Не как все

Стайлз глохнет посреди леса после того, как завозит домой Кору, не успев отъехать и пятисот метров, и со всей силы ударяет раскрытой ладонью по рулю, потому что знает — он не справится с поломкой. Он ничего не понимает в машинах, никогда этим не интересовался, и ему определенно точно нужна посторонняя помощь. Он уже собирается лезть в рюкзак за телефоном, как подпрыгивает на месте от раздавшегося рядом знакомого голоса. — Я же сказал, что это корыто, — говорит Дерек, останавливая мотоцикл прямо посреди проезжей части. Здесь редко бывают машины, так что он глушит двигатель и выставляет подножку, с интересом посмотрев сначала на валящий из-под капота джипа дым, а потом на расстроенное и сердитое одновременно лицо Стайлза, которому не нравится слышать, как его малышку обзывают корытом. В ответ Дерек лишь вежливо приподнимает бровь. — Помощь нужна? Помощь-то нужна, но Стайлз не уверен, что готов принять ее от Дерека. — Я вызову эвакуатор, — отвечает он и крепче стискивает пальцы на кожаной обивке руля. Так, что та позорно поскрипывает, выдавая его с потрохами. Не то чтобы Дерек не мог догадаться об испытываемых им противоречивых чувствах, но все же. — Он сюда час ехать будет, — говорит Дерек, и ему-то видней, он тут живет, — еще и сдерут вдвое дороже. Кажется, последний довод решающий. У Стайлза нет таких средств, чтобы вызывать эвакуатор к черту на кулички, а именно там жило распрекрасное семейство Хейлов. Не могли себе домик поближе отгрохать, что ли? Кажется, он спрашивает об этом вслух, потому что замечает скептический взгляд, и, желая побыстрее прекратить весь этот фарс, поспешно соглашается. Он выходит из машины, чтобы иметь возможность быть полезным, если будет такая необходимость. Да и тупо как-то сидеть в салоне, пока Дерек будет работать над проблемой. — Давно ты помогаешь сирым и убогим? — А давно ты сирый и убогий? — легко парирует Дерек и, не спеша, с природной грацией, слезает со своего байка, медленно закатывает рукава и явно никуда не торопится. Если бы он не хотел растягивать сомнительное удовольствие общения со Стайлзом, давно бы выкинул какую-нибудь оборотническую штучку со сверхскоростью и умчался от него, спасаясь бегством. Дерек подходит к капоту, открывает его, ставит на штатив и ждет, когда дым рассеется, чтобы можно было хоть что-то увидеть. — Перчатки есть? — спрашивает он, взглянув на бестолково застывшего Стайлза, который не сразу понимает, что обращаются к нему. Конечно, попробуй найти связь с реальностью, когда Дерек Хейл в своей водолазке, облегающей его, как вторая кожа, ковыряется в его малышке, а потом еще и глядит на него своими невозможными зелеными глазами — и только за них уже можно душу дьяволу продать. — Боюсь, что нет, — Стайлз заламывает руки, чувствуя себя до безобразия глупым. Дерек хмыкает. — Твоя первая тачка, — даже не спрашивает! И так все знает. Но никаких нравоучительных лекций не следует. Дерек лезет под капот, не боясь испачкаться, и проверяет там все, чтобы найти причину поломки. — Типа того. А ты откуда знаешь о машинах? Увлечение? — стоять в тишине не характерно для него, да и не хочется, что странно, учитывая страх перед Дереком. Тот не отвечает достаточно долго, так что Стайлз уже и не думает получить ответа, пока парень не говорит: — Подрабатывал летом в автомастерской. Всего четыре слова, включая предлог, а уже прогресс! — Сколько я буду тебе должен? — решает Стайлз перевести тему, чтобы не злить оборотня, а то еще выместит злость на ни в чем неповинном джипе. И добивается прямо противоположного. Дерек резко оборачивается на него и снова пытается перегрызть ему глотку одним только взглядом. Сожрать ментально. — Натурой расплачиваться собираешься? — спрашивает он с едкой усмешкой. Стайлз замирает, уже раскрыв рот для ответа, но слышит не то, что хочет. Неуместное возбуждение выбивает почву из-под ног. — Я имел в виду, сколько денег буду тебе должен. Каждая работа должна быть оплачена. Дерек отворачивается. — Деньги меня не интересуют, — он вроде бы просто говорит о своем отношении к финансовому вопросу, но совершенно определенно звучит, что устроит его только натура. Господи, Стайлз, дыши. Дыши. — Масло поменять нужно будет. Он обходит парня, открывает сиденье мотоцикла и достает оттуда изоленту и плоскогубцы, а потом снова скрывается наполовину под капотом. — Масло — это хорошо. Масло. Да. Хорошо, — Стайлз трет бровь пальцами, краснея и теряя смысл их разговора. Он наблюдает за всеми действиями Дерека слишком пристально. Это неправильно. Дерек выпрямляется, вытирая руки о тряпку, и оборачивается на Стайлза, который выглядит так, будто сам только что из внутренностей джипа вылез. — Попробуй завести, — говорит он и только вопросительно приподнимает брови, когда парень стартует с места, как ракета, и скрывается в салоне. Пытаясь разобраться, что происходит, он тянет воздух, вычленяя среди машинных запахов нужный, и замирает, обнаруживая причину, по которой Стайлз удрал с такой скоростью. Джип заводится с первого раза и довольно урчит. Дерек стоит еще немного, проверяя, все ли герметично, и захлопывает капот. Работа сделана. Стайлз не выходит, он боится быть наедине с Дереком, и сейчас дверь — какая-никакая, но защита. — Спасибо, — искренне говорит он, стараясь смотреть куда угодно, только не на парня. — Ты уверен, что я тебе ничего не должен? Не люблю быть должным кому бы то ни было. И ты не исключение. — Ты всегда не затыкаешься, когда нервничаешь? — спрашивает Дерек. Он стоит напротив открытого окошка и рассматривает раскрасневшегося Стайлза с какой-то самодовольной ухмылкой. — А ты всегда такой бестактный? — Стайлзу хочется оскалиться в ответ, но он не решается на это по многим причинам: одна из них — это его прекрасное, все еще целое горло. Дерек усмехается. — А ты этого еще не понял? — он подходит ближе, кладя руку на дверцу, и подается так близко, что, будь между ними стекло, он бы давно уже уткнулся в него носом. — У тебя круглая цифра на счету набегает, — говорит он, опасно понизив голос, и, конечно же, имеет ввиду все те случаи, когда он вступался за парня. — Не знаю, как ты собираешься со мной за все это расплачиваться. — И я все еще тебя не просил об этом, так что я не думаю, что счет такой уж и большой, — Стайлз облизывает губы и не отстраняется, когда Дерек наклоняется к нему. Тот реагирует на движение и опускает взгляд ко рту Стайлза, успевая проследить весь путь его языка от одного уголка губ к другому. И продолжает смотреть, будто ждет, когда тот снова покажется. — Тогда в следующий раз, когда попросишь, я подумаю, стоит ли соглашаться, — заявляет он и отходит, возвращаясь к своему мотоциклу. — Справедливо, — замечает он, наблюдая за задом Дерека, пока тот возвращается к своему двухколесному другу. Он безбожно палится, потому что не успевает отвернуться или перевести взгляд. Дерек несколько секунд смотрит на Стайлза, пока тот таращится на него, но потом молча отворачивается, снимается с подставки и, без рева двигателя и дыма из-под колес, спокойно трогается с места, уезжая в сторону дома. *** Стайлз думал, что такое бывает только в фильмах. Когда на пустой парковке к главному герою подходит кучка верзил, которым хорошо заплатили — они выкручивают ему руки, дают под дых, чтобы не рыпался, и тащат в подворотню, подальше от шумных улиц и людных мест. — Вы крупно попали, парни, — сипит Стайлз, не желая молчать даже тогда, когда провокация может стоить ему жизни. — Мой отец шериф… — Мы в курсе, папочкин сыночек, — басит местный предводитель. Он хватает Стайлза за шкирку, удерживая его на весу одной рукой, и наотмашь бьет в лицо, разбивая болтливый рот. Стайлз сплевывает кровь ему на ноги и хрипло смеется, не чувствуя онемевших губ. — И это все, на что вы способны? — мрачно веселится он. Он не боится боли, не боится побоев, ему это даже нравится — потому что, наконец, в голове звенящая пустота и никаких мыслей о поцелуе с парнем по имени Дерек Хейл. Громилы входят в раж — им хочется сделать так, чтобы Стайлз сломался, начал умолять их остановиться, прекратить, пощадить его, но они не на того напали. Стайлз знал, что Джексон и его дружки рано или поздно до него доберутся… Но кто ж знал, что придут они не сами, а наймут головорезов, чтобы белы ручки почем зря не пачкать. Если раньше Уиттмор вызывал легкое недоумение и неприязнь, то теперь Стайлз определенно презирал его — таких трусливых, жалких тварей он еще не встречал. И все из-за чего? Из-за какой-то юбки. Даже смешно. Правда, очень скоро Стайлзу стало не до смеха. Парни, хуярившие его уже ногами, когда стоять он больше не мог, слишком увлеклись. Он слышит хруст ломаемых ребер, но не чувствует боли — только с удивлением понимает, что не может дышать. При вдохе легкие сковывает такой спазм, что не продохнуть. И тогда ему становится действительно страшно. Стайлз не успевает сразу сообразить, что происходит, почему его больше не бьют, и как так получилось, что здоровенные парни практически отлетают в стены и валятся на землю. Но тут его взгляд фокусируется на эпицентре событий — оборотне, сверкающем желтой радужкой и ощеривающим свои непозволительно длинные для человека клыки. Перепуганные до смерти парни разбегаются врассыпную, и Дерек уже готов броситься за ними, продолжая сгорать в оглушительной боли Стайлза, как в своей, но Стайлз, кое-как собрав оставшиеся в резерве силы, поднимается с грязного асфальта, бросается к Дереку, чувствуя головокружение и надеясь, что это не признак сотрясения, вцепляется в него дрожащими пальцами и что-то говорит, говорит, говорит… Старается переключить внимание оборотня на себя, поглаживает круговыми движениями больших пальцев по предплечьям и отчаянно, умоляюще заглядывает Дереку в глаза. Тот все еще порыкивает вслед удравшим уродам, но потом делает над собой усилие и поворачивается, тут же морщась от боли из-за трансформации лобных долей. Дерек смотрит на него, и его суженные до точек зрачки расширяются, в их глубине отражается искаженное, бледное, перепачканное кровью лицо Стайлза. Дерек, наконец, фокусируется на нем, окидывает его беглым, внимательным взглядом и вдруг очень крепко хватает за предплечья, сжимая пальцы так сильно, что, даже находясь уже на грани болевого шока, Стайлз чувствует их давление. Но этого физического контакта недостаточно, чтобы вылечить парня, и Дерек с глухим рыком толкает его к стене, держит за руки, не давая сопротивляться, и целует. Жадно набрасывается на его губы, его трясет от нового, еще более ужасающего прилива животной ярости: на парней, на Стайлза и на себя; он сминает податливые, мягкие губы во властном поцелуе, требует раскрыть их для себя, и Стайлз ощущает неизбежную эйфорию, когда связь устанавливается слишком быстро, и вся его боль утекает по ней, наполняя вены оборотня черным ядом, сбивающим ритм его сердцебиения. Но он не чувствует ничего, кроме нестерпимого желания стать к парню еще ближе. И Стайлз не собирается ему противиться — выгибает спину так, чтобы почувствовать жар и твердость чужого тела, одновременно с этим позволяя грязно вылизывать свой рот, неуместно думая о том, что Кора наврала ему, когда сказала, что тот поцелуй у Дерека был первым. И от этого Стайлз тоже злится и кусает нижнюю губу оборотня со всей силы, а потом стонет в его рот, ощущая железный привкус на своем языке, который неимоверно сводит его с ума. Дерек рычит, вжимается в Стайлза, Стайлз — в стену, впивающуюся в его спину неровной кладкой кирпичей. Дерек почти ревет, вторя приглушенным стонам парня, отпускает его руки и забирается обжигающе горячими ладонями под его футболку, скользит вверх по бокам, залечивая трещины в ребрах и гематомы мягких тканей, и, сгорая в удушливом жаре и экстатическом бреду, Стайлз пытается что-то сказать, попросить, но Дерек не слушает его, увлеченный сладостью и мягкостью упругой и желанной плоти под ладонями и губами — он кусает и страстно целует его шею, оставляя свои метки взамен сошедших синяков от чужих, грубых рук, которые не имели права прикасаться к его мальчику. Стайлз вплетает свои пальцы в мягкие пряди, тянет их в стороны, но выходит слишком слабо для того, чтобы оторвать увлеченного Дерека от его шеи. Да и Стайлзу не сильно-то и хочется, на самом деле. Он тоже просовывает ладонь под ворот его футболки, ведет ей с нажимом и царапает кожу короткими ногтями. Ахает при особо сильном укусе в шею и в отместку всасывает маячащую мочку уха в свой рот, чтобы прикусить ее, испытывая от этого что-то сродни моральному удовлетворению. Дерек реагирует мгновенно — упирается коленом о стену между ног парня, давит бедрами на его бедра, трется о них, чувствуя чужую эрекцию и не скрывая свою. Он шумно выдыхает, зарывается лицом в изгиб шеи Стайлза, втирается в него настойчивее, желая снять растущее напряжение, и дрожит от его громких стонов, которые он не сдерживает, потому что в подворотне они одни. Никто не увидит и не услышит их. Когда Дерек пытается справиться не слушающимися пальцами с молнией на его джинсах, Стайлз, давно потерявшийся в этом безумном водовороте чего-то сумасшедшего, безумного и прекрасного, позорно кончает в трусы, глухо ударившись затылком о стену, не заботясь о том, что придется идти домой в мокрых штанах, благо, машина стоит за углом. Он пытается всеми силами вернуться в эту реальность. И когда ему это все же удается, Дерек замирает и глухо стонет, кажется, кончая — и тоже не успевая даже расстегнуть штаны. Они некоторое время стоят неподвижно, пытаясь отдышаться и справиться с чувствами, продолжая держаться друг за друга, как будто бы это последнее, самое дорогое и ценное, что они держат в своих руках за такую короткую жизнь. Дерек, не успев еще отдышаться, приподнимает подбородок и, не глядя Стайлзу в глаза, глухо роняет: — Мне так жаль. Прости... Он не сразу понимает причину произошедших перемен и изменений запаха в воздухе — Стайлз резко отталкивает его от себя, покрываясь красными неровными пятнами, и смотрит так злобно, с болью во влажных глазах, что Дереку и самому хочется отшатнуться, но все, что он себе позволяет — это недоуменно свести брови и нахмуриться. — Да пошел ты, Дерек Хейл, — презрительно выплевывает Стайлз и буквально сбегает с того места, где только что произошел его личный апокалипсис. Он сдался, отдался, проиграл, позволил Дереку сделать то, чего он никогда не должен был делать. И что в итоге? В итоге он просит у него прощения. Он сожалеет, что они зашли так далеко, и хочет дать задний ход. А что хочет Стайлз? Хочет послать все к чертям собачьим! *** — Он сказал, что ему жаль, — говорит Стайлз сразу же, как только Кора берет трубку. — Стоп-стоп, кто сказал? Зачем сказал? — она ничего не понимает, что, в принципе, не удивительно, но тон парня уже заставляет ее испугаться. — Меня избили, — перескакивает, будто бы и не замечая вопроса Коры. — И он… А потом… Ему, блять, жаль, — истерично смеется в трубку, пытаясь не допустить того, чтобы глаза предательски защипало от сдерживаемых слез. — Сейчас буду, жди меня! — голос Коры строг, и Стайлз не посмел бы ослушаться, да и куда он пойдет из дома в таком состоянии? Проходит около десяти минут, прежде чем та забирается к нему в окно, сразу же проверяя взглядом на предмет ран и увечий, и облегченно выдыхает, не заметив таковых, разве только отмечает подозрительно опухшие глаза и покрасневший нос. Но это точно не из-за того, что Стайлза кто-то избил. Она принюхивается и пораженно выносит вердикт: — Ты не пьян. Стайлз, до этого бездумно изучавший давно погаснувший экран телефона в своих руках, поднимает на нее тяжелый взгляд. — Лучше бы был пьян, Кора, лучше бы… — Так-так, прекрати истерить и скажи уже внятно, что произошло? Стайлз вздыхает, наблюдая за тем, как Кора садится рядом с ним, а потом кладет ладонь на плечо и сжимает его в поддержке, как и всегда. Он всхлипывает, потому что это очень мило, и он благодарен ей за это, а потом берет себя в руки, чтобы все рассказать: как его избили подонки, нанятые Уиттмором, как откуда-то появился ее братец и раскидал всех, почти обернувшись у них на глазах, а потом о том, что произошло с ними наедине. Стайлз к концу рассказа невинно краснеет и трет нос рукой, не желая встречаться взглядом с Корой. — А потом он говорит: «Мне так жаль. Прости», — он цедит каждое слово, отпечатавшееся у него словно на подкорке. — Я чудом сдержался, чтобы не плюнуть ему в лицо! Кора рычит, и, когда Стайлз поворачивается на этот звук, ее радужка светится желтым, а клыки удлиняются. — Да я, блять, сама его найду и харкну так, что двугорбый верблюд обзавидуется! Вот ведь ублюдок! — Нет, — вцепляется в ее руку Стайлз и перехватывает ее встревоженный взгляд. — Пожалуйста, ничего не делай. Я не хочу, чтобы ты разбиралась с ним, понимаешь? Мне просто нужно было высказаться кому-то, так почему бы не своему бро? Кора улыбается ему в ответ и вздыхает, сморщив нос. — Это все равно не сойдет ему с рук просто так. Я ему отомщу так, что он ни за что не догадается, за что получил. Стайлз на такое согласен, почему бы и нет. Они немного говорят, прежде чем Кора начинает собираться домой. — Поздно уже, — смотрит в сторону потемневшей улицы за окном, — останешься? Будешь спать на моей кровати, а я в спальном мешке, как в старые добрые времена. Кора не рассматривала такой поворот событий, но, глядя на вмиг погрустневшего Стайлза, она решает остаться, чтобы проследить за тем, чтобы тот не натворил глупостей. Стайлз, засыпая, думает, что Кора — действительно тот человек, которому он пиздец как задолжал.