Не как все

Ладно, Стайлз готов признать, что почти струсил, когда Лидия перед тренировкой принесла каждому по комплекту чирлидерской формы. Он тяжело сглатывает, держа в руках пакет с завернутыми вещами, и так пристально на него смотрит, будто бы желает, чтобы тот немедленно испарился. Этого, конечно же, не происходит. Злополучная форма все еще у него в руках — девственно белые юбка и топ с эмблемой школы Бейкон-Хиллс. Кора, очевидно, чувствует его смятение, поэтому оказывается возле него и в поддержке крепко сжимает пальцами его плечо. — У тебя еще есть время передумать, — говорит она, щелкая Стайлза по носу, как какого-нибудь непослушного пса. Стайлз морщится от ее действий. — Ты не понимаешь. — Так объясни мне, чтобы я понимала, — не унимается Кора и норовит участливо заглянуть в глаза. Стайлз злится, хоть и понимает, что та хочет всего лишь помочь. — Это уже дело принципа. Я что, зря, по-твоему, вчера полночи ноги брил с подмышками? — Ты… Что? — Кора закрывает ладонью лицо, и ее плечи подрагивают, да и она сама вся как-то подозрительно трясется. — Что? Кора, блять, прекрати! Ты привлекаешь к нам слишком много внимания, — не сейчас, но Стайлз уверен, что так и будет, если та не перестанет сию же минуту. Кора прекращать не собирается и даже задирает вверх раскрасневшееся лицо, чтобы рассмеяться вслух — держать смех внутри себя становится просто невыносимо. Предсказуемо, все поворачиваются к ним, по крайней мере те, кто находится сейчас на их половине зала — в другую сторону Стайлз ни за что не станет смотреть. Не-а. Никогда. — Что? — спрашивает он, глядя на заинтересованные лица. — Кто-нибудь скажет мне, как снять раздражение после бритья или нет? — всплескивает руками, потому что девчонки хихикают, принимая все за очередную шутку и не понимая, что сейчас это вопрос жизни и смерти, потому что ноги нещадно жжет, а нежная кожа в подмышечной впадине натурально горит огнем. — Стайлз, ты просто… Боже, ты что, никогда не брился? Дерек начал еще два года назад, я думала, что у всех мальчиков это происходит… одинаково, — замолкает, когда замечает злобный прищур своего друга. — Да, Стайлз просто. Просто Стайлз или как еще тебе будет угодно. А теперь пошли переодеваться, пока Лидия не заставила нас сделать это прямо здесь. Это действительно звучит страшно, поэтому они поспешно скрываются каждый в своей раздевалке — мальчики налево, девочки направо. А вот выйти обратно оказывается испытанием не из легких. Что действительно странно, так это то, что никто из команды не смотрит на него дольше, чем пара секунд, не отворачивается и не посмеивается, показывая на него пальцем. Стайлз начинает уважать их чуточку больше, чем до этого, но ему все еще некомфортно. Одна только Лидия смотрит оценивающе с несколько десятков секунд, но Стайлз думает, что ей можно, потому что она тут решает, кто может остаться, а кто нет. После осмотра подходит к нему и шепчет на ухо: — Шикарные ножки, Стилински, не волнуйся, перед выступлением мы тебя так разукрасим, что никто и не поймет, что ты не девчонка. Стайлз благодарен ей за то, что она не стала вещать об этом на весь зал — комментарий предназначался только ему одному, и он кивает ей, расслабляясь. — Итак, — Лидия хлопает в ладоши, привлекая к себе внимание, проходя взглядом по собравшимся, — сегодня мы начинаем отрабатывать черновую программу, будем корректировать ее в процессе. У меня заготовлены пара-тройка композиций, в конце проголосуем, которая больше подойдет. Демократия? Неплохое начало, Лидия Мартин, тиран под прикрытием. Стайлз хмыкает, видя рыжую красотку насквозь, и ему нравится наблюдать за ней, когда она по-хозяйски расхаживает перед ними и командует, как ей хочется, в такие моменты она в самом деле вызывает искреннее восхищение. Стайлз, наверное, никогда так не сможет. А еще он не может больше игнорировать беспокоящие его взгляды со второй половины зала, где, ожидаемо, тренируется баскетбольная мужская команда. Парни нет-нет, да пялятся на него с успешной периодичностью и презрительно кривятся, кривляются, вызывающе громко хохочут, когда кто-то откалывает пошлую, грубую шутку про педиков и прочих отщепенцев, выбивающихся из «нормального» общества. Стайлз думал, что его это не будет так сильно задевать, но отчего-то все равно задевало. Он не испытывает к своим новым одноклассникам никаких нежных чувств, он даже имен половины парней не знает, и раньше ему как-то удавалось справиться с давлением социума на свою неординарную личность, только, кажется, в этот раз он попытался прыгнуть выше головы. Но от чего у него действительно мурашки по коже бегут и сосет под ложечкой, так это от испытывающего, пристального, пытающегося влезть под кожу взгляда Дерека Хейла, который стоит под кольцом, скрестив руки на груди и подпирая стенку, и вместо того, чтобы следить за тренировкой своей команды, таращится на него, не моргая. Он смотрит, смотрит и смотрит, и Стайлз начинает спотыкаться, забываться, путать последовательность движений, потому что он чувствует себя так, будто у него обострение ломки во время гриппа. Ноги ватные, тело не слушается, голова вообще пустая — он слышит эхо командного голоса Лидии в ней вместо своих мыслей. Стайлз не может сосредоточиться. Он должен это сделать, чтобы не пасть окончательно в грязь лицом, и он старается изо всех сил, но продолжает физически ощущать на обнаженной коже липкий, неприятный отпечаток взгляда — на бедрах и животе, не прикрытых хоть жалким кусочком ткани и выставленных напоказ. Какого черта?! Почему этот гребанный брат Коры пялится на него?! И ладно бы он вел себя предсказуемо, как остальные парни, плевался в сторону и кричал, сколько Стайлз берет за ночь, но нет. Он просто стоит и внимательно наблюдает за ним без всякого выражения на своем прекрасном… Стоооп! Стоп, Стайлз, прекрасном? Серьезно?! Короче, тренировка прошла просто кошмарно — для Стайлза. Лидия осталась довольна и командой, и им в частности, потому что все элементы гимнастики он выполнял с первого раза, даже без труда сев на шпагат, чем вызвал просто бурю эмоций у мужской половины (наигранно громкий смех, издевательское улюлюканье, заигрывающий свист и «Стилински, оставь свой телефончик!»), запоминал все связки и переходы, так что не приходилось по сто раз останавливать музыку и повторять все заново. — На сегодня все, — объявляет Лидия, и они хлопают друг другу, чтобы поддержать энтузиазм на должном уровне. — Все молодцы. Встречаемся завтра в это же время. И не опаздывайте. Кора, следившая за Стайлзом и своим братом, не решается пока ни о чем спрашивать, хотя у нее имеются некоторые догадки по этому поводу, но делиться ими с дерганным другом было слишком рано. — Подождешь меня? — просит она. — Вместе домой пойдем. — Ага, — рассеяно соглашается Стайлз. Он оборачивается, желая убить себя за это, но Дерека уже нет. Все еще чувствуя себя странно, Стайлз спешит в пока еще пустую раздевалку, чтобы быстро стянуть с себя форму и облачиться, наконец, в джинсы и футболку — тогда, возможно, он перестанет чувствовать себя таким… голым и уязвимым. Он утешает себя слабой надеждой уговорить Лидию разрешить ему заниматься хотя бы в шортах и не в этом топе. А сам продолжает думать о Дереке Хейле. Он надеется, что больше у них не предвидится никаких личных встреч, особенно с физическим контактом, он почти молится на это, потому что этот угрюмый чувак, уже два года сбривающий щетину, реально его пугает. Но судьба, конечно же — да кто бы сомневался! — решает иначе. И, как говорится, никуда от нее не деться. *** — Дерек, мне очень жаль, — Стайлз многое хочет сказать в свое оправдание, да только вот короткое и злобное «заткнись» убивает желание говорить на корню. Но от этого ему не становится менее жаль, потому что он прекрасно понимает, как виноват в том, что случилось. То, что учитель по истории заставил их разбирать все доклады из двух шкафов в алфавитном порядке, которых скопилось просто огромное множество и которые представляли из себя бесформенную кучу макулатуры — его вина. Его и придурка Джексона. Кто же знал, что Дерек полезет их разнимать, когда его дружок набросился на Стайлза? Не было ни одной причины так думать. Да только вот Дерек никого и не спрашивал, просто сделал, за что и поплатился. И, конечно же, считает виновным в этом Стайлза. — Дерек, — пробует Стайлз еще раз и получает вымораживающий взгляд. Ладно, он считает, что сможет с этим справиться. Ему не удается сосредоточиться на докладах, потому что: — слушай, я не специально, ладно? Я вообще-то, на секундочку, такая же жертва, как и ты, я не просил твоих парней пытаться сделать из меня грушу для битья посреди бела дня в школе, полной зверских учителей! Ну, может, мне не следовало, конечно, улыбаться Джексону весь завтрак, но я ж не мог знать, что этим все кончится, и… Стайлз может продолжать вечно, но у Дерека внезапно кончается терпение. — Знаешь, что, Стилински, — рычит он, напирая на него и заставляя вжаться спиной в книжный стеллаж. Дальше отступать некуда, а Дерек все ближе, и Стайлз уже чувствует его дыхание на своем лице. — Я учусь в этой школе черт знает сколько лет, и ни разу за все это время, ни разу, меня не наказывали за плохое поведение. И кто же виноват в том, что это, блять, наконец, случилось? Какой-то больной парень в юбке! Спасибо, Стайлз, тебе за это. Стайлзу хочется выставить вперед руку, сделать так, чтобы Дерек не стоял к нему так близко, не смотрел так опасно, чтобы его ноздри не раздувались так хищно, будто бы тот принюхивается к нему перед тем, как сожрать. А ведь он обещал отцу, что не будет нарываться специально. Но его тело отказывается слушать своего хозяина, и все, что он может прямо сейчас, это: — Я же извинился. Мне правда очень жаль. — К черту извинения! — Дерек впечатывает кулак в стеллаж, и Стайлз от страха зажмуривает глаза. Он чувствует, как Дерек тяжело, загнанно дышит, как воздух резко, с шумом покидает его легкие, пока он пытается успокоиться, и зажмуривается только сильнее, не желая видеть ни желтых волчьих глаз, ни клыков, ни особенно когтей — на той руке, которой он все еще опирается о стойку. И в какой-то момент он понимает, что Дерек наклоняется к нему, и едва он успевает распахнуть глаза, как чужие горячие губы накрывают его. — Что ты, по-твоему, блять, творишь? — Стайлз находит в себе силы, чтобы оттолкнуть Дерека и накрыть рот ладонью, будто бы боясь, что это может повториться снова. Дерек смотрит на него рассеянным, расфокусированным взглядом, словно сам не понимает, что он, блять, творит. Но потом он как-то криво, натянуто усмехается и говорит, глядя прямо в почти испуганно распахнутые глаза Стайлза: — А зачем ты ответил? Пускай это продолжалось не больше пары секунд, но никто из них не мог отрицать очевидного: Стайлз ответил на этот гребанный поцелуй. — Знаешь, отчего-то мне кажется, что ты и сам сможешь закончить с этими докладами, — говорит Стайлз и, не дожидаясь ответа, берет свой рюкзак, чтобы уйти. — Если мне раньше было хоть чуточку жаль, что все так произошло, то, знай, теперь — точно нет. Ты засранец похлеще Джексона. Дерек ничего ему не отвечает, то ли признавая правоту его слов, то ли потому, что не может никак собраться после случившегося. Он ударяет кулаком по дрожащему стеллажу снова и снова, вымещая на нем свою злость, но легче не становится. *** Когда Стайлз приходит домой, то готов крушить все, что попадется ему под руку — так накрутил себя по дороге из школы. Он бросает рюкзак прямо с порога и идет к холодильнику выпить холодного молока, чтобы попытаться затушить пожар внутри себя. Ему все еще жарко после того, как Дерек сделал то, что сделал, а после его слов — жарче вдвойне. Стайлзу кажется, что он весь горит, да только вот молоко ему не помогает, да и не помогло бы, даже если бы было прямо из морозильника. Его сейчас и вечные снега Антарктиды не спасут. Он рычит и пинает ни в чем не повинный диван, охает от боли, но так даже лучше — она отвлекает от собственных мыслей. Стайлз с топотом поднимается наверх, специально создавая больше шума, выражая так все, что он думает по поводу произошедшего. И это хорошо, что нет свидетелей, которые могли бы… — О! Мой! Бог! Кора, блять, какого черта? Та возлегает на его кровати, лежа на животе и легкомысленно болтая ногами. На ее губах сумасшедшая улыбка от того, что сюрприз удался. — Да ладно тебе, признайся, это было весело! — она хохочет над убийственным взглядом Стайлза. Кора, на самом деле, никогда еще Стайлза не видела таким… угрюмым, и она глубоко задумывается, не заразно ли это. — Дай-ка я угадаю, — прикладывает палец к подбородку и водит взглядом по потолку. — Ты снова «обменялся приветствиями и ничего больше» с моим братцем? Стайлз копирует ее выражение лица, передразнивая то, как она говорит. И Кора снова заливисто смеется. — Стайлз Стилински всегда к вашим услугам, — траурным тоном произносит он и плюхается рядом с ней на кровать, закидывая руки за голову и уставляясь в потолок. — Я очень рад, прямо-таки несказанно, что доставил удовольствие посмеяться над собой еще одному из семейства Хейлов. Кора наклоняется к нему, заглядывая в лицо, и ее упавшие волосы щекочут его ухо. — Так что все-таки случилось? «Ничего больше» не прокатит, потому что Дереком от тебя не пахнет, а несет. Конкретно, знаешь, так несет, будто он успел об тебя обтереться во всех мыслимых и немыслимых местах. Стайлз морщится. Этого ему еще только не хватало. Но скрывать того, что произошло, он не собирается. Бро они или нет? — Сначала он на меня наорал, когда я попытался извиниться за то, что нас с ним оставили отрабатывать наказание, потом угрожал расправой и запугал до смерти, а потом… потом… поцеловал. Кора выцепляет из контекста только самое интересное: — Он поцеловал тебя? Поцеловал?! — она присвистывает и выносит приговор: — Чувак, ну ты попал! — Да знаю я, блять. Знаю. И Кора ржет, как буйнопомешанная, не в силах остановиться — она хохочет, задыхаясь, хватаясь за живот, чуть ли не корчась от смеха на его кровати. Конечно ей, блять, весело, потому что она определенно имеет что-то против Дерека, но, блять, Стайлз до этого момента свято верил, что он здесь не при чем. И не заслужил ничего подобного. — Извини, — выдыхает она, вытирая выступившие на глаза слезы, понимая, что смех ее был неуместен, но она правда не удержалась. — Я не знаю, обрадую я тебя или испугаю до смерти, но Дерек еще ни разу ни с кем не целовался. Поверить не могу, что этим кем-то стал ты. До Стайлза не сразу доходит, что Кора-то вся сияет от радости, у нее прям на лбу написано «Осчастливленная Мать Тереза», он чует неладное, какой-то подвох в этом внезапно свалившемся на его больную и раскалывающую голову признании, но не успевает ни о чем спросить, потому что у девушки звонит телефон. Кора быстро выхватывает его, жестом обрывая открывшего было рот Стайлза, не дав ему произнести ни звука, и он слышит знакомый низкий голос, доносящийся с того конца провода. — Мне нужно домой, — виновато говорит Кора. — Поговорим завтра. Пока, Стайлз, — она по привычке похлопывает его по плечу и, чтобы не тащиться через весь дом, выпрыгивает в распахнутое окно. Стайлз в ужасе вскакивает с кровати, подбегает, чтобы уже увидеть, как девушка с переломами обеих ног валяется в траве, но Коры и след простыл. Он с трудом припоминает, что она оборотень, матерится под нос от очередных оборотнических выкрутасов, которые тоже следует внести в черный список запретных действий на территории дома Стилински, и, вернувшись к кровати, замертво на нее падает. Кора ушла, и он остается один на один со своими пугающими его и тревожными мыслями. И он не знает, как ему отвлечься и перестать думать о Дереке, о поцелуе, и… С обреченным стоном Стайлз переворачивается на живот, накрывает голову подушкой и отчаянно желает сделать вид, что его тут нет. Может, тогда боги смилостивятся над ним, и это все окажется лишь дурным сном? Господи, пусть это окажется лишь дурным сном!