Воспоминания Гермеса. Долг и зависть

— Объясни мне, сынок, зачем тебе состязаться с Аполлоном? — спросил я, заходя вместе с Паном в свои покои в отцовском дворце. — Как зачем? Если я знаю, что играю лучше Аполлона, то мне по праву и быть покровителем музыкантов. Аполлон себе забрал все изящные искусства, но моя игра достойнее! Ты же учил меня не упускать ни единого шанса? — Учил. Но не нужно ввязываться в споры с Аполлоном. Он так ревностно относится к своим умениям и считает себя непревзойденным во всем, за что берется... — Вот и нужно сбить с него эту спесь. — Нет, Пан. Послушай меня, судьи вашего музыкального поединка в любом случае присудят победу Аполлону, как бы хороша ни была твоя игра. Аполлон — лучник, и боги, а тем более, смертные не захотят иметь его во врагах. И тебе лучше одуматься и извиниться перед ним. Ты вел себя дерзко. — Ничего не дерзко. Ты, когда родился, вообще украл его коров, так что не указывай мне, как поступать. Ну, вот что мне с ним делать? — Я был тогда ребенком, — сказал я, — сейчас я бы так не поступил. И ты уже не маленький, Пан, тебе нужно быть осмотрительным. Аполлон бывает невероятно жесток со своими соперниками. — Со мной не будет. У меня есть мой голос, оружие, против которого его лук — просто детская забава. — Ты все-таки настаиваешь на состязании? — спросил я, садясь рядом с ним и обнимая его за плечи. Пан опустил взгляд. — Хорошо тебе ставить самого себя в пример, — грустно произнес он, — и Аполлону тоже хорошо упрекать меня. У вас есть все, что вы пожелаете, а у меня — только сиринга. Даже мои нимфы сбежали к Дионису. Я ведь и пошел к Дионису лишь затем, чтобы их повидать, а там... Ты знаешь, Дионис умеет завязывать дружбу. — Одна дружеская встреча, потом другая, а теперь ты стал его неизменным спутником в вакханалиях и начал перенимать его привычки? — А что мне делать? Смотреть за стадами да играть на свирели. Скучно. Ты целыми днями и ночами занят, а больше я никому не нужен. Даже моя мать не хочет меня видеть. Временами я сомневаюсь: помнишь ли ты о том, что у тебя есть сын? Признаюсь, меня больно задели его слова. Я почувствовал свою вину перед Паном: действительно, я мог бы быть более внимательным. Куда мне, в самом деле, столько занятий? Совсем забегался с бесчисленными поручениями Зевса и проблемами смертных. Временами я завидовал людям: им-то неведомы трудности богов. Какое у нас преимущество перед ними? Бессмертие и могущество, вот и все, а платить за это порой приходится слишком дорогую цену. — С Дионисом весело, хоть какое-то разнообразие, — продолжал Пан, — вокруг него всегда много интересного. А тебя я почти не вижу. — Занятие при желании всегда можно найти и необязательно для этого присоединяться к дионисовой свите, — ответил я. — Я не против вашей дружбы, но не стоит перенимать его безответственность и буйство. — Послушай, — сказал Пан, — может быть, все-таки перестанешь упрямиться и доверишь мне какое-нибудь из своих дел? Ты с ног валишься от усталости. Я решил, что новое дело пойдет моему сыну на пользу, да и в помощи я действительно нуждался. — Хорошо, — ответил я, — какое из моих занятий ты хочешь взять себе? — С твоего позволения, отец, я хочу сопровождать путников, все равно ведь многие дороги идут через леса. — Ладно, только помни: провожать путешественников — не значит пугать их. Следи, чтобы они благополучно добирались до цели и находили на ночь приют. Это не так просто, как кажется. — Не волнуйся, отец. Я справлюсь, обещаю. *** В течение всего следующего месяца я отдыхал — отдыхал по сравнению со своей прежней загруженностью. Помощь Пана оказалась такой значительной, что я смог позволить себе расслабиться. У меня осталось не так много дел: передавать послания Зевса, следить за торговлей, состязаниями и провожать души умерших к Аиду. В один из таких походов я встретил среди теней душу путешественника Одия. Я часто сопровождал его в странствиях до голодного года и хорошо его помнил. Он умер совсем молодым, и меня это немало озадачило. Я спросил его, что с ним случилось. — Видно, ты совсем забросил заботу о странниках, Гермес, — ответил Одий, с укором глядя на меня, — мы так часто сбиваемся с пути и не можем найти пристанища на ночь, но не в этом дело. Что до меня, я мог ночевать под открытым небом. А умер я голодной смертью в темнице царского дворца в Сипиле, куда царь Тантал приказал бросить меня, когда я попросил у него приюта и ужина, изнемогая от усталости, чем помешал его пиру. Теперь сойду во мрак Аида, безрадостна моя судьба. Я не на шутку встревожился. Отказ в ночлеге и ужине страннику — серьезное нарушение закона гостеприимства. Нужно срочно известить отца. Увы, Зевс не стал меня слушать. Едва я появился в Тронном зале олимпийского дворца, отец упрекнул меня в беспечности. — И куда ты смотрел, Гермес? — спросил он. — Именно об этом я хочу поговорить, Великий Зевс. Дело в том, что Тантал... — Тантал оказался более предусмотрительным, чем ты, — перебил меня Царь богов, — он сделал то, чего я ожидал от тебя. Ты мог бы догадаться, что на земле начнется голод и принять меры, а вместо этого ты носился с Деметрой и требовал от меня, чтобы я изменил свое решение относительно Персефоны. В результате мне пришлось заключать соглашение с Аидом, он недоволен, я знаю, и теперь захочет свергнуть меня с престола. — Для того, чтобы делать запасы, нужно, чтобы было что запасать, — ответил я, пожимая плечами, — и запасы заканчиваются, если их не пополнять, так что заключать с Аидом соглашение все равно пришлось бы. А что до свержения с престола — советую тебе обратить внимание на Тантала: он не выполняет твоих законов, что является первым шагом к бунту. У Тантала всего в избытке, в том числе, еды, а несчастные странники умирают от голода прямо у его порога, поскольку царь Сипила не чтит закона гостеприимства. Зевс поднялся с трона и схватил молнию. Я думал, отец применит ее к Танталу, но выдержать грозу пришлось мне. — А если странники так дороги тебе, то зачем ты отдал их своему беспутному сыну? — воскликнул Зевс. — Они умирают вовсе не потому, что Тантал не чтит закона гостеприимства, а потому что дорога отнимает у них слишком много сил! Не зная пути, они блуждают по лесам и горам, приходят в Сипил совершенно изможденными! Тут не то что Тантал — я ничего не смог бы сделать, чтобы спасти их! Если ты выбивался из сил, мог бы найти себе более подходящего помощника! Знаешь, где сейчас твой сынуля, которому ты поручил заботу о путешественниках? Нет? У них с Дионисом снова буйное веселье близ Фив! Так что вина за гибель странников лежит на тебе, а не на Тантале. А Тантал подал смертным хороший пример предусмотрительности и заботы о завтрашнем дне. Вот кто истинный благодетель человечества! Я едва удержался, чтобы не ответить отцу какой-нибудь дерзостью, которая кончилась бы моей ссылкой в Тартар. Впрочем, он и раньше выделял Тантала из своих сыновей. Царю Сипила позволялось гораздо больше, нежели нам: мне, Гефесту, Аполлону, Аресу и другим. И со странниками: будь на месте Тантала любой другой смертный — количество сошедших в Аид от молнии Громовержца непременно бы увеличилось. И как я раньше не догадывался, что непомерная, ничем не обоснованная гордыня, чревоугодие, преступная леность, пренебрежение законами Зевса — и есть те необходимые качества, которыми должен обладать «истинный благодетель человечества»? Тантал был любимчиком Царя богов, и отец никогда не упускал случая похвалиться им. Кстати говоря, именно Зевс надоумил его запасти зерно и скот, хотя теперь приписывал идею Танталу. Ведь единственное, что заботило Тантала — это пиры и интерес, что же Зевс подарит ему в следующий раз. Все лучшее принадлежало Танталу: земли, богатства, любовь великого отца... Вот только чувством благодарности Царь богов его обделил. Не желая и дальше ссориться с Зевсом, я отправился на поиски Пана.