Вожделение зверя.

ДонХэ внимательно наблюдает, как алые дорожки крови превращаются в розовую «дымку», растекаясь в теплой воде купальни. Красиво и мерзко. Уже стемнело, СонМин и КюХен вернулись домой, а ДонХэ и ХекДже решили искупаться. Ну, как решили, так сказал ХекДже, хотя, если честно, Хэ очень благодарен ему. Думать о том, что он вместо собачки, шатен не хочет, да что там, он надеется забыть эту проклятую мысль и не поддаваться на чарующие слова, которыми настойчиво соблазнял брюнет. ХекДже, подойдя к камню, на котором устроился младший, начинает осторожно промывать каждую царапину водой, смывает кровь с губ и подбородка, затем с пальцев и грудной клетки. Последнее он запачкал, когда ХекДже прижимал его к себе. – Я сам могу, – протягивая руку к мочалке, в ответ ДонХэ получает едва заметную улыбку, и брюнет продолжает смывать алые разводы с его тела. Вода теплая, согревает продрогшего парня, он старается находиться от ХекДже как можно дальше, поэтому, спустившись в купальню, сразу вылез из воды, усевшись на валун. Сейчас ему абсолютно плевать на собственное здоровье, ужасно холодно и усталость накрывает всё сильнее. ХекДже избавляет от боли в царапинах, касается ранок пальцами и, подхватив за талию, опускает в воду, поднося ладонь с целебной жидкостью к губам. ДонХэ чувствует крепкую хватку мужчины и с трудом приоткрывает рот, позволяя излечить разбитые уста. Хек наблюдает за каждым движением младшего, его глаза становятся светлее, взгляд мягче, и кажется, что даже грубые ладони на талии не доставят больше боли. – Ты горячий, – когда ладонь мужчины касается кожи ДонХэ, тот с трудом сдерживается, чтобы не врезать настырному монстру, но ХекДже хмурится и, прижимаясь к его лбу губами, измеряет температуру. – Как ты себя чувствуешь? – Как жертва в плену у насильника, – Хэ с трудом улыбается, не понимая, почему появилась легкая апатия и усталость. Абсолютно ничего не хочется, даже грубить и вырываться из рук ХекДже, хочется попроситься на руки и поспать пару часов, да, от этого он точно не откажется. Жаль, что у Хека ничего нельзя просить. – Сегодня поужинаешь в кровати, – ХекДже быстро вылезает из купальни, натягивает штаны и, вытаскивая за собой ДонХэ, берет его на руки, направляясь в дом босиком. Быстро поднимаясь наверх, он кладет его на постель и выходит, возвращаясь буквально через пару минут с белой рубахой и полотенцем. Хэ отрицательно качает головой, не собираясь надевать чужие вещи, тем более, что они, скорее всего, принадлежат жертве братьев, но при ближайшем рассмотрении он понимает, что рубашка очень старая, с длинными рукавами и красивыми манжетами. Такое уже давно не носят, и догадываясь, что это вещь ХекДже, ДонХэ осторожно берет рубашку в руки, ощущая мягкую ткань в ладонях. – Надень, я сейчас приготовлю суп. – Ты? Приготовишь? – это Хэ уже произносит в пустоту, потому что ХекДже быстро ушел вниз, а затем оккупировал кухню. КюХен, заглянув к брату, тихо посмеивается, но молчит, конечно, первые пару минут, потому что разговаривать он любит и за себя и за хёна. Старший быстро готовит суп, не обращая внимания на младшего, который, усевшись за стол, кормит белку орешками. – Готовишь для своего мальчика? Наш малыш теперь на особом питании? Или пытаешься задобрить его вкусностями? – когда в КюХена летит топор, он даже голову на него не поднимает, а когда оружие входит в дверной косяк рядом с его щекой, мило улыбается. – Да ладно тебе, я же шучу. А если честно: что–нибудь случилось? Помочь? – У ДонХэ жар, – КюХен сразу поднимается и, подойдя к небольшому холодильнику, который со стороны напоминает деревянную обычную стену, сразу ищет мед и молоко. – Не понимаю, с чего он мог заболеть, – слегка озадачено бормочет старший, он уже и не помнит, когда они с братом в последний раз болели. – Пробежка по лесу в одних шортах, купание в холодной воде, стресс и постоянный страх. Не забывай, на улице только–только началась весна, у них нет такого иммунитета, как у нас, так что нужно как можно быстрее начать лечение, осложнения нам ни к чему, – КюХен разогревает молоко, нарезает овощи, помогая брату готовить, ХекДже молча принимает помощь, обеспокоенно поглядывая в сторону лестницы. – Он не спустится, после вчерашнего не сбежит, поверь мне. Попытки будут, но позже, когда привыкнут к лесу и к нам, а пока сиди спокойно. – А то я не знал, что делать, – подпихнув брата в бок, ХекДже усмехается и, забрав топор из стены, поднимается к ДонХэ с кружкой горячего молока, последние слова младший произносил уже сипящим голосом, а значит, болезнь ударила в полную силу. *** Зря ДонХэ относился к своему здоровью с таким легкомыслием. Он это понял, когда последующие три дня практически стерлись из его сознания. Высокая температура не позволяла осознавать происходящее, всё тело ужасно ломило, хотелось спать и лежать под одеялом, но главное: беспамятство подарило чувство полного покоя, даже тогда, когда ХекДже сидел у его постели часами, крутя в руках топор. Усталость от всего происходящего вломилась в его организм и буквально уничтожила иммунитет за пару часов. Всё, что ДонХэ мог понимать, это то, что его крепко обнимали, когда было особенно плохо, что его целовали в лоб, успокаивающе гладили по спине при очередном приступе кашля, кормили с рук и снова укладывали спать, на прощание целуя в губы. Едва ощутимо, мимолетно, но так тепло и заботливо, что ДонХэ был уверен – он поправляется от поцелуев ХекДже, а не от антибиотиков, которые он начал ему давать. Откуда в этом доме взялись современные средства для лечения, Хэ не знал, он вообще не понимал откуда тут всё берется, но сопротивляться не было сил, и он покорно принимал все препараты, сам подставлял губы под последний поцелуй перед сном и крепко засыпал. Когда бы ДонХэ не просыпался, ХекДже всегда был рядом, его сгорбленная напряженная фигура была словно высечена из камня, позволяя понять, что он вырвался из тягучего противного сна; что тяжелые веки, сухость во рту, жар и ломка в мышцах – всё это ерунда, он выкарабкается, ведь сейчас за ним постоянно присматривают. Мужчина не отходит от его кровати, кормит с рук, как Хэ понял, готовит КюХен, он ничего не говорил при больном, молча отдавал поднос и, проверив, есть ли ещё таблетки, тихо уходил. ДонХэ поражало то, что ХекДже был обеспокоен, он не находил себе места, а когда Хэ бормотал, что ужасно болит голова, сразу искал нужные таблетки, хотя ничего в них не понимал. Братьев спас СонМин, который написал на каждой упаковке, для чего предназначен каждый препарат, ведь инструкцию съел Арес, и прочесть их не предоставлялось возможности. ДонХэ чувствует поддержку и невольно улыбается Хеку, когда тот кормит его супом, заставляет съесть немного лапши и выпить весь бульон, а затем приносит теплую воду, обтирая пылающее лицо. Эти несколько дней постоянных галлюциногенно–бредовых видений заставили ДонХэ взглянуть на ХекДже немного иначе, совсем чуть–чуть изменив его. Хэ видел, как мужчина обеспокоенно проверяет температуру, заставляет пить таблетки, убаюкивает на ночь и усаживается на пол, прихватив с собой книжку со стеллажа. Он никогда не ложился спать рядом с пленником, словно тот может что–то сделать, он прекрасно понимал: они не верят друг другу, и ещё очень долго не поверят. – Хек… – мужчина оказывается рядом с Хэ за считанные секунды, осторожно берет его за руку, с облегчением чувствуя, что жар отступает. – Ты ведь не убьешь меня, правда? – ХекДже качает головой, целуя теплые пальчики. – Ты и КюХен… – ДонХэ замолкает, не решаясь больше ничего говорить, Хек осторожно целует его ладонь, а затем оставляет прикосновение губ на виске. Он не пристает, не делает больно, ни к чему не принуждает и просто находится рядом, а это для Хэ сейчас важнее всего, хотя иногда он вздрагивает от слишком резких движений или в ужасе смотрит на топор, который находится над его головой. Оставаясь на ночь рядом с постелью шатена, Хек вонзает топор над изголовьем кровати, а второй кладет рядом с собой, устраивается на шкуре медведя и снова углубляется в чтение, вслушиваясь в равномерное дыхание возлюбленного. В один из дней болезни, когда становится чуть легче, в комнату влетает ХекДже с подносом в руках, его глаза пылают огнем злобы, черные, дикие, Хэ понимает, что мужчина сейчас в неадекватном состоянии, но бояться нет сил и желания. С трудом приподнимая голову над подушкой, ДонХэ протягивает руку, и когда брюнет оказывается рядом, касается его окровавленных ладоней. Понимая, что старший снова с кем–то дрался не на жизнь, а на смерть, становится жутко, но усталость не дает выражать свои чувства адекватно, он гладит старшего по запястью, и через пару минут тот успокаивается, благодарно улыбаясь. Только вломившийся в комнату КюХен доказывает – Хек не понимал, что делает, его трясло от злобы, и рыжий думал, что всё, он угробит свою жертву, а найдя их в комнате, удивленно увидел абсолютно спокойного Хека. Сегодня ДонХэ чувствовал себя намного лучше, устроившись на диване в любимой комнате братьев, закутанный в два одеяла, плед, и ту самую рубашку по самые уши, мягкая подушка и включенный телевизор довершали картину под названием «Болезнь в лесу». Именно так себя окрестил ДонХэ, когда почувствовал, что может нормально двигаться, тело не ломит и хочется есть, хотя мысли о том, что супчик сварен из человечины, его не покидали, только когда СонМин уверил, что погреб забит тушами зайцев, лис, оленей и прочей живностью. Хэ немного успокоился, принимаясь за обед. – Пойдем, – КюХен нацепляет на пояс цепь, заходя в комнату. Проверяя топоры, он кивает на выход. – Если ты опять к своей чертовой реке, то плыви сам туда, тритон безжаберный, – рыжий вопросительно приподнимает бровь, словно спрашивая, треснуть ли Мину ещё раз, или он послушается. – Иду я, иду. Господи, ты, неадекватное неуправляемое существо, что тебе снова пришло в голову? – СонМин уже не знает, чего ожидать от вездесущего КюХена, который придумывает всё новые и новые идеи для издевательств над ним. Вот и сейчас, схватив Мина за шкирку, мужчина тащит его на выход, не собираясь ничего объяснять. ДонХэ, чуть выпрямляясь, заглядывает за угол, видя, как КюХен зажимает его друга у входной двери и жадно целует, изучая ладонями подтянутое тело. СонМин хорошенько пихает мужчину, но через пару минут сдается, позволяя себя целовать, хотя отвечать не спешит. «Даже ты ко мне не лезешь целоваться так часто и нагло, скорее наоборот, твои прикосновения мимолетные и невинные, не то, что у Кю…» – Хэ замирает, и все мысли улетучиваются из его головы, когда одно из одеял, в которое он завернут, начинает шевелиться, и небольшой «бугорок», под которым что–то прячется, медленно надвигается к его лицу. Чувствуя неизвестное существо, шатен понимает, что он пушистый, у него есть хвост и маленькие прохладные лапки, которыми он неуклюже перебирает. ДонХэ чуть приподнимает одеяло и нос к носу встречается с довольным Аресом. Енот с минуту крутится у него под боком, затем залезает на живот, затем на грудь и, уложив мордочку на плечо, смешно укладывает попу ему на руку и, довольно сопя, начинает дремать. Слыша тихий смех, Хэ поднимает голову на ХекДже, который стоит в дверях с кружкой кофе, заканчивая свой завтрак. За последние дни мужчина практически ничего не ел, не выходя из комнаты младшего, чтобы лишний раз не оставлять его в одиночестве: а вдруг проснется и ему что–нибудь понадобится? – Откуда он у тебя появился? – енот громко сопит и, прижавшись влажным холодным носом к уху человека, заставляет его поёжиться и улыбнуться. – Я поймал его, когда он воровал кукурузные хлопья на нашей кухне. Выгнал, дав по попе, а он пришел на следующий день, уселся за стол и стал ждать новой порции угощений. А через два дня приперся в мою комнату и улегся на подушку, – ХекДже усмехается и, медленно проходя в комнату, садится в ногах у шатена. – Арес наглое создание, как и все еноты. С Аидом он постоянно воюет за лишнюю баночку меда, а когда начинают играть, можно начинать спасаться - разносят всё вокруг. – Он забавный, правда, я не понимаю, почему ты отвергаешь волка, который не отходит от вашего дома, у КюХена есть Аид, он ведь намного опасней, – поглаживая енота по макушке, ДонХэ сдерживает смех, когда маленькие холодные пальчики сжимают его волосы в кулачки и прижимают к мордочке, прячась. – Я уже говорил Кю, что у нас не заповедник, Аид опасен, и если что, и я и брат справимся с ним, а с волками всё сложнее. Они перенимают повадки своих хозяев или соплеменников. Пока он живет рядом с нами, в его повадках появилась такая же привычка, как у КюХена: он постоянно оглядывается назад, проверяя, не идет ли кто следом. Волкам не нужно это делать, они слышат врагов, а Локи начинает перенимать наши привычки, своих я пока не заметил, но это может измениться в любой момент. Если он поймет мою тактику боя, запомнит, как именно я нападаю или отражаю атаку, справиться с ним будет очень сложно, поэтому он всё ещё не с нами, – ХекДже откидывается на высокий подлокотник, устраиваясь на диване полулежа. – Он тебе нравится? – Локи? – ДонХэ задумчиво пожимает плечами. – Не знаю, но когда ты вышвырнул меня через дверь в лапы гризли, я порезался, и ты нес в меня купальню… Мне казалось, что он охранял, был готов броситься, защищать меня, потому что увидел, что ты делаешь так. Если он старается уберечь вас, то я думаю, в таком месте ещё один член семьи не помешает. – Он упрямый, вот только лес - его стихия, а он рвется в дом, один раз КюХен его пустил, Локи улегся у камина и принялся обустраивать своё место. Нужно время, чтобы привыкнуть, ты ведь понимаешь, что это хищник. Да, он не бросится, чувствует нашу силу и боится, но с вами… Вы с СонМином слабее и пока не приспособлены для жизни в лесу, возможно, позже он и будет жить тут, а пока только на заднем дворе. – ХекДже пытается не показывать своей радости, прекрасно понимая, что ДонХэ общается с ним спокойно, как с нормальным человеком, без злости и ужаса только потому, что ещё болен и проявлять целый фонтан эмоций – сейчас нет сил. Мужчина старается убедить себя в этом, списывая всё на болезнь, но его амбиции настолько велики, что затормозить процесс он попросту не может, его животное чутье и разум требуют пару рядом. Он видит в этом человеке только ДонХэ и никого более, именно такого, которого он увидел на поляне пару дней назад. Немного злого, растерянного и задумчиво, он видел его глаза, улыбку через силу, как он изо всех сил старался не портить друзьям настроение, улыбался СонДжи, хотя сам задумчиво смотрел куда–то в сторону, словно находясь в другой реальности. Тогда ХекДже увидел уставшего парня, который хотел отдохнуть, но желанным местом был далеко не лес, но Хэ терпел, улыбался и создавал иллюзию счастья. За это ХекДже возненавидел СонДжи за одно мгновение. А когда тот прикоснулся к его ДонХэ и поцеловал, намекнув на страстную ночь, он и вовсе подписал себе смертный приговор, потому что ХекДже пришел в неописуемую ярость от этого. В тот момент даже КюХен испугался брата, видя, что он словно одержимый рвется к поляне, готовый порвать наглеца. Больше всего мужчина ненавидел ложь и предательство. Ложь в его жизни была частым явлением, пока были родители, как оказалось после их гибели, они лгали очень много и непонятно для чего. Они говорили, что выходить в город смертельно опасно, что с людьми нельзя контактировать, единственные нормальные и верные сородичи – каннибалы. Их территории как раз и разделяет та густая полоса, в которую забрел ДонХэ и СонМин по приезду сюда. Тогда шатен ещё подумал, что это странно: хвойный и лиственный лес смешиваются в один, на самом же деле та ёлочно–сосновая полоса и является границей их земель. И на самом деле СонДжи привез своего возлюбленного и друзей не на территорию братьев, он пересек невидимую границу, и то, что Арес вывел Хека к поляне, поистине божий дар. До ночи никто из четверки бы не дожил. КюХен тогда и вовсе удивился, почему по прошествии шести часов кто–то ещё остался в живых, когда каннибалы были ужасно голодны, даже начали трапезу, не утащив тела Джи и Дэ в свой дом. ХекДже с трудом смог договориться с людоедами, что добычу они делят: три на одного, большее количество отдается на съедение, в живых же должен был остаться только ДонХэ. Но, как уже известно, КюХен абсолютно непредсказуем, у него своя звериная логика, и когда СонМин нанес первые удары, напав на него, а потом чуть не зарубил топором, младший был восхищен его поведением. Ещё никому не удавалась повалить его на землю и напасть, используя его же топор. Именно из–за этого детского, непередаваемого восторга счет на поле изменился: два на два. И свою добычу, как уже известно, братья не отдали и отдавать не собирались, хотя, если ДонХэ будет и дальше противиться, бояться ХекДже, у того есть план усмирения строптивца, правда, о его психическом состоянии после такого «воспитания» он пока не задумывался. Просто у ХекДже, как бы сказали многие, «амбиции заели» и ему осточертело ждать. Уже несколько дней ДонХэ не сдается, не опускает руки, не понимает простых вещей и отказывается от него. От своего мужчины. А это уже, по мнению Хека – полнейший неразумный бред. СонМин, поняв, что братья защищают их и заботятся, сопротивляется физическому контакту, не дает себя целовать и трогать, но отношение у него абсолютно другое: уравновешенного здравомыслящего человека. – ХекДже, а твои родители… – ДонХэ чуть двигается, позволяя мужчине лечь на диване удобнее. – Они были каннибалами? Откуда у вас такая сила? – брюнет молчит, всё ещё помня недавний инцидент, когда удар был нанесен под-дых, выбивая у него почву из-под ног. – Я никогда больше не задену эту тему в наших ссорах, обещаю. ХекДже все равно продолжает молчать, делая глоток из кружки, в комнате слышен только голос диктора, который оповещает о каком–то музыкальном фестивале в городе, и громкое сопение–посвистывание Ареса, который сладко спит. Когда ДонХэ уже думает, что не дождется никакого ответа, Хек всё же начинает рассказывать: – Когда я был ребенком, они… Они были обычными людьми, я не знаю, как мы начали жить в лесу. Отец всегда рассказывал о городе, как о чем–то мерзком, сравнивал его с порочным адом, грязным и пылающим. Становясь старше, я понял, что религия и история в жизни моих родителей стала чем–то величественным, они буквально поклонялись божествам, переходили из одной религии в другую. Будда, Аллах, Иисус, они верили во всё сразу, придумывая свои правила и новые обычаи, в которые должен был верить и я. Мне было пять, когда я понял, что что–то не так. Я не понимал что, потому что кроме них вокруг не было никого, а когда появился КюХен, я сам изменился. Очень сильно, – ХекДже задумчиво разглядывает детские игрушки. – Я никогда не ревновал своих родителей к нему, скорее наоборот, я чувствовал в КюХене родную душу, и надеялся, что он покажет мне: что же в родителях не так. И он показал. Год, два, он рос, а родители становились похожими на изуверов, отец срывался из–за пустяков, были крики, скандалы, я никак не связывал это с едой. А когда я всё понял, мне было девять. Осознание пришло слишком поздно, сделать что–либо уже не представлялось возможности. – ХекДже замолкает с толикой грусти улыбаясь. – Они пять лет убивали людей для пищи, готовили её, ели, почему не кормили нас, не знаю, наверное, потому что я и Кю остро чувствовали этот мерзкий запах. Отец учил нас, как определить мясо одного зверя от другого, как его сохранить для приготовления, и мы отличали человечину от крольчатины или оленины. Наша сила была с детства, сколько я себя помню, мы жили в лесу, я носился тут сутками, соревновался сначала с зайцами, потом с лисами, затем с волками, и в конце рискнул убежать от медведя. И у меня получилось, хотя отец не верил. Они с матерью верили в богов, рассказывали о них дурацкие легенды, а в своих сыновей никогда не верили, даже когда КюХен, ещё совсем маленький, поймал на дереве белку и принес родителям показать пушистый смешной комок, который грыз орехи, они сказали, что это ложь и он не может этого. Кю было тогда три года. Когда родителей не стало, мы постоянно совершенствовали себя, я брал большую нагрузку в силу возраста, а потом КюХен, стараясь помогать во всем, догнал меня в силовой подготовке. У нас повышенный иммунитет, высокая скорость, большая физическая сила, мы умеем видеть в кромешной темноте, – ХекДже замечает удивленный взгляд, поясняя: – Когда родители погибли, было лето, мы с КюХеном ни о чем не волновались, сделали огромный, как нам казалось, запас дров на осень и зиму, конечно, он закончился за первые полтора месяца. И тогда, вечерами, поздно ночью, когда было холодно, мы согревались шкурами медведей, учились готовить и выживать. Каннибалы общались с нашими родителями и заходили на нашу территорию, как к себе домой, мы же решили, что нам такие друзья не нужны, и чтобы прогнать их - стреляли вслед из лука, устроившись у окна на втором этаже. Тогда пришлось учиться видеть в кромешной тьме, ведь они не просто уходили, они уходили, чтобы вернуться и отомстить. Именно эти твари навели на наш дом медведя–гризли, старого, злого, он уже практически ничего не видел, но чуял каждое создание в паре метров от себя. – КюХен, – сразу понимает ДонХэ, нервно сглатывая. – Да. КюХен… – ХекДже словно смакует горечь воспоминаний на языке, поджимает губы и тихо продолжает: – КюХену было семь лет, когда они навели на нас гризли. Я был на охоте, оставил брата одного, впрочем, как и всегда. А возвращаясь, увидел его на поляне у нашего дома. Как я не услышал его крики, до сих пор не понимаю, тогда в лесу ещё были птицы и они разлетались в стороны от жутких воплей ребенка. А гризли раззадоривал вопль жертвы, он слышал, что тот ещё живой, и продолжал раздирать его своими когтями. Он не видел, куда бьет, только чуял запах крови, – Хек замолкает, залпом допивая остывший кофе. – Но ты его спас, – даже под двумя толстыми одеялами ДонХэ чувствует горечь мужчины, видит в его глазах старую картину прошлого, самую страшную в его жизни, когда ребенок думал, что это конец. – Я сам не помню, как это сделал. В руках был лук, а убить гризли из лука… Это глупость или фантастическое везение. Нужно быть очень метким стрелком и обладать временем, чтобы всадить хотя бы пять–шесть стрел, если не видишь морды хищника. Тогда я первый раз воспользовался для убийства топором, метнул его и попал в голову, дюйм в дюйм, он повалился на землю, а я рванул к КюХену. Потащил в купальню, приготовил настойку из трав, схватил скудную аптечку, которая осталась от родителей, и в сотый раз проклял их: против ранения, нанесенного гризли, у них были только бинты и валерьянка. Больше ничего. – Родителей не выбирают, – с сожалением бормочет младший, ХекДже медленно кивает, вспоминая своё прошлое. – Вы живы сейчас, и это действительно чудо, маленькие дети смогли приспособиться к жизни в лесу. – Чудо? Нет, это не чудо, ДонХэ, далеко не чудо. Тебя в детстве учили, как включать свет в комнате, меня - как разжигать костер, тебя - как покупать продукты в магазине, меня – охотиться. Ты оплачиваешь счета за свою квартиру, я же сам ремонтирую свой дом, тебя учили, как приготовить еду, мне же показали, как научиться сохранять добытое мясо на долгое время. Это воспитание, тут нет никакого чуда, просто для вас это странно, вы городские жители, для вас всё это – чуждо, а для нас, это - жизнь и обыденные вопросы. Охота, починка дома, охрана территории, отдых на природе, походы на огромные расстояния, восхождения в скалы, игры с маленькими волчатами, помощь животным при пожарах в лесу, отпугивание туристов и браконьеров. На самом деле тут, в лесу, столько всего, что и половины жизни не хватит, чтобы всё увидеть и понять, – ХекДже всеми силами старается выразить своё понимание жизни, чтобы ДонХэ привыкал, получал удовольствие от предстоящего будущего, но он осторожно интересуется: – Но вы выходите в город, ведь так? Некоторые продукты, медикаменты… – Раз в два–три месяца на пару часов, я или КюХен выходим в небольшой пригородный городок, покупаем всё, что необходимо, и на этом всё, – на эту тему ХекДже не распространяется, чтобы шатен не начал планировать новый побег. – Я забрал все твои вещи из палатки и из машины, в общем, подчистил ваш лагерь, пока каннибалы там не повеселились. – В смысле «не повеселились»? Они… – Они отгоняют машины к своим домам, а вещи жертв сразу растаскивают по жилищам. Заходишь к одной из семеек в гости и видишь гигантскую свалку всякой ерунды, абсолютно ненужной, но они продолжают тащить в дом всё, что видят. – Стоп! – ДонХэ бледнеет и неосознанно сжимает енота в объятиях. – Ты только что сказал, что… Заходишь к одной из семеек в гости? Я не ослышался? – паника снова начинает накрывать парня, когда он понимает, что соседи–каннибалы, это такие же соседи, как у него в городе, которые живут в квартире напротив. К ним можно ходить в гости, выпить с ними кофе и пообщаться, получается, тут тоже самое? – Нет, ты не ослышался, иногда, когда это необходимо, мы с Кю наведываемся к ним, конечно, не на ужин, но пообщаться и взять одну из машин на пару часов… – от каждого слова ДонХэ начинает трясти, особенно когда Хек говорит это с таким спокойствием, с мягкой улыбкой на губах. Он общается, можно сказать, дружит с каннибалами. С теми, кто уничтожает людей ради еды. Он не просто защищает свою землю, отгоняя тварей от своего дома и своей территории. Он общается с ними, как с давними знакомыми! ДонХэ отгонял от себя все мысли об этих мерзких тварях, но сейчас, рядом с ХекДже, его охватывает отвращение и паника. Как он может? Зачем он это делает? Или иначе не выжить? Ну, так выходите в город, становитесь людьми и… – Хэ, я пошутил, успокойся, – Хек тихо посмеивается, видя, что у младшего может вот–вот начаться паническая атака. – Было пару раз, мы оказывались у них в поселении, но на этом всё закончилось. По экстренной надобности мы можем появиться, угрожая оружием, и потребовать что–либо, но ни о каких походах в гости, как ты подумал, у нас нет. Мы не имеем с ними никаких отношений, – приподнявшись на локтях, ХекДже ставит кружку на подлокотник и, подползая к ДонХэ, ложится у спинки дивана, обнимая младшего поперек талии. – Не трогай, – Хэ убирает от себя руку и, закутавшись с Аресом в одеяло, не отрываясь, смотрит в телевизор, тяжело дыша от накатившей паники. – Если ты считаешь, что это смешно, заявлять такое про них… – Эй, Хэ, успокойся. Если бы я хотел быть таким, как они, я бы стал каннибалом уже очень давно, и сейчас мы бы не разговаривали, мой драгоценный приболевший ужин, – ХекДже, видимо, специально издевается над младшим, но понимая, что тот всерьез начинает снова бояться его, крепко обнимает, целуя в висок. – Всё, Хэ, всё. Я не хотел расстроить тебя. Мы с Кю, никогда, слышишь меня? Никогда не общались с этими уродами, как с равными себе, и никогда не будем общаться, они не тронут вас, и ты можешь спокойно спать ночами, пойми, ты для них – самое недоступное создание на Земле, и они никогда и ни за что тебя не получат. Клянусь. – ХекДже, это было… – ДонХэ поджимает губы, чувствуя противный озноб и, пряча лицо на макушке енота, закрывает глаза, успокаиваясь от мягких поцелуев и покачиваний. Но это происходит только сегодня, потому что он ещё болен, сидит, закутанный в два одеяла, с енотом, в хековской рубашке и в объятиях этого психопата. *** Поздно к вечеру раздраженный КюХен возвращается домой, рядом с ним идет СонМин, который до ужаса доволен собой: он не дал мужчине нормально поохотиться, спугнул всю добычу и при этом не испытывает мук совести. КюХен же тихо скрипит зубами, за каждую наглую выходку блондин получил нехилую оплеуху, но это не помогает. Как решил мужчина: будет доводить простые мысли холодом. Если не понимает слов и ударов, то он зайдет с другой, более интересной стороны. По своей натуре КюХен никогда не был склонен к изощренным пыткам, если было нужно, он усмирял жертву несколькими ударами кулаков, а завершал подобный «разговор» любимый топор. С СонМином ему поступать так не хотелось, точнее, уже не хотелось, ведь пару дней назад мужчина был уверен: брат найдет себе игрушку, а он угробит очередного смазливого мальчика. – Не волнуйся, завтра ты обязательно кого–нибудь поймаешь, горе–охотник, – блондин нагло смеется, а КюХена передергивает. Чтобы его, мужчину, который с закрытыми глазами может раздобыть добычу, называли горе–охотником? Кю с момента, как научился стрелять, начал помогать брату на охоте, он в совершенстве владеет боевым луком, техникой метания топоров и копий, а этот наглый парень смеет заявлять ему подобное? Ведь СонМин специально спугивал всю добычу и не позволял поймать хорошего, крупного животного, ведь оставлять его лесу одного нельзя, слишком опасно, дома был ХекДже с ДонХэ, да ещё и поохотиться хотелось. В итоге никакой охоты, довольный СонМин и спящий на диване Хэ в объятиях его брата. Ладно, пусть хоть у кого–то будет хороший вечер, пускай даже не у него. – Интересно, как ты дожил до своего возраста и не умер от голода, когда ты не умеешь стрелять, да и охотник из тебя, как из меня балерина. Мда, тритон, ты идиот, каких мало… – КюХен наотмашь бьет СонМина по лицу кулаком, заставляя замолчать, а блондин, понимая, что перегнул палку, с опаской оглядывает озлобленного мужчину. – Кю… – Я смотрю, так ты ничего не понимаешь, значит, посмотрим, крепкий ли у тебя иммунитет, – КюХен волоком потащил за собой жертву не куда–нибудь, а в холодный подвал, в котором хранится часть добычи. СонМин не успевает встать на первую ступень, ведущую вниз, как жуткий холод сковывает его полуобнаженное тело, и хочется как можно быстрее уйти отсюда, но КюХен, наоборот, спускается вниз по широкой массивной лестнице. Включая лампочку, которая висит под потолком. Мужчина оказывается внизу, дергает блондина на себя и тихо рычит: – Раздевайся. – Что? Ты с ума сошел, тут… – под угнетающим взглядом мужчины Мин замолкает, вытирает кровь с уголка губ и медленно стягивает с себя джинсы и кроссовки, оставаясь в нижнем белье. – Полностью, – КюХен на этот раз очень зол, и он не собирается останавливаться, блондин обнимает себя руками, когда старший удовлетворенно кивает и, развернувшись, поднимается на выход, кидая напоследок: – Приятных снов. СонМин ошарашено смотрит вслед удаляющемуся мужчине, не веря в то, что он останется здесь на всю ночь, а когда массивная дверь закрывается на засов с той стороны, в ужасе осматривается. Подвал достаточно большой, заставленный стеллажами, на полках которого лежит вяленное мясо, корни имбиря, какие–то травы, сухие ягоды, сушеная рыба и ещё куча всякой еды, которая покрыта инеем. Блондин нервно сглатывает, переминаясь с ноги на ногу. На каменном полу ужасно холодно стоять, а сидеть ещё хуже, но, к несчастью, когда проходит около часа и ноги отказываются гнуться и ходить туда–сюда, ничего не остается, как сесть на холодные ступеньки. Мин видит через маленькое окошко под самым потолком ярко–зеленую траву и абсолютнейшую темноту на улице, значит, уже поздно и с каждым часом будет всё холоднее и холоднее. СонМин старается хоть как–то согреться, сжимает покрасневшие от холода пальцы, но те отказывают сгибаться уже через пару минут, а некоторые мышцы немеют от низкой температуры. Он уже не дрожит, ему кажется, что инеем покрывается его кожа, а горло раздирают острые когти, примерно такие же, которыми природа наградила Аида. С трудом облизывая губы, надеясь хоть как–то согреться, Мин жалеет, что вообще открыл рот на охоте. Да, он был идиотом, специально шумел, иногда топал ногами, кричал, спугивая добычу, и да, он признается – КюХен отлично владеет оружием, и его меткости он втайне завидует. С его врожденной кривизной он полку ровно повесить не может, не то, что в цель попасть. С каждой минутой СонМина начинает обуревать страх, ведь холод всё сильнее и сильнее, иней покрывает запасы братьев, становясь ярче, и Мин думает, что это всё, конец, он просто замерзнет в этом подвале насмерть. Дожить до утра при такой температуре без одежды невозможно, по крайней мере, для таких, обычных людей, как он. Когда на длинных ресницах появляется иней, СонМин шмыгает покрасневшим носом, прикасается к векам пальцами и понимает, что не чувствует прикосновения кожи к коже, именно в этот момент дверь в подвал открывается и рядом с ним оказывается взъерошенный КюХен. Мин дергается от настойчивых рук, старается отдвинуться, а затем и вовсе норовит укусить, но рыжий ловко хватает его на руки, успевая закутать в плед, и несет наверх, пинком закрывая за собой подвал. Поднимаясь наверх, КюХен укладывает СонМина на свою кровать, а когда младший видит, что он раздевается, злобно прищуривается. Этот ненормальный собрался переспать с ним после того, как чуть не заморозил в подвале? Он серьезно? – Будешь отрабатывать за своё поведение, заодно согреешься, – КюХен медленно стягивает с обнаженного тела плед и, кидая его на пол, жадно проходится ладонями по ледяной коже, отчего даже ему становится немного жутко. СонМин ужасно замерз. – Ты точно ебанутый тритон, если думаешь, что я после такого буду с тобой спать, – блондин ужасно зол за подобную выходку, и когда КюХен прижимает его к постели, отворачивается, не позволяя целовать себя. – Закалебал ты со своим недоебом, – всё же хорошенько укусив КюХена в плечо, СонМин старается выбраться из-под горячего тела, но онемевшее от холода тело не слушается. Сейчас так хочется сжаться в клубок под мужчиной и согреться, что это желание затмевает всё на свете. Ему уже плевать как, главное: избавиться от невероятного холода, который проник в его тело до мозга костей. КюХен касается теплыми губами плеча, не собираясь отпускать СонМина так далеко от себя, как тот хочет, а когда его руки касаются упругой попки, игриво улыбается, за что получает уничтожающе злой взгляд. Мужчину это бесит и раздражает, он хочет наглого блондина прямо сейчас, ему нужно обладать им, слышать его крики и наслаждаться близостью, но парень снова противится, хватает его за плечи холодными ладонями и качает головой. – Нет, я не буду… КюХен, я не могу, ни рук ни ног не чувствую после твоего замечательного фокуса, – мужчина до синяков сжимает запястье СонМина, тот уже думает, что всё, ему сейчас сломают руку, но старший задавливает свою злобу, заставляя похоть заткнуться и, лизнув метку на бледной шее, грубо укладывает блондина на подушку, накрывая его одеялом. Младший сразу вцепляется в покрывало, прикрывая глаза от удовольствия, а когда за его спиной укладывается КюХен, с трудом сдерживает стон удовольствия – этот чертов тритон невероятно теплый. С трудом начиная согреваться, Мин с интересом рассматривает комнату мужчины, в которой он никогда не был, в отличие от его спальни, она намного чище, светлее и ярче. Приятный ярко–зеленый цвет штор и одеяла радуют глаз, на полу ещё одна шкура медведя, как Мин сразу подмечает – он намного больше Аида, старинный дубовый шкаф, прикроватная тумбочка, стеллаж с книгами. Как заметил СонМин, у братьев вообще очень много книг, в комнате ДонХэ, КюХена, в гостиной, даже пара книг стоит в кухонном шкафчике около хлопьев, ещё одна лежит под кружкой, в которой живет белка, и в коридоре он видел стойку с какой–то литературой. На одной из стен у КюХена висит полка, на которых стоят разные необычные фигурки, вырезанные из дерева. Блондин уверен, что это ручная работа и делали их лично братья или их родители. Вот так, оглядывая помещение, СонМин только сейчас чувствует на своей шее горячее дыхание, от которого по коже бегут мурашки, а на щеках появляется румянец. КюХен старается согреть его. Мин не прижимается к мужчине, показывая, что он отогреется и без него, но упрямец всё равно вносит свою лепту, продолжая ласкать плечи младшего своим теплым дыханием. СонМин иногда поражается упрямости КюХена, который делает гадости, вредничает, злится, дерется, а потом заглаживает свою вину, вот так по–детски, с толикой эротичной ласки, отчего сердце бьется быстрее. Едва заметно улыбаясь, СонМин поворачивает голову назад, встречаясь взглядом с успокоившимся мужчиной, и мягко целует его в губы, чувствуя, как КюХен прижимает его к себе, заключает в крепкие объятия и, согревая своим теплом, с удовольствием отвечает на ласку. Оба снова знают, что это молчаливое перемирие, прощение, которое они просят друг у друга, до очередной ссоры, ну или пока у КюХена опять что–то не перемкнет в голове и он не решит, что хочет обладать своей жертвой до последнего вскрика. Осторожно отрываясь от теплых губ, СонМин закрывает глаза и, удобно устроившись в руках мужчины, засыпает, согреваясь от его невероятного тепла. А завтра начнется всё заново, друзья снова будут всему сопротивляться, злиться, лезть в драку и противостоять каждому движению братьев. Но это будет завтра, а сегодня они засыпают в их руках, потому что один ужасно замерз, а второй начинает поправляться от столь теплых и заботливых поцелуев.