Слухами земля полнится... И море...

Скотта как обухом по лбу ударили. Он всю жизнь был «сухопутной крысой», к корабельной жизни привыкал с трудом. За считанные дни в команде капитана Хорниголда он еще не успел толком разобраться, куда следует смотреть, чтобы быть в курсе событий, и что из происходящего на корабле обычно, а что нет. «Королевский лев» в спешке отплыл на ночь глядя, как только капитан самолично доставил на борт некий особый груз. Положа руку на сердце, Скотт больше думал о том, как не оступиться на непривычно качающейся и скользкой палубе в полумраке, нежели о чем-либо еще. Утром его, как грамотного, отправили инспектировать трюм. Он провел там много часов, не видя и не слыша происходящего наверху. А потом Бенджамин Хорниголд собрал всех на палубе и торжественно объявил, что они отомстили за недавнее унижение. Наказали женщину, коварно и бесстыдно нарушавшую правила и договоры. Ту, которая по своей прихоти помешала им вернуть их крепость и покарать гнусных убийц. Вдобавок, справедливое возмездие оказалось еще и небезвыгодным. Любой член команды может теперь начать жизнь с чистого листа. Произнося это, капитан высоко поднял над головой лист гербовой бумаги, не чистый, однако, а изрядно исписанный. За Элеонор Гатри англичане расплатились, выдав «Королевскому льву» каперский патент. Рука Скотта непроизвольно потянулась к поясу с оружием. Это движение заметили стоящие рядом. А может и не сам жест, а выражение ужаса и ненависти, исказившее его изуродованное шрамами лицо. Он ничего не успел – его крепко схватили. Он побрыкался немного, выкрикивая бессвязные ругательства и захлебываясь бессильными слезами, но все было бесполезно. Один против всех, а ведь он никогда и не был бойцом. Уткнувшись носом в палубу, он ждал последнего удара. Ждал как милости, как окончания мук, как достойного наказания за свое предательство, глупость и медлительность. Даже рабские кандалы на «Андромахе» не привели его в такое отчаяние, как весть о пленении Элеонор Гатри. Бывшей хозяйки, невозможной мечты, прекраснейшей и умнейшей из виденных им женщин. Но голос капитана произнес неожиданно мягко и заботливо: - Вижу, мистер Скотт воспринял новости слишком близко к сердцу и поддался первому душевному порыву, необдуманному и опрометчивому. Ему нужно немного времени, чтобы успокоиться и осознать случившееся. Он не причинил никому вреда, так что дадим ему это время и присмотрим пока за нашим новым братом, дабы он сгоряча не совершил чего-нибудь непоправимого, о чем сам потом горько пожалеет. В доброту капитана Хорниголда Скотт не поверил ни на минуту. Черная пустота в голове постепенно заполнялась мыслями, а думать и делать выводы много лет было обязанностями доверенного раба семейства Гатри. Он понял тайные мотивы капитана. По большей части на «Королевском льве» служили бежавшие из Англии якобиты. Бывший слуга, потерявший голову при вести о несчастье своей госпожи и набросившийся на ее гонителей, мог вызвать у них если не сочувствие, то хотя бы понимание. Бенджамин Хорниголд был умен, и не стал давать своей команде лишний повод для размышления. Скотта оставили в покое. Условно, ведь днем на палубе невозможно укрыться от чужих глаз. Вроде бы никто не стоял специально возле него на страже, все занимались обычными делами, но негр прекрасно понимал, что за ним «присматривают». Он уже считал за благо, что не успел выхватить оружие. В самом лучшем случае он смог бы застрелить капитана, после чего его самого растерзали бы на месте, но ведь в черном деле участвовали и другие. Теперь он желал погибели им всем до единого. Но как одному убить сразу многих? Первая мысль была о яде, но среди грузов «Королевского льва» таковой не значился. Скотт прошелся по палубе, глядя на все вокруг новыми глазами. Убедился, что крюйт-камера надежно заперта. Еще вчера он считал, что это разумная и прекрасная мера предосторожности. Попытался спуститься вниз к незаконченному заданию. Ему очень хотелось побыть одному, но капитан с настойчивой заботой отрядил ему помощника. Якобы двигать тяжести. Следить, чтобы он ничего не натворил внизу, понял Скотт. Задумался, какой же, по мнению капитана, вред он мог там причинить. Разве что мелко по-рабски напакостить, помочившись в припасы. Или проковырять дырку… Как же он сразу не сообразил, что корабль - не привычный дом на берегу! Если с ним что-то случится, они все утонут. И он сам тоже, но ему все равно, ему нечего делать в мире, где Элеонор Гатри гниет на виселице. Да вот только ему вряд ли удастся незаметно и бесшумно пробить борт. Впрочем, он и понятия не имел, какого размера дырки будет достаточно. Смеркалось. Ужинать не хотелось. Скотт устало привалился к борту. Там, под водой, если верить матросским россказням, так и снуют различные чудища, жаждущие полакомиться человеческой плотью. Кракены, левиафаны, морские змеи, огромные киты и злобные акулы… Ну что им стоит высунуть из волн свои зубастые пасти и длинные щупальца прямо сейчас? Он мучительно наморщил лоб, припоминая. Увы, во всех страшных историях несчастные моряки удирали, обманывали или пытались убить кровожадную тварь. Нигде не рассказывалось, как приманить ее к своему кораблю. Потом в голове всплыло имя – Иона. Великий библейский грешник, из-за которого разыгралась буря и чуть не утонул целый корабль со всеми моряками. Потом Иона был проглочен чудищем и раскаялся, но ведь сначала… Сначала он сделал что-то ужасное. Скотт очень старался вспомнить, что именно, и надеялся, что сможет немедленно повторить этот редкостный грех. Рядовые дурные поступки не подходили. Окружающие его люди много лет были пиратами. Они грабили, убивали, прелюбодействовали и сквернословили, и при всем при этом морские волны не отказывались их носить. Уйдя в свои мысли, Скотт не сразу понял, что капитан участливо интересуется его самочувствием. Не подымая глаз негр невпопад ответил, что желал бы укрепить свое сердце душеспасительным чтением, если это возможно. Ведь на корабле добрых католиков должна быть хоть одна Библия? Похоже, Бенджамин Хорниголд удивился. Но как прилюдно отказать в столь благочестивой просьбе, если изображаешь снисходительность? Впрочем, изыскания пришлось отложить. Капитан пообещал выдать книгу завтра, нечего, мол, зря жечь фонарь и ломать глаза. Получив наконец вожделенную книгу, Скотт лихорадочно принялся искать нужное место. В спешке отлистнул лишнее, прочел, что пророк Иона отдыхал, сидя в тени развесистой тыквы, и преисполнился самых дурных предчувствий. И впрямь, искомое место его чудовищно разочаровало. Ужасный грех Ионы заключался в том, что он ослушался божьей воли и сел на корабль, идущий не туда, куда ему было велено. Увы, Скотт пророком не был, а, значит, сей грех был не про его честь. Или, может быть, это глас свыше внушил ему мысль уничтожить «Королевского льва»? Тогда, чтобы все исполнилось, он должен ослушаться? Или нет? Голова после бессонной ночи немилосердно болела. Впрочем, одно мерзостное деяние можно совершить прямо сейчас. Он поднялся на ноги и, пошатываясь, побрел на нос. Через некоторое время растерзанного и несопротивляющегося Скотта с руганью швырнули в темный отсек трюма и захлопнули за ним тяжелую дверь. Теперь ему не сочувствовал никто. Когда обнаружилось, что черная скотина – больше же некому – затащил Библию в гальюн и обошелся там с ней самым отвратительным и богохульным образом, его не убили сразу только потому, что заспорили о способе казни. Недавнее желание Скотта исполнилось – пока пираты раздумывают, он наконец-то оказался совершенно один и может без помех заняться чем угодно. Его даже не связали. Вот только что он может, голыми–то руками? Процарапать, прогрызть дыру в борту? У него нет ни огня, ни ножа, даже пряжки, ровным счетом ничего. А небесное правосудие пожалело для него и бури, и молнии, оставив его дела людскому суду. Он и вправду в отчаянье вцепился зубами в дерево. Во рту вдруг стало приторно-сладко. В этом отсеке трюма, видать, недавно перевозили сахар и не прибрались как следует. Все вокруг было покрыто просочившейся сквозь мешки сладкой пылью. В голове негра мелькнули смутные воспоминания о детстве. О том времени, когда он еще не был взят в хозяйские комнаты, о жаркой душной кухне, о горах плодов и мясных тушах, привлекающих к себе сотни жужжащих мух. Воистину царствие Вельзевула! Когда они окончательно надоедали кухарке, старая Нанни пряталась за дверь, швыряла в воздух горсточку самой тонкой муки и горящую лучину в не успевшее осесть облако. От мух не оставалось ни следа, только мерзкая вонь горелой муки. Жженый сахар пах куда приятней, но пользоваться им Нанни сама не рисковала и строго-настрого заказывала поварятам. Скотт стянул с себя рубаху, сделал из нее подобие мешка и принялся старательно и методично на ощупь счищать в него сахарную пудру. Монотонная работа успокаивала. Скотт утратил счет времени и даже начал мурлыкать себе под нос. Это не было хитрым расчетом, но успешно подсказало пришедшему его проведать, что узник не затаился у входа, изготовившись напасть, и тот отпер дверь без опаски. В свете фонаря блеснули стекла очков. Дюфрейн. Главный сообщник Хорниголда в предательстве, второй по важности кандидат на казнь. Да и кто другой со зрением получше мог бы и не взять с собой свет, тогда последняя надежда отчаявшегося не оправдалась бы. Радостно и приветливо улыбнувшись, Скотт из всех сил бросил свой «мешок». Не в Дюфрейна, просто на пол. -Какого черта?! Тот даже не отшатнулся, ошарашено глядя, как воздух заполняет мельчайшая пыль. Сладкое облако накрыло фонарь и взорвалось. Огонь весело затрещал, пожирая сухое просмоленное дерево, вырвался наружу. Добрался до рома и пороха. Раздуваемый свежим бризом взлетел по мачтам. Очень скоро от «Королевского льва» на волнах осталось только несколько дымящихся обломков.