Долгая дорога к счастью

Эдвард лежал на спине на койке в своей камере и судорожно дышал. В помещении было жарко и душно, но, несмотря на выступившую на лбу испарину, он никак не мог согреться. «Холодно, как холодно… - проносилось в опустошённом мозгу. – Когда это всё уже закончится?» Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как последний раз видел солнце и радовался жизни. Эд скорее чувствовал, чем знал, что прошёл уже не один год его заключения, но ему было всё равно. Боль не оставляла его измученные тело и душу на протяжении всего этого времени. Парень настолько привык к бесконечным пыткам, что даже простое прикосновение болезненно отдавалось по всему телу, а любое слово раздражало слух. В камере не было темно. Напротив, желая замучить узника бессонницей, свет установили настолько яркий, что он резал глаз даже через веки. Мучители знали своё дело. Как Эд уже понял, они не стремились замучить его до смерти. Наоборот, они делали всё, чтобы пленник не умер во время пыток и прожил до того момента, когда он им пригодится. Помимо физической боли, они доставили несчастному парню ещё и множество душевных ран, внушив, что его предали самые родные, самые дорогие ему люди. Поначалу Эд сопротивлялся и пытался найти всему логическое объяснение, но оправдать нагло ухмыляющегося Ала, пришедшего поглумиться над ним, он так и не смог. Эд уже давно выплакал все слёзы, но давящий на сердце камень так и не исчез. Его золотистые глаза, излучавшие когда-то тепло и солнечный свет, теперь погасли и блестели разве что от слёз. На лице и теле виднелись синяки и запёкшиеся пятна крови. То, что осталось от одежды висело лохмотьями, еле прикрывая истощённое тело. Губы пересохли и потрескались от сухого воздуха, а длинные золотистые волосы, бывшие когда-то гордостью Эдварда, висели сальными, нечёсаными космами. То ли из-за пережитых страданий, то ли из-за чего-то ещё, но растительность на лице Эда почти не росла. Небольшая щетина всё же появилась, но на этом всё и кончилось. Как бы там ни было, по непонятной Эду причине, мучители брили ему лицо. «Зачем им это нужно? – никак не мог понять парень. – Как будто от этого что-то изменится… Или им не нравится вид запёкшейся крови на волосах? С таким же успехом могли бы и на лысо меня побрить, но нет… Может, это просто у них фетиш такой? Да ладно, мне без разницы…» Эдвард закашлялся и с трудом повернулся на бок, безнадёжно кутаясь в бесцветную, рваную тряпку, бывшую когда-то его плащом. Стало ещё холоднее. В последнее время парня знобило, а во время кашля отхаркивалась кровь. Эд снова всхлипнул, глядя на ладонь, на которой осталось несколько красных капель. Во рту снова появился солоноватый, металлический привкус крови, который преследовал парня вот уже который год. В голове пронёсся образ улыбающегося белокурого, голубоглазого юноши. «Альфонс… - Эд сильнее сжал кулак и закусил губу. – Ты хочешь забрать меня отсюда, Хайндрих? Похоже, у меня такая же болезнь, какая была у тебя… Но я не могу вот так умереть… Хочу снова увидеть свою дочь! Хочу быть свободным… Но это лишь мечты… А моим мечтам не свойственно сбываться… «Что такое в сущности жизнь? Ожидание в прихожей у смерти...» - прошептал Эд одними губами, вспомнив книгу, которую читал ещё в Лондоне и принёс в этот мир как память. Роман о молодом человеке, которого заточили в замке по ложному обвинению на долгие годы и который выйдя на свободу, стал мстить своим обидчикам под вымышленным именем - граф Монте-Кристо. – А мы чем-то похожи… У него даже имя было схожее, - вздохнул Эд. – Эдмон… Эдмон Дантес… Раньше я думал, что месть – это ужасно, но теперь… Как бы я поступил, если бы вдруг вырвался отсюда? Как бы поступил с теми, кто разрушил мне жизнь? Наверное, так же...» Единственное, что согревало израненную душу Эда - мысли о Трише, а также о Хайндрихе, Ноа и оставленном в Англии Маэсе и его семье, но ненадолго. Парень понимал, что тяжело болен и лечить его не собираются. Как и отпускать… Эд знал, что приближается важный для его мучителей день, и вскоре он им уже не понадобится. Заболей Эд пару лет назад, его непременно вылечили бы, желая продлить его существование до свершения своих планов. Эд вспомнил события почти пятилетней давности, произошедшие сразу после первого визита Альфонса: Как только за ним захлопнулась дверь, Эд твёрдо решил, что утрёт нос предавшему его брату. «Я не позволю ему издеваться надо мной! – прорычал про себя Эд. Его глаза метали молнии, а рука так и чесалась долбануть предателя по всему, до чего сможет дотянуться. – Я убегу отсюда! Заперли они меня, ха! Не на того напали! Я никогда не сдаюсь!». Как только Эд задумался о побеге, сразу стал прокручивать в голове, как же это сделать. Парень напрягал свои мозги, пытаясь вспомнить хоть что-то, что помогло бы ему выбраться на свободу. И идея пришла! Эдвард хищно оскалился, вспомнив Гнева, который мог пользоваться алхимией, замыкая круг рукой и ногой самого Эда, которые присвоил, будучи во Вратах. «Точно! – усмехнулся Эд. – Я всё ещё могу использовать алхимию! Из этих решёток получатся какие-нибудь простенькие протезы. С ними я сбегу, а дальше уж обзаведусь автобронёй». Сказано – сделано. В течение нескольких дней Эд осваивал алхимию, используя руку и ногу. Он настолько долго не пользовался своим дарованием, что пришлось вспомнить несколько приёмов, чтобы не попасть врасплох. Спустя примерно неделю парень решил, что пора действовать. Смастерив с помощью алхимии из прутьев решётки примитивные протезы, он прикрепил их к разъёмам для автоброни. «Хорошо, что их не сняли… - подумал Эд. – Решили помучить меня, втыкая туда всякие палки…» - парень поморщился, вспомнив, как каркасы для автоброни реагировали на вторжение в них посторонних предметов. Ощущение было такое, словно через тело пропустили ток. Вот и сейчас, воткнув самодельные протезы на место, парень закусил губу от рвущегося стона. И вот, впервые за месяц, Эдвард попытался встать на ноги. Протез плохо слушался, и постоянно подворачивался под правую ногу. С рукой дело обстояло не лучше. После автоброни и даже самодельных протезов Гогенхейма она казалась неудобной и, как и нога, плохо гнулась. Пройдясь пару кругов внутри камеры и привыкнув к ощущениям, парень с помощью алхимии открыл дверь и выбежал в коридор. Оглянувшись по сторонам и увидев, что дверь есть только в правом конце коридора, Эд побежал туда, стараясь как можно меньше производить шума. Добравшись до конца, он услышал голоса и притаился в тени. Парень не собирался подслушивать, но вдруг отчётливо услышал своё имя. - Фюрер сказал, что раз этот мальчишка Элрик не говорит, как открыть Врата без помощи гомункула или трансмутации человека, то мы откроем Врата, используя его самого! – гаркнул человек, голос которого показался парню знакомым. Эд еле сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по стене. Так вот какую судьбу они ему уготовили… Что же делать… Голоса за стеной стихли, и Эд рискнул выбраться из своего укрытия и пошёл дальше. Пройдя ещё один коридор, парень издал стон разочарования. Перед ним была развилка из трёх дверей, и в какую из них идти, он не знал. Где выход? Только тут Эд понял, что казавшаяся вначале удачной идея на самом деле обречена на провал. За одной из дверей снова послышались голоса. Эдвард в панике стал заглядывать в соседние. За одной из них оказалась кладовка, за другой туалет. Парню оставалось либо возвращаться назад, либо ждать тех, кто выйдет из противоположной двери. «Может, запереться в туалете или в кладовке? – подумал он в отчаянии. – И что дальше? Посижу там несколько часов без еды и воды, а они тем временем обнаружат, что меня нет в камере. А отправившись искать, найдут именно здесь! Как ни крути, плохо дело…». Пока Эд думал, как поступить дальше, не заметил, как сзади через дверь, из которой он вышел, к нему тенью кто-то подкрался. - Ну что, попался? - прозвучал ядовитый голос Альфонса. Эд не успел развернуться, чтобы дать отпор, как тот вцепился в его простенький протез и силой вырвал его из каркаса. Затем в то же самое место последовал электрошок. Эд вскрикнул от внезапной острой боли и потерял сознание. Очнулся пленник снова в камере. Над ним сидел Миллер - тот самый военный, который больше всех любил его мучить. Инстинктивно парень попытался отодвинуться от него подальше, но не смог даже пошевелиться. - Тихо, тихо, - просюсюкал мужик. – Полежишь вот так без движения пару денёчков, а может и недельку, и, если будешь хорошим мальчиком, то сможешь, как и раньше, передвигаться по камере. Эд с ненавистью посмотрел на своего мучителя и плюнул ему прямо в ухмыляющееся лицо, не без удовольствия наблюдая, что того аж передёрнуло от омерзения. - Да как ты смеешь, гадёныш! – Миллер со всей дури ударил Эда в глаз. – Ещё одна такая выходка… Я имею в виду не только этот плевок, но и твою жалкую попытку побега! Так вот, ещё раз осмелишься на что-то подобное и... – мужик задумался, пытаясь придумать достойное наказание. – Твоя дочка, – мужик осклабился, наблюдая, как напрягся Эдвард при этих словах. – Ты же не хочешь, чтобы с ней что-нибудь случилось? Я не использовал её, чтобы развязать тебе язык только потому, что наши планы изменились! Миллер с издёвкой посмотрел на пленника. Не говорить же ему, что фюрер велел не трогать девочку. - Под меня копают! – вспомнил он давний разговор с Рурком. – Кое кто пытается доказать невиновность Элрика и мою причастность к аварии в которой пострадала эта Рокбелл и погиб младший Трингам! Если с девчонкой что-то случится, всё повесят на меня! Мустанг сразу поймёт, что это моих рук дело. А заодно и ОНА! О да, она много лет мечтает занять моё место! Но даже если они ничего не докажут, лишние слухи мне ни к чему. Можешь пощекотать нервы Элрика, но девчонку не тронь! Мы должны залечь на дно, чтобы осуществить наш план. Миллер ухмыльнулся и снова покосился на свою жертву. - Так мне её привести сюда? Я могу быть плохим, очень плохим. Ты даже представить себе не можешь, что я могу сделать с ребёнком, оказавшимся в моей власти! Сначала я отымею её вместе со своими товарищами, а затем начну присылать тебе её в камеру по кусочкам! Хочешь? Или мне стоит приковать тебя к стене, так чтобы ты не мог ни двинуться, ни закричать, и сделать всё это у тебя на глазах? Эд почувствовал, что его тошнит от омерзения, а тело содрогается от страха перед тем, что этот садист может сделать с его малышкой. - Ты не посмеешь! – прошипел Эдвард. - Хочешь проверить? – ухмыльнулся военный. – Я могу притащить её сюда хоть завтра! – Миллер схватил Эда пальцами руки за скулы и посмотрел ему в глаза. – Ты мне ответишь за смерть Дитлинде Эккарт! - Ты из Германии? – опешил Эд, вспомнив красивую блондинку из общества Туле, которая возглавляла нападение на Аместрис несколько лет назад. - Да, - подтвердил Миллер. – И скоро оба мира будут моими! Но ты об этом никому не скажешь, малыш. И открою тебе ещё одну тайну. Наш нынешний фюрер тоже очень тебя не любит. Однажды ты имел несчастье сообщить начальству, что он злоупотребляет своими обязанностями. Рурка отправили под трибунал, но, сам знаешь, связи есть связи… Так что ему ничего, а вот ты теперь влип, приятель! Так что можешь не рассчитывать, что мы позволим тебе сбежать! Ты не сможешь спастись отсюда! Но ты всё ещё можешь спасти свою дочь. Запомни – ещё раз рыпнешься или попытаешься покончить с собой - и ей конец! Она будет умирать долго и мучительно у тебя на глазах! Разумеется, в случае смерти ты об этом не узнаешь, но я тебе обещаю, что доберусь до неё! С этими словами Миллер вышел из камеры, громко хлопнув дверью. Эд с трудом повернул голову и заметил, что теперь вместо решётки стоит обычная каменная стена с металлической дверью и небольшим окошком с металлическими прутьями. Эдвард снова всхлипнул, вспомнив тот ужасный день. После неудачного побега его держали прикованным к койке несколько дней. За это время тело парня затекло так, что хотелось выть от боли. После этого за ним установили более тщательный контроль. То и дело Эд видел, как за решёткой на двери мелькают чьи-то глаза. Более того, ради профилактики Эда стали время от времени привязывать к койке на несколько дней. Делали они это спонтанно, по неизвестным Эду причинам. Единственное, что мог понять несчастный, так это то, что они хотят подавить его моральный дух. «И у них это получилось… - Эд ещё сильнее сжал кулак и снова зашёлся в кашле. – Мне больше не во что верить… Всё кончено… Надеюсь только, что они не тронут Тришу… Интересно, где она сейчас, кто о ней заботится… Прости меня, малышка, но я не смогу тебя больше увидеть… Надеюсь, ты не станешь думать, что я тебя бросил… И будешь счастлива…» *** Триша Элрик сидела на диване, скрестив руки, и исподлобья смотрела на Лизу, которая в сотый раз отчитывала её за плохое поведение, но мысли витали где-то вдалеке. Девочка помнила, что до смерти матери они с отцом были очень счастливы, но потом... Потом судьба забрала у неё сначала мать, а затем отца и даже его новую возлюбленную, к которой Триша успела привязаться за те несколько дней, что они прожили вместе. Вот уже пять лет она живёт с дядей Роем и тётей Лизой, которые, конечно же, её любят, но… «Но это всё равно не моя семья…» - в который раз подумала девочка, пнув ногой стоящий возле дивана столик. Малышка инстинктивно тянулась к людям, которые отнеслись к ней со всей душой, но каждый день ей то и дело напоминали о том, что она сирота, принятая в семью Мустангов из жалости. Говорили это не Рой и не Лиза, а многочисленные соседи, учителя, врачи и прочие люди, с которыми ежедневно приходилось иметь дело. Пока Триша была маленькой, Лиза и Рой старались, как умели, огородить ребёнка от сплетен, но стоило девочке пойти в школу, как на неё обрушился шквал многочисленных обид. - Неужели с этим ничего нельзя поделать? – нервно прошептала Лиза на ухо Рою, когда в первый же день в школе их вызвали к директору, чтобы сообщить, что Триша избила одноклассника, назвавшего её отца предателем родины. - Эта гнида Рурк распускает слухи! – сквозь стиснутые зубы ответил Рой. – Я ничего не могу с этим сделать! Но газеты читают все, и радио так же многие слушают! Стадо баранов можно быстро убедить в чём угодно! Сама знаешь! Первый месяц в школе девочка от неожиданности не знала, как реагировать на такое к себе отношение. Нет, не так она себе представляла учёбу. Но Триша очень быстро поняла, что друзей ей не найти. - Вы только посмотрите на неё! – слышались повсюду издевательские голоса. – Я слышала, что её отец в тюрьме сидит! - Она такая жалкая! – отвечал не менее насмешливый голос. – Ей самое место в приюте для нищих! - А ещё тощая такая… А эти зелёные глаза и веснушки на носу… - язвительно замечал кто-то ещё. – Я бы с такой внешностью умерла бы со стыда! Девочка не собиралась терпеть издевательства и отвечала либо кулаками, либо едкими замечаниями в адрес семей своих одноклассников. Учителя словно не замечали такого отношения к ребёнку, объясняя это тем, что Триша невоспитанная девочка, которая сама даёт детям повод так с собой обращаться. Единственным другом Триши все эти годы оставался Терренс Мустанг, который знал саму девочку и о её положении куда больше других. Мальчик всячески пытался помочь подруге, но его попытки что-либо объяснить другим только подлили масла в огонь. - С меня хватит! – крикнула однажды Триша по пути домой, потряхивая своими длинными каштановыми волосами, завязанными в высокий хвост и доходивший ей почти до колен. Её изумрудные глаза яростно блестели из-под отросшей чёлки. – Никто не имеет права так со мной обращаться! - Не слушай их! – махнул рукой Терри. – Ты вовсе не страшная. Наоборот, очень красивая... – мальчик покраснел и отвёл взгляд. – Они завидуют тебе! Когда твой отец вернётся, они все лопнут от вредности! - Я знаю, что папочка вернётся, - голос Триши стал спокойнее. – Не знаю когда, но я уверена, что скоро. Он думает обо мне каждый день… Я это чувствую… Но я не стану ждать его возвращения, чтобы поставить на место этих идиотов! – топнула ногой Триша. – Я хочу, чтобы папа увидел меня счастливой, а не плачущей в углу от обиды! Я им покажу, вот увидишь! У моего папочки всегда был сильный характер, как дядя Рой говорил, и я сама помню. Поэтому я тоже буду сильной! Придя домой, девочка первым делом схватила ножницы и, направившись в ванную, отрезала свои волосы чуть ниже плеч. Завязав их резинками в два хвостика, девочка почувствовала удовлетворение. - А у тебя были такие красивые косы… - разочарованно вздохнула Лиза, увидев новую причёску. - Ты же сама говорила, что ходила с короткой стрижкой. Я только до плеч обрезала, заметь! - Опусти хвостики хотя бы ниже, они же торчат в разные стороны, - заметила женщина. - Ты так выглядишь более смешной… - Нет, я так выгляжу более смелой и дерзкой! – решительно ответила Триша. Таким образом, к концу первого класса никто уже не осмеливался трогать эту вечно смотрящую с вызовом девочку, и к восьми годам Триша стала известна на всю школу как склочная задира, от которой следует держаться подальше. И вот она в очередной раз сидела в гостиной и слушала лекцию Лизы о хорошем поведении. - Ты думаешь, что поступаешь правильно? – в который раз говорила женщина. – Ты же девочка! - Ты тоже не мальчик! – ухмыльнулась Триша, ковыряя дырку на коленке джинсов. – А всё-таки пошла в армию когда-то! - Я пошла в армию не для того, чтобы доказать кому-то, что не верблюд! – резко ответила Лиза. – Я пошла туда, чтобы служить своей стране! - И ради дяди Роя… - пропела девочка. – Ага… - Ты меня не слушаешь! - возмутилась Лиза. - Ах, школа совсем испортила тебя… Раньше ты была такой милой… - Оставь её в покое! – в комнату зашёл Рой и повалился на диван рядом с Тришей. – Уверен, Эдвард был таким же в её возрасте… Он не хотел бы, чтобы его дочь была мямлей, о которую все ноги вытирают! – мужчина потрепал девочку по волосам, и Триша засмеялась. Да, дядя Рой всегда поддержит. - Ну вот, ты, как всегда, на её стороне… - обречённо вздохнула Лиза. – Но я устала получать из школы записки об их с Терри плохом поведении! - взгляд женщины упал на кресло, в котором сидел её сын и с философским видом смотрел в окно. - Хочешь, чтобы из нашего сына, сына военных, вырос изнеженный принц, не способный даже защитить своего друга? – фыркнул Рой. – Не ожидал от тебя… - Я не хочу быть изнеженным принцем! – отрапортовал мальчик, отрывая от окна пристальный взгляд. – Я хочу быть, как папа! - Я вовсе не это хочу сказать, - попыталась оправдаться Лиза. – Просто всему нужно знать меру! Кстати, Эдвард никогда не знал чувства меры, признай, Рой! - Этим он мне и нравится! – усмехнулся Мустанг. – Он умеет думать головой, а не слепо действовать приказам. Прямо как я! - Ты как всегда его защищаешь… - вздохнула Лиза. – Ладно, вернёмся к сегодняшней теме. Разбить мальчику нос ни с того ни с сего – это уж слишком! – не сдавалась Лиза. - Он сказал, что у меня веснушек стало больше! – возмутилась девочка и яростно потёрла свой нос. – Ненавижу их! - А я вообще ничего не делал… - усмехнулся Терри. – Я его только держал. - Помнишь, как Эд бесился, когда кто-то отзывался о его росте? – как всегда вовремя вспомнил Рой. – И не в восемь, а в пятнадцать и даже в шестнадцать лет. Весь Штаб на ушах стоял от его воплей! «Это кто тут малявка? Кто с горошину размером? Кого от земли не видно?» - передразнил он голос приятеля. - Яблоко от яблоньки недалеко падает… - вздохнула Лиза и пошла готовить чай. Бой с мужем оказался проигран. В глубине души Лиза была рада, что Триша становится похожей на Эда, но как мать не могла не отчитать детей. «Хорошо, что Пинако отправилась гулять с малышами, - подумала женщина, глядя в окно. – Дети во всём берут пример с Триши и Терри… И так Рой снова балаган устроил. Были бы малыши, было бы ещё сложнее повлиять на них…» Лиза вздохнула, вспомнив, сколько тяжёлых моментов они пережили за прошедшие годы. После случившегося инфаркта Пинако Рокбелл сильно сдала и не могла больше жить одна. Рой и Лиза подумали и предложили старушке пожить у себя, попросив её помогать присматривать за детьми. Тем более, что из Ризенбурга она не смогла бы часто навещать всё ещё лежащую в коме внучку. Винри так и не пришла в себя. Сначала все возлагали надежду на приближающиеся роды, но спустя девять месяцев стало очевидно, что девушка не очнётся, и врачам ничего не оставалось, как сделать кесарево. На пятом месяце беременности все были ошеломлены, когда врач сообщила, что скорее всего Винри беременна двойней. Стоило малышам появиться на свет, как сразу стало очевидно, кто именно их отец. У родившихся мальчика и девочки были такие же золотистые волосы, как у Эдварда. Но вот глаза малыши унаследовали голубые от матери. Пинако долго думала, как же назвать малышей, и в итоге назвала девочку Сарой, в честь матери Винри. Мальчика же назвали в честь сразу обоих его родителей – Эдвином. Эта идея пришла в голову Трише и все, кроме Пинако, желавшей назвать его в честь своего сына, Юрием, её поддержали. - Вот бы моя беременность наступила чуть позже, - вздохнула Лиза, родившая дочь ещё полгода назад. Малышка уже немного подросла, и Лиза стала замечать, что молока у неё почти уже нет. В отличие от светловолосого и темноглазого Терри, у Розали были чёрные как смоль волосы и светло-карие материнские глаза. Когда все уже почти отчаялись найти малышам кормилицу, появилась Грейсия Хьюз и сказала, что у её сестры родился ребёнок и она готова помочь. Грейсия, как и все, переживала за Эдварда и Винри. Поначалу Рой и Лиза не хотели ничего говорить ей, но женщина обо всём узнала сама, когда её сестра легла в больницу на сохранение. Женщина пришла навестить её и случайно узнала о Винри. - Как вы могли от меня скрыть? – рыдала Грейсия, вспоминая бледное, осунувшееся лицо Винри. – Ведь эти ребята так дороги мне… Эд помог мне родить Элиссию, Винри помогла пережить смерть Маэса… - Прости, Грейсия, - Лиза приобняла женщину за плечи. – Мы и сами не можем отойти от того, что случилось. Нам нелегко говорить об этом. Джульетта тоже всё ещё жила у Мустангов, но для конспирации входила только через кран, вытекая из него водой. Для Пинако была полная неожиданность, когда она первый раз увидела гомункула. Хоть Рой и предупреждал старушку о том, кем является Джульетта, но всё равно Пинако не могла поверить, что увидит такое. Несмотря на все уговоры, Лень относилась к Пинако с холодком. Она была предельно вежлива со старушкой, но сближаться с ней не собиралась, не в силах простить ей того, что она не поверила Эду и едва не отвернулась от его дочери. Триша также не желала общаться с Пинако. Девочка упорно называла бабушкой Джульетту, повергая тем самым старушку в шок. Как бы Пинако ни старалась загладить перед девочкой свою вину, Триша продолжала стоять на своём. - Упрямство она от Эда унаследовала… - вздохнула как-то Пинако после очередной попытки поговорить с девочкой. - А вы думали, она примет вас с распростёртыми объятиями? – ехидно заметила Лень. – Она безумно любит Эда и не скоро забудет нанесённую ему от вас обиду. - Не стоит каждый раз подчёркивать мою вину! – проворчала старуха. – Я и так всё знаю. А ты… - Может, хватит? – постаралась примерить их Лиза. – Вы обе любите Эда, и он любит вас обеих. Джульетта, ты ведь тоже в чём-то виновата перед ребятами. Или скажешь, что не пыталась когда-то их убить? - Они тоже хотели моей смерти… - Лень передёрнуло от неприятных воспоминаний. – Мы с Эдом давно всё выяснили, и он понял, что тоже виноват передо мной. Ведь это он меня такой создал… Вот только с Алом мы не говорили на эту тему, а жаль… Эд опять взял всю вину на себя… - Кстати, разве гомункулы стареют? – вдруг спросила Лиза. - Гордыня единственный старел, - ответила Джульетта. – Его таким создала Данте. А почему ты спрашиваешь? - Просто у тебя появилась седая прядка в волосах, - пояснила Лиза, беря пальцами несколько волосинок и показывая Лени. - Не знаю… - женщина растерянно взяла пальцами прядь своих волос из рук Лизы. – Гордыню Данте вырастила в пробирке… Моё тело также восстановили в пробирке… Так что я могла стать как Гордыня… Триша в это время лежала в постели и снова думала об отце. «Вот уже почти пять лет прошло, как папу забрали… - думала она, обнимая старого плюшевого кота. Последний подарок от обоих родителей на её второй день рождения. – Папа, мне так не хватает тебя… мы могли бы быть так счастливы вместе… ты, я, Винри и Эдвин с Сарой… Мама, как мне быть? – подумала девочка, теребя себя за серьги-кольца Ноа. - Я ничем не могу помочь папе… Бедный мой папочка, он так хотел обрести счастье на своей родине. А нашёл лишь новые проблемы… Но я чувствую, что мы ещё будем вместе и счастливы. Я хочу в это верить. Дядя Рой говорил, что папа всегда шёл вперёд… Всегда говорил, что главное - бороться и искать, найти и не сдаваться! И я буду идти только вперёд!»