Белый Рыцарь, Чёрный Король

Чем больше Уоррен узнает Макс, тем сильнее убеждается, что она по-настоящему больна фотографией. И это совсем не плохо, нет-нет, это, наоборот, просто замечательно! Много ли людей, которые точно уже определились, чего они хотят в этой жизни, а поэтому смело идут к цели, вы встречали? Черт возьми, Уоррен, если уж на то пошло, и сам до сих пор не знает, куда подастся, когда закончит академию. А Макс вот совершенно точно станет фотографом, пока он будет метаться. Из-за того, что Макс, в отличие от большинства ее сверстников, имеет цель в жизни, девушке кажется, что она слишком амбициозна. Но Уоррен-то знает, что на самом деле она ужасная скромница. Вот она, сияя, рассказывает, как выполняла какое-то жутко интересное практическое задание для занятия мистера Джефферсона, как показала ему свой снимок, и учитель похвалил ее (сам Марк Джефферсон!), а вот она в следующую же секунду заявляет: — А на самом деле все не так радужно, как кажется. Видела свой средний балл. Печальное зрелище, мне кажется, что я всегда буду тащиться в хвосте и ничего не добьюсь. И в такие моменты Уоррен прекрасно понимает, для чего судьба свела их вместе: Макс просто необходим кто-то, кто объяснит ей, что она не права, воодушевит ее на подвиг. И он всеми силами старается исполнить свое предназначение — успокаивает ее тем, что вот у него самого средний балл выше небес, но что с того? Смысл в хороших оценках, если ты даже не знаешь, к чему все это? «Для тебя будут открыты тысячи дорог». Зачем? Выбрать-то ты должен только одну. — В конце концов, ты пришла сюда, чтобы фотографировать, а не заниматься «многоборьем». И у тебя получается, Макс. Только посмотри, как ты светишься, стоит тебе взять в руки полароид. Полароид Макс — отдельная тема. Именно ему она обязана ярлыком «хипстерша». Старый фотоаппарат нужен ей совсем не для того, чтобы выпендриваться. «В фотографиях, снятых на него, есть какая-то особая душевность», — утверждает девушка. И это не просто слова. Уоррен не знает, что это за «душевность» такая, но Макс говорит это с такой уверенностью и знанием, что он верит ей. Как и всему, что она говорит. Тут Макс, как будто извиняясь, сетует: надо все-таки купить рано или поздно нормальный фотоаппарат. Просто она никак не определится с моделью и не может решиться на покупку. Да и родителей напрягать не хочется, а стипендии может не хватить (да-да, как бы Макс ни жаловалась, на недостаток ума, но стипендию-то она, как и Уоррен, получила! *). Уоррен на это отвечает: — Ну, по крайней мере, тебе не нужен принтер! С цифровой техникой одна морока — где печатать, на какой бумаге, а тут — раз! — и вот она фоточка. Магия! А потом смотрит в интернете, сколько стоит «заправка» для полароида, и понимает, что сморозил глупость. Купить принтер с бумагой и красками, кажется, будет менее накладно. Ну, значит, Макс действительно любит свой фотоаппарат, нельзя ее за это винить. Наконец, Уоррену удается уговорить ее принести и показать свои «душевные» фотографии. Перед тем, как их увидеть, Грэхэм немного волнуется: во-первых, он, наконец, увидит мир ее глазами, если можно так выразиться, а во-вторых, селфи. Да, селфи. Черт его дернул в очередной раз завести «интеллектуальный» разговор и спросить: «Какой твой прием любимый?». Теперь Уоррен до жути боится увидеть на ее фотографиях «губки уточкой» и какой-нибудь женский туалет на фоне. Боится разочароваться в Макс, своем идеале, хоть чуть-чуть. Но его страхам не суждено сбыться. Фотографии Макс кажутся такими незамысловатыми, но в то же время какими-то по-своему притягивающими взгляд. Снимки каких-то надписей, вырезанных или написанных на партах, граффити, птицы, люди, заснятые со спины, машины, случайные кадры природы. Оно выглядит так обыденно, если, скажем, снимать на экран телефона. Но в квадратике полароидного снимка все это — будто пойманная на пленку жизнь, отдельные ее кусочки, застывшие навеки. Ну, а селфи Макс это, конечно же, никакие не «утиные губки». Вообще, хорошо получаться на фотографии — это дар. И у Макс этот дар есть. Так почему бы им не пользоваться? Никакая это не «самовлюбленность». Уоррен знает, что на всех фотографиях он получается урод-уродом: глупое выражение лица и зубастый оскал. «Полцарства за нормальный снимок!». Серьезно. А у Макс дар. Еще и с ее-то личиком. Жаль, не хватает Уоррену смелости попросить одно селфи девушки себе на память. — Селфи обесценивается. Конечно же, легко насчелкать себя любимую на фронталку или при помощи зеркала. А попробуй подержать эту тяжеленную штуку на вытянутой руке, да еще и ухитриться попасть в кадр полностью, не отрезав себе нос или ухо, — едва ли не маниакально улыбается Макс, крутя в руках полароид. — Мастер, научите меня! Передайте свой бесценный опыт! — восторженно вопит Уоррен, а Макс в ответ лишь загадочно смеется. С этого дня Грэхэм сам заражается болезнью Макс, только в несколько ином плане. Видеть ее только при встречах ему теперь мало, любоваться ею хочется не только в своем воображении. Уоррену жизненно необходимо ее фото. Проблема — где его достать? Не хочется получать ее изображение как какой-то вор: исподтишка, на мобильник. Хотя этот вариант и кажется наиболее осуществимым и легким. Но Уоррен не желает искать легких путей из уважения к девушке. Поэтому как-то раз, ни на что особо не надеясь, между делом, он пишет ей: «Я больше ученый, нежели художник. А теперь ты можешь научить меня, как работать с камерой?» А Макс неожиданно соглашается, и вот уже они вдвоем в классе мистера Джефферсона, Грэхэм вооружен своей недорогой, но добротной «мыльницей» Canon, Макс — как всегда, полароидом. И, кажется, ничто на свете не может оторвать ее от объяснений, как правильно выбрать ракурс, с какой стороны должен падать свет и прочего. А Уоррен внимает каждому ее совету и фотографирует ее. И у него есть законное разрешение это делать, позволение самой Макс. Что кажется даже чем-то интимным. — Похоже, Макс скоро сможет вести занятия вместо меня. Приятно осознавать, что у меня растет такая талантливая замена. — Они оба так увлечены процессом, что не замечают, как в какой-то момент в класс возвращается Джефферсон. Кажется, он на самом-то деле пытается похвалить Макс, но она, видно, слышит в этой его фразе нечто совсем другое, отчего настроение у нее заметно портится, и она говорит Уоррену, что пора закругляться. — Мало того, что он наверняка считает меня самовлюбленной дурочкой из-за моей мании делать селфи, так теперь еще будет считать, что я задираю нос, раз считаю себя способной научить кого-то за пять минут тому, чему учатся годами. И это со средним-то баллом 2,8! Нам следовало пойти в другое место. — Не бери в голову. Вот увидишь, день, когда Великий Фотограф Макс Колфилд пыталась обучить меня своему ремеслу когда-нибудь обязательно войдет в историю! Так что… давай оставим совместное фото, чтобы его можно было поместить на страницы учебников? — Ты такой оптимист, Уоррен. Но это то, что мне в тебе нравится. Так… зачем тебе моя кислая мина на фото рядом с тобой? «Она, правда, не догадывается? Ну, возможно, это и к лучшему» — Две причины: первая — ты любишь селфи; вторая — я сегодня научился их делать. Ну же! Не стесняйся. К тому же, я заслужил небольшую награду за старания. На их первом (и, Уоррен надеется, не последнем) совместном фото парень, разумеется, скалится и выглядит жалко, а Макс вообще едва видно из-за его плеча. Но зато она, несмотря на неподходящее настроение, все-таки улыбается. Позже Грэхем несколько дней пытается выловить мистера Джефферсона вне опасной близости к глазам и ушам Макс, чтобы попросить разрешения распечатать фотографии на принтере в его классе (то есть бесплатно). Джефферсон, вероятнее всего, разрешил бы парню это сделать без лишних вопросов, ведь тот ходил на его кружок по работе с фотошопом. Но Уоррен на всякий случай немного привирает: — Это не для меня, это для Макс Колфилд. Я обещал ей фотографии с нашей той небольшой «фотосессии», но попал впросак — мне совершенно негде их распечатать в таком количестве… — Для Макс, значит… Ну, для одной из моих любимых учениц — все что угодно. Так Уоррен окончательно убеждается, что все опасения девушки беспочвенны. «Эх, Макс-Макс… Какая же ты все-таки у меня скромница. Когда-нибудь я тебя от этого вылечу, обещаю». Спустя какое-то время, возясь с настройками для печати очередной фотографии, Грэхэм замечает, что Джефферсон, оперевшись о край стола, вертит в руках одно из уже готовых фото. Вроде бы просто из-за ожидания, от нечего делать, но Уоррену все равно неловко из-за того, какой наверняка корявый этот снимок. А известный фотограф так внимательно и пристально его рассматривает. — Простите. Фотограф из меня хреновый. Я все же выбрал учиться не по художественному направлению, — парень смущенно чешет в затылке. — Ну, с кем не бывает… Зато Макс — весьма хорошая модель, — чуть погодя отвечает учитель. — Да! Она — чудо! Даже на этих ужасных фотках. Только она их и спасает. — Тогда держи. — Мистер Джефферсон возвращает фотографию Уоррену, заговорщически улыбаясь. — Удачи тебе с ней. Она же тебе нравится, верно? Во время очень неловкой паузы Грэхэм чувствует, что сейчас провалится сквозь землю на этом самом месте. — Ах, вы меня подловили. Как будто застали на месте преступления. — Тогда пусть это останется между нами. В этом нет ничего предрассудительного, Уоррен. Ты молод, а Макс… Макс просто весьма приятная девушка. Но смотри не отвлекай ее сильно от занятий, особенно от моих! Иначе, чего доброго, мне придется ее у тебя отбить, воспользовавшись тем, что я старше и более опытен в таких делах. Уоррен прыскает: — В этом нет нужды, сэр. Против вас у меня никогда не было и не будет шансов. Мне кажется… вы что-то вроде ее кумира. Что-то вроде того. — Могу себе представить. Это хорошо. Уходя из класса, Уоррен думает, что Марк Джефферсон все же очень классный и понимающий препод, и Макс точно зря так переживает в его присутствии. Фотографии, на которых едва успевает высохнуть краска, парень развешивает у себя в комнате, устраивая настоящий вернисаж. Парочку откладывает, чтобы повесить в шкафчиках в академии и в бассейне. Приклеивая на следующий день фото скотчем на внутреннюю сторону металлической дверцы, Уоррен слышит за своей спиной знакомые смешки: — Смотри-смотри! Повесил! Дрочить на нее будет, не иначе. Грэхэма передергивает. Он переводит взгляд на фотографию. «Фу, даже представить этот процесс тошно. Что за ублюдки. Сами дрочите! На фото Виктории, например. Если уже этого не делаете». И даже самому себе не до конца может объяснить свою негативную реакцию. Просто… это же Макс. Такая хорошая и добрая. Его Макс. Которая теперь будет улыбаться ему чуточку чаще, пусть и с изображений на фотографиях. Как можно так с ней поступить? «Ведь фотография — это, в какой-то мере, часть ее самой, так?». Уоррен не представляет, насколько он прав. Примечания: *Большая часть высшего образования в Америке вообще-то платная. Стипендию и бюджетное место студенту выделяют только за какие-то выдающиеся качества. Так что Макс действительно молодец.