***
Полковник послушно замерла, глядя в лицо преступнику, а не наставленный на нее пистолет — оружия она перестала бояться давно, еще в Чечне. Ситуация складывалась «чудесная» — ни позвать на помощь, ни позвонить кому-нибудь не представлялось возможным. Любое неловкое действие могло стоить жизни. — Что вам нужно? Неизвестный в ответ на это лишь усмехнулся, это стало понятно по тому, как съехала прорезь для рта в черной маске. Внимательный взгляд Рогозиной опустился чуть ниже, на туловище мужчины и она все поняла. Пазл сложился. Левая рука была неподвижна, до середины предплечья ее скрывал какой-то очень глубокий карман черной плотной куртки. — Так не вовремя, черт… Не боишься, что закричу, стану звать на помощь? Преступник продолжал сверлить ее взглядом, как будто совершенно не боясь случайных свидетелей, которые решат войти в подъезд. Снова молчание и кивок. Он всегда знал ее лучше всех, чувствовал и понимал. А еще ужасно любил. И, несмотря на это, не смог простить. Не захотел. «Раз, два, три… Ну что же ты, Слава, стреляй давай… Пять… Шесть… Семь…» — мысли, на удивление четкие, совсем не засбоили из-за паники. Наоборот, в голове что-то прояснилось. — Могу я узнать, за что? В ответ мужчина отрицательно мотнул головой и поудобнее перехватил рукоятку пистолета. Рогозина поняла, что сейчас все и произойдет. Хлопок входной двери ускорил «Вендетту», но, как оказалось мгновение спустя, все было не так ужасно. В подъезд вошел Майский, собственной персоной и, увидев такую неправильную картину, в два прыжка оказался рядом с преступником. Одновременно с выстрелом раздался глухой звук падающего тела. В доли секунды Майский успел, во-первых, понять, что полковник не ранена, во-вторых, забрать оружие у неизвестного и лихо заломить правую руку за спину — Лунгин лежал на бетонном скользком полу лицом вниз. — Краска, — Рогозина с брезгливостью провела пальцем по пугающе-натуральному красному пятну на белой некогда рубашке. Пальто тоже досталось, причем было похоже, что ни одна химчистка его уже не спасет. Зато красно-черный шарф, небрежно накинутый поверх, никак не пострадал. — Цела? Слава богу… Это что за хмырь? — Серега, придавив преступника коленом, спешно доставал телефон. — Сейчас нашим позвоню, все будет нормально… — Не надо никому звонить, Сереж. Майский на этой фразе замер, не успев разблокировать телефон. Хлопнула входная дверь, кто-то из жильцов подъезда торопился в дом. Рогозина запахнула пальто, а Майский как ни в чем не бывало поднял с пола бесчувственное тело и прислонил к стене так, будто они стояли все втроем и о чем-то разговаривали. Соседская девочка с королевским пуделем на поводке испуганно ойкнула и скрылась в лифте, сжимая до побелевших костяшек рулетку от поводка. — Про маску мы не подумали, — как-то нервно хохотнула Галина, показывая глазами на черную, с прорезями шапочку. Серега ее тут же сдернул, позволяя Рогозиной рассмотреть лицо бывшего супруга в мелочах. Свежая ссадина на скуле заставила женщину нахмуриться, подойти ближе и сделать совсем уж невероятную вещь — открыть Славе рот, пользуясь его бессознательным состоянием. — Галь… Ты это… — Майский и вовсе растерялся, глядя на все эти манипуляции, не забывая крепко держать незнакомца в вертикальном состоянии. — Он немой. Ему отрезали язык, судя по всему — недавно. Дня три назад. — Че… Галь, ты его знаешь? — Да, — Рогозина достала телефон, чертыхнувшись, стащила с руки перчатку и стала набирать номер. — Это Вячеслав Лунгин, мой бывший муж. Глаза у Сереги стали и вовсе круглыми, как у совы. Но он почел за лучшее промолчать и не мешать Рогозиной с кем-то разговаривать. Из беседы Майский мало что понял, но когда Галина закончила, решил выяснить окончательно, что тут произошло. — Сейчас приедет мой старый знакомый, Славу заберет. В полицию ему нельзя, мне не нужен скандал. — Галя! Он тебя убить пытался, — Майский неловко коснулся протеза левой руки и вместо этого придержал Вячеслава за талию. Он постепенно приходил в себя, но соображал еще с трудом. — Чем? Пистолетом с краской? Скорее, пытался напугать. И цели своей он достиг. Сергей не нашелся, что на это сказать, прекрасно понимая — спорить бесполезно. Выговора он не боялся, имея их в личном деле чуть больше, чем много. Однако по-дружески хотел бы как-то помочь, а еще лучше, убедить в том, что полное отсутствие инстинкта самосохранения — беда. — Ты уверена, Галь? Такое просто так оставлять нельзя. Что ему помешает попытаться напасть во второй раз? — Он этого не сделает, да, Слава? Мужчина неловко мотнул головой и что-то попытался промычать. — Можно я ему врежу, а? — Майский! — одного выразительного взгляда хватило для того, чтобы Серега послушно встал ровнее и придержал Лунгина. — Где ж там твой знакомый… Этот кабан мне все руки оттянул. Словно услышав его слова, в подъезд буквально сбежал совершенно промокший, перепуганный до ужаса Немиров. Петр Иванович собственной персоной. — Галь, сама-то цела? Вместо ответа Рогозина распахнула пальто, с долей превосходства глядя на бывшего друга. — Прости, такого больше не повторится, — Немиров забрал Вячеслава, закину его руку на себя и повел к выходу. — И это все? Галя… — Поехали. — Ну поехали так поехали, — пробурчал Серега, входя в лифт сразу после начальницы. — Кстати, ты что тут делаешь? — А я это… Как его… — майор замялся. — Короче, помочь приехал. — Отлично, нужны будут твои руки. — А все остальное? — И остальное тоже. — Валя уже у меня, сейчас быстро введем тебя в курс дела. И только попробуй ей сказать про покушение. — Уволишь? Рогозина, в ответ на это, просто покачала головой. Иногда ей казалось, что детство в Сергеевой филейной части будет жить вечно.***
Ворвавшийся в открытое окно порыв свежего ветра чуть колыхнул страницы открытой книги, лежащей поверх пледа. Евгения Розенталь имела в жизни много страстей и увлечений, неизменными оставались лишь две — химия и книги. Читала она много, считая своей нормой на каждый день пятьсот страниц. В небольшой комнате почти все жилое пространство занимали полки с книгами, прибитые так, чтобы женщина могла с легкостью взять нужную, а не просить кого-то из персонала. Розенталь так и не смогла смириться с тем, что никогда не встанет на ноги, болезненно воспринимая любые намеки на ее беспомощность и слабость. Пролистав еще пару страниц, Евгения с силой захлопнула томик и, отложив его на рабочий стол, поправила плед из черно-красной шотландки, закрывающий ноги. Сверившись с часами, женщина взяла мобильник и, набрав нужный номер, принялась ждать ответа. — Жан, все готово?.. Да? Хорошие новости. Ты умеешь работать, когда захочешь, мой мальчик. Да. Работаем по первой схеме, — сбросив звонок, Розенталь улыбнулась. Новости из лаборатории ощутимо подняли ей настроение. Тихонов доставил ей немало проблем, но теперь, когда он был вне досягаемости ФЭС, играть становилось гораздо интереснее. Убедившись, что до ужина время еще есть, женщина подъехала к зеркалу. Вот уже несколько лет она смотрела на свое отражение с редкой смесью отвращения, самодовольства и скуки — Евгения считала, что для своих лет она выглядит довольно неплохо, — но ситуацию портил тонкий, как паучья сеточка шрам, спускающийся с левого виска к щеке. Его она обычно прикрывала удлиненным каре и очками в крупной оправе, за которыми яркие, живые карие глаза блекли и терялись. Вот и сейчас, приняв образ выживающей из ума химички — разыгрываемый для постояльцев пансионата «Сказка», ей надоел до ужаса. — Ради дела, Женечка, ради сына, ты можешь и потерпеть, — обратила сама к себе Розенталь, накидывая поверх синей рубашки теплый твидовый пиджак. — И тогда все будет хорошо. Все будет так, как надо, правильно. Да, Лидия Кристиановна?