Слухами земля полнится... И море...

Раньше Макс не думала, что найти себе мужчину на ночь вдруг станет проблемой. И не когда-нибудь, в том далеком будущем, если она вдруг до него доживет, когда ее волосы поседеют, а коже сморщится и обвиснет как паруса в штиль. Именно сейчас, когда ее тело упруго, бархатисто и, слава Пресвятой Деве, не отмечено уродливыми шрамами, походка легка, руки, не делающие больше грубую работу, нежней, чем в далеком детстве, волосы расчесаны с лучшими благовониями, которые только можно похитить на купеческих кораблях, и убраны жемчугом, а жирной черте сурьмы вокруг глаз вовсе не приходится скрывать морщинки. Когда она была просто девицей из Таверны – одной из многих – у нее не было права выбора, только работа, и часто ей хотелось, чтобы той было поменьше. Со временем работы меньше не стало, но самая лучшая девка все же иногда могла сама решать, с кем из богатых клиентов уйдет сегодня. Хозяйке заведения обслуживать гостей было уже вовсе не обязательно, - Макс хихикнула, представив себе бедолагу, польстившегося на миссис Мэплтон, никак с полного отчаянья и безденежья, - но оказать гостю особый почет, пригласив его в свою спальню – не зазорно. Но теперь у Макс были доля в испанском золоте и полный разброд в голове. Отдаваться кому попало за горсточку монет, когда владеешь миллионами – нелепо. Раздавать даром то, за что еще вчера требовала плату, да к тому же портить этим собственный бизнес – нелепо тем более. Тройственный союз с Рэкхэмом и Энн Бони был деловым и, черт побери, уже просто обидным. Когда Джек из двух женщин выбирал в партнеры ее, он считал, что на самом деле не делает никакого выбора. Энн, мол, и так никуда не денется. Макс прочитала это в его глазах, и даже на минуту не обрадовалась этакой «победе» в любви. Теперь мир был якобы восстановлен. К вящему удовольствию Энн (по крайней мере сама Макс была б на ее месте в восторге) – ее наперегонки ублажали двое, старательно не обращающие внимания друг на друга. Так что Макс оставался один разумный выход – остепениться и быть с одним мужчиной. Выйти замуж, черт побери, трижды витой кочережкой да с казенной части. Другой вариант – спать отныне одной – вгонял красотку в нервную дрожь. Вторым неприятным открытием, которое Макс сделала на днях, было осознание, что ей некуда деваться из Нассау и некого позвать с собой. Какие бы деловые планы ее партнеры не строили до экспедиции за золотом, теперь речь шла только о том, как замечательно можно будет оснастить и вооружить корабль или даже целую флотилию. Отказываться от моря они и не думали. Сама Макс с удовольствием перебралась бы в какое-нибудь тихое и спокойное место и зажила бы там весело и беззаботно, как благородная и богатая леди. Каким именно удовольствиям предаются днями и ночами означенные леди, Макс понятия не имела, но была твердо уверена, что их жизнь куда приятней, интересней и увлекательней, чем ее. Иначе зачем людям деньги? Макс уставилась невидящими глазами на лежащую перед ней книгу, сердито покусывая припухшие уже губы. Когда-то Элеонор учила ее читать именно по ней, по книге советов для юных девушек. Ричард Гатри прислал когда-то кокетливо обтянутый розовым бархатом томик из Лондона и посчитал на сем проблему воспитания дочери решенной. Интересно, старый ханжа знал, что там не только советы как штопать чулки и какую молитву читать на ночь, но и как подобрать украшения к платью, уложить волосы, и сделать кожу нежнее и белее? Никакие иные слова на бумаги не могли б заставить юную красотку даже глянуть на них. Да и тогда она искренне сердилась на Элеонор, не понимая, зачем забивать голову такой ерундой, как чтение и счет, но подруга исправно оплачивала ее время. Теперь же хозяйке заведения эта наука ой как пригодилась. Но все притирания из лимонного сока, буры, квасцов, висмута и даже растертых в уксусе жемчужин предназначались для кожи и так белой от рождения. В жилах благородных леди не может течь негритянская кровь. Даже если воспользоваться самыми радикальными из советов и пить вместо сладкого рома уксус и йод стаканами, только заработаешь вечную боль в животе и посереешь, как застиранная вконец половая тряпка. А вымазавшись с ног до головы густым слоем свинцовых белил и извалявшись в прокаленных и мелко истолченных костях и рисовой муке, как сладкий пончик у доброй кухарки, красивые юные леди уже не ходят. Впрочем, Джоули с «Моржа» как-то разговорился, что в его стране самые прекрасные и модные женщины как раз так и делают: выбривают брови и волосы надо лбом, сплошь закрашивают лицо белилами, а потом рисуют ярко-красные губы идеальной формы и тонкие черные дуги куда выше природного места бровей. Податься бы туда, но по тамошним меркам у Макс омерзительно большие и круглые глаза, странно вздернутый нос, неприятно курчавые волосы и непотребно огромная мягкая грудь… А несколько совсем небольших по карибским меркам шрамиков на теле окончательно лишали ее малейшей привлекательности в глазах мужчин из далекой Японии. «Все гадают, каким колдовством ты заставила исчезнуть восемь человек», - сказали ей насмешливо, если вспомнить, совсем недавно. О, кого следует просить о смерти и мести, Макс прекрасно знала. Знала, но не решилась попытаться даже тогда, на берегу. Хозяин Кладбища легко готов откликнуться на зов даже самой неопытной мамбо, но плату может запросить такую, что захочешь обратно в крепкие объятья мистера Хаммонда, да поздно будет. И еще Макс знала, что ни один бондье не поможет мулатке стать белой женщиной, только оскорбится столь неправильным, столь предательским желанием. Все равно, что просить у доброй Мадонны помощи в разврате, а потом убийстве нерожденных. Ни одна мамбо не станет молить об этом, и ни один бокор не решится творить заклятья, сколько бы денег ему не посулить. Макс привычно перебрала в уме знакомых мужчин. О желании навсегда оставить море, когда наконец достаточно разбогатеют, вслух говорили многие. Но искренним при этом выглядел только смазливая синеглазая мордашка Джон Сильвер. Впрочем, на мысли, что такой молоденький курчавенький ангелочек не может уметь хорошо врать, погорели уже многие. Макс уже убедилась, что Сильверу нельзя верить ни в чем, кроме, пожалуй, что этого. Парень попал сюда случайно, явно побаивался драк, так что его желание убраться отсюда подальше казалось очень искренним. Вот только возьмет ли он ее с собой? А если возьмет, будет ли их союз прочным? Ведь для всех богатеньким господином будет белый мужчина, а она – всегда и везде, кроме пиратских островов, - всего-навсего его жалкая бесправная нищая рабыня. Развращенная рабыня, забывшая свое природное место и не заслуживающая посему хорошего к ней отношения. Даже союз с женщиной принесет больше пользы. Любимая компаньонка добропорядочной богатой белой леди, всюду ее сопровождающая, вызовет гораздо меньше недобрых и подозрительных взглядов. Макс со злостью захлопнула книгу. Проклятая Нора, никуда от нее не деться! Макс сумела разбогатеть без ее помощи. Казалось бы, можно уже не оглядываться на разорванные узы… Но если Элеонора снова будет рядом, конечно же теперь на ее, Макс, условиях, жизнь станет гораздо проще и приятнее. Наверняка ж дни на Харбор Исленд охладили ее пыл, и теперь Элеонор будет рада убраться из Нассау куда подальше… Если бы господину Андерхиллу кто-нибудь шепнул, что его мысли во многом схожи с размышлениями пиратской шлюхи, он бы плюнул наглецу в рожу и приказал рабам выкинуть болтуна за дверь. Однако ж самый богатый плантатор острова Нью-Провиденс в эти дни тоже мечтал покинуть остров, и тоже опасался остаться при этом бедняком. Он нисколько не сомневался, что Британия быстро справится с жирующими на острове пиратами, как только решит взяться за дело всерьез. Вопрос был лишь в том, настолько ли быстро, чтобы те напоследок не успели причинить вред владениям добропорядочных обывателей, к коим Уильям Андерхилл причислял и себя. Как патриот он всей душой приветствовал возвращения закона, а с ним и нормальной торговли, но как человек сугубо мирный и даже считающий себя культурным, опасался в процессе этого самого триумфального возвращения угодить под случайную пулю. И зачем тогда мертвецу все блистательные торговые перспективы? Уехать, уехать хотя бы в Чарльстаун, пересидеть опасность. Но основное свое достояние - землю и особняк - с собой не возьмешь, продать их в нынешней ситуации вряд ли удастся даже за десятую долю настоящей цены, а оставить на управляющего… Господин Андерхилл был человеком культурным и даже несколько деликатным, но особых иллюзий насчет людской честности не питал. Ни один слуга не будет защищать хозяйское имение как свое. Наоборот, сами все разграбят и сожгут, дабы замести следы, благо будет на кого свалить. Плантатор сам подлил себе рому, потянулся за яблоком – вот бы фрукты в изящной серебряной вазе превратились в изумруды и рубины, сунул в карман и езжай куда хочешь. Или б в саду вдруг откопался пиратский клад… Фантастическая идея была так привлекательна, что господин Андерхилл позволил себе повертеть ее в уме так и этак, и тут его осенило. В самом деле, награбленное пиратами принадлежит мерзавцам незаконно, против этого не сможет возразить ни один пройдоха-стряпчий. Но если честнейший и добропорядочный гражданин вдруг случайно найдет эти незаконно добытые сокровища, его же не заставят вернуть их разбойникам. Это абсурд! Конечно, часть придется потратить на налоги и взятки, но если «находка» окажется достаточно велика, об оставленной на произвол судьбы плантации можно будет уже не вздыхать. Но если б клад было б найти так просто… Хитрецы же его старательно прячут, а еще, говорят, сговариваются с Дьяволом и оставляют мертвецов охранять свои богатства от чужаков. Вот недавно, на празднестве в честь Рождества почетные гости капитан Престон с «Карающего меча» со своим старшим помощником, кажется, Чайлдом, привели в трепет всех дам жуткой историей про сокровища Рыжего Неда Окхэма. Который, мол, награбившись так, что корабль едва не тонул под тяжестью золота, вызвал архидемона, который построил ему на далеком острове хранилище, нашпиговав его воистину адскими ловушками для того, кто явится без ключа. Для всех, кроме самого Рыжего Нэда, сталбыть. Пират сложил туда свои сокровища, а в скором времени помер от злой лихорадки вместе со всей командой, не иначе как тоже архидемон расстарался. Взволнованный шум за столом прервал отец Ламбрик, мол, он тоже слышал про Эдварда Окхэма и его клад, да не так все было. Никакого архидемона злодей не вызывал, а довелось ему захватить в плен архитектора. Знаменитого Макаллана, что плыл в Новый Свет строить и там соборы во славу Божию. Архитектор клад и сокрыл, это его дело – строить хитро и надежно, а вот лихорадка вовсе не по его специальности. Никак грабителей и убийц настигла наконец кара Божья. Странно священник, а в демонов не верит, все пытается разумно объяснить. Впрочем, плантатор тоже не особо верил ни в старых добрых демонов белых людей, ни в негритянское колдовство. Если б чернокожие бестии были действительно на что-то способны, он бы не роскошествовал сейчас в этом прекрасном особняке. Да и в эту историю тоже, в обоих вариантах. Вроде бы очень легко было б обнаружить на диком острове целый кафедральный собор. Такие вещи обычно привлекают внимание. А раз за без малого 20 лет никто на него не наткнулся, значит, его нет и не было. Мысли, подстегнутые ромом, текли и текли. «Вот как раз на днях до «приличной» части острова дошел слух, что пираты взяли на абордаж знаменитый «Урка де Лима» и приволокли в Нассау неимоверную груду золота. До капитана Хьюма, видать, тоже. Он пишет, интересуется, правда ли это, или досужую болтовню как обычно следует делить надесятеро и просеивать сквозь мелкое сито. Но до этого сокровища, хоть оно и совсем рядом, на острове, тоже не так просто добраться. Силой не отнять, а хитростью… Ведь некая юная блондинистая девица совсем недавно ухитрялась как-то договариваться с этими людьми, неужели ж он, взрослый, солидный мужчина, глупее? Господин Андерхилл отхлебнул еще рома, и его осенило вторично. Особую пикантность этому слуху придавало то, что в разбогатевшей команде было целых две особы женского пола. Незамужние особы, потому что люди подобного сорта редко утруждают себя свершением законных процедур. Теперь эти две, с позволения сказать, девицы раздобыли себе завидное приданное. И наверняка эти грубые, но в чем-то наивные создания не устоят перед предложением руки и сердца от солидного и недурного собой мужчины не из их кровавого и беззаконного мира. А потом… Женщины – хрупкие создания, с ними случается всякое, особенно когда они ждут ребенка... Впрочем, возможно это деловое предприятие даже не будет лишено некоторой приятности. Одна из пираток, говорят, недурна лицом, но дерзка и свирепа как дикая кошка. Вторая же нежна телом и умеет всячески угождать мужчинам, но, увы, не совсем бела кожей. Ладно, с выбором можно определиться позднее. Другой вопрос – какие подарки можно послать, чтобы и обошлись подешевле, и размягчили сердца «невест». Не ножи же им посылать, в самом деле. И не цветы – не поймут, мужланки». Впрочем, сегодня воистину был удачный день, решение быстро нашлось и тут. Сладости. Он был наслышан, что на берегу мало утруждают себя приготовлением хорошей пищи, а уж о сервировке ее и говорить не приходится. «Ленивые пьяницы сыплют в котел все съедобное без разбору и смыслу, а потом плохо промешанное варево либо пригорает, либо пожирается полусырым, а порой и то и другое сразу. Не то, что на его кухне. За малейшее упущение повара с подручными ждет плетка, так что стараются они на славу. А тут и стараться особо не придется, хватит чего-нибудь простенького, например, пряников. В таком подарке будет даже некий шик.» Когда-то давно мистер Андерхилл слышал, что пряничных человечков придумала печь сама Добрая Королева Бесс. На пирах в королевском дворце почетным гостям однажды подали их собственные портреты из сдобного теста. Или – плантатор отхлебнул еще глоток и усмехнулся собственным мыслям – кровожадным пираткам больше бы пришлись по нраву изображения их соперников и неприятелей? И чтоб внутри было повидло покраснее, для пущего эффекта. Уильям Андерхилл довольно потер пухлые руки и принялся четким деловым подчерком отписывать капитану Хьюму, что слухи об «Урке де Лима» очевидно нелепы. В самом деле, некий довольно большой испанский корабль и впечатляющих размеров добыча появились в Нассау. Однако врозь, у двух разных пиратских команд, да еще и с солидным временным зазором. Не могли ж первые пираты щедро выбросить золото за борт, а вторые с полмесяца спустя выловить покорно качавшиеся все это время на волнах сундуки, ехидно спрашивал он адресата. Очевидно, что это совершенно другой испанец и совершенно другое золото. Его, разумеется, во много раз меньше, ведь второй «Урки» быть не может. Так что никакой необходимости форсировать события и пытаться навести порядок на острове немедленно, не дожидаясь прибытия нового губернатора с подкреплением, нет. Затем он взял новый лист бумаги, сортом подешевле, для этой публики и так сойдет, и сочинил краткую записку о прекрасных глазах, поразивших его в самое сердце, шелке волос, пробудившем мечты молодости, и своем желании порадовать дивное видение сладким и забавным пустячком. Цвет восхитивших его глаз и волос, он, разумеется, не упомянул, зато постарался снабдить хвостик каждой буквы хитрой завитушкой. Он считал, что так выглядит романтичнее.