Слухами земля полнится... И море...

Вопреки некоторым опасениям капитана Хьюма, Абигайль понравилось на Харбор Исланд На нее произвело самое благоприятное впечатление, что солдаты уделяют много времени церковным службам. Капитана же весьма порадовал отчет, что странная серия мелких краж и глупых шуток на территории форта за время его отсутствия прекратилась, виновник выявлен. Впрочем, суетливый дурак - комендант после официального доклада понес какую-то чушь про борьбу с происками Врага Рода Человеческого на вверенном его заботам островке. Что ж, никто не идеален. По крайней мере, Хьюм был уверен, что комендант служит верно и старательно, не пытаясь плести интриги за спиной. Также его дожидалось письмо от одного из немногих честных людей, не бежавших с зачумленного пиратами острова, как крыса с тонущего корабля. Почтенный негоциант давал обдуманную и взвешенную оценку обстановки, особенно упирая на то, что слухи о разграблении золотого испанского галеона нелогичны, а потому сильно преувеличены. Капитан Хьюм вздохнул было свободно – испанского вторжения пока можно не опасаться. А иначе – о, ирония судьбы! - он должен был бы всеми своими, немногочисленными, скажем прямо, силами защищать презренных пиратов от солдат, выполняющих законнейший приказ своего короля. Потому что пираты все же находятся на английской земле, и прерогатива их наказывать должна принадлежать только Английской Короне. Однако вскоре удивленные матросы принесли ему найденную на берегу анонимную записку крайне непонятного содержания. Несколько слов, да и те почему-то по-латыни, что, разумеется, исключало вероятность, что она родом с пиратского берега. «Плантатор … держит с трудом колеса», второе слово капитан как ни старался, распознать не мог. Это могло быть что угодно, например, «вставляет палки». Хьюм отвратительно знал латынь, но со школьной скамьи помнил, что она весьма кратка. Предупреждал ли неизвестный друг, что Уильяму Андерхиллу нельзя доверять, или подразумевалось что-то иное? В пользу первого предположения свидетельствовало то, что записка была найдена рядом со связкой дохлых крыс. Впрочем, в последующие дни море вынесло еще несколько странных предметов, явно намекающих на какие-то дикарские обряды. Отплывать в Англию, теперь уже с двумя пассажирками, капитан Хьюм все же решил обождать, посмотреть на обстановку своими глазами. Вроде бы диких туземцев на окрестных островах уже не осталось, но мало ли… До сего дня в мечтах капитан видел себя героем сражений, отважным победителем, удачливым сборщиком трофеев, но никогда - первооткрывателем земель, мудрым исследователем, аккуратным и въедливым описателем. Теперь же странные находки и наивное и искреннее восхищение юной девушки роскошью и яркостью южных птиц, цветов и плодов навели его на мысль, что возвращение в Англию с координатами нового острова, с чучелом неизвестного доселе животного или хотя бы с новыми диковинными сортами индейских побрякушек тоже весьма благоприятно скажется на его карьере. Да и очередной корабль снабжения из-за моря подозрительно запаздывал. Капитан Хьюм любил море и не тяготился самыми длинными переходами. Впрочем, именно сейчас он с удовольствием засел бы безвылазно на Харбор Исланде, ведь теснота форта и простота солдатского быта давали б ему возможность постоянно общаться с Абигайль. Увы, ни то, ни другое времяпрепровождение было недоступным. Долг призывал капитана обозначать военное присутствие Англии в здешних водах, то есть мотаться собачьим хвостом по всем портам, порточкам и портишкам, совершать визиты вежливости к растерянным губернаторам и главам общин, а напоследок заглядывать в местный кабак. Последнее Хьюм ненавидел особенно искренне. Везде одно и то же: нечистая посуда, грубые бесстыдные девки и еще более грубые и грязные разговоры, так и лезущие в уши. Перепоручить же эту часть миссии младшим офицерам капитану мешала совесть. К большому, кстати, огорчению вышеуказанных господ. Беднягам приходилось посещать сии порочные заведения тайком, наспех пропуская пару кружек и поминутно оглядываясь, не приближается ли начальство. Впрочем, при всем при этом они порой успевали услышать и увидеть больше целеустремленного Хьюма. От зрелища наглухо затянутого в парадный мундир Английского Флота капитана подвыпившие гуляки притихали, а то и вовсе отчаливали восвояси. Вот и на этот раз компания, только что шумно подбадривающая кого-то, мол, глотни рома и плети дальше, Любовничек, складно у тебя выходит, разом вспомнила, что у них есть важные и неотложные дела где-то в другом месте. За шатким столиком остался только один. Парень так увлекся собственным монологом, что продолжил говорить в пустоту, ну, или персонально капитану Хьюму. Вроде бы довел историю до конца: «И вот я, волею Провидения вырвавшийся из этого ужаса, здесь, среди людей», - сделал глоток и начал заново, монотонно, как спятивший попугай. Прозвище, на взгляд Хьюма, ему никак не подходило. Необычно бледная для этих краев кожа, выступающая вперед нижняя челюсть и глаза чуть навыкате наводили на мысль о вытащенном на сушу обитателе морских глубин. Сходства добавляли большие оттопыренные уши - жабры. А рыб капитан Хьюм считал скользкими, холодными и неприятными тварями, и даже в собственной тарелке предпочитал видеть их уже порубленными на куски без головы и хвоста. Он по старой привычке повертел в голове так и эдак прозвище бедолаги, попытался его перевести на французский и испанский. Жестокие убийцы и грабители из проскрипционных списков проявляли иногда удивительную наивность в бытовых вопросах. Вот назовется какой-нибудь англичанин Питер Блад испанцем Педро Сангре, и думает, что теперь его никто не распознает… Но нет, вроде бы этот Любовничек - только к морским тварюгам с этакой физиономией и приставать - был чист перед законом. Впрочем, его бормотание его было удивительно складно, а по смыслу как нельзя лучше соответствовало и его внешности, и как это ни странно, нынешним мечтам самого капитана Хьюма. Бедолага вещал о появившемся пред ними из тумана неизвестном острове, пустынные берега которого покрыты грудами гниющих водорослей, а в очертаниях скал угадываются развалины старинных зданий. Мистер Говард, старый матрос, которого большая часть команды почитала немного не в своем уме (Еще более, чем ты? – подумал Хьюм), закричал в ужасе и бросился в ноги капитану, умоляя скорее повернуть прочь. Отвратительнейшие кошмары спят среди этих камней, лишь изредка поднимающихся со дна морского, заглядывая ночной порой в души тех, кто неосторожно проплывает мимо. А уж если кто отважился ступить на проклятый берег, тому отныне заказан путь обратно в мир живых. В глубине развалин таится неописуемый страх. Любой, заглянувший туда хоть на миг, хоть одним глазком, падет замертво, а кто промедлит и увидит всего лишь тень, всего лишь последнее отражение в глазах погибшего - всего лишь обезумеет... Однако капитан только рассмеялся – от кого же известно, что там такое, если все видевшие это молча умирают на месте? Он приказал снарядить шлюпку и лично возглавил экспедицию, намереваясь управиться со всем к обеду. Злосчастного Говарда Филлипса, раз он столько знает, насильно потащили с собой как проводника. Поначалу до оставшихся на судне долетали его жалобные вопли, но, когда отряд скрылся в скалах, и они перестали быть слышны. Помощник капитана прождал сутки. Назад к шлюпке не вышел никто. Желающих ступить на тихий пустынный остров, затянутый клубящимся туманом еще гуще, чем накануне, больше не нашлось, да и оставшихся матросов едва-едва хватило бы, чтобы управлять судном… По счастью, ветер был попутный, так что вскоре чудом уцелевшие моряки добрались до сего благословенного и гостеприимного места. Капитан Хьюм задумчиво потер лоб. Кажется, он только что услышал другую версию отчета губернатора. Согласно ему капитан и большая часть команды торговой шхуны «Югогг» пали жертвами разразившейся на судне болезни, вызванной, вероятно, испорченной едой. Однако, по уверениям принявшего командование помощника капитана, выжившие к моменту прибытия в порт полностью поправились, поэтому карантинные меры приняты не были. Кому верить – почтенному чиновнику или запойному болтуну - матросу? Впрочем, усмехнулся про себя капитан Хьюм, покидая душный трактир, можно и проверить. В дурацкие сказки про неописуемые ужасы он не верил, тем более, что штатский купчишка – одно дело, а вооруженный до зубов храбрый английский офицер – совсем другое, а вот не нанесенный на карту остров – это интересно. Преодолев собственное брезгливое отвращение перед пьяницей, капитан Хьюм попытался уточнить фактические подробности плавания, однако если описательные детали Любовничек излагал так, что хоть в роман вставляй, то на вопросы казалось бы более близкие душе моряка – о скорости и курсе судна бессмысленно хлопал глазами, невнятно шевелил губами и снова возвращался к прежним речам.