Белый Рыцарь, Чёрный Король

Свежие раны на руках Нейтана не появлялись вот уже почти год, но ошибкой будет полагать, что он перестает себя калечить. Просто находит способы делать это бескровно. Нейтан начал пить в довольно раннем возрасте, а теперь водит с алкоголем почти неразлучную дружбу, частенько заявляясь домой уже в полубессознательном состоянии, чтобы, поднимаясь к себе по лестнице, не чувствовать на своей спине разочарованный и осуждающий взгляд отца. Курить Прескотта заставляют его обычные расшалившиеся нервы, а очень сильно расшалившиеся нервы заставляют его и вовсе со временем найти в Аркадия Бей поставщика самой настоящей «травки» (сладковатая дымка «косячков» Нейтану нравится куда больше, чем обычный сигаретный дым, больно царапающий глотку). Достать марихуану оказывается на удивление легко, когда у тебя есть такая фамилия и такие деньги. И не только марихуану. Мать передает его на попечение все более и более высококвалифицированных специалистов. Психологи и психиатры сменяют друг друга будто в каком-то адском хороводе, Нейтан уже перестает различать и запоминать их имена и лица. От чьих-то услуг мать отказывается, так и не дождавшись в очередной раз результатов, кто-то отказывается от Нейтана сам, заранее признавая, что с ним возиться бесполезно. Точку зрения мозгоправов из второй категории парень полностью поддерживает. И все врачи, как один, выписывают ему десятки рецептов на различные сильнодействующие препараты. Некоторые из прописанных таблеток оказывают на парня довольно забавные по ощущениям эффекты, особенно если умело мешать их с выпивкой или друг с другом, экспериментировать, в общем. Нейтан любит развлекаться тем, что пьет таблетки горстями, не читая инструкцию, выбирая под настроение цвет и форму пилюль. Какая разница? Большинство из них ему, согласно диагнозу, на самом деле либо не нужны, либо вовсе противопоказаны. С некоторых соображалка начинает работать хуже, чем после какой-нибудь особо ядреной наркоты, а ощущения в организме такие, какие бывают после самого жесткого похмелья. Но какое до этого дело этим тварям в своих уютных кабинетах с кушетками, когда они просто хотят стрясти с его родителей побольше деньжат за дорогие лекарства? Какое до этого дело Шону Прескотту, который грозится сам начать запихивать таблетки Нейтану в глотку, в случае, если тот не будет их принимать добровольно? Ведь старшему Прескотту пообещали, что волшебные таблеточки помогут исправить поведение его сына, и он все еще надеется, что это правда. Нейтан все чаще ловит себя на том, что он будто выпадает из реальности. Словно его собственные глаза — два стеклянных экрана, с помощью которых он наблюдает за окружающим миром откуда-то издалека, никак не участвуя в происходящем. Как через телевизор. Иногда можно сделать вид, что ты выключил у этого телевизора звук, и не слышать (на самом деле, просто не желать слышать), как на тебя в очередной раз орет за что-то мать. Смотреть с улыбкой, как кривится ее тонкое лицо, как будто у рыбы открывается рот, откуда до тебя не долетает ни звука. Смотреть, как в ярости краснеет лицо отца, как он медленно, словно в замедленной съемке, замахивается на тебя, как затем изображение на экранах сменяется белым шумом, в ушах при этом, вместо тишины, раздается знакомый назойливый звон. Да, Шон все еще делает это. Больше не избивает, правда, до полусмерти, как в прошлый раз, но делает. Впрочем, Нейтана, мир которого окутан плотным слоем дурмана, это и не трогает так, как раньше: прими, как данность, и забудь через две минуты. Отец теперь редко говорит в присутствии парня о «наследии», не поручает никакие семейные дела, не посвящает в детали своей работы. Да, Нейтан — все еще наследник, но пока все, что он может в своем положении сделать для блага семьи — это вести себя тихо и не доставлять проблем. Что для него уже задача не из легких. «Наследие» само находит Нейтана безо всякого разрешения главы семьи, когда младшему Прескотту начинают сниться яркие и реалистичные, но при этом крайне сумбурные сны. Он списывает их появление на очередной побочный эффект таблеток, но затем сны пробивают себе дорогу в реальность. Нейтан видит очередное промышленное здание, принадлежащее Прескоттам, видит, где именно на берегу океана оно стоит, хотя в реальности в том месте лишь причал и несколько рыбацких лодок. Спустя месяц причал сносят, лодки исчезают, а здание, точь-в-точь как во сне, начинает расти не по дням, а по часам. Спустя еще месяц оно уже стоит, и производство внутри, что бы там не делали, приносит нехилый доход. Журналист спрашивает отца, как он догадался начать строительство в таком, как внезапно оказалось, удачном с экономической точки зрения месте, ведь раньше это был старый причал, до которого годами не было никому дела. Ну, почти никому. Кроме тех рыбаков, которые теперь будут устраивать забастовки из-за невозможности рыбачить без хорошего причала и в загрязненной отходами воде. Шон уклончиво отвечает, что это лишь простая человеческая способность просчитывать все возможные варианты развития событий наперед, чтобы выбрать наиболее удачный. Нейтан видит чудовищную аварию на въезде в город: разбились три машины, одну раскурочило до состояния металлолома, а внутри стального хаоса можно даже разглядеть свернувшееся в невероятной позе окровавленное человеческое тело. Просыпаясь как-то утром, парень видит на кухонном столе свежую газету со статьей об этой самой аварии: «… и только благодаря помощи местного известного бизнесмена Шона Прескотта, трагедия обошлась единственной жертвой. Мистер Прескотт, волей случая задержавшийся в этот день на работе, возвращаясь в столь позднее время домой, поспешил остановиться рядом с местом аварии, чтобы оказать пострадавшим всю необходимую помощь и проконтролировать, чтобы спасатели и скорая прибыли на место своевременно. Что в очередной раз демонстрирует чистоту души и отзывчивость к чужому горю жителей Аркадия Бей. Также сообщается, что Прескотт Девелопмент поможет покрыть ущерб, нанесенный дорожному покрытию…». Бла-бла-бла. Да здравствуют Прескотты, как и всегда. Нейтан помнит, что во сне видел на трассе информационное табло с указанием точного времени. Интересно, была ли возможность, зная всю эту информацию, обойтись и без «единственной жертвы»? А вовсе без аварии? Наверное, нет, ведь тогда бы пришлось бы обойтись и без дополнительной хвалебной статьи. Психиатр утверждает, что все это плод больного воображения Прескотта. Отец, когда говорит о «наследии», утверждает, что введет сына в курс дела, «когда тот будет готов». Нейтан же знает, что это не воображение, и что он точно уже давно «готов на всю голову», хочет он того или нет. Что послужило тому причиной, сказать сложно. Какая разница? С равным успехом это может оказаться и рукоприкладство со стороны отца, и химия, которой парень сам себя пичкает. И то, и другое вполне, наверное, могло спровоцировать ранний приход «наследия головного мозга». В последнее время во снах он видит ураган, смерч колоссальных размеров, идущий берегом океана, слизывающий крыши домов и сами дома, ревущий так, что закладывает уши. После таких снов Нейтан всегда просыпается уставшим и разбитым. В один из разов призрачный порыв ветра бросает парню в лицо газету. 11 октября 2013 года. Еще не так скоро. Но в Прескотт Девелопмент шевеление: открыли какой-то новый строительный проект. Кажется, будут строить коттеджи в месте, которое (как неожиданно!) обойдет стороной торнадо. А Шон Прескотт вываливает чертову тучу денег, чтобы построить упорный к шторму бункер. Все это кажется Нейтану таким диким и даже жутким, что он до сих пор не может в это до конца поверить. Избранным супергероем со сверхспособностью себя ощущать не получается, если честно. Особенно когда осознаешь, что живешь, кажется, в семейке суперзлодеев с вековым стажем. Он, даже спустя несколько месяцев, до конца не может понять, когда его способность срабатывает, и события какого масштаба ею можно разглядеть. Реальность становится похожа на дерьмовую экранизацию какого-нибудь комикса, поэтому Нейтан просто продолжает «добивать» ее выпивкой и наркотой. Хуже уже не будет, верно? Жизнь становится еще более веселой, когда Прескотт поступает в академию Блэквелл. Причем не просто поступает, а получает стипендию. И до сих пор не знает, почему это произошло: то ли ректор заранее решил таким образом подлизаться к влиятельной семейке, то ли приемную комиссию действительно впечатлили фотографии, которые Нейтан сдал вместе с результатами вступительных экзаменов (экзамены, к слову, парень сумел написать сам, стоит сказать спасибо матери и ее нанятой в средней школе армии репетиторов — багаж знаний еще каким-то чудом держался в его обдолбанных мозгах). Нейтан боится, что если спросит, то не получит на свой вопрос честного и прямого ответа, что дико бесит. Зато в академии есть клуб «Циклон», практически принадлежащий Прескоттам. Там Нейтан может предаваться всем своим вредным привычкам и порокам в веселой и приятной компании. Ну как, в приятной… В этой компании все любят деньги и влияние младшего Прескотта, но, за исключением пары-тройки человек, никто не любит его самого. Каждый второй ему завидует, каждый третий его тихо ненавидит. На клубных вечеринках осознание этого, когда хорошо накачаешься веществами и алкоголем, немного притупляется. Но очень и очень часто Нейтан по собственному желанию заканчивает очередное празднество в одиночестве, в компании разве что бутылки, отправляясь на пляж, в лес или на свалку. Туда, где нет лицемеров и подхалимов. Туда, где ночами очень мрачно, однако где на душе у парня на удивление спокойно. Иногда Нейтан, сидя на крыше старого автобуса на свалке, ловит себя на мысли, что его неодолимо тянет в подобные «злачные» места, тянет к опасности. Он представляет, как когда-нибудь наткнется пьяный в темноте на какого-нибудь маньяка или психа с ножом. Усмехается при мысли о том, как будет бегать по реанимациям или даже моргам его оторванный от важных дел отец. Гадает, будут ли по нему скучать хоть кто-то? Или все просто, в том числе и родители, облегченно вздохнут и разойдутся по своим делам? Увы, здесь не водятся маньяки, чтобы это проверить. Самые крупные хищники в этом городе — сами Прескотты, в числе которых и Нейтан. А затем в Аркадия Бей приезжает Марк Джефферсон. Что Нейтан знает об этом человеке? То, что тот родился в этом городе и учился в Блэквелле вместе с Шоном Прескоттом. Что они оба состояли в «Циклоне» и даже были друзьями, однако после выпуска из академии настоящего успеха добился лишь один из них. И Нейтан сейчас не имеет в виду своего отца. Марк Джефферсон — известный по всей Америке фотограф, у парня даже есть парочка книг и альбомов его авторства, в то время как Шон Прескотт, при всем его «наследии», — всего лишь местный тиран в своем маленьком пропахшем рыбой государстве, едва ли сильно известный за его пределами. С недавнего времени фотограф почти отошел от дел и колесил по стране, устраивая выставки собственных работ и читая лекции. Его последней остановкой стал Лос-Анджелес, где у него, по слухам, произошла какая-то проблема с одной из фанаток его творчества, дело даже, кажется, дошло до полиции, но потом все постепенно затихло. Нейтан не знает, было ли это правдой, однако через совсем короткое время после появления этого слуха Джефферсон позвонил Шону и попросил пристроить его преподавателем в Блэквелл, а старый приятель ему в этой просьбе не отказал. Что, наверное, не может быть простым совпадением. Зато Нейтан точно знает, что у работ Джефферсона просто охрененный черно-белый стиль. Он даже выпросил у отца монохромную камеру, чтобы этому стилю подражать. Пока, конечно, получается не очень — виной всему постоянно дрожащие руки. А еще Нейтан помнит, что Марк Джефферсон был единственным человеком, который понял его и подал руку помощи на той злополучной охоте. Этот последний факт, наверняка, совсем ничего не значит, но почему-то все никак не выходит у парня из головы. День приезда Джефферсона вселенная почему-то считает очень важным, раз начинает показывать его парню заранее. Однако в назначенную дату Прескотт, будто в отместку, просто весь день шатается по Аркадия Бей, совсем не спеша встретиться с фотографом. Зачем бы это ему понадобилось — попросить автограф? Вспомнить былое? Это звучит глупо и бессмысленно, но в глубине души Нейтан подсознательно все же хочет его увидеть. Устав слоняться без дела, он, в конце концов, усаживается под дерево неглубоко в лесу, лениво раскуривая косяк, чтобы отвлечься. Тут-то вселенная и берет свое. — Нейтан? Вот ты где! А я тебя повсюду ищу. За без малого десять лет Джефферсон ни капли не изменился. Если учитывать то, что они с отцом Нейтана ровесники, то мужчина уже давно должен был разменять пятый десяток, однако выглядит лишь на тридцать с небольшим. Все те же легкомысленно растрепанные волосы, щетина и бородка, расслабленные движения и мягкий голос. Ровно такой, каким его сохранил в своей памяти Нейтан в один из самых неприятных дней своей жизни. — Если искать меня вас послал мой отец, то передайте ему: пусть не выебывается. Я не первый раз не ночую дома, он это знает и вообще-то давно привык. Казаться лучше и заботливее в чужих глазах — напрасный труд. — Нейтан не спеша, демонстративно не пряча косяк, выпускает в воздух облачко дыма. Пусть мужчина думает про него, что хочет, но здесь его, Нейтана, территория. Если не нравится — пусть просто сразу идет на хуй. — Так ему и скажите. — Правда? — Джефферсон продирается к нему сквозь кусты, придерживая подмышкой дорогой пиджак. — Но, напротив, Нейтан, это я попросил твоего отца сказать, где можно тебя найти. Он не собирался тебя искать. Это у меня появился к тебе разговор. Не против, если я закурю? Это был долгий день. Прескотт, не зная, как реагировать, удивленно вскидывает брови и криво улыбается: — Я сижу здесь перед вами с косяком. У меня могут быть какие-то возражения? — В таком случае… Фотограф прислоняется спиной к дереву, у которого уже сидит Нейтан, достает из кармана своего пиджака пачку дорогих сигарет, а затем небрежно кладет его на траву. Нейтан, с интересом следя за каждым его движением, протягивает зажигалку. — Ты, должно быть, знаешь, что в Аркадия Бей меня привел не только внезапно найденный талант лектора, — после короткой затяжки продолжает мужчина. — Если честно, преподавательская зарплата весьма скромна по сравнению с тем, на что я мог рассчитывать до этого. Но у нас с твоим отцом появился один замысел, который, если его воплотить в жизнь (а в этом городе это вполне можно организовать), может принести значительный доход. — Дела моего отца меня не касаются, — зло отвечает Нейтан, сплевывая на землю. — Не мои, кстати, слова. Можете сами у него спросить. — А он так мне и ответил, когда я сказал, что мне нужен помощник. Это должен быть знакомый и достаточно близкий нам человек, чтобы ему можно было доверять. Ты показался мне самой удачной кандидатурой. Он же считает, что на тебя рассчитывать в любом случае не приходится. Но, видишь ли, я с ним не совсем согласен. — Неужели? — усмехается Нейтан. — И что же заставляет вас так в меня верить? Вы же нихера обо мне не знаете. — Но я хорошо знаю Шона, чтобы сказать, что он иной раз не видит дальше своего носа. Он считает, что ты бесполезен, когда дело касается семейных дел, это правда. Но знаешь, где бесполезен сам Шон? Когда дело касается искусства. Здесь твой отец, ты уж меня прости, полный придурок. Он учился в Блэквелле, но… Мы оба догадываемся, каким способом ему удалось туда поступить, и как он его смог закончить, верно? У тебя же есть то бесценное качество, которого так не хватает Шону. У тебя есть талант. Другого рода, нежели способность помыкать людьми. Это то, чего он никогда в тебе не увидит и не оценит, но именно то, что нужно мне. Понимаешь меня? — Видя настороженный взгляд парня, так и не дождавшись от него ответа, Джефферсон, спустя несколько секунд, продолжает: — Твой отец, когда я высказал сомнения в его позиции, решил провести мне экскурсию в твоей комнате. Показать, какой ерундой и мерзостью, по его мнению, ты занимаешься в своем вроде бы зрелом возрасте. Прости за это, не моя идея к тебе врываться. Ну, ты же знаешь, какой Шон невежа? Посмотрим на это со светлой стороны: я имел возможность увидеть твои фотографии, — Марк легко улыбается. — Они чудесны, Нейтан. Может быть, тебе не хватает где-то опыта и практики, но я вижу твое старание. — Просто хобби, — бурчит Нейтан и отворачивается, чтобы скрыть почему-то приливающий к щекам румянец. «Это тупо, Нейтан. Кто-то случайно повторил слова твоей сестры, а ты уже обосраться готов от счастья. Прекрати, придурок». — Я так не думаю. Посмотри, ты даже взял с собой свою камеру, хотя просто вышел погулять. Это ли не показывает твое стремление? К тому же, как новый преподаватель, я попросил в академии досье моих будущих студентов. Ты же помнишь, какие фото ты сдавал приемной комиссии, когда поступал? Наверняка, одни из твоих самых лучших на тот момент? Я видел их. Видел и фотографии других учеников. И твои — очень хороши. Скажем, выделяются из общей массы. — Хватит, — устало произносит, наконец, парень. — Хватит меня умасливать. Я понял. Просто скажите, наконец, что вы от меня хотите. — Во-первых, я хочу не «умаслить» тебя, а поднять твою самооценку. Зная твою семью, я понимаю — тебе это нужно. Во-вторых, я сказал до этого, что мне нужен помощник. Учитывая мою профессию, ты, наверное, понимаешь, что помощь будет связана с фотографией, то есть — творческой работой, допускать к которой твоего отца никак нельзя, кроме как к ее финансовым аспектам, а в остальном он все равно ничего не понимает. Ты же, я уверен, быстро вникнешь, что от тебя требуется. Но, чем попусту трепаться, я лучше тебе еще и покажу кое-что. Поднимайся. Туши свой… кхм… косячок, который я все это время, сделаю вид, не замечал. Ладно? Я думаю, мы найдем общий язык. Все время, пока они выходят из леса, Джефферсон все продолжает говорить, и парень не может не признать, что тот, и правда, талантливый лектор. Потому что он с жадностью слушает каждое слово, ни на секунду не возникает желание «отключить звук». — Да, хваленое отцовское «наследие» — явно не твое. Фотография — другое дело. Сейчас твой папа не будет рад, если узнает, что я, не послушав его, все же привлек тебя к работе, но вот потом, когда пойдет реальная прибыль… Только представь, какое у него будет лицо! Его сын, его «разочарование всей жизни», столького помог добиться! Я бы хотел посмотреть на эту кислую мину, а ты? — заговорщически улыбается фотограф. Они выходят на обочину, где стоит машина Джефферсона — старенький, но ухоженный «Бентли»*. — Прежде чем ввести тебя в курс дела, немного поясню. Помимо фотографий в твоей комнате я увидел еще и специфические постеры на стенах. Нет, нет, даже не думай, я тебя не осуждаю, ни в коем случае. То, что ты их повесил на видное место, а не спрятал где-нибудь под кроватью или в шкафу (понятно, для каких целей), многое о тебе говорит. Это тоже профессиональные фотографии, не какая-нибудь пошлость с порносайтов. Тоже искусство. Но скажи мне, ты когда-нибудь спрашивал себя, как такие снимки вообще делаются? Риторический вопрос, можешь не отвечать. Откуда бы ты это узнал? Но у тебя будет шанс узнать. Нейтан пожимает плечами, слабо улыбаясь. То, что этот человек был в его комнате, разглядывал его вещи, все еще не дает ему покоя. Как будто его увидели голым, когда он об этом и не подозревал. Парень пометил себе на будущее, что нужно будет поставить в комнате замок. И никогда не забывать запираться в общежитии. А еще найти способ насолить отцу за испытанную неловкость. — Вот теперь вы меня окончательно заинтриговали. Мне, наверное, придется согласиться только, чтобы не сдохнуть от любопытства. — Если я оказался прав, и ты такой же эстет, как и я, то тебе понравится, я обещаю. — Джефферсон, тянется в бардачок за ключами, а затем открывает багажник. Возвращается он к Нейтану, держа в руках красную папку. Парень узнает ее с первого же взгляда. В своем сне он видел ряды точно таких же папок на какой-то металлической полке. На корешке каждой было написано чье-то имя. Он не придал этому образу значения, не сумев связать его с приездом Джефферсона, хотя, наверное, папки и являлись самой важной частью видения. Когда Прескотт аккуратно берет папку в свои дрожащие от волнения (или нетерпения?) руки, ему кажется, что он слышит какой-то глухой тяжелый металлический щелчок. Будто кто-то перевел стрелку на рельсах его жизни. Рассматривая то, что внутри, он улыбается, сам не зная, чему. Содержимое папки, во всяком случае, к этому явно не располагает. Марк Джефферсон кладет руку ему на плечо. — Как я и сказал. Тебе понравится. — И Нейтан видит, что он тоже улыбается. — Это то, чем мы будем заниматься. Садись в машину. Я отвезу тебя домой, а по дороге расскажу детали.

***

— И все же, я иногда гадаю, а по скольким статьям нас с тобой могут засадить, если все раскроется? — между делом спрашивает Нейтан, ползая с камерой вокруг бессознательной девушки. Джефферсон уже с ней закончил и сейчас работает с компьютером, рассматривая, что же получилось. — То, что мы здесь делаем, Марк, не назовешь правильным, ну, блядь, никак. «Марк». Он не помнит, когда начал называть его по имени, но вышло это как-то легко и будто бы само собой. Джефферсон не возражал, только просил быть осторожным и случайно не «обозвать» его так в академии. Они работают вместе уже полгода. Нейтан до сих пор помнит, как волновался и не спал перед самым первым делом. Как чувствовал это невероятное возбуждение, когда они две недели составляли план, репетировали сценарий, а потом ему пришлось все это воплощать в жизнь. Прескотт ощущал себя будто бы секретным агентом на миссии. И радовался, как ребенок, когда все прошло неожиданно гладко для первого раза. Первую девушку, их первую модель звали Лила**. Нейтан плохо помнит эту азиаточку с последнего курса, но вот работу с ней запомнит навсегда. Это было похоже на ту охоту десять лет назад. То же ощущение, что ты стал частью чего-то очень важного. Тот же восторг. Только теперь он не был омрачен кровью, ужасом и вывалившимися на землю кишками. Не было Шона Прескотта. Вместо него был Марк Джефферсон, с его знанием, как поступить в любой ситуации, и отточенными профессиональными движениями во время самого процесса работы, на которые Нейтан всегда смотрит, как загипнотизированный. Марк Джефферсон, который всегда спокоен и не против учить его тому, как стать на него похожим. А Нейтан никогда не против этому учиться. И он учится, и, черт возьми, едва не прыгает от счастья, когда Марк хвалит его своим мягким голосом и похлопывает по плечу. Все это: и сама работа, и похвалы (которые случаются все чаще, ибо Прескотт делает успехи) — вштыривает лучше любой наркоты, вызывая сильнейшую зависимость. — А тебе кажется, что мы делаем что-то неправильно? — отзывается Марк, не отрываясь от монитора. — Не знаю. Я не чувствую, что мы делаем что-то плохое. В смысле, это по-прежнему все очень неправильно. Но ведь никто в этой ситуации не страдает, что важно. — Келли** бы с тобой согласилась, — мужчина кивает в сторону бессознательного тела и усмехается: — Если бы могла тебя слышать. Она хорошая девочка, но вот ее страсть к новым ощущениям в жизни навредит ей, пожалуй, больше, чем мы с тобой сегодня. Просто вспомни, как она была рада, когда ты пригласил ее на вечеринку в вип-зону «Циклона». Никто не заставлял ее идти, но она пошла. Таково было ее собственное желание. А теперь представь ее реакцию, если бы ты бесплатно предложил ей попробовать те наркотики, которые у нее сейчас в крови, ммм? Отказалась бы она? Я так не думаю. Она бы добровольно отравила себя, не моргнув и глазом. Это же ее лучшая вечеринка! Вот только у этого бы не было никакой цели, никакого конечного результата. У нас есть цель. Мы нашли, как можно это использовать, как получить результат. При этом, не сделав ничего, чтобы могло ей навредить. Она проснется с массой замечательных воспоминаний. Как и все эти девушки до нее. Пусть ее сознание и будет какое-то время… спутанным. В любом случае. Конечно, гуманнее было бы платить нашим моделям или хотя бы спрашивать их разрешение на съемку (легенда, в которую с такой охотой верит твой отец, кстати). Но ты ведь понимаешь, как это было бы неискренне, как бы это мешало… искусству. Видишь ли, «правильно» и «гуманно» — субъективные понятия, диктуемые обществом. Оно бы нашло много вещей, за которые нас с тобой можно осудить. Но, дело в том, что искусство не живет по правилам общества. Оно просто «живет». Вспомним некоторых творцов древности. Например, Жана Огюста Доминика Энгра***. Ты, может быть, слышал о его работах в академии. Талантливейший художник. Работал, не покладая рук, до самой старости. Очень любил изображать на своих полотнах, как бы тебе попроще объяснить, не вдаваясь сейчас в терминологию, обнаженную натуру. Но его беда была в том, что жил он в девятнадцатом веке, во времена расцвета всех этих показных моралистов, которые критиковали его работы, просто увидев на холсте женщину без одежды, не стараясь понять контекст. Сколько стран пришлось сменить этому бедняге! Страшно подумать, что могло ждать его моделей, если они позировали художнику полностью обнаженными в то время, когда показать голую лодыжку на улице считалось верхом непристойности. Но он продолжал работать. И знаешь, где сейчас его полотна? Висят во многих музеях мира. О них рассказывают в нашей дорогой академии, об их существовании знаешь теперь даже ты, хотя со смерти творца прошло сто пятьдесят лет. А где все его гонители? Никто даже не помнит их имен. Что примечательно, имен моделей тоже. Так и обстоят дела. Я не говорю, конечно, что мы с тобой художники его уровня, но кто знает… В любом случае, вернемся к фотографии. Она нам с тобой ближе. Возьмем фотографов, снимающих голодающих и истощенных детишек в Африке. Или даже военных фотографов. Они живут в наше время. Знаешь, сколько людей их ненавидят? Может статься, куда больше, чем число тех, кто ценит их труд. «Почему ты не подал корку хлеба этому ребенку? Почему ты не помог моему боевому товарищу, когда в него попала шальная пуля? Почему ты, ублюдок, просто стоял и смотрел?». Звучит, как будто фотограф, и правда, поступает не очень правильно. Но никто не берет в расчет, что он не просто «стоит и смотрит». Он фотографирует. И когда он это делает, у него нет права задумываться о том, правильно это, или нет. Гуманно это, или нет. У него просто другие задачи. Он должен запечатлеть правду. Подлинные эмоции, которые испытывают люди в этот момент. А не дешевую постановку и кривляния. Как и в нашем случае. Только у нас с тобой не поле боя, а Проявочная, и вместо «шальной пули» скотч и шприц с GHB****. Ну да, Проявочная. Место, где они «проявляют» чужую уязвимость. Джефферсон умеет подбирать красивые названия для мерзких, в сущности, вещей. Но Нейтан соглашается с каждым его словом, кивает, и продолжает свою работу с Келли. Ему бы сейчас сгодилось и менее аргументированное оправдание для ощущения собственного счастья. Марк просто, как всегда, тщателен и, к тому же, очень любит читать лекции даже вне стен академии. В этот раз все опять проходит гладко. Как и в прошлый раз. Как и во все разы до этого. А потом в их с Марком жизни «случается» Рейчел Эмбер. И все хорошее катится к чертям собачьим. Примечания: *Я не знаю, «Бентли» ли это. По форме очень похоже. Но знаток машин из меня, как из Джефферсона балерина xD **Если в кошмаре в 5-м эпизоде взглянуть на старое расположение имен и комнат женского общежития времен Рейчел Эмбер, то там можно заметить два имени — Лила Ли и Келли Дэвис. Эти же два имени есть и на папках Джефферсона. ***А тут перейдем сразу к делу: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%AD%D0%BD%D0%B3%D1%80,_%D0%96%D0%B0%D0%BD_%D0%9E%D0%B3%D1%8E%D1%81%D1%82_%D0%94%D0%BE%D0%BC%D0%B8%D0%BD%D0%B8%D0%BA ****GHB — жидкий экстази. Благодаря видео с Сhiiabatta Channel, многие это, наверняка, уже слышали. Кто не слышал и желает более подробную информацию — добро пожаловать в поиск по Ютубу или погуглите.