В крепких объятиях Страха

      Перед носом колыхался огонек за стеклом керосиновой лампы — Смит одолжил керосинку на ночь лишь бы мы поскорей управились с бумажной работой. Глаза при этом все равно слипались, пока на веленевой, до безумия ценной бумаге размашистым почерком выводились отчеты.       В отличие от рутинных, эти ежемесячные или экстренные документы попадали прямиком в руки Закклая. Я представляла, как он, жующий мясо, хреново вытирает пальцы и берется изучать бумаги. Иначе как объяснить жирные отпечатки на возвращенных листах?       Эрвин себе такого не позволяет. Он ценит труд, чужой и свой. Он ровно сидит за письменным столом, точит перо острее клинка, выводит каждую загогулинку. Едва я задерживалась у его кресла, любуясь почерком, командор оборачивался и его брови приподнимались из-за немого вопроса. Мне приходилось сию же минуту отвести взгляд, пряча румянец.       Эрвин походил на принца из сказок, только его белоснежные костюм и конь в крови. Нравился ли он мне? Вроде бы и краснела, как девчонка, да только как-то за разговором я узнала о его пропавшем отце и поняла, что мне жаль одинокого голубоглазого командира. И что одиночество ему к лицу. — Все! — Ханджи довольная откинулась на спинку стула. — Пойду, отнесу Эрвину. Не засиживайтесь, — проронила она напоследок.       Я посмотрела на Леви выжидающе. Ничего. Рука так же ровно скользила по бумаге, волосы спадали на лоб остриженными прядями, над переносицей виднелись линии морщинок. Бездушный мелкий сухарь, ни дать ни взять, черт тебя дери! Покажи ты хоть крупицу эмоций, дай ты понять, что Ханджи небезразлична, что я права, клянусь, я бы, я бы… — Что ты творишь? — голос разрезал тишину. Леви перехватил мою руку, пока я неосознанно потянулась убрать его челку. Она мешала смотреть в душу. — Я… — звук приглушенным эхом отозвался в противоположном углу комнаты. Мужские пальцы легонько сжались вокруг запястья, и меня буквально озарила молниеносная догадка. Он слушал. Как настоящий часовщик, он ловил ритм не умеющего врать механизма. Сердце стучит и ухает в груди, падает, сбоит, пропускает удар. Вот она, осечка! Глаза часовщика вспыхнули, его тонкие пальцы сильнее впились в кожу. Так продолжалось с секунду, пока я не опомнилась и не отдернула руку. — … Пожалуй, пойду. Утомилась, — неразборчиво пролепетала в свое оправдание, схватила бумаги и вылетела кабинета, громко хлопнув за собой дверью.       Сумасшедший день окончательно выбил из колеи, вдобавок рана напоминала о себе тупой болью, а ноги — наверняка потные от кожаной обуви — казались невесомыми. Хотелось поскорее забыться крепким сном. Так я и сделаю: разденусь, плесну в лицо холодной водой и юркну под покрывало. А завтра будет все иначе. — Тетя Керри? — племянник окликнул у самых дверей в мою комнату. Сперва заулыбался, он вдруг опомнился, отдал честь и отчеканил: — Прошу прощения, капрал Вуд! — Вольно, Йегер, — видимо, это мой девиз — давать разрешение общаться на равных. — Почему так поздно по штабу гуляешь? — Так это, — мальчишка неуклюже почесал затылок. — Майор Зое задержала. — Снова замучила своими рассказами об очаровательных подопечных? — бывший кадет кивком дал понять, что так оно и было. — Тогда иди отдыхай. Знаю, как она может перегибать. — А ваша рана? — Жить буду, — усмехнулась я, — Спасибо за цветы, Эрен. — Да пустяки. Обидно, что сегодня не получилось навестить. — Не получилось? — переспросила я. Цветы, что я уносила утром к себе, были свежие. — Ну да, — племянник смутился совсем. — Капитан Леви назначил внеплановую уборку и четвертовал бы нас всех за грязные полы, хотя особо не присматривался. Будто ему сегодня не до этого было. — Леви, значит.       Почему?       Тебе ведь проще в роли бездушного командира, у которого голова забита черным чаем и мылом.       Мы ведь перегорели.       Каждый по-своему, в свое время, позабыли и похоронили самых близких. Мы солдаты-смертники, чтобы там не говорили гражданские.       Может, это был не ты, а, к примеру, лечащий врач? Хотя что это я сама себя обманываю, лекарь был пьян в стельку. Тогда это походит на взаимное издевательство: поочередно раним и перевязываем друг другу раны, и при этом остаемся чужими. У нас разные цели, разные взгляды. Наша схожесть в том, что марать руки понемногу становится неотрывной частью нас самих, отвратительной, мерзкой частицей. Мы повязаны. Обязанностями, званиями, обстоятельствами. И все это время отгораживались, думая, что молчание не чета дружеским беседам. Ошибались. По крайней мере, я. Но мне страшно признаться в том, что я не представляю иного расклада событий, кроме как полуночный чай в твоей компании.       Нельзя поддаваться чувствам, иначе забуду о своем обещании.

***

      Дни летели один за другим. Часами скауты орудовали лезвиями, штудировали строй дальнего обнаружения и учились управлять УПМ под моим наблюдением. На выговоры молодняк, кто поборзее, щетинился, но молчал. У всех хватало мозгов, чтобы понимать — я не потехи ради гоняю их по тренировочному полигону.       В обед басистый гогот смешивался со звоном ложек о вогнутые каемки блюд и стуком алюминиевых кружек. Так, громко и весело, звучала жизнь до вылазки. В первый обед после нее штаб вымирал: разведчики, кто остался, молча жевали или не ели вовсе, не могли. Иногда ставили рядом кружку и накрывали ломтем хлеба. Иногда давились этим самым хлебом и слезами — ты ведь вернулся целехоньким, а друзья отныне почва под ногами. — Твоя родственница казалась более миролюбивой, — буркнул Кирштайн, небольно толкнув Йегера в бок. — Что ни тренировка, то протертые до дыр штаны. — К чему ты это ведешь? — Эрен нахмурился, предчувствуя, что намеками исподтишка дело не ограничится. — А к тому, что мужика ей надо, — не стал долго церемониться шатен. — Говорят, влюбленные мягки в общении. У капрала Вуд ведь никого нет, кроме тебя да Микасы, верно? — Прикуси язык, Жан, — спокойным тоном посоветовала Аккерман. — Ни нам, ни тем более тебе не должно быть дела до чужой личной жизни. — По-моему, ефрейтор просто пытается повысить наши шансы, — продолжил Армин, — и тут дело не в ее отношении. Скорее всего, она бы не изменилась, будь замужем. Ты говорил, что во многом вы похожи, верно, Эрен? — блондину пришлось потрясти лучшего друга за плечо, чтобы последний не занес кулак над головой Кирштайна. — Да, так оно есть. Мама часто вспоминала тетю, когда я норовил сотворить какую-нибудь пакость или перечил ей. Утверждала, что прыткость передалась от нее, — юноша обернулся на свою родственницу. Женщина занималась чертежами орудия. Склонив голову, она молча орудовала карандашом. Майор Зое же около нее болтала без умолку с коллегами, лихо размахивая надкусанным ломтем хлеба. Вуд выглядела действительно одинокой на фоне ученой. Возможно, слова лошадиной морды что-то да значат. — Эй, чего вы такие поникшие? — к завтракающей троице подскочила Браус, чья улыбка растянулась от уха до уха, точь в точь как у появившегося рядом Конни. — Долой уныние, сегодня сокращенный рабочий день! — Это значит, что капрал Вуд добьется от нас содранных в кровь колен, — присовокупил Жан, поморщивший нос от запаха овсянки. Вспомнил мамину стряпню и бросил полную разваренной кашицы ложку тонуть в тарелке. — Интересно, почему же она все-таки одна? — пробубнил парень под нос, но бормотание услышал стоявший поблизости Спрингер. — Ты про ефрейтора? — малец тоже уставился на капитана. — Поговаривают, сторониться. Должно быть, потеря сказалась слишком сильно. — А жаль, — лицо Кирштайна озарила ухмылка. — Будь она помладше, или я постарше, я бы… — Ты бы что? — Йегер навис над соратником. Ни Микаса, ни Армин не решились отдернуть его на этот раз. — Договаривай же, что бы ты сделал с капитаном?       Жан нервно сглотнул, однако отступать уже было некуда. Он открыл рот, но что-то сказать уже не смог — удар пришелся в подбородок, так что парень вполне ожидаемо полетел со скамьи, при этом успев зацепиться за ворот куртки Эрена и сгрести со стола злополучную кашу. Они лупили друг друга, перепачканные в липкой овсянке и грязи от сапог, и все дружеские попытки оттащить их немедленно пресекались, грозя перерасти в массовое побоище. В момент, когда Кирштайну удалось повалить недотитана и занести в очередной раз кулак, его внезапно отбросило назад. Парень согнулся пополам от скрутившей живот боли. Вуд, так живо обсуждаемая ими несколько минут назад, застыла в позе человека, пару секунд назад ударившего по лежавшему на земле камешку. — Пять штрафных кругов по территории штаба после тренировки, — прошипела она Жану. Затем развернулась к племяннику и добавила: — О тебе позаботиться твой капитан. А теперь всем разойтись, обед окончен. — Твою же мать… — выдавила из себя Браун, провожая взглядом капрала. Та вернулась, как ни в чем не бывало, на свое место.

***

— Давай, Кирштайн, пошевеливайся! — Дита Несс покрикивал, стоя в тени деревьев. — Йегер, не отставай! — добавил он с усмешкой. — Раз, два, раз, два…       Молодые бойцы бежали чуть ли не нога в ногу, жадно втягивая горячий воздух и запах пожелтевшей травы, выдыхая сквозь обветренные губы. Рубашки прилипали к телам, по вискам скатывались капли пота. — Вот так, молодцы, вольно! — Дита, безумно любивший животных, с провинившимися кадетами обходился строго. — Если злополучная каша прет наружу, не стесняйтесь, кусты в вашем распоряжении.       Эрена мутило то ли от бега, то ли от жары, то ли от Кирштайна, поэтому приглашение Несса оказалось заманчивым. Было около пяти-шести часов вечера, когда он, едва волочивший ноги, обнаружил подходящую рощицу. Внезапно из-за кустов высунулась чья-то рука и притянула мальчишку. Йегер не на шутку струсил, хотел было завопить, но ладонь запечатала ему рот, а сам ее обладатель приставил указательный палец к губам. Разведчик пробормотал плохо различимое имя: «Армин», и его друг кивнул в ответ, одновременно указав пальцем на лужайку впереди, где боролись два ефрейтора. Они обходились друг с другом по-звериному грубо, буквально втаптывая в удушающую пыль. — Ахринеть, двое первокласных разведчиков, один на один. Вот почему ни один из них не присутствовал на нашем наказании, — шепнул очутившийся рядом Жан. Эрен непонимающим взглядом смерил его с ног до головы. — Что ты пучишь глаза? Наши казармы в одной стороне, дубина. Я заметил, что ты свалил в кусты. — Ты следил за мной? — Да тихо вы! — цыкнул Армин. Несколько минут товарищи зачаровано следили за ходом боя. Капитаны уклонялись, парировали, валили друг друга с ног и подымались. — Ходила молва, что командор лично отдал приказ сработаться им в дуэте. Выходит, это правда.       Прошел еще около часа, пока наконец под сдавленное оханье новичков бойцы не упали наземь. Блеснули острые лезвия ножей, приставленных к шеям. Задрожала тишина. — Ахрине-е-еть… — не сдержался Кирштайн. На него снова шикнули. Капитаны приводят в порядок дыхание и смотрят друг на друга нечеловеческими глазами. Пальцы уже не впиваются со всей силы в рукояти ножей у самых сонных артерий. Когда сердце стукнуло в пятый раз, Леви медленно наклонился к коллеге. Троица наблюдавших была готова поклясться, что капитаны поцеловались, а после мужчина задержался в нескольких миллиметрах от ее лица и что-то прошептал. Затем он оставил ее, лежащую на земле, и исчез. Женщина не шевелилась. — Что только что произошло? — пролепетал Жан. Он тряхнул головой и вновь взглянул на одинокого капитана, не веря собственному зрению. — Похоже, твоя тетя и капрал Леви… — Армин проглотил последние слова вместе с подступившим к горлу комом. Йегер застыл, разинув рот. — Нет, не вместе, — по спинам бойцов прокатились волны мурашек, стоило им услышать знакомый голос позади, они обернулись и обомлели. — За слежку выдраите втроем весь замок включая конюшни. А про то, что вы увидели… — в серых глазах нашла свое отражение женщина на поляне. — …ни слова, иначе лишитесь языков.