***
После наступления темноты, в значительно позднее время, мы возвращаемся туда, где спали прошлой ночью. Как и прежде, пока Марго и Кристина не могут впустить нас внутрь, мы прячемся. Когда ждём, мы не разговариваем, но по мимике каждого из нас очевидно, что уровень разочарования зашкаливает. Даже хуже — как только мы возвращаемся в подвальное помещение и становится понятно, что у нас даже не выходит условиться, в каком здании управляющий компьютер. — Первая трансляция определённо исходила от Южного здания, — настаивает Трис. — В то время мы были на Семнадцатой улице, прямо между двумя постройками; именно в эту сторону мы и повернулись. — Не знаю, что сказать, — отвечает Кара. — Мы тоже были возле Семнадцатой, на окраине южной части здания, и все повернулись к Северному. Ты уверена, что разобралась в направлении? — Да, — говорит Кристина раздражённо. — Ты уверена, что врубилась в направлении? Прежде чем Кара отвечает на колкость, Калеб произносит: — Что насчёт следующего вещания? Куда ты смотрела во время него, Беатрис? — Мы были на Каштановой, и, кажется, люди смотрели на Южное здание, — проговаривает она, но потом, будто неохотно, добавляет: — Но другое здание было прямо за ним с этой позиции, поэтому я не уверена. — Проекторы могут быть в двух постройках? — спрашивает Юрайя, и мой рот дёргается немного от его попытки найти золотую середину, которая позволит всем версиям быть верными. Тому виной Дружелюбие в нём. Кара решается начать: — Теоретически, конечно, могут, но это — много дополнительной работы без какой-то реальной выгоды… — И затем она замолкает, взглянув на Калеба. На его лице такое же выражение, что так часто я вижу у Трис, когда в её голову приходит то, о чем никто больше не додумался. — Они должны охватывать всю область, — говорит Калеб с энтузиазмом. — Если бы проектору было важно только выходить за пределы здания, то между двумя строениями была бы зона радиомолчания, и вы бы не почувствовали сигнал. Вероятно, проекция конической формы, в связи с чем оборудование не может покрыть всё пространство вокруг здания. Это нельзя сделать только из одного места. — Конечно! — поддерживает Кара, её лицо светится пониманием. — Они должны были поместить один проектор в другое место и настроить его на пропущенные области. Минуту они смотрят друг на друга и тотчас же возвращаются к унылому: — Но в каком здании что? — спрашивает Кара. — Трудно узнать… — бормочет Калеб. — Никак не выйдет различить, находясь в двух шагах, поскольку одно здание получает сигнал от другого. Мы выяснили это сегодня. После долгого молчания Юрайя неуверенно говорит: — Мы будем наблюдать издалека? — Да, — Кара и Калеб отвечают одновременно. Но Трис выглядит менее уверенной. — Как мы узнаем, как далеко мы должны быть? — спрашивает она. — Только после нескольких трансляций мы сможем убедиться, что это здание справа. Затем предстоит выбрать этаж, что ещё труднее, если дальше мы… — её голос затихает в отчаянии. Она права. Находясь на расстоянии, будет трудно чётко сказать, и без этого мы не сможем определить, какой этаж нам нужен. Вдобавок ко всему, чем дальше мы, тем труднее наблюдать за нужной стороной. Ведь с помощью наших единственных проводников мы пытаемся соответствовать всем остальным, и согласно чему вряд ли что-то можно понять. Я вздыхаю. — По счастливой случайности нам удастся конкретизировать один из пятнадцати этажей. — Нам нужны приёмники, — резко говорит Трис. Ответ, кажется, не связан с тем, что я сказал, но она всё равно продолжает: — Нам всем нужно слышать вещание, чтобы мы могли разделиться и определить местоположение лучше. Остальные медленно кивают, думая о её идее, но глаза Трис встречаются с моими, и я понимаю, что есть ещё кое-что. Что-то, что она не сказала, потому что Отречение в ней не может положиться на Пари… — Думаешь, так мы сможем чувствовать сигнал лучше? — спрашиваю я, показывая на себя, Юрайю и её. — Потому что мы можем отправить его? — Я вспоминаю, как легко ей удалось контролировать компьютер в бомбоубежище, и думаю, что она, вероятно, ведёт к этому. Трис кивает. — Я не знаю наверняка, — отвечает она, — но если у нас получится слышать вещание лучше, чем у большинства людей, то мы справимся. Как в моделировании. Мы не просто осознаем, что находимся в нём, — мы также можем манипулировать им. — Она останавливается, потирая рукой шею. — Возможно, сопротивляемость, осведомлённость и контроль — общие аспекты различных концепций. — Думаю, ты права, — говорит Калеб несколько робко. Он поворачивается ко мне на мгновение, прежде чем посмотреть на Амара и продолжить тихим голосом: — Когда я слушал вещание… Тобиаса, я хорошо знал, где он был. Я чувствовал, что нахожусь рядом с ним. Само собой разумеется, что Беатрис и Тобиас справятся лучше меня. Им не составит никаких проблем найти проекторы или, может быть, увидеть под углом зрения человека, находящегося рядом с управляющим компьютером. Амар медленно кивает, но мои глаза невольно перемещаются к Трис. Я никогда не рассказывал ей о том, какими воспоминаниями я делился с Калебом в бомбоубежище, и по её выражению лица понятно, что он тоже не сделал этого и что она думает, что я скрываю это от неё. Тяжкий груз оседает в моем желудке при мысли. Она права, конечно, но у меня совершенно нет желания это обсуждать. Я спокойно смотрю на неё, пытаясь передать глазами, что объясню ей позже. Когда-нибудь. Голос Амара прерывает наш молчаливый диалог. Глядя на Пари, он спрашивает: — Допустим, мы приняли решение опробовать идею Трис, где можно достать приёмники? Пари прикрывает руками своё лицо, морщась. Ей явно не нравится этот вариант. — Они в обязательном порядке делают прививки — убеждаются, что все дети привиты. Итак, я полагаю… в педиатрии. — Поблизости с больницей много людей? — спрашивает Трис. Уместный вопрос, учитывая, как мало заботы получают жители НСША. — Откуда мне знать? — отвечает Пари. — Я вечность там не была. — Она вздыхает. — Но я уверена, что возле неё всегда находится несколько человек. Это в двух милях отсюда, если вы хотите проверить. Амар недолго размышляет. — Да, нам, наверное, это необходимо. Думаю, это будет легче провернуть ночью, и таким образом у нас будут приёмники для первой завтрашней трансляции. Питер фыркает, и мы все обращаемся к нему с лёгким удивлением. — Вы спятили, — говорит он, качая головой. — Врываться в неизвестное место ночью глупо. Особенно когда у нас есть вариант получше. Он несомненно наслаждается всеобщим вниманием, и я не могу не рыкнуть: — Если у тебя есть другая идея, выкладывай. — Хм, — тянет он, — у нас есть повод посетить педиатра… Ну, знаете ли, есть кто-то, кто выглядит как двенадцатилетняя с видимыми повреждениями. — Его глаза перемещаются к Трис, словно она — самая очевидная вещь в мире. — Она не выглядит на двенадцать, — я машинально огрызаюсь. Ненавижу, когда люди считают Трис ребёнком. Она далека от него. — По-моему, именно на столько, — хмыкает Питер. Затем его глаза расширяются, когда он осознаёт, что только что вылетело из его Искреннего рта. Но осознание к нему приходит слишком поздно. Я вернулся в свою квартиру в Бесстрашии; избитая Трис лежит на моей кровати и говорит мне, что Питер прикасался к ней. И слепая ярость, что я ощущал, затопляет меня. Я, не думая, кидаюсь на Питера и хватаю его, когда он пытается спрятаться за Амаром. Каждая часть меня хочет причинить ему боль, как он сделал больно ей; хочет, чтобы он, наконец, заплатил за всё, что сделал с ней в тот день. Но Амар преграждает путь, как и тогда, когда я потерял контроль из-за выходки Маркуса в поезде. Я хороший боец, я знаю это, но в такие моменты не думаю, что когда-нибудь смогу достигнуть уровня Амара. Он блокирует меня с абсурдной лёгкостью, фиксируя сустав, что мне не увернуться, как бы я ни старался попробовать, и затем тащит меня через всю комнату подальше от остальных. — Какого чёрта с тобой происходит? — кричит он на меня. — Ты потерял всякий контроль над собой? — Он это заслужил, — шиплю я, но Амар только впивается в меня взглядом, заставляя объяснить. Каким-то образом мне удаётся выдавить слова: — Он напал на Трис во время инициации. — Да, я знаю, — отвечает Амар смертельно спокойно. — Кристина рассказала, когда она нас познакомила, помнишь? Но он также спас Трис жизнь, верно? Поэтому тебе удавалось так долго работать с ним. Ты должен смириться с этим и его избиением. Не нужно прыгать в морскую пучину из-за того, что он говорит. Относись спокойно к тому, что он делает. Я смотрю на него, открываю рот, но из него сыплются беззвучные аргументы. Я хочу кричать… Я нуждаюсь в крике. Но в итоге слышу возню за его спиной, и мои глаза переходят к зрелищу, и вдруг я ухмыляюсь своей безжалостной победе. Кристина и Юрайя нападают на Питера, злоба полыхает в них, когда они наносят наказание, что мне так хотелось минуту назад сделать. Трис не посвящала их в конкретные аспекты того, что Питер сделал с ней, и они, очевидно, не очень хорошо реагируют на новости. Амар поворачивается к ним. И его челюсть в самом деле распахивается, когда он видит драку. Но прежде чем он что-то может сказать, кричит Трис: — Остановитесь! — Она подходит к троим из них, как будто планирует физически вмешаться. Видимо, она забыла о своих травмах. — Не нужно защищать меня. Я не беспомощная, и я не маленький ребёнок! — Её глаза сверкают от ярости, что привлекает мое внимание, как ничто другое. Не уверен, выглядела ли она когда-нибудь такой сильной, как сейчас. — Но, — продолжает она, её голос низкий, — я буду вести себя как ребёнок, потому что Питер прав. — Слова однозначно противно ей произносить. — Это гораздо безопаснее, чем вламываться без предварительной разведки. Кристина и Юрайя смотрят на нее в течение долгого момента, прежде чем они нехотя отходят от Питера. Она, с другой стороны, подходит к нему, глядя ему в лицо без тени страха. — Просто, чтобы ты понял, — она шипит ему, — ты преуспел только в тот день, потому что вас было трое. Если ты когда-нибудь решишь повторить подобное, я убью тебя. И я сделаю это даже с такими руками. Еще несколько долгих секунд их глаза прикованы друг к другу, и затем Питер отводит взгляд. То, что почти сродни сожалению, отображается на его физиономии, до того как он снова возвращает ей презрение. — Да, я боюсь, — бормочет он, но не смотрит на неё. Трис поворачивается к Пари и спокойно спрашивает: — Так как здесь понравиться педиатру?***
Мнения сошлись на том, что Трис будет смутно помнить о том, как она получила телесные повреждения, что, как сказала Пари, вряд ли привлечёт внимание в этой стране, где насилие — распространённое явление. Поэтому, видимо, двенадцатилетней Трис легко попросить сделать прививку от столбняка, пока раны на её руках ещё не зажили. Повстанцы считают, что в вещании содержится приёмник, как и в прививках, что делают всем, так что, как минимум, в крови Трис к концу дня он уже будет. Само собой, это должно помочь нам очень сильно. Если представится такая возможность, Трис украдёт вакцины для всех остальных, но только если она сможет это сделать с минимальным риском. Амар неоднократно подчёркивает это, и Трис продолжает соглашаться с ним, но идея всё равно меня беспокоит. Трис никогда не была добрым ценителем своей собственной безопасности. — Серьёзно, не рискуй, — акцентирует Амар вновь. — В тебе будет приёмник, и этого хватит, а если нет, то хоть мы будем знать, как там всё выглядит, куда идти, и мы вломимся в больницу, если потребуется. Но если тебя поймают, у нас не будет всего этого. — Я знаю, — говорит Трис раздражённо: определённо ей надоело повторять эти слова. Её глаза находят мои, когда она добавляет: — Я не буду рисковать. — Когда я киваю, он, кажется, принимает её ответ и оставляет это. Небольшая дискуссия заканчивается тем, кто должен с ней пойти. — Нет, — Амар говорит категорически. — Ты неконтролируем в последнее время. — Сказанное им кусается, отчасти потому, что слова правдивы. Но задевает ещё больше, когда Калеб пытается помочь. — Ты не совсем очень хороший вариант, — произносит он тихо. — Если мы хотим, чтобы она казалась моложе, с ней не должно быть парня. Кроме того, твои руки такого же размера, что и у твоего отца. — Я смотрю на следы пальцев на запястье своей девушки, и меня тошнит при мысли, что люди могут подумать, что это сделал я. Калеб продолжает: — Я — единственный из нас, кто связан с ней, поэтому я пойду. Это будет выглядеть менее подозрительно, если она с семьёй. — Было бы верно, если бы ты выглядел на её возраст, — говорит Кристина, — но это не так. И если она должна быть с кем-то, кто старше неё, это должен быть человек из Бесстрашия. Мы знаем, как действовать, если что-то пойдёт не так. — Я могу позаботиться о себе, — отвечает Трис с досадой, но Кристина просто выгибает бровь. — Ты не разрешила мне перебираться по верёвке со здания на здание, когда у меня болела нога, — произносит она рассудительно. — Какая разница? — Понятное дело, Трис не отвечает на это. — Я не согласна, что этим человеком должен быть Бесстрашный, — комментирует Кара. — Мы с Калебом легко заметим вакцины, и мы знаем, какие вопросы задавать, чтобы убедиться, что Трис сделают прививку от столбняка. Думаю, если рядом с ней будет Эрудит — это полезно. И из этой группы я, пожалуй, более-менее похожа на Трис и по размеру тоже. — Она смеётся, услышав слова Кары, но когда я осматриваюсь, видя тёмную кожу и волосы, доминирующие в нашем обществе, я понимаю, что она права. У Кары с Трис одинаковый цвет волос, даже если характеристики отличаются. — У Трис тоже есть способности к Эрудиции, как у тебя, — говорит Юрайя в лоб. — Уверен, что она просто отлично доберётся до вакцины, нужен только Бесстрашный, который поймёт, что что-то не так, и Дружелюбный достаточно, чтобы люди захотели нам помочь. — Он улыбается, явно продвигая свою кандидатуру, а потом добавляет: — Кроме того, думаю, мы очень похожи. Достоинством ослепительной красоты. Кристина закатывает глаза, но я твёрдо проговариваю: — Да, я вижу. — Хватит дискуссий, — заявляет Амар решительно. — Пойдём мы с Пари. Я достаточно стар, чтобы выдавать себя за отчима Трис, а Пари можно выдать за мою дочь. Самое наилучшее подобие семьи, что мы можем сделать, в которой один человек слушает трансляцию. — Он смотрит на Юрайю и добавляет: — И ты не единственный Бесстрашный-Дружелюбный здесь. — Юрайя открывает рот, чтобы возразить, но тотчас же закрывает его. Здесь нельзя возразить такому заявлению.***
Мы все устали к тому времени, когда детали наконец проработаны. Я рад этому, потому что это значит, что Трис не спросит меня о том, какими воспоминаниями я поделился с Калебом. И хотя я знаю, что не должен больше держать это в тайне, я не хочу переживать смерть своей девушки в своих воспоминаниях сегодня ночью, что, несомненно, привнесёт побочный эффект прямо перед сном. Поэтому я ничего не говорю, когда прижимаю её к себе и держу близко, и она кладёт голову на мою грудь, слушая, как бьётся моё сердце. Несмотря на мою усталость, мне требуется много времени, чтобы заснуть. Мой разум продолжает прокручивать всё, что завтра может пойти не так, и я ненавижу мысль, что даже не смогу быть поблизости, чтобы вмешаться в случае необходимости. Я чувствую себя как и тогда, когда засыпал, боясь, что Трис сбежит в Эрудицию. И вопреки молчанию, что я показал Калебу, вот что я вижу во сне снова и снова на протяжении всей ночи. Я счастлив, когда утро, наконец, наступает.