Я посреди выжженной дотла равнины. Она усеянна источенными лезвиями и пропитана кровью. Одиноко чернеет дерево. На его корявых ветвях среди редкой бордовой листвы с ноги на ногу переминаются вороны и похлопывают крыльями. Рядом виднеется силуэт, что стоит и тихо напевает родную сердцу мелодию.
Я делаю шаг навстречу, второй, протягиваю руку. Земля под ногами превращается в вязкое болото и липнет к подошве форменных сапог. Я слышу позади голоса сотни погибших солдат. Их пальцы цепко хватаются за края зеленого плаща и рвут его в клочья. По щекам стекают слезы, к горлу подступает комок, в легких катастрофически не хватает воздуха, и тело судорожно вздрагивает. Ноги подкашиваются, я беспомощно валюсь на землю, невольно втягиваю носом приторный аромат гнили, пепла, крови, ощущаю ее горький вкус на губах. Картина мутнеет, и мне остается только жалостливо заскулить, сжаться от разрывающей изнутри безысходности и молча рыдать.
Ничего не изменилось с тех самых пор, как я потеряла тебя. Слабость, трусость, безрассудство, страх — они отошли на задний план, обманчиво отдав пальму первенства храбрости и надежде. Есть тысячи других, более достойных людей, чтобы жить. Лучшие всегда гибнут первыми. Ты была такой, Карла.
С самого раннего детства заботилась обо мне. Ты принадлежала к тем, кто дорожит каждым членом семьи, а потому мне понятен твой гнев по поводу моего выбора и выбора Эрена. Господи, как мне хочется вновь обнять тебя, почувствовать теплоту рук, родной запах молока, хлеба и ромашек, которые появлялись в моей комнате каждое утро в виде аккуратного букета. Я желаю этого до безумства.
Ладони загребают почву, буквально шкрябают ее, загоняя под ногти как можно глубже. Сцепив зубы, потихоньку поднимаюсь на руках и смотрю в спину женщины. Птицы зловеще кричат. Обернись же, слышишь?
Ты нужна мне.
Тяжело дышать. Ног не чувствую, их словно не существует, а остальные части тела постепенно немеют. Едва я прикоснулась пальцами к подолу платья, испачкав его грязью и кровью, как женщина замолчала.
Внезапно с дерева вместе с кроваво-алыми листьями полетели и черные, как смоль, перья, завертелись в образовавшемся воздушном потоке. Крылатые сорвались с веток и исчезли, будто никогда и не существовали, напоследок обронив белоснежные перышки и обсыпав ими нас двоих. Ощутив ладонь на голове, изнеможенно подняла глаза на присевшую напротив сестру. Она улыбнулась, прислонилась губами к моему лбу на прощание, и, только, я подалась вперед, чтобы обнять, рассыпалась на миллионы лепестков, бережно подхваченных все тем же ветром и унесенных прочь от меня. Слезы беспрестанно падают на землю, устеленную тонким пуховым ковром, все внутри скручивается под натиском пустоты и разочарования, хочется кричать, но не удается. Вернись, я прошу тебя.
Мне слишком больно.
Приходится проморгаться прежде, чем распахнуть глаза пошире. Растерянно оглядываюсь по сторонам в попытках сориентироваться, на каком я свете. Над головой шелестит крона дуба, колышется сочная трава, пестреют наперебой полевые цветы, яркой россыпью укрывшие здешние луга и пастбища. Неподалеку разгуливает гнедая кобыла. Пара бабочек мелькает перед моими глазами, кружится около раскрытого альбома и улетает вверх.
— Красиво, — восхищенно замечает майор. От неожиданности ее появления нервно вздрагиваю и обидчиво кошусь. — Ой, ты проснулась? — сквозь тонкое стекло очков вижу ее удивление. — Керри, ты плакала?
Провожу кончиком указательного пальца под нижним веком. И правда, слезы остались на влажных ресницах.
— Это ты рисовала? — Ханджи крайне распылена в этот раз. Впрочем, эта ее черта характера компенсируется недюжим умом. Мне кажется, она догадывается о том, что не стоит развивать тему моего плача. Вместо этого Зое с нескрываемым интересом просматривает все страницы, листает одну за другой и то приоткрывает, то закрывает рот. — Что ж ты раньше не показывала? — укоризненно спрашивает она. Я лишь смущенно пожимаю плечами и, похоже, краснею от ясно читающейся в ее глазах похвалы. — Да таких зарисовок ни один из моего отряда не сделает! Ты знаешь, насколько важны при изучении титанов их наброски?
Она не дает мне возможности хотя бы предположить и начинает тщательно все разъяснять. В какой-то степени мне доставляет удовольствие наблюдать за тем, как майор Зое активно размахивает альбомом в одной руке, в другой сжимает карандаш и при этом с любовью ораторствует на тему полезности качественного рисунка гиганта. В ее взгляде пляшут дикие огоньки. — Решено! Будем сотрудничать, — закончила воодушевленно она. — Ты ведь не против?
— Нет, — с улыбкой согласилась я.
— Вот и отлично! — Ханджи подложила под голову руки и легла на траву так, что в ее очках можно увидеть проплывающие по небу косматые облака. — Хорошо-то как! — она сладко потянулась.
Майор всегда привлекала меня своим стремлением узнать что-то новое. Для нее не существовало мнимых преград из возвышающихся стен, , не играло особого значения, за ними она находится, или же наоборот. Ее интересовало все вокруг. То ли дело капрал Леви, одно присутствие которого вызывает у рядовых мелкую дрожь по телу. Хотя за время чайных посиделок я ни разу не почувствовала себя лишней.
Расположившись друг напротив друга, мы проводили от силы час в изредка нарушаемой тишине, и все это время удивительное спокойствие и понимание владели обстановкой. Я даже стала проявлять внимание к деталям. Помимо чудаковатой манеры держать чашку, придирчиво-педантичный сухарь не спешил отрывать взгляд от одной точки на столе, благодаря чему я могла расслабиться и следить за его равнодушным выражением лица, точными и размеренными движениями, вздохами-выдохами. Откуда такая скрытность, чистоплюйство, замкнутость? В голове вертелось множество идей по этому поводу, но все они отбрасывались, стоило только мне целенаправленно посмотреть в серые глаза, забыв о колко пробегающих по спине мурашках. Пару раз он пытался отучить меня от подобной привычки фразочками вроде: «Чего уставилась?», но со временем смирился и пошел на уступки. Чего не скажешь о количестве вырезанных им гигантов. Я неизменно отставала все четыре года службы в Регулярных войсках, но после последней вылазки разница оказалась не слишком большой — всего один обычный и один аномальный. С таким результатом недалеко и до одного.
От представления капрала, стоящего у плиты и разливающего по чашкам кипяток, улыбнулась еще шире. Да уж, было бы неплохо воплотить мечты в реальность до того, как окажусь в вонючей пасти. Удача сопутствовала мне: отделываясь легкими ушибами, ссадинами, максимум растяжением связок. Нельзя сказать, что шансов выжить у меня больше, чем у любого другого солдата. Просто-напросто фартит.
***
Вот уже как полчаса в обеих чашках остывал ароматный напиток и мои пальцы отстукивали своеобразный такт по поверхности стола. Он никогда не опаздывал. Ни разу. Тишина постепенно начинала напрягать, отсутствие кислой мины напротив портило привычную атмосферу, двери, что я упорно сверлила взглядом, все не открывались. Завтра снова экспедиция, и, возможно, мы упускаем последний шанс. Шанс на что? Не знаю. Но за несколько лет совместное чаепитие приобрело статус неотъемлемой церемонии, скромной и в то же время не теряющей свою значимость. В этом был скрытый, понятный нам обоим смысл, заключавшийся в поиске человека, способного ненадолго разбавить ощущение одиночества и, как ни парадоксально, помолчать. Нет надобности распинаться, наигранно подбадривать, слезливо сочувствовать — всем этим я сыта по горло. Мне нужен тот, чье незаметное присутствие успокаивает.
С каждым шагом в направлении его кабинета в голове роились разнообразные мысли вперемешку с задетым чувством собственного достоинства и тонким намеком на озабоченность. Замешкалась у самой двери, набрала побольше воздуха в легкие, тихо постучала и заглянула внутрь.
На полу лежало пару желтоватых листов бумаги, слетевших с рабочего стола благодаря проскальзывающему через распахнутое настежь окно бодрящему ветерку. Шум листвы перекликался с размерным покачиванием штор и трепетным танцем огоньков, растопивших много воска, который миниатюрными слезинками стекал по вытянутой свече вниз к бронзовому подсвечнику и там застывал, не в силах противостоять холоду металла. Попутно подобрав документы и убедившись, что именно их написание и послужило причиной опоздания, я не без интереса приблизилась к креслу, где капрал, оперившись локтем левой руки и приложив ладонь к щеке, умиротворенно и беспробудно спал. В расслабленном правом кулаке лежало перо, на чьем заостренном конце успели подсохнуть чернила. Вернув исписанные листы на законное место, закрыла окно и оставила зажженной одну свечу, затем с нескрываемой улыбкой взглянула на уставшего чистоплюя.
— Хоть кто-то из нас выспится сегодня, не правда ли? — произнесла я вслух свои мысли. От обиды не осталось и следа, и мне пришлось жалостливо и завистливо глазеть на спящего, выражение лица которого в кое-то веки казалось менее сосредоточенным, чем обычно. Не было привычно сведенных бровей, бесчувственного серого взгляда, лишь необъяснимая напряженность, граничащая с желанием полностью окунутся в сонное небытие. Что же тебя так мучает? Призраки прошлого? Сомнения по поводу правильно принятого решения? Если так, то мы родственные души.
Спустя полминуты я сладко зевнула, и, подчинившись команде требовательного организма, поспешила укрыть мужчину пледом и удалиться, напоследок пожелав ему спокойной ночи.
***
— Надерите жопы этим титанам за нас, командор Эрвин!
Чудесное начало 56-й вылазки за стены. Толпа народу по обеим сторонам дороги, плотно подступающая к краям колоны, гудела, словно собравшиеся около сладких сот пчелы, провожала нас бодрящими выкриками и благодарными улыбками. За пять лет отношение граждан к Регулярным войскам резко изменилось в лучшую сторону, хоть они так и не способны принять факт, что многие новобранцы не вернутся домой после первой же в жизни экспедиции.
С нетерпением поглядываю на командора в начале колонны и параллельно вслушиваюсь в разговор Ханджи и Леви.
— … вот бы найти какого-нибудь ненормального! Хочу всласть затискать его! — майор мечтательно закатывает глаза и сжимает ладони в молебном жесте, на что капрал сухо отвечает:
— Один такой прямо среди нас.
— Где? — ученая наивно вертит головой в поисках обожаемых титанов. Останавливает ее только грузно легшая на голову ладонь и пронзительный серый взгляд.
— Вот он.
— Как по мне, так их тут двое, — не удержавшись, добавляю я и язвительно улыбаюсь. Если для Ханджи подобное поведение не означает практически ничего кроме неплохой шуточки, отпущенной в ее защиту, то для нас с капралом это сигнал приготовится к очередной дуэли. Мужчина небрежно хмыкает — вызов принят.
Довольная я тем временем углядела косой взгляд Эрвина и то, как уголки его губ дрогнули в улыбке. На ум приходят наши с ним разговоры в промежутках между составлением плана будущих экспедиций и сортировкой документов по папкам и полочкам. В последнее время он стал чаще намекать на возможное мое продвижение по службе, а я — всячески сменять тему беседы на другую, более приятную. Ничего против повышения не имею. Если бы не периодически получаемая скудная и крайне драгоценная информация о моих племянниках, я бы безоговорочно ухватилась за подобный шанс. А так… Сейчас я только и думаю, как разыскать их, и я даже знаю, где. 104-й кадетский корпус.
— Эрен!
Внезапно по телу колко пробежал табун мурашек, сердце застучало сильней, кровь прихлынула к лицу. Оборачиваюсь в поисках знакомых черт. Толпа гудит, гудят ворота, но мне не послышалось. Я знаю, что нет.
Гнедая кобыла срывается с места, унося прочь, вынуждая отказаться от затеи обнаружить мальчишку и девчонку, которых я видела шесть лет назад. И правда, о чем я только думала? Они ведь изменились спустя столько времени. Они могут и не вспомнить меня или же Карла внушила им, что я опасна. Даже если так, я все равно с ними встречусь, как только экспедиция будет завершена.
Впервые я с едва сдерживаемой улыбкой оглядываюсь на стену Роза, что вот-вот скроется из виду.
Быть может, клетка не так уж и отвратна.
И в ту же секунду идея разбивается на тысячи острых осколков, врезающихся в душу, так как к нам мчится солдат с обезумевшими глазами, а за его спиной поднимается столб серого дыма.
— Колоссальный! — еле шевеля дрожащими от ужаса губами, кричит он. — Снова!
