Равновесие сил

Поттер аккуратно прикрыл дверь кабинета директора и стремглав слетел вниз по ступеням, не дожидаясь пока горгулья аккуратно опустит его до выхода. Он опрометью бросился в свои, уже бывшие, комнаты, начал беспорядочно закидывать вещи в чемодан, пока окончательно не выдохся и не упал на кровать. То, что произошло только что в кабинете Снейпа, высосало из Поттера все душевные силы. Гарри медленно перевернулся на спину и прикрыл глаза, мысленно переносясь в прошлое — недавнее, странное прошлое. …Он очнулся в тот самый момент, когда почувствовал знакомый всплеск силы рядом с собой. Распахнул глаза и увидел перед самым носом знакомую черную мантию, ощутил волну животного ужаса, охватившую Снейпа, и не позволил себе и на секунду расслабиться в обхвативших его руках. Он все читал и читал катрены, как заведенный, ожидая какого-то результата — уже и неважно, положительного или отрицательного. Когда ледяные пальцы сорвали с его шеи невидимый амулет, сила вырвалась изнутри, сметая все на своем пути, и рванула в едва заполненный сосуд — Стоуна. Гарри краем глаза еще видел, как начали искажаться черты лица Ричарда, как рот открылся и беззвучный крик вырвался хрипом из легких, как голова, будто набитый кровавыми опилками мешок, взорвалась… Он все читал и читал, ощущая, как магия, кружащаяся вокруг нарушенного ритуала, завинчивается в воронку, окружает их сплетенные со Снейпом тела, стискивает в своих смертоносных объятиях… Он на грани своих сил и возможностей оттолкнул от себя Северуса, окутал его коконом, чтобы хоть немного спасти хрупкое человеческое тело от буйства стихийного всплеска и расслабленно отдался на милость магии. То ощущение он вряд ли сможет когда-то забыть. Он будет вспоминать эту муку постоянно — во сне, наяву, в блаженной тишине комнат. Вспоминать и дрожать всем телом, не желая почувствовать подобное никому и никогда. Будто бы в одном флаконе смешали все самые смертоносные зелья, яды, и влили, впрыснули в кровь, заставляя теряться в догадках, что же произойдет раньше — разрушение сосудов или остановка сердца от невыносимой боли. Он помнил, как вращался в вихре, ощущая острые иглы, впивающиеся в каждую клетку, проникающие глубоко под кожу. Его будто бы распыляло на микрочастицы. Будто каждая молекула разрывалась по отдельности в теле, а глазные яблоки вдавливались в самый мозг, и кости выкручивало самым сильным, непреодолимым круциатусом. Магия не жалела своего любимца, причиняя все новые и новые страдания, выжигая на подкорке взбешенного болью мозга собственные катрены, вдалбливая в непутевую голову правила и каноны. Поттер открыл глаза, пробираемый жутким холодом. Зубы стучали так, будто сейчас рассыплются в крошево, каждая клеточка тела молила о тепле, уюте, блаженном прикосновении огненного жара… Он не мог подняться и лишь поерзал, чувствуя, как спину холодит ледяной камень. Гарри открыл глаза, впериваясь взглядом в темно-серое небо с тяжелыми грозовыми тучами. В ушах шумело и что-то громко стучало, и Поттер силой воли заставил себя сесть. Огромный черный слоистый утес открыл ему весь ужас его положения. Внизу разбивались о скалу волны — такие же черные, злые, как сам утес; птицы неистово срывались в пропасть, пикируя, словно стремительные бомбардировщики, а он сидел, совершенно обнаженный, дрожащий от холода и не чувствующий в себе ни грана магии. Отчаянно замерзая, Поттер слез с камня и замер, глядя на это идеально ровное создание природы. Перевитый окаменевшими растениями и моллюсками, камень оставался подозрительно гладким и ровным сверху, а «венки» будто бы складывались в какие-то непонятные рунические письмена. Гарри вымотался настолько, что размышлять был просто не в состоянии. Короткими перебежками он добрался до небольшого леска, в котором и спрятался от грозы. Провидение не совсем отвернулось от молодого мага, и он, спустя несколько десятков минут, наткнулся на покореженный, давно заброшенный шалаш. Видимо, строили его охотники много лет назад, но строили добротно, а потому он до сих пор был вполне пригоден, чтобы пересидеть ночь. Поттер был благодарен природе за ту первую стихию, что обрушилась на него тогда. Шалаш мало спасал от дождя, но немного защищал от ветра. Гарри сидел, обхватив себя руками, отчаянно замерзая и освобождаясь от всего наносного, грязного, мелочного. Избавлялся от пороков и благ, отдавал дождю и ветру детскую непосредственность и глупость. В ту ночь он изменился, получив в наследство пару серебряных прядей в волосах, темные, цвета древней хвои, глаза и дар дезиллюминации. На утро он понял, что магия внутри настолько гармонична, настолько послушна и ласкова, что был чуть изумлен. Стоило выжечь во время ритуала себя, чтобы после почувствовать свою сущность, осознать её, понять и впитать, как самое дорогое, как собственное сердце… Гарри бродил по лесам, осознавал свои способности, учился заново колдовать, и каждый раз с упоением понимал — это то единение, которого он всегда желал, о котором подсознательно фантазировал, и мечты о котором лелеял уже очень много лет. Пока магия внутри бесновалась, не поддаваясь ему, он чувствовал себя подростком — юношей, который просто не может совладать с собственными гормонами. Этакий вечный пубертат! И это раздражало неимоверно. Но то, что чувствовал он сейчас — было идеально. Совершенно! По-взрослому! Камень, на который его выбросила магия, оказался алтарем рода Поттер. В свое время Гарри пытался найти родовое гнездо и возродить его, но вся информация будто бы нарочно была уничтожена. И вот, спустя столько лет, именно магия рода спасла его от смерти. Алтарь Поттеров покоился на самом высоком утесе Ла-Манша, овеваемый сотней ветров, поливаемый ливнями и омываемый водами пролива. И ждал… Ждал своего главу. Гарри не спешил возвращаться в большой мир, он просто чувствовал, что не готов к вопросам, ответы на которые давать не было совершенно никакого желания. Он хотел бы узнать, что сейчас происходит в Хогвартсе, как дела у Северуса и Малфоев, но отчего-то, где-то на уровне инстинктов он отлично знал — все хорошо. Все живы, и это главное. Лишь однажды, проснувшись в своем жилище, которое он, конечно же, улучшил и обиходил, он скользнул мыслями к Северусу. И… задохнулся от боли и обиды. Тот разговор Снейпа и Малфоя Гарри запомнил так хорошо, что каждый раз в бессильной злобе и ярости стискивал зубы, вспоминая безжалостные слова бывшего любовника. Нет, он сейчас и сам был не в состоянии осознать что-то, кроме сумасшедшего единения со своей сущностью, но на подкорке его сознания всегда мелькал Северус. Он часто ловил себя на мысли, что у его внутреннего "Я" голос Снейпа… И слышать, что во всем произошедшем виновата лишь магия — стало невыносимым. Гарри чувствовал, как его сердце сковывает льдом, как мечты и фантазии разбиваются вдребезги, а сам он превращается в ледяную фигуру ферзя, который всегда хладнокровен и бездушен. Жить без сердечной привязанности куда проще, чем разбивать свою душу снова и снова, без возможности её склеить. Поттер с остервенением занялся освоением новых магических способностей, погрузился в изучение возможностей концентрации внимания и научился отсекать ненужные мысли и чувства. Но всему приходит конец, и возвращаться, все же, пришлось. Поттер на самом деле думал, что он готов к визиту в Хог, ко встрече со… со всеми, но оказался чертовски слаб, стоило ему лишь посмотреть на осунувшегося, бледного Северуса. Он действительно появился в Хоге в полночь и видел Драко, Герми, Люциуса и директора, замерших в тревожном ожидании. Но ни на секунду не показал собственное присутствие — дар дезиллюминации он освоил более чем отлично. Он тихонько выскользнул из директорского кабинета и, окутав защитными чарами свою лабораторию, погрузился в загадки артефактов. Проработав в каком-то остервенении всю ночь, он нет-нет, да ловил себя на мысли о том, что Северус всего в нескольких шагах от него, стоит лишь протянуть руку и… И ничего не будет. Магия и так подарила ему крошечный кусочек безумного, всепоглощающего счастья, чтобы просить еще чего-то. Он был любим и любил. Пусть под действием магии, под напором переплетающихся сущностей, но любим, и это воспоминание он унесет с собою в вечность. Так много всего преобладало сейчас в душе Поттера, что он вновь, терзаемый сомнениями, принялся размышлять, прокручивать, рассуждать… Он злился, так сильно злился на Снейпа, до зубовного скрежета, до желания порвать его на лоскуты, схватить за горло и сжать! И сойти с ума от этого жуткого всепоглощающего ощущения чужой шеи под собственными пальцами. Длинной, жилистой шеи, с колотящейся неистово венкой и твердым кадыком… Гарри вскочил на ноги и потянулся. Определенно, это совсем не то, что ему теперь надлежит вспоминать. Еще предстояло прощание с Малфоями и разговор с Гермионой. Он знал о наследстве Стоуна, потому что сам на смехотворной маггловской церемонии заключения гражданского партнерства смеялся в лицо Ричарду, говоря, что он может стать очень богатым вдовцом в самое ближайшее время. Стоун был одержим им, он хотел его в единоличное пользование, как магического партнера, как маггловского мужа, как центр вселенной, как земную ось. Да, он был истинно одержимым человеком с кривой психикой и тяжелой жизнью выжженного с гобелена сквиба. Гарри побросал остатки вещей в сумку, еще раз окинул взглядом свои комнаты и растворился в воздухе.

***

Снейп сперва разбил все бьющиеся предметы в кабинете, после - методично склеил их Репаро и направился в свои покои, где начал крушить все вокруг. Было больно, так больно, как не было никогда, даже в пору той трагедии, когда на его руках лежала мертвая Лили. Даже тогда, когда мать погибала в страшных муках от рака. Даже когда рука поднялась и выстрелила смертельным проклятием в Дамблдора… Сердце ныло так, будто бы на самом деле рыдало, обливаясь горючими слезами. Он чувствовал себя третьекурсницей-пуффендуйкой и от этого хотелось завыть в голос. Сейчас Снейп так отчетливо чувствовал Поттера, что каждый раз замирал, осознавая, что артефактор пока еще здесь. Последние мгновения, секунды… У него еще может быть шанс. Шанс принести свои извинения, попросить выслушать, умолять рассказать… Он выскочил на границу аппарационного барьера, надеясь застать там Поттера, и с горечью констатировал: Гарри покинул Хогвартс. И школа тоскливо отозвалась протяжным гулом в подтверждении. Снейп возблагодарил Мерлина за то, что начинались рождественские каникулы и, оставив в заместителях Макгонагал, покинул Хогвартс. У него было ровно четырнадцать дней, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, смириться с существующей действительностью и похоронить глупые мечты о счастье.