***
Однажды, обычным майским утром, Дженсен открыл дверь, и перед ним стоял вспотевший после пробежки Миша. – Доброе утро, Миш! – поприветствовал его Дженсен с усталой улыбкой, держа на руках Эджея. – Доброе утро, дорогой сосед! – с усмешкой ответил Миша и сунул ему одноразовый бумажный стаканчик из уличного кафе. – Спасибо! – Увидимся позже. После этих слов Миша скрылся за дверями собственной квартиры, явно направившись в душ. Дженсен толкнул свою дверь бедром, закрывая. – Я действительно постепенно привыкаю к этому, понимаешь, Эджей? – Дженсен улыбнулся ему и отпил свой кофе. По всему телу разлилось тепло, и он довольно застонал. Напиток был сладким и крепким – именно таким, какой он любил. У Миши уже вошло в привычку после своей пробежки заносить Дженсену стаканчик кофе, понимая его занятость. И Дженсен совсем был не против, ведь он в ответ готовил ему завтрак. Эджей, довольно смеясь, попытался забрать стакан из рук Дженсена, пока они вместе шли на кухню. – Хэ-э-эй, маленький человечек, забудь об этом, это для твоего отца, – Дженсен специально подчеркнул последнее слово. В конце концов, он должен был привыкать к нему, хотя Миша все еще пытался убедить его употреблять вместо него слово «папа». К счастью, Эджей очень скоро потерял интерес к стаканчику. Вместо этого он, словно котенок, начал играть с рубашкой Дженсена. Дженсену пришлось перехватить малыша. – Ты щекочешь меня, Эджей, – усмехнулся он и быстро поцеловал его в лобик. Пока Дженсен готовил завтрак для себя и Миши, Эджей сидел за кухонным столом, играя ложкой. Дженсен одновременно попивал кофе, заводил тесто для блинов и подогревал воду для бутылочки Эджея. В детских книгах, которые ему недавно привезла Мак, говорилось, что скоро Эджею уже можно будет употреблять каши, поскольку ему уже доходило почти пять месяцев. И значит, оставался лишь месяц до выхода Дженсена на работу. Эта мысль вызывала у него головную боль, так что он предпочитал не думать об этом. К тому моменту, когда блины были готовы, Миша снова показался у квартиры Дженсена с наполовину полной чашкой латте в руках. Его волосы еще до конца не высохли после душа. Они позавтракали вместе, Дженсен покормил Эджея, пока ел сам и перебрасывался с Мишей пустяковыми фразами. Дженсен не слишком хотел задумываться о тех отношениях, которые возникли между ними, – не хотел сглазить. С Мишей все срабатывало вот так – легко и просто. Загрузив посудомойку, Миша повернулся к Дженсену и сказал: – Мне нужно будет сегодня заглянуть в «Утренние новости». Буду занят где-то до обеда, а по пути домой собираюсь зайти в продуктовый. Тебе что-нибудь нужно? – На самом деле, – начал Дженсен, быстро проверяя в уме воображаемый список покупок, – я думаю, что у меня все есть, я только позавчера был в магазине… Но кое-что я все же забыл. Дженсен направился к холодильнику и задумался на несколько секунд. – Молоко! Точно. Пожалуйста, можешь купить два пакета молока? Миша улыбнулся ему, и видеть его улыбку было даже приятнее, чем наблюдать за восходом солнца из собственной кровати. – Конечно. Что-нибудь еще? – Нет, большое спасибо, – улыбнулся Дженсен в ответ. Мишины сборы на работу были немного странными, но только лишь потому, что Дженсен обнимал его на прощание и желал хорошего дня на работе. В те моменты Дженсен закрывал глаза от удовольствия, хотя в то же самое время хотел вернуться на работу – только потому, что, прости господи, превратился в какую-то домохозяйку. Когда Дженсен очнулся от своих мыслей, Эджей все еще сидел за кухонным столом в детском кресле, его губы и подбородок были выпачканы едой, а большие глаза невинно смотрели на Дженсена. – Ооо, приятель, я думаю, нам пора умыться, – усмехнулся Дженсен, подняв Эджея, и понес его в ванную.***
– Эй, Дженсен, я принес… Боже, ты ужасно выглядишь, что стряслось? – взволнованно выпалил Миша как только увидел Дженсена, открывшего дверь. Было три часа дня. Дженсен и сам знал, что выглядит дерьмово, а чувствовал себя еще хуже. Живот жалобно заурчал, а самого Дженсена чуть было не вырвало трижды, пока они с Эджеем гуляли по парку. – Я тоже очень рад тебя видеть, Миша, – ответил Дженсен, однако каждое его слово было пропитано сарказмом. – Проходи. – Ты случайно не заболел? – озадаченно спросил Миша и приложил свою ладонь ко лбу Дженсена. – Температуры вроде бы нет, но ты все равно очень бледный. – Я и вправду не очень хорошо себя чувствую, – буквально простонал Дженсен, стараясь спокойно дышать ртом. – Жара нет, но я… – внезапный рвотный позыв наполнил его рот отвратительной желчью, и он сразу жестом отправил Мишу на кухню. Дженсен знал, что больше он бы уже не выдержал. Он опустился перед унитазом, встав на колени на холодную и твердую плитку. Он едва успел поднять крышку, прежде чем опустошил свой желудок. Дженсен много времени провел там, вяло радуясь, что его желудок не был забит кроме завтрака. Дженсена тошнило даже от мысли о приготовлении обеда. Миша сразу вернулся к Дженсену, поставив молоко в холодильник. Это отчасти задело Дженсена – он не хотел, чтобы Миша видел, как ему сейчас плохо, к тому же, он все равно все еще не мог нормально разговаривать, пытаясь восстановить дыхание. Миша провел рукой вверх-вниз по спине Дженсена, нежно успокаивая его. – Ты в порядке? – спросил он мягко и обеспокоенно. Дженсен лишь согласно кивнул и встал на ноги, чтоб взять зубную щетку и пасту. – Что, желудочная инфекция? – догадался Миша, когда тот покраснел и опустил крышку унитаза. Дженсен поднял указательный палец и затем быстро почистил зубы. Выплюнув зубную пасту, он покачал головой: – Нет. Я думаю, все из-за молока. Надо было его выкинуть, тем более, что ты мне уже принес другое. Я приготовил себе порцию каши, когда вернулся с нашей прогулки с Эджеем, и я хорошо себя чувствовал. Скорее всего, молоко скисло. – Значит, действительно прокисло, – вздохнул Миша и похлопал Дженсена по спине. – Ну же, давай, я уложу тебя в постель, поставим тебе большое, красивое ведро. – Но Эджей… – Я присмотрю за ним. – У тебя разве нет работы? – Нет. И даже если бы она у меня была, я бы позаботился о тебе, – мягко ответил Миша. – Не переживай. У Дженсена не было сил, чтобы противиться, – тепло в груди будто размягчило все тело, поэтому Дженсен позволил Мише взвалить себя и поднести на всякий случай ему ведерко и рулон бумажных полотенец. Некоторое время спустя Миша вернулся с термосом, полным чая из фенхеля, объяснив, что он хорошо устраняет обезвоживание и успокаивает организм, и неважно вырвет ли его сейчас снова или нет – польза будет в любом случае. После того, как Дженсен сделал всего несколько глотков, его стошнило – Миша жалобно улыбнулся, держа ведро для него. Миша опорожнил и сполоснул его, прежде чем снова поставить рядом с Дженсеном. Тот молчал, хотя в голове у него одновременно вертелся миллион мыслей. Миша вопросительно посмотрел на него, стоя в дверях. – Как ты себя чувствуешь? Тебе уже лучше? – Да… да, – вздохнул Дженсен. Он до сих пор ощущал першение в горле и дискомфорт в желудке. – Позови меня, если тебе что-нибудь понадобится. Я буду в гостиной, хорошо? Может, посмотришь телевизор? – предложил Миша, и его тихий голос успокаивающим гулом прошелся по телу Дженсена. Он попытался отвлечься. Он повернулся к телевизору, но наткнулся на эпизод «Футурамы», где до хруста обжаривали поплерсы. Эта картинка ему не особо помогла, поэтому Дженсен нахмурился и выключил телевизор. Чай из фенхеля не стал лучше, когда остыл, поэтому Дженсен медленно его попивал. Ничего не изменилось – он все так же плохо себя чувствовал. Вскоре заплакал Эджей, у Дженсена даже разболелось сердце за него. Если бы у него не так сильно кружилась голова, он не был таким уставшим и слишком слабым из-за рвоты, то он бы встал и обязательно помог Мише, но просто физически не мог этого сделать в своем состоянии. Глаза Дженсена округлились от удивления, когда Миша вошел к нему в спальню с бодрствующим и молчащим Эджеем. – Мне кажется, кто-то соскучился по папе, – усмехнулся Миша. Голова у Дженсена гудела, но он не смог удержаться от улыбки, когда Миша положил Эджея рядом с ним, а тот свернулся калачиком возле него. – Эй, малыш. Не волнуйся, папе просто нужно немного отдохнуть. Это был настоящий спор, как же называть Дженсена – папой или отцом. Он понял, что это не решится окончательно, пока Эджей не скажет свое первое слово и не положит конец дискуссии раз и навсегда. Эджей посмотрел на Дженсена недоумевающим взглядом и с хитрой улыбкой на лице. Сердце у него растаяло. – Посмотри на него, быстрее, – шепотом позвал Дженсен. Миша присел рядом с ними на корточки так, оказавшись всего в нескольких сантиметрах от Дженсена, когда Эджей повернулся и улыбнулся ему тоже. – Ауу, – проворковал он. Дженсен даже не знал, на кого ему следовало бы смотреть – Эджея или Мишу, так как улыбка Миши была мягкой и трогательной. Он вздохнул. – Думаю, мне лучше оставить тебя наедине, чтобы ты смог отдохнуть, – добавил Миша немного спустя, все еще не отходя от Дженсена. Как назло в голову ему начали лезть мысли о том, чтобы приблизиться и жарко поцеловать Мишу. И ему пришлось напоминать себе снова, почему это было не очень хорошей идеей. – Да, я постараюсь, – прохрипел он вместо этого. Миша, мило улыбнувшись, нежно потрепал Дженсена по растрепанным волосам. Глаза у него закрылись от удовольствия, он глубоко вздохнул, смакуя каждый момент, пока Миша ухаживал за ним. Дженсен мысленно перенесся в другой, свой собственный мир. – Хорошего сна, – сказал Миша перед тем как выйти, забрав с собой Эджея. – Спасибо, – ответил Дженсен. – Спасибо за все. Миша закатил глаза с нежностью: – Не стоит. Всегда пожалуйста. Я рад тебе помочь. Только спустя несколько часов Дженсен заснул с болью от судорог в горле и беспокойными мыслями о том, что он уже не в состоянии определить, когда еда больше не пригодна для употребления в пищу. И кто-то еще считал, что он способен позаботиться о ребенке.***
Дженсен проснулся, когда на улице уже было темно. В руках он обнаружил бумажное полотенце, а на языке ярко ощущался вкус вчерашней болезни. Однако он все же чувствовал себя получше. Аккуратно, чтобы случайно не разбудить возможно спящего ребенка, Дженсен скатился с постели, чтобы почистить зубы и промыть рот ополаскивателем. Он увидел свет в гостиной, когда проходил по коридору, поэтому тишина в квартире показалась ему немного странной. Когда Дженсен, споткнувшись в коридоре, вошел в гостиную, в тусклом свете торшера и мерцании приглушенного телевизора он увидел довольно-таки неожиданную картину. Миша сладко спал в кресле, а Эджей дремал в его руках, положив свою голову на его грудь. На губах Миши была еле видна мягкая улыбка, и у Дженсена снова кольнуло сердце. Эджей держался руками за воротник Миши, тот же держал его одной рукой под попу, а второй поддерживал спину. Миша укрылся любимым одеялом Дженсена, а Эджей был укутан своим одеяльцем. И, возможно, слезы на глазах Дженсена говорили о том, что именно об этом он сильнее всего мечтал? О мужчине – внимательном и опытном, веселом и умном, который, возможно, даже лучше следил за ребенком, чем он сам. И малыш Эджей верил в то, что этот человек, который держал его, защитит, согреет, не даст в обиду. Дженсен наклонился и быстро поцеловал Эджея в затылок. Он заметил свой телефон на столе в гостиной и решил, что ему нужно как-то запечатлеть этот момент, хотя, возможно, это было неправильно. Он просто потом все расскажет Мише. Фотография удалась с первого раза, но Дженсен забыл перевести телефон в беззвучный режим. Звук затвора камеры заставил его вздрогнуть. Миша зашевелился и медленно открыл глаза: – Джей? – тихо спросил он. – Да, Миш, – сказал Дженсен, стараясь успокоиться, чтобы скрыть свой взволнованный голос. – Ты проснулся. – Да, извини, я не хотел тебя разбудить, – ответил Дженсен и положил телефон на стол. – Тебе уже лучше? – Да. Я на самом деле проголодался. Просто пошел перекусить. – Это же просто прекрасно! – улыбнулся Миша, затем перевел взгляд на Эджея, прижавшегося к его груди. – Наверное, мне лучше перенести его в кроватку. – Нет, оставайтесь так. Не хочется будить его, – усмехнулся Дженсен. – Ты хочешь чая или чего-нибудь другого? – Я бы не отказался, – улыбнулся Миша. Дженсен пошел на кухню, чтобы сделать чай – зеленый с лимоном для Миши и с фенхелем – для себя. Миша поблагодарил его, взяв чашку, и переложил ребенка на одну руку. Долгое время они просто сидели в тишине, периодически попивая чай. Дженсен украдкой поглядывал на Мишу, как тот просматривал новости или просто наблюдал за Эджеем. Он хотел сказать, признаться во всем, чтобы Миша принял все или отказался, оставив эту тему. Он хотел рассказать насколько ему нравится Миша, как он хочет, чтобы тот вошел в его жизнь, чтобы Миша был честен перед ним, и чтобы эта честность никогда не встала преградой между ними. Дженсена уже давно перестало беспокоить, что люди думают о нем или его сексуальной ориентации. Большинство его коллег знали, что он был геем, не считая Пита – тот был гомофобным мудаком, и об этом знал каждый, поэтому из-за опасений отхватить неприятные последствия ему никто ничего не рассказывал. Другой коллега, Майк, увидел Дженсена в баре разговаривающим с каким-то парнем. Неважно, что это было одно свидание из многих в то время, – люди все равно начали бы обсуждать это, понеслись бы сплетни, поэтому Дженсен сразу решил все рассказать. Это заставило его задуматься, ведь Миша был единственным парнем за многие годы, которому Дженсен боялся признаться в том, что он гей. По необъяснимым причинам Дженсен действительно не хотел об этом говорить. – Я пойду разогрею суп, – вместо этого сказал он и оставил Мишу с Эджеем. Томатно-рисовый суп был единственным блюдом, которое он готовил из полуфабриката. Дженсен поставил воду кипятиться и вернулся только тогда, когда суп был готов. – Может быть, ты тоже хочешь? – спросил он, вернувшись. Миша только покачал головой: – Нет, ешь. Съев ложечку супа, Дженсен вздохнул. – Не могу поверить, что молоко прокисло, – пробормотал он. Этот факт беспокоил его весь вечер. Фразу «Кстати, я гей, и я целиком и полностью твой» Дженсен так и не произнес, хотя ему хотелось прокричать ее во все горло еще минут десять назад. – Так бывает, Дженсен. Оставь его открытым надолго, и оно прокиснет, – пошутил Миша, но это не смогло поднять Дженсену настроение. – Нет, ты не совсем правильно меня понял. Я имею в виду, что вот я, взрослый человек, который отвечает за ребенка уже пять месяцев, не могу определить, когда продукты уже нельзя есть! Гнев, который закипал внутри, был направлен только на него самого, и Дженсен это знал. Высказавшись, он ощутил некоторое облегчение, хотя Миша и вздрогнул, – он явно не ожидал от Дженсена такой эмоциональности. Дженсен оставил ложку в супе, а сам обхватил лицо руками. – Чувак, я не знаю, – прошептал он, сквозь слезы, выступившие у него на глазах. – Как я могу заботиться о нем, когда не могу нормально ухаживать даже за самим собой? Послышался скрип, а потом Дженсен почувствовал, как мебель возле него немного просела. Миша положил руку ему на плечо, не нарушая комфортной тишины. Дженсен не хотел смотреть на него сейчас, так что он просто уставился на свой суп, слегка раздвинув пальцы. – Честно говоря, иногда я жалею, что именно я заменяю ему отца. Хочется просто упаковать чемоданы посреди ночи и уехать. Так далеко, чтобы никогда уже не вернуться. Я ужасный человек, – признался Дженсен. Он засопел и вытер слезы со своих щек, прежде чем повернуться к Мише. Тот смотрел на Дженсена с такой печалью и пониманием, что слезы снова хлынули из глаз Дженсена. Черт. Он никогда раньше не плакал на людях, но стоило в его жизни появиться ребенку и идеальному парню, по которому он скучает и с которым ему не быть – и все случится само собой. – Нет, ты не ужасный человек, даже если так думаешь, Дженсен, – спокойно заявил Миша, но он все еще не мог успокоиться. – Это нормально. Это абсолютно нормально, что тебя посещают такие мысли. – Ты так говоришь, чтобы меня успокоить, – грустно вздохнул Дженсен. – Нет, что ты! Я вполне серьезно. Посмотри в интернете, если не веришь мне. Многие родители чувствуют похожее. Появление ребенка в жизни означает большие перемены, и это гораздо тяжелее, чем думает большинство родителей поначалу. Ты можешь готовиться, но никогда ты не будешь готов достаточно. Это ново, и это подавляет, большую часть времени ты сам не понимаешь, что делаешь, но все же поступаешь так, как тебе подсказывает чутье. Наши родители были такими же. И посмотри на нас – мы ведь выросли нормальными людьми. Дженсен шмыгнул носом: – Мне не хочется обидеть тебя, но… откуда тебе знать? Миша замолчал, его губы сжались в тонкую линию. – Я просто… Поверь мне, я знаю. – Да, ты уже говорил так раньше, но ты поразительно ведешь себя с ребенком, знаешь все эти вещи, и когда ты говоришь мне, появляется чувство, что ты уже делал это, так почему же тогда ты… – Дженсен, я действительно не хочу говорить об этом, – проговорил Миша настолько серьезно, что даже не взглянул ему в глаза. Дженсен больше не посмел сказать ни слова. – Ладно, – промолвил он, слишком уставший и голодный, чтобы спорить. Возможно, он будет умирать от любопытства завтра, но он не хотел давить на Мишу. Рано или поздно он заведет беседу на эту тему, рассказывая историю о родителях Эджея. Так же, как однажды он сможет пригласить Мишу на свидание. Сегодня был не тот день, и Дженсен решил просто спокойно доесть свой суп. Когда он откинулся на спинку дивана и отставил грязную тарелку на столик без единого слова, Миша молча укрыл его пушистым одеялом и сел рядом, успокаивая своим теплом. Когда Эджей разбудил их спустя где-то два часа, Миша выскользнул из-под одеяла, чтобы приготовить для него еду. Дженсен это заметил только потому, что вес с другой половины дивана пропал, а его плечу, на котором лежала голова Миши, стало прохладно. Дженсен был слишком сонным, чтобы протестовать. Миша вернулся без Эджея, но с радионяней, и поставил ее на стол. Он залез обратно, под одеяло, и лег там же, где лежал до этого. Дженсен с радостью воспринял его сопение возле шеи, так как это ему напоминало весь день, который они провели с Мишей вместе, отдыхая на диване, как он слышал негромкий храп и чувствовал, как он дышал, как поднималась и опускалась его грудь у него на руке. Иногда ночью их пальцы переплетались. Когда Эджей снова заплакал, Миша аккуратно выбрался с кровати только ради того, чтобы обнаружить, что Эджей потерял свою соску. Дженсен обнаружил Мишу в детской несколько минут спустя – тот качал малыша вперед-назад, держа на руках и успокаивая. – Возьмешь его? – сонно спросил Миша. Дженсен кивнул. – Да, он уже почти уснул. – Хорошо, тогда я просто… – Миша махнул на двери в сторону своей квартиры. «Останься. Останься здесь. Отдыхай на кровати. Останься навсегда, неважно, что ты будешь делать, просто оставайся», – хотел выкрикнуть Дженсен. Конечно же, он ничего подобного не сказал и струсил, как обычно. – Подожди, – пробормотал он вместо этого, перестав качать малыша. Затем Дженсен подошел к Мише, обнял его одной рукой, и этот момент затянулся. – Спасибо, – прошептал Дженсен Мише прямо на ухо и почувствовал, как тот замешкался. Сердце у Дженсена стало биться чаще. Но потом Миша крепко обнял его за талию, и Эджей оказался между ними. Дженсену не хотелось отпускать Мишу. Совсем. Поэтому, когда тот наконец отстранился от него, Дженсен чуть не всхлипнул. Миша легко и нежно погладил его по плечу, и Дженсену показалось, что он, видимо, пропустил, как их отношения вышли на такой уровень. Хотя ему это очень понравилось. – Всегда пожалуйста, – в итоге ответил Миша, и в его двух словах было столько искренности и нежности, что Дженсен подумал – еще чуть-чуть, и сердце выпрыгнет из груди. Этого не случилось. Закрыв за Мишей дверь, Дженсен ощутил боль, которая не имела никакого отношения к отравлению. Он почувствовал, что Миша забрал с собой частичку его. Нижняя губа Эджея задрожала, он выглядел явно расстроенным, когда поднял взгляд на Дженсена. Затем они подошли к двери, чтобы закрыть ее на замок, и Эджей протянул свои ручки наружу, к квартире Миши. Когда Эджей понял, что тот просто так не вернется, он уткнулся головой в грудь Дженсена и так и замер. – Я тебя понимаю, приятель, – вздохнул Дженсен и поцеловал его в мягкие волосы на затылке, уложил в кроватку и сам тоже лег отдыхать.