. Думаю, так и есть, и я напрасно переживаю, просто… Еще раз извини за ранний звонок. Кейт, милая добрая Кейт, конечно же пытается убедить его, что все хорошо, и что Макс никуда не исчезала. Просто уехала от урагана чуть раньше, только и всего. А в убежище плохая связь, поэтому ни она, ни ее подруга не берут трубку. Ничего страшного, когда все кончится, Уоррен обязательно их найдет, а сейчас ему нужно позаботиться о себе и поскорее эвакуироваться. Уоррен открывает дверь и медленно, слишком медленно на фоне всеобщей суеты выходит из главного здания академии. Да, он уже и его успел обежать, снаружи и внутри. Причем два раза. А толку-то? Как он и предполагал, Макс нигде нет. Перед тем, как положить трубку, Уоррен слышит недовольные возгласы медсестры, вошедшей в палату Кейт. Какой нахал посмел тревожить девушку, названивая ей в полшестого утра? Неужели нельзя было подождать до того, как ее сегодня выпишут? Вот только Уоррен и рад бы ее не будить, но она была его последней надеждой, последней ниточкой, способной хоть как-то связать его с Макс. Но, увы. Она тоже последний раз видела ее вчера днем. Так что теперь точно все. Макс Колфилд официально пропала после вечеринки «Циклона». Стелла была одной из последних, кто ее там видел, точнее то, как она и ее подруга уехали в неизвестном направлении. Они все еще искали Нейтана. И, вероятно, нашли. В общежитие Макс так и не вернулась: комната осталась нетронутой с того самого времени, как Уоррен последний раз туда так нагло заходил. Он вообще в последнее время все больше наглеет: пьет, дерется, пристает к девочкам, нарушает их личное пространство… И, главное, все впустую. Потому что они все-таки нашли Нейтана. Точнее, он нашел их, когда они были только вдвоем, без «белого рыцаря», бесполезного чуть менее, чем полностью. Даже вредного. Господи, что если он только еще больше разозлил «короля», за что Макс теперь расплачивается вдвойне?! А может, зря он себя накручивает. Может, после вчерашней стычки Прескотт и вовсе не в состоянии идти кого-то насиловать в темном углу. В любом случае, пора уезжать. Во дворе Уоррен проходит прямо по сорванному и пролетевшему добрых сто метров баскетбольному щиту. Не замечает отвалившейся у статуи головы, плавающей в фонтане. Аккуратно обходит перевернувшуюся набок машину. Это не его машина, очень хорошо. И выезд со стоянки почти ничего не загораживает, что еще лучше. Черт, он почти и не заметил, как сюда дошел. Приходит запоздалая мысль, что при таком тайфуне не известно теперь, когда он в следующий раз окажется в своей комнате в общежитии. Возможно, все-таки стоило забрать с собой приставку или сбегать за отверткой, чтобы хотя бы вытащить из компа жесткий диск. Даже свое добро спасти не может, что за неудачник… В салоне (какое красивое слово для внутреннего убранства поддержанной колымаги!) Уоррен ласково проводит пальцами по изгибу руля. Привычное движение. Он теперь всегда так делает, с самого дня покупки. Машина, на которой они с Макс поедут в дальние дали навстречу приключениям. Ну или хотя бы в кино. Все ради Макс. Он ведь тогда посмеялся, когда мама предложила не тратиться на имплантат, а начать откладывать на машину. «Чтобы ты не шарахался ночью по темным улицам, возвращаясь из магазина, и не нарывался больше на хулиганов». Уоррен ведь так и не смог ей все рассказать. По придуманной им самим легенде на него напали «какие-то гопники». Все лучше, чем «одноклассники, которых я сам против себя настроил, выбесив и облив кислотой». Да, он тогда посмеялся. Кого бы он и куда, такой неуклюжий и нерешительный, на этой машине возил? Кому он нужен? Да и все эти влюбленности — это ведь все такая фигня. Всего лишь случайная химическая реакция. Сплошная физиология, вокруг которой зачем-то создают искусственный ореол романтики. А потом появилась Макс, совершенно чудесная, голубоглазая, с веснушками. И вся его жизнь будто превратилась в сплошное ожидание сначала покупки машины, а потом поездки в кинотеатр. Вместе с тем самым особенным человеком, какого ему послала судьба, в которую он так упорно не верит. Перед тем, как завести двигатель, Уоррен машинально пристегивается и поправляет зеркало заднего вида. Привычка с курсов вождения, которые закончились не так уж и давно. Не то чтобы ему хоть что-то из этого помогло, если на него вдруг по дороге на таком ветру упадет дерево, конечно. Дерево или, вот, например, фонарь. Обычный такой фонарь, вроде тех, что стоят на парковке. Вроде того, что придавил собой Викторию Чейз. Сердце Уоррена дергается, лишь на мгновение, а потом продолжает свое биение, разве что чуть резче, чем до этого. Можно бы подумать, что из-за испуга. Из-за удивления. Из-за непривычности ситуации, в которой видишь знакомого человека. Может быть, и так, но не только поэтому. Просто именно в эту минуту Уоррен вдруг полностью осознает, что творится вокруг. Ураган. Сильный, опасный. Не просто декорация, очень подходящая в общем-то к его душевному состоянию. Настоящее буйство стихии. Сердце Уоррена вдруг дергается с толикой радости. Потому что вот оно, то, чего он в тайне так долго ждал, размениваясь на мелкие школьные пиздострадания, как в очередном подростковом романе. Внезапный хаос, разорвавший серую повседневность. И ничего уже не будет как обычно. Вокруг него деревья мотает из стороны в сторону и люди, множество людей, бегут, пытаются уехать куда-то, кричат от ужаса, паникуют. Ребята, которых он знает и которых видел лишь мельком. Несколько членов «Циклона». Некоторые из них до сих пор слишком пьяны после вечеринки, чтобы свободно самостоятельно передвигаться, и имеют все шансы погибнуть от собственной заторможенности. Черт возьми, вдруг осознает Уоррен, ведь обязательно будут жертвы, много жертв! Почему же никто не предупредил о резком изменении погоды? Девушка со светлыми, наверняка крашенными волосами пытается помочь Виктории выбраться, но сил ее не хватает на то, чтобы даже чуть-чуть приподнять металлический столб. Несколько раз она, кажется, зовет на помощь, даже отбегает для этого от Виктории, но никто не замедляет свой шаг. Может быть, из-за шума ее не слышно, а из-за всеобщей паники — не видно. Но рано или поздно их кто-нибудь заметит и подойдет помочь. Кто-нибудь их заметит. Им нужно немного подождать. Не все же члены «Циклона» настолько мудаки, чтобы не оказать помощь хотя бы своим? Потому что от «не своих» им помощи ждать точно не стоит. Уоррен стискивает руки на руле, теперь уже не слишком-то ласково. Нет, ну в самом деле! Этого стоило ожидать. Им стоило ожидать такого отношения к себе после стольких лет гонора и издевательств над окружающими. Грэхэм вот честно пытался никак с ними не пересекаться, и все равно отхватил, лишившись зуба и десятка нервных клеток. Чертов «Циклон», любого достанут. Иронично, что от циклона они все и передохнут. Заслужили, что уж тут говорить! Четыре минуты. Уоррен не знает, зачем он сидит здесь уже четыре минуты и наблюдает за происходящем в зеркале заднего вида. Ему нужно скорее уезжать, а то на выезде из академии уже образовывается небольшая пробка. Зачем он здесь сидит? Кто-нибудь должен к ним подойти. Ну, на исходе пятой минуты — точно. Зачем они опять пытаются поднять этот проклятый фонарь, если уже почти пять минут как знают, что он для них неподъемный? Лучше бы им попробовать соорудить рычаг. Тут много мусора теперь валяется, который можно было бы на это употребить. А вы говорите, физика вам в жизни не пригодится, ну-ну. Вон там как раз лежит отличная палка, крепкая на вид, в самый раз. Палка есть. Мозгов только у кого-то нет. Нет, ну, а с какой стати именно он должен им помогать? После того, что они с ним сделали? Ну, может, конкретно ему Виктория ничего не делала. Но не было ни дня, чтобы кто-то из девчонок на нее не пожаловался. Содержания всех жалоб он, конечно, сейчас и не вспомнит, но сам факт, что она как минимум страшная стерва, неоспорим. Так что, с чего вдруг он что-то им должен? Пусть сами расхлебывают кашу, которую заварили. Пошла уже шестая минута или еще не пошла? Ему кажется, или людей на улице, кроме них, больше нет? Все уже ушли? Так быстро? И ведь возможно, что именно Виктория выложила то видео с Кейт. Очень возможно. Кажется, это ее голос был на заднем плане, он ведь несколько раз пересматривал, знает. Кейт чуть не умерла! В прочем, чем он лучше, если это видео столько раз пересматривал и даже сохранил на память? И до сих пор не удалил. Надо было все-таки остановить тогда Кейт, когда она во вторник бежала в слезах по коридору… Блондинка (а теперь Уоррен вспомнил, что ее зовут Тейлор, и она ходит на некоторые занятия вместе с Макс) начинает что-то говорить Виктории, оживленно жестикулируя. Затем поднимается на ноги. Виктория что-то ей отвечает. Уоррен не умеет читать по губам и ничего из машины не слышит, но ему кажется, что они обе отчаялись. Еще на видео с Кейт был Нейтан. Отсюда и пошли все эти мерзкие слухи. Виктория и Нейтан. Их довольно часто можно увидеть вдвоем, и дело не в том, что они оба из «Циклона». Интересно, они встречаются? Да кто в здравом уме станет встречаться с таким отбитым, как Прескотт? Может, она с ним из-за денег? Этот вариант, в сущности, ничем не лучше. Тейлор уходит. Видно, что решение дается ей с трудом, хотя выражения ее лица не разглядеть, но она все равно уходит, напоследок сжав руку Виктории. Уже вдалеке срывается на бег. Десять минут. И чего это он себе напридумывал? Зачем сидел и сам себя накручивал? Рассуждал тут, кому он и что должен! Хоть один герой сидел бы так и всю подноготную человека перелопачивал, прежде чем решить, спасать его или нет? Хотел бы уехать — уже уехал бы и по сторонам не стал бы смотреть. Но он все же еще здесь. Потому что каким бы вселенским злом ни казалась ему Виктория Чейз по рассказам других, это не она вымогала у него деньги, не она выбила ему зуб, не она насиловала Кейт, и не она похищала Макс. Она — просто беззащитная девушка, попавшая в беду. Пусть и девушка не беспроблемная. А Уоррен, точнее, хороший мальчик внутри него это прекрасно понимает. И тогда Уоррен все-таки выходит из машины и идет навстречу лежащей Виктории. Идти к ней почему-то очень страшно. Ну, во-первых, его серьезно пытается сдуть, ветер становится все хуже и хуже. Во-вторых, он знает, как ей помочь, но не знает, что ей сказать. А вдруг она его сразу пошлет? «Не нужна мне твоя помощь, чертов гик, иди-ка ты на хуй»? Будет очень неловко. В прочем, скорее всего, она примет помощь, но скажет что-нибудь грубое. «Что так долго? Да уж помоги, будь так, блядь, любезен, задрот!». Все еще неловко. Вроде бы это не должно его в данной ситуации волновать, но волнует. Такие вот маленькие повседневные проблемы людей, плохо прижившихся в социуме. — Эй… Тебе… тебе помочь? Уоррен тут же запинается и тут же ругает себя мысленно последними словами. Естественно, ей нужно помочь! Ты для этого сюда и пришел. Ее, блин, фонарем намертво прижало. Давай еще спроси у нее, в порядке ли она. Тогда точно пошлет. Так далеко, что ты и мест таких не знаешь, и будет абсолютно права. — Да… Да, пожалуйста, если тебе не трудно… — И совсем она не страшная вблизи, если не считать потекшей косметики. Очень хрупкая и беззащитная в намокшей, прилипшей к телу блузке и со слезами, стоящими во вспыхнувших слабой надеждой глазах. — Господи, я думала, все уже ушли… Ты что, не боишься.? Как Уоррен и ожидал, с третьей попытки ему удается сдвинуть при помощи толстой палки фонарный столб так, чтобы под ним можно было проползти. Все идет по плану, вот только ему очень не нравится слабый и какой-то заторможенный голос Виктории. Либо она тоже не знает, что ему сказать, либо… — Черт! У тебя кровь! — замечает он только тогда, когда Чейз оказывается на свободе. Виктория осекается на словах благодарности, которые она, наверное, хотела произнести. Издает какой-то непонятный полустон. Удивленно смотрит на окровавленный рукав и без того грязной блузки. — И… и правда… Ты знаешь, я ведь… А я ведь не чувствую руку… Я думала, она просто онемела… — И она переводит нехорошо затуманенный взгляд обратно на Уоррена. — Кажется, мне понадобится еще помощь, да?***
— А ведь я вам говорил! Я, Трасс Лимпбоу, вас не один год предупреждал, что наша культура, полная похоти и наплевательского отношения ко всему вокруг, доведет нас до кары Господней! Нет, какая-то мелодичная музычка, игравшая до этого, Уоррену нравилась определенно больше. Происходящее за пределами машины и так нервировало достаточно и без чьих-то истеричных комментариев. А он, в придачу, еще и минут двадцать перед этим прыгал по газону, объезжая оставшуюся пробку на выезде. Хорошо, когда машина не дорогая, и тебе ее не жалко поцарапать. Она крепкая, его старушка, еще парочку таких ураганов переживет. Главное перед мамой теперь случайно не похвастаться, она же поседеет. Он сам чуть не поседел от такого экстремального вождения. Хотя было бы даже весело, если бы он не торопился. — Но почему-то именно я застрял на этой гребанной радиостанции! Кто-нибудь, вытащите меня отсюда, сейчас же! Сейчас же, черт бы вас побрал! Я за что налоги плачу?!.. Уоррен выключает радио. Как он мог не предвидеть всего этого? Сначала снег, потом затмение, самоубийства птиц и китов… И, главное, Макс! Макс, которая до сих пор так и не нашлась. Одна посреди бури. Нейтан — последнее, о чем стоит беспокоиться в такую погоду. Ну ничего, ничего. Позже Уоррен постарается еще ее поискать. А пока… Он мельком поглядывает на Викторию с рукой, обмотанной одной из его кофт, прислонившуюся лбом к стеклу пассажирской двери. Оказывается, она узнала его. Ну надо же. Не по имени, конечно, но все же вспомнила, что он друг Макс. Даже немного стыдно. И не послала его никуда. Не жаловалась и не ныла особо, но это, скорее всего из-за шока и прилива адреналина. Боль на время притупилась, тем лучше для Чейз. Уоррен даже представлять себе не хочет, как в полной мере ощущается открытый перелом. Успеть бы теперь доехать до больницы… Уоррен опять включает радио, надеясь, что ведущего-паникера увели. Ехать почти в полной тишине через ураган на самом деле немного (очень) жутко. — … повторяю, внимание! По прогнозам синоптиков гидрометцентра Орегона, округа… в ближайшее время в вашем районе ожидается сильный дождь, гроза, град, порывы ветра 70-ти и более метров в секунду, вероятна угроза торнадо. Будьте внимательны и осторожны, по возможности не выходите на улицу. Следите за дальнейшими новостями по поводу… — Серьезно, блядь? Подумаешь, всего на пару часов опоздали! Можно и вообще не предупреждать, зачем людей беспокоить по пустякам! — подает голос Виктория. Даже и добавить нечего. Уоррен чуть усмехается. Еще и торнадо. Замечательно. Значит, накрылась их с Макс поездка в кино медным тазом, даже если он ее найдет. В ближайшее время — точно накрылась. Какая досада. И они продолжают ехать вперед через темноту. Примечания: * Отсылка на Супермена и Человека-Паука (ну вдруг кто не знает). ** Отсылка на роман Дугласа Адамса «Автостопом по галактике» или на одноименный фильм, где суперкомпьютер в течение семи с половиной миллионов лет искал ответ на «Главный вопрос жизни, вселенной и всего остального». *** Опять Супермен. ****Отсылка на Бэтмена, у которого, как известно, убили родителей. Впрочем, он может стрельнуть двадцатку у дворецкого Альфреда xD *****Тардис — машина времени и космический корабль из британского телесериала «Доктор Кто».