Воспоминания Гермеса. Долг и зависть

— За возрождение жизни! За возрождение природы! — Пиршественный Зал полнился радостными криками олимпийцев. Моя сводная сестра Геба едва успевала наполнять чаши богов нектаром, Гестия хлопотала у праздничных блюд, повсюду между нами сновали нимфы и музы, а Деметра принесла с собой особым образом приготовленное кушанье из ячменя, меда и некоторых других злаков (состав его должен остаться тайной!) и настояла, чтобы каждый из нас отведал его. Вкусно... — Отныне и впредь, — говорила богиня Плодородия, — каждый, кто попробует на моих мистериях это блюдо, приобщится к таинствам жизни и смерти, и ждет его блаженство по завершении земного пути в царстве дочери моей, многострадальной Персефоны! Моей сестре так и не удалось убедить Деметру в том, что она не настолько «многострадальна» в Подземелье, как представляется богине Плодородия. Что за эпоха настала на Олимпе? Похоже, отец все-таки был прав, говоря о начале новой эры. Эры, которая принесла нам — и богам, и смертным — непонимание между поколениями... Я тоже не понимал ни отца, ни тетю. По словам Деметры получалось, что для вечного блаженства в Элизиуме достаточно отведать некое кушанье и принять участие в определенных обрядах. Мне в это верилось с трудом. Как ни чтил Аид свою обожаемую молодую супругу, все же решения о том, куда определить душу умершего, он принимал сам. И одного только обряда для получения «пропуска в рай» недостаточно: для этого требуется прожить жизнь в соответствии с законами Урана и Зевса. Одним из тех, кто попробовал новое блюдо, был мой сводный брат. Тантал пользовался особым расположением Зевса и веселился, находя наш праздник «изысканным» (правда, что ли?) и «достойным самих богов» (вот это верно!). Пан и Дионис не отставали от Царя богов в вопросе оказания знаков внимания Танталу, развлекая его и подливая в его кубок все больше вина. Впрочем, про Громовержца Дионис также не забывал. Старания моего младшего брата привели к тому, что в разгар пира Зевс встал и, подняв чашу, заплетающимся языком промолвил: — Слушайте меня, о боги! Сегодня великий праздник и для нас, и для смертных. Земля восстановлена после долгой зимы, жизнь возродилась, наши совместные труды вознаграждены. В этот день я желаю преподнести особый подарок смертным, стойко пережившим все испытания, посланные им Судьбами и нами. Сегодня с нами празднует представитель от людей — мой сын Тантал, который мужественно перенес невзгоды последних месяцев. Скажи, сынок, любое твое желание, клянусь Стиксом, я исполню его! Это был первый раз, когда я готов был искренне благодарить Диониса: его стараниями и Зевс, и Тантал забыли о благоразумии и произносили вслух все, что было у них на уме. — Мне ничего не нужно, Великий Зевс, что мне остается пожелать, когда я, смертный, и так живу лучше, чем вы? Зевс нахмурился: он не привык, чтобы ему так отвечали. Тем не менее, он нашел способ извинить своего любимого сына. — Ты скромен, мой дорогой Тантал, — ответил, улыбаясь, Царь богов, — что же, это несомненное достоинство. Я горжусь тобой. Гера неодобрительно смотрела на Зевса. — Полагаю, что ты достоин, Тантал, быть принятым в наш круг, — заключил отец, — попробуй амброзию, сынок, это удивительно вкусное кушанье. Пожалуй, это действительно то, к чему так стремился Тантал. Он с видимым удовольствием съел порцию пищи богов. — Что же, Тантал, — обратился я к нему, улыбаясь, — поздравляю тебя с бессмертием. Тебе, верно, нравится пир? — Нравится, Гермес, — ответил Тантал. — Как же это восхитительно! — Да, ты прав. Представляешь, как нам приятно каждый день таким образом восстанавливать силы после наших бесконечных трудов? — я безмятежно потянулся, зевнул (отцу это не понравилось, знаю) и фамильярно хлопнул брата по плечу. — Я рад, что ты присоединился к нам, теперь ты наш помощник. Это хорошо: на Олимпе столько работы... — Работы? — насторожился Тантал. Вот теперь я знаю, чего Тантал боится больше всего — работы. Что же, пришло время обрадовать брата. — Знаешь, Тантал, — продолжил я, — из всех присутствующих здесь богов я лучше всех осведомлен о жизни Олимпа, так что позволь мне как брату ввести тебя в курс дела. По утрам мы собираемся на Совет и обсуждаем важные вопросы. Наши решения влияют на судьбу целого мира. — Целого мира? — в глазах Тантала промелькнули искорки зависти. — Именно целого мира, — подтвердил я, — и за это нас так почитают смертные и приносят нам жертвы. Тантал мечтательно улыбнулся. — Да, ты правильно понял, что я имею ввиду, — сказал я, — теперь их будут приносить и тебе. У тебя появятся свои храмы и — как знать? — быть может, ты станешь одним из самых почитаемых богов Олимпа. Но для этого нужно, чтобы у тебя на Олимпе было какое-нибудь занятие, пусть даже самое пустяковое и необременительное. Нашими делами мы занимаемся, как правило, в дневное время, я, разумеется, не в счет. А вечером мы заканчиваем наши дела и отдыхаем — отдыхаем на пиру. Вот так и проводим время. — Верно говоришь, Гермес, — Гера с одобрением посмотрела на меня, — тебе нужно избрать себе занятие, Тантал. — Я думаю, Танталу как начинающему богу подойдет самое легкое занятие, то, которое не будет занимать его на целый день, — я говорил самым дружеским тоном. — У меня есть на примете одно такое дело, им вполне достаточно заниматься только по утрам. Что же, Тантал, ты согласен на самую легкую, я бы даже сказал, формальную работу? Ровно для того, чтобы тебе можно было возвести храмы, где тебе станут приносить жертвы и устраивать праздники в твою честь? — Если на самую легкую, и мне за это будут еще приносить жертвы, то согласен, — ответил Тантал. — Ну, вот и отлично, — я подозвал к себе сына. — Рекомендую тебе, Тантал, это мой сын Пан, твой племянник. Ты, вероятно, слышал о нем. Ох, что я говорю, вы ведь уже познакомились? Пан — бог Стад и пастухов, он тебе расскажет все про коров, овец, коз... Про кого там еще? А, про свиней, впрочем, неважно. Суть такова: у нас на Олимпе есть стадо коров, этих коров я украл однажды у Аполлона, а недавно передал их Пану. А мой золотой мальчик, — я погладил Пана по голове, — решил помогать мне также и в заботе о странниках. Это правильно: дети должны помогать своим родителям, не так ли? — Разумеется, — согласился Тантал. — Только о коровах тоже заботиться надо. В сущности, пустяки: утром их надо подоить, но этим занимается наша сестра Геба, затем выгнать на луг и весь день пасти их — это дело Пана, а вечером снова загнать в хлев. А вот уборка за ними продуктов жизнедеятельности — дело, которое распределено между Деметрой и Гебой. Тантал вздрогнул при этих словах. — Какой кошмар! — возмутилась Афродита. — Брат, уймись! — брезгливо поморщился Аполлон. — Гермес, ты за столом находишься! — нахмурился Зевс. — Что не так? Мы здесь все свои. Я всего лишь по-братски знакомлю Тантала с жизнью Олимпа, он ведь теперь бог и должен быть в курсе дела, — возразил я. — Прямо скажу, это занятие отвлекает их от прямых обязанностей. Так что, Тантал, может быть, пока будешь осваиваться с жизнью и распорядком Олимпа, возьмешь его на себя? Это совсем нетрудно, даже начинающему богу под силу. И работа только по утрам, а потом — пируй хоть до заката. Тантал лихорадочно соображал, как бы повежливее отказаться: только теперь он понял всю опрометчивость своих слов. Зевс вопросительно поднял бровь. — Так что же, брат? — спросил я. — Или полагаешь сие занятие для себя недостойным? Зря. Тебе ведь известно, что корова — священное животное Царицы богов, да и наш отец частенько облик быка принимает, — смех богов наполнил весь Пиршественный зал. — Так что мое предложение — это честь, а не насмешка, — продолжал я. — А затем отдашь все, что собрал, Деметре, она использует это для удобрения полей. — Оставь, Гермес, — сказал Зевс, — к выбору дела нужно подходить серьезно, пусть Тантал подумает. У нас сейчас пир, время для отдыха, а не для работы. Пей, сынок, пей нектар, — обратился Царь богов к Танталу, чье настроение я «деликатно» испортил (к своей радости). Через несколько минут Громовержец поднялся и, выходя из зала, позвал меня за собой. — Гермес, объясни мне, что это за выходки? Зачем ты обижаешь Тантала? — Разве я обидел его, отец? — удивился я. — Я всего лишь познакомил его с жизнью Олимпа. Если он теперь бог, ему нужно избрать занятие. — Это так, но занятие Танталу я выберу сам. Тантал достоин лучшего, нежели уборка навоза. — Это самое легкое дело на Олимпе, и я решил, что Танталу будет под силу с ним справиться. Всему остальному его надо учить. — Вот и займешься этим. А что касается уборки в хлеву — назначь на это дело своего сына: если я правильно помню, он бог Стад. Ты видел, как он распустился? Я на твоем месте задал бы ему хорошую трепку! Кто бы говорил! — Это влияние Диониса, Великий Зевс, — ответил я, — твоего сына, между прочим. — Между прочим, для Диониса пьянство — прямая обязанность, а для Пана — нет. Ты видел, в каком он сейчас состоянии? Видел, конечно. Разумеется, я не стал говорить отцу, что это лишь ловкая игра и притворство. — Я поговорю с ним, Великий Зевс. Надеюсь, он меня послушает. — «Поговорю! Надеюсь, послушает!» Слова на него не подействуют, этот момент ты уже упустил. Не доводи до крайности, когда на него уже точно ничего действовать не будет. — Да, Великий Зевс. А теперь я, с твоего позволения, отправлюсь за душами: мне пора в Подземелье. — Я-то позволяю. Только потом не жалуйся мне, что с Паном сладу нет. Знаю я вас, бездельников: распустите детей, а потом ко мне приползаете, умоляете их образумить, как будто у меня других дел нет! Я, между прочим, всего добился сам! И вас, дармоедов, вырастил! Один Тантал у меня толковый! Я промолчу... Соберу для этого последние силы... «Дармоедов вырастил!» Самый главный дармоед на Олимпе — это, конечно, я. Неожиданно у меня в голове промелькнула обнадеживающая мысль: а может быть, Зевс под влиянием вина перепутал значения слов? Всех его детей растили либо матери, либо тетки, а про Тантала Громовержец сам знает не хуже меня, только воспользоваться собственными советами не желает. *** Когда я рассказал дяде о замысле Деметры, он только плечами пожал, а потом заявил, что «при всей его любви к жене и при всем уважении к сестре все останется по-прежнему, и закоренелым грешникам никакие мистерии не помогут». Я обрадовался, услышав от него такой ответ. Вернулся я из Подземелья уже под утро, изрядно уставший: сегодняшний Суд теней выдался на редкость тяжелым и продолжительным. На Олимпе было тихо, и я приготовился отдыхать, но когда я зашел в свои покои, мне на голову опрокинулся чан ледяной воды. — Что это за шутки? — воскликнул я, отряхиваясь. — Опять взялся за старое? — Ты же сам сказал: будем жить, как раньше, — хохотал Пан, — или ты забыл, с какими предосторожностями пробирался тогда сюда? — Нет, не забыл. А вот ты, похоже, действительно забыл, чем заканчивалось для тебя подобное веселье. — Тем, что ты смеялся вместе со мной, — ответил Пан. Да, верно. Что и говорить, принять душ после утомительного дня всегда приятно. Хотя раньше это не всегда была вода... — Неужели ты всегда возвращаешься из Подземелья так поздно? — спросил Пан. — Не всегда, просто сегодня было много душ. А ты почему до сих пор не спишь? — У меня для тебя есть новости, которых даже ты, вестник богов, не знаешь, — Пан хитро смотрел на меня, предвкушая мою реакцию на «новости». — Что за новости? — устало спросил я. — Как только ты ушел, Зевс начал разливаться о том, как он гордится Танталом и что если он решит оставить престол Олимпа, то единственный, кто будет достоин принять честь стать его преемником — Тантал. — Зевс сегодня особенно щедр, — ответил я. — А как отнеслись к этому другие боги? — Возмутились, конечно. Афина с таким неодобрением воззрилась на Зевса — даже мне страшно стало. Посейдон и Аполлон с завистью смотрели на Тантала. А Гера чуть не закатила скандал прямо на празднике. — Еще бы, — отозвался я. — Да, а потом Зевс начал извиняться перед Танталом за твое недостойное, как он выразился, поведение и сказал Танталу, что отныне ты будешь прилетать к нему и приглашать его на пир вместе с другими богами, — Пан сделал паузу, но я решил дать ему договорить до конца, — каждый день. — Ты шутишь? — рассердился я. — Нисколько, так и сказал. Такие вот новости. Послушай, Гера так кричала на Зевса после пира! — Пан засмеялся. — А дедушка разозлился и ушел, до сих пор его нет. — Хорошо, что нет, пусть погуляет. Может быть, ночной воздух образумит его. А какие еще новости? — Все остальное — потом. Ты же устал, вот и ложись спать. Хочешь, я поиграю тебе на сиринге? Лучший отдых — хорошая музыка. Я улыбнулся, похлопал сына по плечу и крепко заснул под звуки его свирели.