Звездные войны. Перерождение

Люк рванул за ней. Кто-то пытался его удержать, но он сбросил руку преследователя и замер лишь, когда фигура Падме Амидалы встала на пути. — Отойдите, — хрипло сказал Люк. Она качнула головой, испуганная и уверенная в той же степени. — Нет, прости, Люк, но… в этом деле, женщина лучше поймет женщину, поверь мне. — Этом деле? — Сама формулировка разозлила его. — Что вы знаете об этом? Вы ничего не знаете! Вы даже не знаете, что умрете. «Все вы». Он слишком поздно понял, что сказал. Маска его матери дрогнула, и она резко прикрыла живот рукой в попытке защитить нерожденных детей, не зная, что один из них стоит перед ней, а другая… — Пропустите. — Почему ты сказал такое? — Энакин развернул его к себе и встряхнул за грудки. Глаза у него сверкали какой-то дикой яростью, а лицо покраснело. — Почему?! — Хей, друг. Отпусти его. — Это был Хан. На плечо Энакина опустилась его мясистая рука, тот на секунду отвлекся, и Люк, воспользовавшись моментом, выскользнул из его хватки и из покоев. Лишь оказавшись в коридоре, он понял, что не знает, куда идти. — Лея! — крикнул Люк, но, конечно, она не ответила. — Лея! — Девушка убежала в ту сторону, — указал один из охранников, которых Люк прежде не заметил. — Спасибо, — бросил он, умчавшись в указанном направлении быстрее, чем когда-либо. Теперь Люк точно знал, куда направилась его сестра, и, помоги им всем Сила, если он не успеет. *** — Я знал, что ты придешь, принцесса Органа, — улыбнулся Палпатин, не вставая из-за своего треклятого стола. Каждое его движение выражало высшую степень безмятежности, что очень злило. — Оставьте нас, — это уже относилось к красной охране. — Зачем вы это сделали? — потребовала Лея, когда они остались одни. Палпатин пожал плечами. — Я всего лишь наказывал твоего брата за неповиновение. — Наказав моих родителей? — Приемных, я полагаю. Лея передернула плечами. — Люк не клялся служить вам. И я тоже. Тут, к ее удивлению, ситх хихикнул, будто вновь впал в образ доброго старичка и на этот раз, клинически. — Вот в этом ты ошибаешься. — Что вы…? Веселье исчезло из его голоса; Палпатин обратился в жесткого и опасного человека, которым на самом деле являлся. — Ты и твой брат знали о моих возможностях и знали, чем обернется неповиновение. И все же он пришел ко мне со своими идиотскими претензиями и думал — только представь! — угрожать. — Бреха Органа не имела к этому отношения. — Нет, — согласился Палпатин, задумчиво потерев пальцем щеку. — Но мне интересно, почему ты не спрашиваешь, жива ли она? Так боишься узнать ответ? Дыхание исчезло из ее груди. -…Она жива? — Пока что, — поправил Палпатин. — В тяжелом состоянии, испугана, но жива. Все зависит от тебя и от Люка. Наверное, это больно осознавать, что твой собственный брат виновен в нападении на ту, кого ты называла матерью? — Люк не виноват. Это Вы. — Я бы не сделал этого, если бы он не спровоцировал меня, и тебе это известно. — Вам не удастся разругать нас. Никогда. Палпатин улыбнулся. — Лея. Девочка моя. Почему бы тебе не опустить свой меч? Взгляд Леи медленно опустился, и только теперь она осознала, что сжимает в руке лайтсейбер, такой же, как у Люка, только красный. «Вейдеровский». Почему это казалось таким привычным, верным? Она отбросила меч, но видения все равно ее настигли. Это были лица самых разных людей, худые и упитанные, высокие и короткие, на ком-то из них богатая одежда, на ком-то убогая, и всех такие испуганные лица — такие испуганные… Лея знала без секундного колебания. Это были лица тех, кого она убила. — Люк? — Она нашла лицо брата среди них и спросила: — Что это? А затем прозвучала команда, и свет потух. *** — Спи, — рявкнул Палпатин, облокотившись кулаки о стол, и его сестра повалилась на пол мертвым грузом. Люк бросился на колени рядом с ней и похлопал по щекам, пытаясь привести в чувство. — Лея, — повторял он. — Лея. — Она спит, — холодно сказал Палпатин откуда-то издалека. — Ты не слышал? Медленно, сжимая рукоять меча, Люк поднялся. — Как вы…? — Сделал это? Очень просто. Ее сознание уже принадлежало мне. Люк отказывался этому верить. — Вы врете. — Разве? Чем, по твоему, я занимался, пока ты с друзьями организовывал эту «операцию по спасению»? — В тоне Палпатина слышалось презрение. — Поверь, я никогда не теряю времени даром. — Я думал, вы… хотели проверить меня. Нас. — Умный мальчик. Но в политике всегда за одним маленьким действием скрывается множество целей и причин. Так и здесь. Я провел тест ДНК, узнал о наследии твоей сестры, но, так как ее силы были довольно посредственными, а у меня в запасе содержался куда более могущественный Скайуокер, в теории, два, я решил провести эксперимент. — Эксперимент, — тупо повторил Люк. — Да. Я не стану утруждать тебя названием всего, что, по моему приказу, ей вкололи, но результат налицо. — Это она… убивала. Мысль казалась дикой. — Да. Очень хорошо. — Из-за Вас! — взорвался Люк. — Потому что Вы приказывали ей!.. — Нет. Она убивала их, потому что они были лгунами, мерзавцами, коррупционерами и просто-напросто злодеями. Поначалу. Затем ей понравился сам процесс. — Нет. Вы врете. Лея сказала бы мне. — Но ведь она ничего не помнила, — как идиоту, объяснил Палпатин. — Я приказывал ей забывать. Каждый раз. Люк не мог соединить все это в цепочку заключений, имеющих хоть какой-то смысл. — Зачем вы говорите мне это? — Я просто пытаюсь заставить тебя понять, что, если ты пойдешь против меня, как планируешь, то пойдешь против нее. И, я думаю вскорости, против собственнного отца. Тут Люк не выдержал. С мечом наперевес и криком в горле он кинулся на съеживавшегося в кресле Палпатина… И лезвия столкнулись. Как и предсказывал Император, пойдя против него, Люк пошел против отца. *** Энакин едва успел. Разумеется, после того, что сказал Люк, он не мог просто ждать, и, когда выяснилось, что от Соло ничего внятного не выбьешь, Энакин ушел вслед за близнецами, оставив коррелианца и Падме на Оби-Вана. Вот только — они уже успели уйти довольно далеко, где Энакин не ощущал их присутствия, и у него не было ни малейшей идеи, куда. В Храм? Нет, ни за что. Лея хотела одиночества, она бы не пошла в место, где любой мог ее найти. Или желанием девушки была месть? Вот только кому и за что? Неужели, она сошла с ума и действительно считала Бреху Органу, практически ее ровесницу, — своей матерью? Лея не выглядела сумасшедшей. Отнюдь. Загадку разрешило тревожное сообщения канцлера. «Приди». И Энакин побежал. — Что ты делаешь? — зарычал он, отразив атаку побледневшого Люка. — Ты не понимаешь, — пытался сказать он. — Это… — Я ВСЕ понимаю, — убедил его Энакин. — Я видел это. Ты напал на Верховного канцлера. По закону я должен арестовать тебя. Я… — Не зная, что делать, он обернулся к Палпатину, который уже привел себя в относительный порядок. — Должен? Да или нет? Канцлер покачал головой. — Мы доверились ему и позволили ходить, где вздумается, несмотря на обвинения, и вот как он отплатил нам. Да, к моему глубочайшему сожалению, мы не можем позволить ему больше… — Ты не видишь, что он манипулирует тобой? — крикнул Люк, подступая ближе. — Он всеми манипулирует и нами тоже, поэтому я не мог сказать, но теперь. Энакин, я… Он резко сглотнул, замерев с протянутой вперед рукой, и на подкошенных ногах начал опускаться. «Снотворное», — понял Энакин, увидив в дверях человека с бластером. Проклятие. Больше не было времени ни на что. Подхватив под руки Люка Стивенсона, Энакин скользнул вместе с ним на колени и прошипел: — Падме. Почему ты сказал это о ней? Люк, ответь мне. Энакин всеми силами пытался удержать контакт, вливал в мальчишку энергию, тряс, молил, но это не требовалось. Он был сильным одаренным; сильным человеком, теперь Энакин понимал, и, даже когда его глаза, ставшие вдруг такими голубыми, потеряли четкость изображения, а скорость дыхание снизилась, он сумел выговорить: — Спаси ее. Ты должен… спасти… Ничуть не осознавая, что он делает, Энакин опустил бессознательно юношу на пол и остался стоять рядом с ним на коленях. Смутно он заметил лежащую там же Лею. Что она, а, впрочем, какая разница. Падме умрет. Его жена и, возможно, его ребенок, без единого, самого мизерного, шанса увидеть мир, умрут. Сомнений не было. Теперь точно нельзя называть это простыми страхами, ведь он не единственный, предвидевший судьбу. Плевать, как Люк узнал, он не врал, а это значит… Есть лишь один путь из этого замкнутого адского круга. — Ты ведь так и поступишь, мой мальчик? — мягко спросил Палпатин, положив руку на плечо Энакина. — Спасешь ее любыми средствами? Я знаю, ты любишь ее. И само по себе это означает, что она будет в порядке, так ведь? Помни, всё ради Падме. Энакин кивнул. — Да, — ответил он. — Всё. Вы правы. Любой ценой.