sx shp.

Сердце ударяется о ребра, будто тысяча мелких молоточков, сливаясь в звучании в один длительный монотонный удар. У Тэхена закатываются глаза, а в голове вакуум из-за резких движений, совершаемых разгоряченными, вожделеющими друг друга телами. Белые стены, увешанные картинами, которые так усердно подбирала мать Хосока, капая на мозг его отцу с тем, чтобы в доме их сына все было как можно красивее и уютнее. И Чону сейчас запредельно уютно, только не по этой причине — так любимые мамой картины летят на пол, а безразмерная кофта задирается до груди, предоставляя загорелой спине идеальную возможность проехаться по слетающим деревянным рамкам. Тэ простанывает, прогибаясь в пояснице, потому что «ах, как же больно», всеми силами пытаясь не зардеться, когда Чон Хосок по-хозяйски сжимает поочередно то правую, то левую ягодицу через мягкую ткань штанов, направляет к своей гостиной и впечатывает в дверной косяк. Смущенный, задушенный (ибо сейчас он совсем не двигатель, и не прекрасный актер, так умело соблазняющий старшего, ведь ничто не может сравниться с трущимся между ягодицами вибратором и Хоби, так усердно втемяшивающим младшего заветной впадинкой в твердую поверхность) визг раздается в квартире, и Тэ руками хватается за плечи, ноготками впиваясь в кожу и самозабвенно растягивая ворот футболки старшего, оголяя его плечо, сразу же припадая к нему губами. Хосок приподнимает ногу Кима, удерживая рукой под коленом, просовывая колено между его ног, заставляя до неприличия смущающе и похабно елозить попой по накачанному бедру. Белоснежные ровные зубки обнажаются, припухлые, цвета розоватых облаков из самых зефирных мечтаний губы приоткрываются, и в следующую секунду Чон отклоняет голову назад. Пусть ему и больно от этих сжимающихся на его плече зубов, в то же время ему запредельно — черт бы побрал этого Кима — офигенно и жарко, а этот укус Тэхёна, наверняка оставившего после себя след на неделю, является некой печатью, штампом, закрепляющим, что «Чон Хосок мой, я его добился сам, и больше никто не вправе его трогать». Что-то особо твердое упирается в ногу. Чон млеет от того, как Тэхен напрягается под ним, заботясь о том, чтобы удержать вибратор в слишком расслабленном и податливом, «готовый на все» состоянии внутри себя. Припухлые губы прикусываются, приоткрываются в непонятных, так и не услышанных гласных в хаотичном порядке, который устанавливает не Ким Тэхен, обладатель сих чудесных желанных губ, а Хосок, с точностью надавливая на нужную часть тела или проводя по ней, обязательно при этом получая в ответ реакцию Тэ. Младший практически ничего не видит перед собой и не может здраво мыслить, тело поддается порыву желаний, а глаза застилает туманная поволока с явным призывом «трахни меня». Старший не может не повиноваться своему любимому Тэхену, и все выливается в упавшую на пол вазу, в итоге разбившуюся вдребезги, мягкие подушки, разбросанные по полу, покрывала, некогда укрывавшие диван, сейчас же сползшие на ковер. Ким Тэхен непонятно почему хихикает, обхватывает руками шею старшего и тянет за собой, когда его скидывают на диван. Чон с особой охотой приземляется на горизонтальную поверхность вслед за младшим, пробираясь руками под просторные штаны, касаясь пальцами нежной и легкой ткани, собранной в маленькие складочки-воланчики. Парень надеется, что этот момент никогда не закончится, потому что он готов продать душу, самолично спуститься в логово дьявола и сразиться с ним ради продлевания этих драгоценных секунд, наполненных безграничной радостью, совсем детской, сравнимой с получением лежащего под елкой рождественского подарка, перетянутого красной лентой, образующей большой пышный бант. Кстати о лежании — Хосок думает, что диван и распластавшийся на нем Ким — лучшее, что могло быть в этом мире, парня так и хочется выгибать дугой, наблюдать за его грациозным станом и миловидным личиком, искаженным ярко выраженным желанием. Кстати о бантиках — розоватые, тошнотворно-приторные, нежные и милые бантики на девчачьих трусиках в горошек (Чон хоть и не видит их пока, но может осязать и воспроизводить в голове те модели нижнего белья, которые примерял в магазине Тэ).

— Хён, ну как тебе? Нравится? — Тэхён будто специально приоткрывает черные шторки примерочной слишком сильно, так, чтобы старший в любом случае увидел всё нужное. Хосок находит интересной плитку в магазине и розовую жвачку, уже наверняка как год въевшуюся в холодную поверхность, дайте ему ножик, и он сам выскоблит её, лишь бы не поднимать взгляд и не поддаваться чарам. У Кима сегодня странная роль, а глаза озорные, проникающие прямо в голову, захватывая всё сознание, направляя все мысли только на пляшущие посреди карего озера искорки. Младший стоит спиной к Чону, задирая свою футболку, оголяя тощий загорелый живот, втягивая его и чуть оттопыривая попу, чтобы, естественно, в зеркале (ну никак не для Хоби) смотрелось лучше. Хосок скользит взглядом по ножкам, наспех засунутым в кроссовки, из-за чего приходится стоять на носочках, ведь все равно придется надевать джинсы, тонким щиколоткам, идеально очерченным бёдрам к самому главному. Тэхён смотрит на старшего, то есть на его отражение в зеркале, с наслаждением наблюдая за меняющимся спектром эмоций на его лице, подпрыгивает на месте и хихикает, немного виляя попой, рассматривая себя со всех ракурсов. Кажется, Чон Хосок сошел с ума. И это не то чтобы надолго, это навсегда. — Нравится. — Чон готов треснуть себе по лбу за всё: и за голос, хриплый, перевозбужденный, будто недотрах у него уже месяц, хотя тут — только из-за Кима — наверное, даже дольше, и за глаза, не отрывающиеся от округлых половинок, между которыми завлекающе развивался при каждом встряхивании Тэхёном попы бантик, и за то, что «Боже, Хосок, хоть сейчас себя не веди как придурок, Тэ просто потешается».

От штанов и кофт они освобождаются с рекордной скоростью, скидывая всё в кучу к сброшенным одеялам и подушкам. Ким впивается ноготками в плечи старшего, сдавливая их и подаваясь возбуждением навстречу рукам, нагло рыскающим по аккуратным оборкам. Чон спускается на пол, подхватывая ножки младшего под коленом, заставляя лечь поперек дивана, спустить ягодицы к нему, вынуждая находиться их в подвешенном состоянии. Тэхён закусывает губу и откидывает голову назад, прикрывая глаза и щеки руками, пока Хосок скользит руками по напряженным ногам, раздвигая колени в стороны. Влажные губы прикоснулись к внутренней стороне бедра, а Ким смог выдать только вздох, когда Чон прикоснулся через ткань его намокших розовых трусиков к вибратору, чуть надавливая. Младшему трудно терпеть, ведь он уже давно изнывает от желания, а подлый Хо только усугубляет, отодвигая резинку трусов и обхватывая эрекцию руками. Влажная ткань скатывается на щиколотках, дрожащих от постукиваний пятками о пол — Тэхён не волнуется, просто он изнывает, ибо Хосок, подлый старший, улыбается, сжимая его член рукой и проводя по нему. Губы скользят по бедру, Тэ напрягается всем телом, а вибратор в нем потихоньку выскальзывает. Чон торжествует, когда лицо его останавливается рядом с промежность младшего, а рот обхватывает противоположную сторону вибратора, загоняя его обратно, Ким скулит, выгибаясь на диванчике, хватаясь руками за все, что только можно, а коленки непроизвольно смыкаются, разве что притягивая Хо ещё ближе. Старший сжимает ягодицы Тэ, шлёпая по одной, вырывая несдержанный крик. Одна рука придерживает стимулирующую простату игрушку, а вниманием завладевает изнывающее достоинство. Хосок обводит рукой головку и втягивает в рот яички, проводя по ним языком, из-за чего Тэхён хнычет, сжимаясь под старшим. Чон двигает руками, проходясь кончиком языка по стволу, после погружая головку в ротовую полость. Маленькие пальчики на ногах Кима поджимаются, а Тэ кладет ступни на голые бедра старшего, пытаясь развести ноги как можно широко и впиваясь ногтями в обивку дивана, чтобы хоть как-то занять руки. Хосок завладевает младшим целиком и полностью, вбивая в его тело вибратор и позволяя вбиваться в свой рот, Тэхён сам подается наверх, млея от ощущения преграды в виде противоположной стенки ротовой полости старшего, тот сосет неумело, иногда показывает зубки из-за особо сильных толчков, но сразу же пытается исправиться, в прямом смысле зализывая свою вину. Пальчики вплетаются в шелковистые темные волосы, уже совсем растрепанные и взмокшие, направляют старшего в нужном русле, а Чон ускоряет фрикции вибратором, находя точный угол, проезжаясь по железе так, что у Тэ мир сужается до одного светлого пикселя. И как известно, пиксель окрашен в белый, когда все основные цвета сигналят, а у младшего, собственно, дело так и обстоит, когда он из последних сил кричит, а Хосок даже не отстраняется от него, насаживаясь ртом на эрекцию до упора и принимая семя в себя, вбивая в последний раз вибратор в скорченное оргазменной судорогой тело. Тэхён на несколько секунд замирает в подвешенном над диваном, выгнутом состоянии, с приоткрытым ртом и широко распахнутыми глазами, собирая все крупицы воедино и обрушиваясь обратно на мягкую обивку. Парень валится на диван, растягиваясь вдоль него, проводя ручками по вспотевшему лицу и откидывая мешающуюся челку. — Ах, хён, я хочу спать, — обессиленно и тихо вытягивает из себя Тэ, не способный больше ни на что. — Не получится, — Хо хмыкает, всматриваясь в довольное любимое личико, на котором теперь выражается смесь негодования и какой-то боязни: потерять или закончить начатое? — Что? — его можно было не услышать, если бы в доме не стояла мертвая тишина. — Думал, что после того, что ты сделал, выйдешь сухим из воды? Ким Тэхён, никакой сухости, всё будет мокро. Объявляю второй раунд, — Чон откровенно смеётся, а властные проворные руки хватают за коленки, дергая, вынуждая младшего со стоном сползти с дивана прямиком на пол, ибо да, спать ему не дадут сегодня точно. И для Хосока сейчас самое главное то, что Тэхён не играет и действительно является собой, извращенцем, наивным и таким на самом деле (плюсом ко всему — врунишкой) ненасытным, потому что пальчики тянутся к всё ещё эрегированному члену старшего, глазки прищуриваются, а самодовольную ухмылку с лица уже ничем не сотрёшь, потому что Чон приоткрывает рот, задушенно простанывая в ответ на сладкие действия своего извращенного мальчика. И у обоих в голове «ну наконец-то», а стоило-то всего сходить в секс-шоп, купить игрушку ребёнку и затариться женским бельем. Ничего необычного, потому что если что-то вошло в норму, то это уже не что-то выходящее за рамки, а и Тэхён, и Хосок обещают себе продолжить и ввести парочку вещей в привычный обиход.