Лик

Запись в блокноте

      Какого лешего! Путешествие пошло наперекосяк, даже записи вести некогда. События последних дней излагаю по памяти:       День второй. Подъем в полшестого, холод, спина болит от спанья на досках. Прибавить к этому характер местных: за всю ночь тишина стояла от силы час, все остальное время бар гудел как растревоженный улей. Из разговора проводников понял, что ночью вернулись какие-то экспедиции. Народа и впрямь прибавилось. Ума не приложу, где они все помещаются.       Думал о Чернобыле всякое, но встретить здесь капище не ожидал. Щур, о котором я слышал ранее, оказался мумией в окружении бинтов и других подношений. Неприятный сюрприз! Сначала счел это местной забавой или показухой для приезжих. Ошибся, сталкеры почитают мертвеца как своего хранителя. Меня заставили лезть по опоре, на которой он сидит, вязать бинт и представляться. Кстати, мумия сохранилась получше тех, что в Пушкинском музее, хоть и находится на открытом воздухе.       До первого привала успел прослушать около десятка историй от Литра, рот у этого человека не закрывается ни на минуту. В основном вранье, но некоторые факты кажутся достоверными. Видел уже двух кровососов, оба вели себя странно. Они как будто разумные, что-то вроде искаженных людей. Могу с уверенностью сказать одно – эти твари уродливы, мстительны и вероломны.       Вторая половина дня стала самой тошнотворной за всю мою жизнь. Проклятье! Я стал обладателем без сомнения самых шокирующих кадров в истории человечества со времен Освенцима и Хиросимы. А родители еще хотели, чтобы я стал врачом! Расскажу по порядку.       Примерно через час после короткого привала стало резко холодать. Мы словно из августа перешли прямо в декабрь, да простят мне такое поэтическое сравнение. Я подумал, что это один из резких перепадов местной погоды, но оказалось, что мы идем по аномалии «Холодные Земли». Подробный рассказ есть на диктофоне, потому здесь о ней умолчу, помимо одной детали – без сомнения самой причудливой и шокирующей. На территории аномалии собирается множество оживших мертвецов!       Это звучит безумно, но клянусь чем угодно – это так! И у меня есть доказательства. Неопровержимые, железные, какие угодно. В рассказе об этом месте проводник ни словом не обмолвился о зомби, но я заметил что Синус, который в компании играет роль ищейки, как бы насторожился. Через несколько минут после того, как проводник закончил рассказ, послышалось завывание. Сейчас, размышляя холодной головой, я понимаю, что так выть человек не может. Звук глухой, чавкающий, похожий на тот, с которым лопаются пузыри на болоте. Тьфу, дрянь, даже сейчас мороз по коже.       Признаюсь, когда «певун» появился на горизонте, меня охватил азарт. Воняло падалью, но я желал увидеть все своими глазами и запечатлеть по возможности подробно. Я уговорил сталкеров проводить меня к этому зомби, сказав, что желаю сделать пару снимков и продолжить путь. Мы перешли бугорок и оказались перед чем-то вроде солидных размеров впадины с маленьким прудиком и белесой корягой у льда. Коряга, кстати, напоминает горбатую старуху, но не в этом соль. Когда мы подошли поближе (а я шел за мертвецом как зачарованный, сам как зомби), стало видно, что ее окружают ходячие мертвецы. Господи, в каком они были виде! Безрукие, безногие, с вытекшими глазами. Они на редкость плотно оккупировали мои сны. Если эта карусель не прекратится, после возвращения придется серьезно лечиться.       Зрелище было настолько диким и тошнотворным, что я, признаться, не воспринимал его всерьез. Как будто это был снятый безумным гением 3D-фильм поразительного качества.       А потом в нас стали стрелять. Первая же пуля предназначалась мне! Голова осталась целой только благодаря счастливой случайности. Проводники, стоит отдать им должное, сориентировались почти мгновенно: меня сунули лицом в землю и велели не высовываться. Выстрелы прекратились, но один-единственный, прозвучавший первым, взбудоражил мертвяков, хотя минуту назад они не обращали на нас внимания.       Представьте ситуацию: с одной стороны стрелок, с другой ходячие трупы. Все в лучших традициях Голливуда, но без грима и бутафории. Я слышал из рассказов, что таких существ почти невозможно убить из огнестрельного оружия, если только не раздробить им голову или крупные суставы. Выход предложил Литр, причем, не интересуясь ничьим мнением. Он внезапно вскочил и, с дикими криками, помчался прямо на зомби!       Этот человек с самого момента нашего знакомства показался мне изрядным вралем и позером, но здесь, похоже, знал что делать – проскочил сквозь строй как угорь. Следом трюк повторили Знаток и Друид. Синус, который обычно ведет себя смирно, вдруг дал мне вполне чувствительный подзатыльник и мы тоже побежали. Он бежал позади, как живой щит, хотя мог бы запросто обогнать – этакий шустрый парнишка с рыцарскими замашками.       Когда мне почти удалось повторить маневр проводников, один из зомби вдруг упал прямо поперек дороги. Я попытался его перепрыгнуть и мне, несомненно, это удалось, если бы Синус не налетел на спину. Но нет худа без добра – в нас опять стреляли и, упав, мы оба остались в живых. После такой встряски еще пришлось поплутать. Мы отступили на противоположный край аномалии и Синус повел нас по совершенно невообразимой траектории. За спиной всю дорогу пошучивали шуточки. Хоть не про меня, и на том спасибо.       Вынужден прекратить записи – я на дежурстве. Продолжу при случае.       Утренний холодок пробирал до костей, щекотал кожу не хуже вконец обнаглевших к середине ночи хвостов. Ксенон разбудил нас даже раньше обещанного, так что в пять мы покинули стоянку. На востоке разрасталась серо-оранжевая полоса, потом показался румяный краешек солнца.       – Отличная погода, как раз для похода, – Ксенон выглядел так, словно и не было у него ночного дежурства.       Он встал в голове процессии и повел нас параллельно намеченной прежде тропе, постепенно отклоняясь вглубь Зоны – следующим пунктом назначения должен стать бар «Два пенька». Заведение располагается на ничейной территории, но официально принадлежит довольно крупному и известному сообществу вольных ходоков. По негласной традиции каждый посетитель обязан пожертвовать в фонд бара некоторую сумму или часть добычи. В случае ранения или иных жизненных неурядиц жертвователь всегда может рассчитывать здесь на помощь.       Разумеется, место не раз пытались поставить под контроль бандиты, наемники и даже благородные силы, про которые говорят негромко и ехидно. Никто из них не преуспел, хотя в ранние годы существования, говорят, возникали настоящие сражения, а стены бара по сей день украшают поблекшие фотографии погибших бойцов и барменов. Я вздохнул. Несмотря на взносы, заведение вызывает у непривычного человека дрожь в поджилках своими аскетичными интерьерами, дырявыми матрасами и скрипучими полами.       – Там, как в Греции, все есть! – подбодрил ведомого Литр.       Турист с самого утра был тих и сосредоточен, как на плаху шел. На высказывание Литра только кивнул и упрямо сжал челюсти. Какую-то неделю назад был праздным барином и хозяином жизни со всеми положенными ярлыками, а теперь на человека похож становится. Снежного. Небритый, немытый, лохматый.       Ветер усилился и сменил направление, к югу потянулись серые комья облаков. Ксенон остановился, принюхался и спросил:       – Вроде дымом пахнет, а?       Ветер и впрямь доносил едва ощутимый запах. Только не дыма, а, скорее, гари. Как будто некто жег шины или пластмассу.       – Шины жгли, что ли? – Друид оглядывался. – Дыма-то нет.       – С севера поддувает, – Влад немного отошел от группы, пытаясь рассмотреть источник запаха. – Что предпримем?       – Пойдем, глянем, что горело, – Литр боевито потер кулак.       Ветер снова стих, так что источник запаха пришлось искать довольно долго, разбившись цепью. Преуспел я, да и то случайно. На пути попался здоровенный «трамплин», так что пришлось заложить крутой вираж по самому краю расхлябанной лужи. Там меня и подстерегала находка:       – Мужики, сюда! Только в «трамплин» не вляпайтесь.       В воде, покрытая тиной, лежала большая овчарка. Морда несчастного животного покоилась на приземистой кочке, так что захлебнуться она не могла. В паре метров от собаки, уже на твердой почве, темнела выжженная плешь – явный след «огневки». В самом центре плеши валялся бесформенный пузырящийся комок, который и являлся источником запаха. Слабосильная аномалия не смогла сжечь свою добычу, но покорежила очень сильно. Понять, что это представляло собой изначально, не представлялось возможным. Рядом в траве валялся обожженный кусок то ли ремня, то ли ошейника.       – Твою ж мать, – Литр успел к находке быстрее всех. – Красавица какая!       Овчарка слабо заскулила, ее передние лапы, а следом и все тело мучительно задергались и собаку вырвало. Просто наизнанку вывернуло. При этом голова соскочила с кочки и ушла под воду, пошли пузыри. Над водой остались только покрытый грязью бок и отчаянно дергающаяся задняя лапа. Мы все, не исключая Туриста, кинулись псине на помощь. Лужа оказалась довольно глубокой, ноги увязали и скользили, однако это не помешало выудить животное и доставить его на твердую землю. Потом пришлось мыть спасенную, а, точнее, спасенного и отмываться самим – по пути на сушу собаку вырвало опять какой-то отвратительной зеленой слизью.       Кобеля вымыли первым, окатив несколько раз водой из не взбаламученного края лужи. Так как ведер по понятным причинам с собой никто не брал, вместо тары использовали последний наш с Владом пакет, не пошедший на транспортировку излома.       Что делать с мучающейся собакой никто не знал, бессловесная тварь описать свое самочувствие не могла. Пса по-прежнему трясло, но больше не рвало. Мы развели костер и положили его поближе к теплу, укутав плащ-палаткой.       – Посмотрите-ка, – Друид ногой подкатил к костру изъятый из аномалии оплавленный ком – На прибор какой-то похоже.       В самом деле, ком треснул, обнажив мешанину поломанных плат и оплавленных проводов.       – Что за хренов детектив? – Литр расширил трещину ножом. – Кто-нибудь вообще слышал, чтобы в Зону собак таскали, тем более таких?       – Накой? – Друид поскреб затылок. – Своих полно.       – А собака очень породистая, – неожиданно проклюнулся Турист.       Все повернулись к нему.       – Что? Я люблю собак и неплохо в них разбираюсь, между прочим. Вот, к тому же, смотрите, - он протянул обожженный кусок ремня. – Вы же сами подобрали его ошейник у той плеши... аномалии. Ему не более трех лет, отличный экстерьер. Призовой пес, кем надо быть, чтобы так жестоко его бросить.       Словно услышав похвалы в свой адрес, пес слабо заскулил и перевернулся на живот. Умные золотистые глаза посмотрели прямо на меня.       – Слушайте, – чем дольше я смотрел в собачьи глаза, тем больше оживало во мне заветное «Хочу собаку!», – давайте его с собой заберем. Он породистый, дрессированный, наверное, да и вообще…       – Синус, окстись, – Ксенон сочувственно смотрел то на опять завалившуюся на бок псину, то на меня. – Он вряд ли выживет. Смотри, опять вырвало. Жалко, конечно, но кажется придется…       – Не отдам! Если бы тут человека нашли, поволокли любого!       – Так это ж собака.       – И что? Могу и на себе понести. И вообще, разве вам не интересно кто такого кобеля в Зону приволок и зачем бросил? И что за прибор рядом был? А?       Мои спутники помялись, поковыряли землю ботинками и признались что интересно. Привал затянулся. Ксенон, похоже, хоть и питал к собакам странную неприязнь, тем не менее, принялся за осмотр. Оставшись не у дел, мы попытались отгадать кличку собаки по куску ошейника. Разобрать удалось только последние буквы «…ест».       – Есть предложения? – Друид ножом пытался отчистить еще что-нибудь.       – Модест, – мне вспомнился «Понедельник начинается в субботу».       – Орест, шест… м-мм… что еще, – Влад задумчиво смотрел на лужу, будто ища в ней разгадку. – Тест, протест. Не знаю, больно странное окончание.       – Эй, отгадчики! – позвал нас Ксенон. – Собака-то отравленная.       – Кгхм, – Литр прочистил горло. – Не многовато ли отравленных в Зоне стало?       Мы собрались кружком подле слабо ворочающейся собаки, мрачно переглядываясь. Безмятежное спокойствие сохранял один Ксенон, да и то потому, что о найденном нами бедолаге Секрете ему рассказали в общих чертах.       – Так, расскажите что здесь происходит, – не выдержал темный. – Кого еще отравили?       – Помнишь, мы тебе про Секрета говорили? – неохотно ответил Литр, посерьезнев. – Его тоже отравили.       – Думаете, маньяк-отравитель завелся? – Ксенон обвел нас взглядом. – Ладно вам сочинять, здесь и без того способов помереть мешок. Зачем травить?       – Отравленный был мужик, говорю тебе! – взвился Литр.       – Гав! – неожиданно громко и басовито гаркнул пес, прекращая назревающий спор.       – Все равно странно, – Ксенон закинул в лужу комок земли. – Тот мужик умер, а собака выжила. Но раз уж выжила, значит надо ее как-то устраивать.       Транспортировать пса договорились по очереди – уж больно крупная и тяжелая ноша. С помощью плащ-палатки, веревок и солдатской смекалки, мы соорудили подобие мешка, запихали в него мохнатого страдальца и подвесили на меня как сумку-кенгуру. Пес положил голову мне на плечо и лизнул в висок.       – Отряд, стройся, – Литр подобрал горелый прибор и сунул в рюкзак. – И чтобы больше никаких покойников.       Вдох-выдох. На выдохе убийца уперся ладонями в землю и сделал свечку. Довольно улыбнулся:       – Могу еще. Не все вам, чертям, радоваться.       Вернувшись в нормальное положение, он прошелся туда-сюда по убежищу, обдумывая детали предстоящей операции.       «Литр, урод, вытащил откуда-то Ксенона. Я думал, он сдох тогда. Выходит, слухи верны – Ксенон подался к мутантам, отшельник хренов. Ладно, раз уж у сопляков и туриста теперь два проводника, то без карты они точно обойдутся. Боженька дураков любит».       Мужчина подхватил рюкзак, похлопал по карманам и покинул пристанище. Валяющаяся у порога ржавая дверь болезненно хрустнула под подошвами. Некоторое время он шел медленно, огибая аномалии, нарочито петлял, запутывая следы. Когда убежище окончательно скрылось из виду, он побежал. Грамотно побежал – так, чтобы не влететь в аномалию и не устать раньше времени. Глаза привычно, независимо от сознания, ощупывали местность – следы, пятна голой земли, вьющаяся листва при полном безветрии, любые отклонения в окружающем отмечались и аккуратно запоминались. Он был доволен и насторожен одновременно: о нем знают, но только как о факте. Кто, зачем, почему? Неизвестно.       Под ногами глухо заухала потрескавшаяся глина старой колеистой дороги, почему-то не заросшей за прошедшие годы. Мелкие, твердые как камень комки, предательски выскальзывали из-под подошвы, будто злобные существа, наделенные собственной волей.       Деревенька, к которой вела эта дорога, называлась в народе Червивой слободкой. От стоявших здесь домов почти ничего не осталось, кроме щербатых стен, обгрызенных кирпичей и подвалов. Днем через деревню свободно, хотя и с разумной осторожностью, ходили даже не очень опытные сталкеры. Зато ночью из подвалов выползали на поиски гнилой древесины, жуков, слизней и всего, что способны прокусить здоровенные сороконожки. В подвалах и под завалами кирпича гнездилось бесчисленное множество этих лоснящихся тварей размером с авторучку и толщиной в палец.       Некоторые сороконожки появлялись и днем, как правило, попадая под подошву или в руки ходоков. Несмотря на угрожающую внешность и болезненные укусы, одна сороконожка не могла убить своим укусом даже ребенка, так что они, как и другие причудливые порождения Зоны, шли на экспорт. Внутренний рынок потреблял их с не меньшей охотой – битвы сороконожек, как и тараканьи бега, служили одним из излюбленных развлечений.       Сороконожки в долгу не оставались, периодически пытаясь расширить зону влияния и расселиться за пределы деревни. В ответ их безжалостно травили, выжигали дотла логова. Помогало на несколько месяцев, после чего сороконожки появлялись вновь в еще большем количестве. Убийца в свое время бывал в составе карательных отрядов и отлично помнил, какое сильное впечатление производили выбегающие из подожженных или затопленных убежищ насекомые.       В этот день раздавленных сороконожек тут и там валялось больше обычного, но и не так много, как после карательной акции. Неопрятные черно-желтые кляксы виднелись в основном подле убежищ. Мужчина насторожился. Здесь либо побывал неумелый ловец-новичок, либо… Он поджал губы, опустил бинокль и недовольным резким жестом протер один окуляр. Какое-то странное чувство заставило его содрогнуться. Оно как змея скользнуло от горла к животу и устроилось там, холодным узлом обвязав солнечное сплетение. В голове роился комок не оформившихся пока мыслей. Ясно, что в деревне побывал кто-то чужой. Кто-то, охочий до убежищ сороконожек, но не ловивший их.       Через несколько секунд убийца уже петлял в густом бурьяне по околице, выбирая позицию для наблюдения.       – Глянь, Михай, чешет кто-то, – лежащий на импровизированном помосте, укрепленном меж чудом сохранившихся стен одного из домов, парень азартно приподнялся на локтях, выглядывая поверх щербатого края укрытия. – Включать?       На затылок нетерпеливого обрушился кулак, принуждая залечь обратно.       – Лежать, плесень, я тебе включу! – второй наблюдатель брезгливо вытер руку о куртку подельника и забрал пульт себе. – Дала судьба напарничка. Волосищи свои хоть раз в год мой, что ли. На фиг нам этот нищеброд сдался.       Чача заткнулся, шаря по округе злыми глазами. Внутри все кипело и переворачивалось, как будто потроха затянуло в мясорубку. Он, в конце концов, не шестерка, чтобы Михаю пятки лизать. Конечно, бандит признавал за старшим товарищем некоторый авторитет, наличие большего опыта и, к вящей досаде, гораздо большего ума и образования. Чача ласково погладил ствол своего укороченного АК. Ничего, пусть только кто-нибудь попытается пройти через деревню…       Хитрый и изящный план отъема денег у населения, придуманный неистощимым на выдумки коллегой для молодого бандита был одновременно прост как сосновая доска и непонятен как нутро реактора. Нажимаешь кнопку и изо всех дыр, в которые рано поутру ему пришлось запихивать маленькие черные коробочки, попрут сороконожки. Захваченная врасплох посередине деревни жертва теряется, быстро покрывается кусачими насекомыми и, как уже не раз бывало, скидывает с себя все подряд как безумная. После чего может драпать на все четыре стороны. Сороконожки разгоняются вонючим веником из какой-то травы, которую нужно предварительно запихать во все карманы и рюкзак, и шмотки покусанного переходят ловкачам.       – Слышь, а не проще этим лохам в башню шмальнуть и прикопать или в подвал скинуть? Ну, типа, они случайно сдохли от шальной пули.       – Случайно тебя, Чача, мамка родила. Это же охота и развлечение, дурья голова, сафари. Оно же для души, а не ради денег.       – Чё?! Какая душа? Ты мне долю обещал!       – Захлебнись, недоумок, – Михай чувствовал, что держится из последних сил. – Будет тебе доля, будет и свисток, я от своих слов не отказываюсь, – он мысленно посчитал до десяти и обратно, сморкнулся на землю и приник к смотровой щели, проковырянной в стене. – Оп-па, клиенты подошли. Ну, Чача, пан или пропал.       – Тьфу, сколько их, – брезгливо поморщился Влад, переступая через очередную сороконожку. – Опять травили что ли?       – Не похоже, – Ксенон покосился на ковыляющего рядом со мной кобеля. Тот водил носом, беспокойно шевелил ушами, но убежать не пытался.       – Сороконожки, а воняют как клопы, – внес ценное замечание Турист. – Мутанты.       Высоко стоящее солнце скрылось за мутной пеленой, небо стало похоже на негатив. Налетел ветер, беспокойно зашуршал бурьяном, будто ища в нем что-то. Ножка за ножку мы добрались почти до середины деревни. Её условным центром служила живописная развалина, представляющая собой фасадную стену дома с дверным проемом. Раньше на ржавых петлях крепилась дверь, мы с Владом еще застали ее огрызки. Считается большим шиком сфотографироваться здесь, подпирая спиной косяк, вполоборота, будто разглядывая нечто внутри дома. В руках допускается вертеть сороконожку. Дурацкая мода, но очень живучая.       Из-под порога развалины вылезла толстая местная жительница и важно поползла нам наперерез. Привлеченный шевелением пес дернулся к ней, но всего через мгновение подскочил как ужаленный, выполнив сумасшедший кульбит в воздухе, и заскулил в голос. Я рванулся к нему и едва успел схватить за ремень, обвязанный вокруг шеи, когда началось форменное светопреставление. Из-под порога, следом за первой сороконожкой, с сумасшедшей скоростью полезли ее собратья.       – Твою мать! – гаркнул рядом Литр и прибавил еще пару цветастых выражений, бивших в суть дела.       Пес продолжал бешено биться и рваться из самодельного ошейника, мне едва хватало сил его удерживать. Кто бы мог подумать, что еще несколько часов назад он лежал без сил в болотной грязи? Лай и скулеж обезумевшего животного перекрывали все, в том числе и все усиливающиеся шорохи и хруст. Когда найденыш, наконец, выдохся и перестал неистово дергаться, позволив ухватить себя в охапку, я смог оценить весь ужас нашего положения.       Сухую бурую землю покрывали черные лоснящиеся пятна – они расползались, меняли форму, сливались, распадались. Мы попали в форменное окружение. Против тысяч маленьких угроз автоматы бесполезны, а кусаются они будь здоров. Тыльная сторона ладони вспыхнула жгучей болью, я резко взмахнул рукой, стряхивая с нее вцепившуюся тварь. Еще несколько бодро карабкались по моим ногам и боку пса.       – Вот засада, – Ксенон быстро оглянулся. – Лезем наверх!       – Они нас там живо достанут, – возразил Друид, с отвращением давя подвернувшихся под ноги насекомых.       Мы все так и стояли кучей перед злосчастным порогом. Бунт насекомых вызывал ужас в смеси с отвращением, примораживая ноги к земле. Время катастрофически убегало, еще немного – и нас сожрут живьем.       – Лезем вон на те три стенки, – Литр, несмотря на матюги, кажется, сохранил самообладание. – Этих сук без напалма не возьмешь. Пока добежим до околицы, нас обкусают под корень. Ну, живо!       Выхода не оставалось – сороконожки расползались повсюду. Пока мы бежали к убежищу под аккомпанемент испуганного лая пса и хруста размалываемых в кашу панцирей, я мельком удивился, почему мы еще не покрыты этой гадостью с головы до ног. Хоть до стены мы бежали как стадо слонов, но высоту заняли с четкостью профессиональных военных: Влад с Друидом первыми запрыгнули на ближайшую стену, приняли у меня собаку и резво освободили плацдарм, перелезая на смежную стену. Следующей парой пошли мы с Туристом, следом ветераны.       Стена, к счастью, была построена на совесть, в два с половиной кирпича, так что мы могли отряхнуть друг с друга прихваченных по пути сороконожек не рискуя свалиться вниз. Овчарку продолжало колотить, но сил на активное сопротивление у пса не осталось. Его уложили вдоль стены, крепко держа за холку и бока.       – Что за фигня творится? – Друид потрясенно осматривался, покачиваясь, как в медитации. – Никогда такого не видел.       – А я видел, – Литр напряженно и внимательно оглядывал округу. Они с Ксеноном сидели спина к спине, с оружием наготове. – Так бывает во время травли, когда жгут убежища.       – В смысле? – Турист носком ботинка поддел заползшую на стену сороконожку. Пес опять дернул головой и надсадно засипел, как бы потеряв голос. – Ничего же не горит.       – Не горит, – Литр все еще шарил глазами по редким, как зубы хоккеиста, крупным фрагментам стен. – А сороконожки побежали. И, самое главное, пес сбесился.       – Думаешь, подстава? – Друид оперся на одно колено и тоже потянулся за оружием. Влад, сидящий выше и дальше всех от меня, последовал его примеру.       – Вот козлы, точно нас почуяли! – Чача опять попытался подняться и, в этот раз, не среагировал на удар по затылку. – Мочить их надо, пока не сбежали.       – Лежи. Почуяли – пусть чешут, – Михай наблюдал за действиями сталкеров с интересом и азартом, как за дракой бойцовских собак. – Кайф, а?       – И нас заложат, да? Пошел ты! – и стал подниматься.       – Лежать, сопляк, – рыкнул его подельник и попытался завалить обратно, но движение остановила резкая боль в области живота.       – Это тебе за сопляка, – зло и гордо зашипел Чача, глубже всаживая в рану лезвие. – Это за планы твои хитрожопые, – еще один удар, на этот раз в грудь. Под тканью противно заскрежетал кевлар. – На, на, жри, сука! На!       И Чача, уже ничего не соображая и не обращая внимания на то, что жертва давно перестала сопротивляться, продолжал наносить удары вкривь и вкось, невнятно бормоча угрозы и проклятия неизвестно кому. Нож скрипел, соскальзывая по вшитым в плащ пластинам, макушка и рука, заносимая для удара, только чудом не выглядывали из-за укрытия. Наконец, Чача успокоился и посмотрел на плод трудов своих – впечатляющую груду кровавых лохмотьев, прикрывающую судорожно скорчившееся неподвижное тело.       – Понял, тварь, – и бандит плюнул на тело недавнего товарища, даже не заметив, что выключатель на пульте, крепко зажатом в искривленных судорогой пальцах, стоит в положении «Выкл.».       Пес внезапно успокоился: еще секунду назад мышцы под гладкой шкурой ходили ходуном и вдруг расслабились. Он вздохнул почти по-человечески, с огромным облегчением, как мне показалось.       – Эй, гляньте туда! – Друид указывал на землю. Полчища насекомых перестали метаться и принялись расползаться по щелям и норам.       «Ну, точно засекли, гады!» злоба опять всколыхнулась и придавила последние остатки здравого смысла. Чача снял автомат с предохранителя и, резко высунувшись из-за укрытия, стал стрелять не целясь, желая задеть как можно больше противников.       – Вот он! – крикнул Влад и тут же свалился вниз, схватившись за висок.       Судя по донесшимся ругательствам, он остался жив и вполне здоров. Стрелок опять показался из укрытия и опять дал неприцельную очередь. Выбитый попаданием осколок кирпича колко ударил повыше колена. Влад заскочил обратно на стену, приветствуемый хрипом нападавшего. В неизвестного угодили сразу несколько пуль, и он исчез из виду, нелепо запрокинув руки в падении.       – Выиграли что ли? – Литр настороженно повел стволом и огляделся.       Наступившую тишину нарушал только шорох ветра, даже сороконожки почти исчезли, будто и не было их никогда. Влад, недовольно морщась, промокал царапину на виске платком.       – Похоже на то, – Друид поскреб псу загривок, тот благодарно ткнулся ему носом в ладонь и взлаял несколько раз.       – А раз так, – заключил Литр, соскакивая на землю следом за Ксеноном, – пошли, глянем на этого Робин Гуда.       К нашему великому удивлению тела было два. Те есть, налицо имелось всего одно и не то, которое в нас стреляло. На закрепленной между двух стен железной двери, скорчившись, лежал мужчина в изрезанном плаще, а стрелок оставил по себе только пятна крови на помосте и на земле. Темный поманил меня за собой и пошел по следу. Всего через десяток метров темные полосы привели нас к круглой дыре в земле и исчезли. Ксенон по-волчьи хищно оскалился и сплюнул:       – Ушел. В колодец за ним не полезем, – он посветил в дыру маленьким полицейским фонариком, вытянутым из рукава.       В узком бледном луче хорошо различались выщербленные стены колодца, сложенные из красного кирпича, потрескавшегося от времени и непогоды. Кое-где в стене еще держались скобы лестницы, на них тоже была кровь, что несказанно меня удивило.       – Он еще и спуститься по лестнице пытался! – не выдержал я. – Силен, нечего сказать.       – Более того, – Ксенон с интересом разглядывал стены и дно колодца, – ему почти удалось, сорвался только под самый конец. Видишь, пятно крови? Это он спиной приложился и руками за стену цеплялся.       – Значит, прошли навылет. Спиной? – я лихорадочно вспоминал, куда, хоть примерно, угодили пули. – Будь он серьезно ранен, не улепетнул бы так быстро.       – Возможно, в каком-никаком бронике был под курткой, – Ксенон еще раз посветил в колодец. – Но в плечо пулю точно получил. Ладно, доставать эту падаль из норы не будем. Пошли лучше посмотрим, что там со вторым.       К нашему возвращению компания разделилась: Турист бесцельно бродил вокруг развалины, свистом подманивая приободрившуюся овчарку, Влад с Друидом передавали друг другу маленькую плоскую коробочку и что-то обсуждали. Увидев нас, они прекратили разговор, и Влад обратился к нам, указывая на обсуждаемую вещицу:       – Фирменная подстава, – на его ладони покоился примитивный пульт с кнопкой и переключателем. И, предупреждая следующий вопрос, добавил. – Литр пошел к той развалине, возле которой нас насекомые прихватили.       – А вот и я, – Литр появился как чертик из табакерки и протянул еще одну коробочку, больше и массивнее пульта. – Кто-то из этих ребят, – он кивнул на помост, – сильно хитер оказался и понатыкал по деревне таких фиговин. Как я понимаю, звук или чего они там излучают, человеку до фонаря, а звери и насекомые бесятся. Что со вторым?       – Во-во, – неожиданно раздался сверху надсадный хрип. – Сдох или как?       – Или как, – я заглянул на помост. Мужик лежал, скорчившись по-прежнему, только голову повернул в нашу сторону. На его губах пузырилась кровь, но взгляд был осмысленным и пытливым. – Он упал в колодец.       Лежащий засмеялся, судорожно вздрагивая всем телом, потом взахлеб закашлялся. Мы переглянулись. Он, конечно, бандит и натравил на нас сороконожек, но, во-первых, сам пострадал, во-вторых, мог прояснить многие вопросы.       Ран на его теле оказалось предостаточно, но по-настоящему серьезной была только одна – в область живота. Ее промыли сначала водой, потом края протерли спиртом и примотали подобранный по дороге «ломоть мяса». Не панацея, конечно, но в сочетании с обезболивающим, неплохо. Правое плечо рассекала длинная рана, впрочем, неглубокая. Бандит за все время медицинской экзекуции не проронил ни слова, только шипел и крякал, зато мы на комментарии не скупились. По характеру ран выходило, что перед самым нападением на нас беглец искромсал своего подельника. Бил, как мясник скотину, уже упавшего, куда придется.       – Крепкий ты мужик, Миша, – с чувством, даже почти с уважением, произнес вдруг Ксенон, – но уж больно неосмотрительный. На какой скотобойне ты напарника подбирал?       Такое обращение к спасенному бандиту вызвало всплеск удивления. На «Мишу» не среагировали только Литр и Турист. Одному было, видимо, что-то известно, а второму просто все равно. Ксенон пожал плечами и отрекомендовал нам раненого:       – Это Михай, он же Миша Электроник, в миру Михаил Денисович Костенко. Хотя за последнее не поручусь – он имена меняет, как змея кожу. Известный человек, достойный потомок Остапа Бендера.       На губах Михая блуждала рассеянная улыбка. Странная гримаса искажала его лицо, выражая одновременно горькую усмешку, сожаление и счастье, граничащее с нирваной. Он, словно не чувствовал боли, которую, несмотря на несколько инъекций сильного обезболивающего, еще должен был ощущать и не думал о своем будущем.       – Эх, Михан, мало тебя били? – Литр наложил последнюю повязку и повертел перед глазами пульт. – Интересная штука, небось, полгода запчасти подбирал.       – Да-а, – похоже, с обезболивающим мы перестарались. Речь Михая стала невнятной и бессвязной, притом, что с виду он был в полном сознании. – Лучше скажи, Литр, что со мной делать станете? В долговую яму, как в тот раз, кинете? Так кидайте, на мне мокрухи нет, а все это… Во! – он сделал здоровой рукой широкий жест, рисуя перед собой круг, – не то. А знаете, что? Отпустите меня на покаяние, а я вам пригожусь. Типа, как серый волк, ага? Хотите, тайник свой покажу, а вы меня пустите, я Чачу найти хочу. Си-ильно.       – Тебе только чачи сейчас и не хватало, – раздраженно и наставительно проговорил Ксенон. – Накой она тебе сдалась?       – Не она, а он, – не менее наставительным тоном ответил бандит. Мы с интересом следили за развитием беседы. – Чача мне нужен, напарник мой. Это он, гнида, меня искромсал. Хех! Вот же недоумок, даже убить не смог… Криворукий. Отпустите меня, – он вдруг вскинулся, как будто хотел встать. – Пока он далеко не ушел, пока он здесь. Отпустите! Я его на запчасти разберу. Где? Где колодец?       Глаза Михая закатились, он захрипел и откинулся на спину, выгнувшись дугой, сквозь бинты проступила кровь. Судороги, сотрясавшие тело, были такими сильными, что мы втроем едва смогли его удержать. Не особенно церемонясь, Литр разжал припадочному челюсти и вставил в них подобранный кусок древесины, еще не съеденный сороконожками. Михай безумно зарычал и вгрызся в трухлявую деревяшку, как голодный вгрызается в краюху хлеба.       – Мать честная, – Ксенон улучил момент и, крепко прижал раненого за плечи к земле. – Да он эпилептик! Ну-ка ребята, – обратился он к нам с Владом. – Вам, вроде как, от ботаников лекарств перепало. Пожертвуйте человеку, если есть что, он в долгу не останется.       – Смотри сам, – Влад кивком указал себе за спину, на рюкзак. – Мы со всей этой свистопляской даже не разбирались в них толком.       Темный передоверил свое место Литру, живо открыл рюкзак, вытащил из него аптечку и стал перебирать лекарства под осуждающим взглядом Туриста. Наш ведомый, кстати, хоть и остался следить за местностью и псом, но больше смотрел на нас и Михая с брезгливым любопытством, будто здесь не жизнь спасали, а цирк уродов выступал. Ксенон вдруг удивленно вскинул брови и вытащил из аптечки небольшую коробочку.       – Ну и навешали они вам, не поскупились.       Из коробочки он извлек пластинку с тремя ампулами. Быстро достав из собственного рюкзака одноразовый шприц, он наполнил его содержимым одной ампулы, подумал, прибавил к ней вторую и вколол эпилептику в вену, резко выступавшую на иссиня-бледном сгибе локтя. Что это такое, я не разглядел, но эффект средство произвело поразительный. Всего через минуту судороги превратились в слабые подергивания, потом Михай и вовсе расслабился, распластавшись как тещин блин. Глаза его закрылись, дыхание стало тихим и почти незаметным. Создавалось ощущение, что человек спокойно спит, если бы не кровь на повязках и деревяшка в зубах. Литр оглядел бандита, вытащил и отбросил деревяшку, прижал пальцы к шее лежащего, выслушивая пульс.       – Сердцебиение ровное. Чем ты его подколол?       – Лучше не спрашивай, – Ксенон аккуратно упаковал оставшуюся ампулу к коробку и вернул аптечку Владу. – Что с ним делать будем? Если оставить – точно помрет, если с собой взять еще может в живых остаться.       – Давайте, что ли, с собой возьмем, – Друид устроился спиной к стене, подвернув под себя ногу. – Я конечно не мать Тереза и Михай хороший гусь, но он в нас не стрелял, а сороконожки больше напугали, чем покусали. Тем более, он тайник обещал показать. Быть того не может, чтобы у такого пройдохи ни гроша за душой не было.       Возражений не последовало. Как бы то ни было, Михай – технарь, а технарей в Зоне ценят. Если выживет – покажет нам тайник, получит, скорее всего, в баре нагоняй и на три-четыре месяца легализуется, отрабатывая награбленное. А потом, глядишь, найдет своего напарника-предателя и за все посчитается.       В мутноватом с краев круге увеличенной картинки рюкзак был виден как нельзя лучше и прижатая к подкладке карта в мятом файле тоже. Трюк с сороконожками очень позабавил убийцу. Действия поднадзорных тоже не оставляли равнодушным, чувствовалась даже некая гордость за их слаженные действия и взаимопомощь.       Развязку он пропустил. Представился удобный момент подобраться поближе, и он им воспользовался. В результате, заняв новый наблюдательный пункт, мужчина сперва был несколько ошарашен. Выходило, что идиоты усердно тащили с того света человека, которого пару минут назад разделали под орех с четкостью расстрельной команды. Лишь присмотревшись, убийца заметил, что помощь оказывают вовсе не расстрелянному. Компания была столь поглощена благим делом, что не выставила серьезного дозора, а туриста обмануть несложно. Мужчина не без удовольствия похвалил себя за то, что предусмотрительно подобрался к цели с подветренной стороны. Пес появился в компании недавно, но кто знает?       Изображение расплылось и снова обрело четкость, приближая детали. Убийца моргнул. Вот это да! Раненый корчился на земле то ли в агонии, то ли в судорогах, а Ксенон ковырялся в огромной аптечке, способной обеспечить не одного местного эскулапа. Аптечку стоило взять на прицел, а вот компанию опять не следовало, хотя руки чесались. Наконец, успокоив припадочного и взвалив его на брезентовое полотнище, сталкеры двинулись в сторону бара. Выждав некоторое время, убийца последовал за ними.       – Ну и денек вышел, – Литр зевнул так широко, что, будь под рукой фонарик, не составило труда ознакомиться с его бездонным желудком. – Ты, Сень, собаку-то привязал? А то сорвется, перебаламутит всех.       – Не сорвется, – я меланхолично жевал ужин, безвкусный, как резаный картон. – Он совсем выдохся. Как думаешь, Михай выживет?       – В душе не знаю. Даже если да, то после отработки долга ему из Зоны валить надо. Эпилептикам здесь не место.       – Ладно вам философствовать, – Друид сонно подпирал щеку кулаком, спрятавшись в самом темном углу стола. Из-под низко надвинутого капюшона тусклая лампочка вырывала только заросший щетиной подбородок. – Пошли дрыхнуть.       Продлевать трапезу действительно смысла не имело, все равно кусок в горло не лез. Все вымотались за день и нуждались в отдыхе, так что мы похватали вещи и отправились на боковую. За спиной тихо, как осенний улей, остался гудеть бар, посетители которого с удовольствием мусолили наши сегодняшние мытарства. Мало-помалу и он затих.       «Родная моя Лидуша!       Ничего из твоих страхов в Зоне покамест не встречал, жив и здоров. Ты и дети, я надеюсь, тоже. Все здесь очень необычно и странно, но словами не расскажешь – покажу по возвращении. Хотелось бы написать тебе длинное сердечное письмо, но ты же знаешь, как у меня с ними плохо. Прости меня, что долго не писал, были причины…»       Даниил Олегович страдальчески поморщился. Жена непременно решит, что причинами были непрекращающиеся бои и эксперименты ФСБ. Он стер предательское словосочетание и заменил на более миролюбивое и расплывчатое. Отправив неуклюжее послание, Даниил Олегович посмотрел в окно и разочарованно вздохнул: темень она и в Зоне темень.       Разбудил меня стук. Я оторвал голову от подушки, посмотрел на дверь, из-под которой сочился тусклый оранжевый свет, потом на окно, за которым, в косом срезе неба, неслись по ветру рваные тучи. Ничего необычного, можно спать дальше. Стук повторился. Я еще раз посмотрел на окно и обомлел. В него стучала тонкая рука, согнутая под странным углом. Раздалось три негромких удара, и конечность исчезла.       – Влад! – зашипел я. – Хватит дрыхнуть!       – Что там? – он приподнялся на локте.       – Сонница, – и указал на окно, за которым вновь возникла тонкая ручка. На этот раз она не стучала, а шлепала ладонью по стеклу.       – Есть чего блестящее? – Влад поднялся, притянул к себе куртку и стал, ворча, шарить по карманам. – Принесла нелегкая.       Я тоже полез в рюкзак в поисках какой-нибудь безделушки. Сонница – чуть ли не единственный мутант Зоны, исключительно женского пола. Никто не видел их сонников. Некоторые даже считают этих странных немногочисленных созданий не самостоятельным видом, а самками контролеров или изломов. С виду они похожи на детей лет десяти-двенадцати с очень длинными тонкими руками. На той руке, что продолжала стучать в наше окно, размещалось пять пальцев, что редкость. На второй их, скорее всего, гораздо больше или меньше.       Не обладая злобным или коварным нравом, сонницы могут запросто свести с ума своими псионическими талантами, применяемыми с детской непосредственностью. Они каким-то непостижимым образом способны воздействовать на сон, обращать его в кошмары, прекрасные грезы или просто вызывать дикую бессонницу. Поскольку в своем умственном развитии сонницы не превосходят дошколят, способности направляются в основном на добычу еды и игрушек. Метод действий всегда одинаков: подобраться к спящим, взять под контроль, разбудить тем или иным способом и стребовать какую-нибудь побрякушку. Нам стоило поторопиться. Усталость прошедшего бурного дня ощущалась в полной мере, а вот сон пропал начисто.       – Ага, есть, – под руку попался сломанный компас. Уже изрядно побитый жизнью, но зато в блестящем корпусе из нержавейки.       Мы аккуратно подошли к окну. Влад, дождавшись, когда рука снова исчезнет, открыл створки, а я положил компас на подоконник и, не выдержав, выглянул посмотреть на гостью.       Сонница подняла на меня лицо – плоское и совершенно невыразительное, хоть и с очень большими глазами. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, потом она занервничала или, может быть, засмущалась, начав теребить ленты, вплетенные в некое подобие косичек. Не желая дальше испытывать терпение маленькой телепатки, я отвел взгляд и, сделав приглашающий жест, отступил от окна. Она постояла с минуту, а потом неимоверно быстрым движением слямзила подарок. И продолжила стоять.       В итоге малолетняя хулиганка согласилась вернуть нам сон в обмен на компас, два батончика и карандашный огрызок. Она сноровисто упрятала трофеи в узелок, убрала его за ворот длинной рубахи, подпоясанной широким ремнем и, дружелюбно помахав рукой на прощание, потопала прочь.       Сон навалился как пыльная перина, похоронив все мысли кроме одной – добраться до кровати. «Выброс, завтра Выброс!», но и это воспоминание оставило равнодушным.       – Молодец, детонька. Ай да молодец, ай да подсобила, – довольно и почти благоговейно прошептал убийца вслед удалявшейся фигурке.       Поначалу он воспринял появление сонницы как помеху. Когда рахитичная тень стала методично обходить «гостиничную» часть бара, возможность без обиняков влезть в окно и свистнуть нужный рюкзак накрылась бордовой шапкой. Однако час с лишним терпеливого ожидания окупились сторицей.       Весь первый этаж спал мертвым сном, о большем нельзя было и мечтать. Он прокрался вдоль стены к нужному окну, при каждом шорохе замирая и старясь слиться с тенью, и толкнул створки. Заперто. На то, чтобы открыть окно не нашумев и не искорежив раму, ушло еще полчаса. Разувшись, убийца подтянулся и влез внутрь.       Оба сталкера спали как убитые, не было слышно даже дыхания. Убийца поначалу осторожничал, но потом понял, что парни не проснутся, даже если он закричит в голос – сила сонницы впечатляла. Открывая рюкзак Знатока он все еще решал как правильнее обставить дело: просто свистнуть нужное и пустить дальнейшие события на самотек или распотрошить рюкзаки инсценировав кражу со взломом. Если бы не лекарства, второй вариант без сомнения выиграл. Вытащив заветную карту, он быстро осмотрел ее, поднеся к окну, и спрятал за пазуху. Вытащив аптечку, он поколебался и принял половинчатое решение – взять только некоторые лекарства из обеих аптечек сразу. Прикрывая луч фонарика полой куртки, он осмотрел медицинское богатство и выбрал кое-что для себя. Аккуратно закрытая аптечка вернулась на свое место. Обработав вторую аптечку, он вернулся к окну, осмотрелся и покинул комнату.       Закрыть окно снаружи не представлялось возможным, да это было и без надобности. Вряд ли парни с утра вспомнят о такой мелочи, как оконная щеколда. Мужчина только закрыл створки поплотнее и, подхватив свои ботинки, поспешил прочь.