Слухами земля полнится... И море...

- Вы часом не беременны? Элеонор удивленно захлопала глазами. Когда к ней в камеру неожиданно ввалился необычно раскрасневшийся комендант английского гарнизона, она ожидала чего угодно, но не такого странного вопроса. В плену было гораздо лучше, чем она опасалась. В камере, а по сути просто в комнате обыкновенного жилого дома, было сухо. Окна были маленькими – человеку не пролезть, но сквозь них проникало вполне достаточно света и свежего воздуха. В двери также было маленькое окошко, но также ей выдали и ширму, дабы совершающий обход здания стражник не оскорблял подглядыванием ее стыдливость, или, может быть, не предавался греховным мыслям сам. У нее были кровать, стул, стол и Библия. Ее не били, не угрожали немедленной казнью, не держали связанной и даже кормили вполне сносно. Все было переваренным и совершенно пресным, хлеб вязким, клейким и тяжелым, но, похоже, что это были не отходы, а обычная здешняя еда. Пища людей, недавно прибывших из Старого Света и еще не приспособившихся к особенностям и возможностям здешней природы. «Английская кухня славится своим отсутствием», - пошутил однажды Джеймс Флинт, с аппетитом уплетая пряное ароматное жаркое в ее доме в Нассау. Кажется, это было так давно… Пару дней назад разыгрался страшный шторм. Брызги до ее окна не долетали, и Элеонор поймала себя на мысли, что ей сейчас гораздо лучше, чем тем несчастным, что стоят на посту, охраняя Харбор Исленд. Комендант меж тем смотрел на ее талию с робкой надеждой. Элеонор стало страшно. Неужели решили не возиться с ее отправкой в Лондон и совершить казнь прямо здесь и сейчас? И комендант пришел узнать, не имеет ли она право на отсрочку? Благочестивые английские законы позволяли повесить за мелкую кражу восьмилетнего ребенка, но категорически воспрещали убийство нерожденного. Если осужденная на смерть ждала ребенка, ей давали время доносить и родить. Поэтому многие арестантки пытались любым способом соблазнить охрану: красотой или даже деньгами, у кого что было. Не чтобы любовник помог бежать, а чтобы получить еще девять месяцев жизни. «Соврать? Выиграть время? Но ведь вскоре станет видно, что платье не становится ей тесно, а на здешних харчах при всем желании не поправишься. Или стоит придерживаться прежней линии поведения: она не какая-нибудь портовая шлюха, а воспитанная девушка из порядочной и уважаемой купеческой семьи, а значит, не могла принадлежать мужчине до брака? Все же, что говорят о ее отношениях с неким известным пиратским капитаном - грязная ложь и клевета...» Толстенький комендант же видимо отнес затянувшуюся паузу за счет смущения узницы столь неделикатным вопросом, и, неловко переминаясь с ноги на ногу, принялся многословно рассказывать, что солдат гарнизона давно уже беспокоят странные звуки по ночам, не то вой, не то стоны и рыдания. - Это море, ветер и птицы, – рассеянно сказала Элеонор, продолжая лихорадочно думать. - Вот-вот, - обрадовался визитер, - и я это говорил. Но последние несколько дней начали происходить совсем уж странные вещи: из запертых комнат пропадают мелкие предметы: от табакерки с бриллиантами до дырявых чулок, табакерку потом выловили из кухонного котла с кашей… «Хорошо, что не грязный чулок» - подумала Элеонор, - «Или табакерка была полной? То-то у каши вчера был странный вкус.» - В запертом же кабинете свалился со стены портрет короля Георга и оказалась оборванной штора, в моей собственной постели оказалось полно объедков, а, главное, на парадной лестнице нынче утром были начертаны странные знаки. Субстанцией, которой я не решаюсь назвать в присутствии дамы. – Последняя фраза была произнесена страшным шепотом. Голова у женщины пошла кругом. Почему комендант вдруг стал так вежлив, и зачем рассказывает ей все это? - Вы же не думаете, что это я тайком выбираюсь из комнаты, гуляю в свое удовольствие по дому, ворую у солдат ношенное белье, качаюсь на шторах, жру в вашей постели и возвращаюсь обратно, аккуратно задвинув за собой засов снаружи? - Нет, что Вы. – Рассказчик всплеснул руками. – Люди шепчутся, что это сам Старый Ник пожаловал по наши души. Священник, и тот боится. Элеонор с трудом вспомнила, что Старым Ником кличут в Англии Сатану. В Карибском море его называли иными именами. - Вот если бы Вы были в, хм, деликатном положении… - продолжал журчать комендант. - То Вы что, провели бы Черную Мессу и принесли бы нас с ребенком в жертву, чтобы отвязаться?! – Не выдержала Элеонор, и тут же мысленно выругала себя за вспыльчивость. - Да как Вы можете!!! – Побагровевший гость аж подскочил на месте от негодования. – Наоборот! Вы приняли бы участие в изо.. экза… экзорцизме! Любой знает, что Старый Ник не может дотронуться до леди, ожидающей ребенка, поэтому в ее присутствии предпочтет сбежать, а не принять бой. Вы же сойдете за настоящую английскую леди? Где я на этом забытом Господом острове другую найду?! А священник иначе не соглашается, трусит… - Час от часу не легче, - вздохнула Элеонор. Кажется, ее возмущение взволнованный колобок в мундире принял за признание правильности его предположения. Его растерянность и тревога были смешны, но в то же время пугали. Один Дэйви Джонс, то есть Старый Ник знает, что именно эти люди хотят проделать с ней в ходе этого самого экзорцизма. – А может быть, это просто чья-то дурацкая шутка? Или животное? – Пришла она на помощь коменданту. – Крысы или, скорее, обезьяна? - Не может быть! – Снова взвился комендант. – Портрет короля! Ни один английский солдат… И на Харбор Исленд нет ни одной обезьяны! О, эти богомерзкие твари! У предшественника капитана Хьюма мартышка залила чернилами корабельный журнал и выбросила за борт боевые награды! Зелеными чернилами!!! – Последнее было выкрикнуто так, будто в цвете чернил заключался некий особо циничный умысел. – И теперь капитан Хьюм ни за что не позволил бы провезти на остров хоть одну! Священник явился наутро в сопровождении сияющего, как начищенная монета, коменданта и целой толпы свободных от вахты военных, вооруженных, иначе не скажешь, толстенными свечами. Все оказалось не так страшно, как Элеонор опасалась. Они просто ходили из комнаты в комнату, распевая псалмы. Получалось оглушительно-громко и не в лад, от такого концерта кто угодно рад бы был сбежать. Впрочем, в пиратской таверне порой бывало ничуть не тише. Священник отважно возглавлял процессию. Элеонор старалась как можно лучше запомнить расположение помещений, однако она понимала, что, скорее всего, это знание ей не пригодится. Проблема была не в том, как сбежать из своей камеры, а как выбраться с острова. Харбор Исленд был небольшим и пустынным, ее нашли бы до конца дня. А вот украсть лодку и скрыться в морской дали… Билли Бонсу это по слухам удалось, но так ведь такому великану по силам было ворочать тяжелыми веслами много часов без передыху… Они спустились с крыльца и продолжили обход форта, заглядывая во все постройки. На крыше сарая вдруг появилось нечто темное и мохнатое, сверкая оскаленными зубами на перекошенном ужасом маленьком личике, и с громким пронзительным визгом переметнулось на частокол. Миг – и оно исчезло. Элеонор чуть не рассмеялась от облегчения, все-таки напряжение окружающих невольно передалось и ей. Теперь у нее же не осталось сомнений – сбежавший «демон» был самой обыкновенной обезьянкой. Она насмотрелась на них в Нассау. Видать, бедолагу принес минувший шторм. Расстояние между островами невелики, и невольный путешественник вполне мог уцелеть и не захлебнуться, если ему повезло вцепиться в какую-нибудь деревяшку. Ее улыбку, впрочем, не заметили, так как между комендантом и священником разгорелся жаркий спор: преследовать беглеца или считать на сем миссию изгнания благополучно выполненной. И та и другая идея нашла горячих сторонников. Элеонор пришлось пережить несколько весьма неприятных минут. Ее конвоиры, к несчастью, придерживались противоположных мнений и принялись дергать ее в разные стороны, причиняя боль. Она еле-еле устояла на ногах. Наконец спорщики осознали, что время все равно упущено. Отряд вновь построился и двинулся к главному зданию. На сей раз благодарственную молитву возносил только священник. За его спиной взволнованные участники процессии шепотом обсуждали случившееся. Элеонор с удивлением поняла, что большинство доморощенных экзорцистов искренне верят, что прогнали злого духа. Да и отношение к ней самой заметно изменилось. В предыдущие дни до нее тоже долетали обрывки разговоров. Ее называли распутницей и убийцей, настоящим чудовищем, которое лично и с удовольствием резало на мелкие кусочки несчастных, вызвавших ее гнев. Теперь же многие смотрели на нее как на живой талисман, который только что оградил их своим присутствием от неописуемых бед. Впрочем, запереть обратно в камеру ее не забыли. Уставшая женщина блаженно вытянулась на кровати, обдумывая, какую выгоду можно попытаться извлечь из создавшегося положения, но среди обнадеживающих мыслей вдруг промелькнула такая, что заставила Элеонору вскочить на ноги. Ее последнее свидание с Чарльзом было несколько неожиданным, и слишком много дел пришлось сделать сразу после него. Занятая Абигайль, она тогда и не вспомнила про травки, которые регулярно приносила ей старая мадам из таверны. И что потеряла где-то свой талисман – монетку, выкраденную из гроба - она обнаружила только под вечер следующего дня. А когда потеряла – до или после, и где – неизвестно. Искать или требовать вернуть бесполезно - она ничем не отличается по виду от всех прочих. Кто ж знает, что именно эта монета не дает своей хозяйке зачать… Тогда Элеонор выругалась и забыла, было полным-полно других забот. А вот теперь первый раз испугалась. Вдруг нелепое предположение коменданта – правда? Она заметалась по комнате, лихорадочно загибая пальцы, подсчитала дни. Оказывается, это было совсем недавно. Луна еще не обновилась, ничего еще не ясно. Она заставила себя сесть, успокоиться, попыталась прислушаться к себе. Впрочем, она все равно не знала, что именно должна почувствовать, если чертов Чарльз все-таки оставил ей на прощание подарочек.