Лик

      – Ксенон, видишь что?       – Ничего! – темный покачал головой, и луч его налобного фонаря заскакал по осклизлым стенам трубы, запинаясь о выщербленный бетон. – Пока. Но след четкий, не собьемся.       – Хотелось бы верить, – подал голос ползущий в арьергарде Жук. – Тут такой муравейник, того и гляди в Зону обратно уползем.       Спустившись в люк, мы попали в грязную камеру, стены которой щедро украшала сизая плесень, а по полу проходил здоровенный, частично занесенный всякой дрянью желоб, упиравшийся в два кругляша открывавшихся на камеру труб. В грязи четко отпечатались следы, уводящие в темноту. Шли, а точнее, ползли на четвереньках, мы всего ничего, но вымазаться успели как свиньи. Дно трубы устилали мелкие камушки, косточки, кусочки ржавого железа, самый невероятный мусор, скопившийся за многие годы. Все это богатство больно впивалось в ладони и колени.       Труба стала суше, грязные полосы, отмечавшие путь отступления Рима постепенно сходили на нет. Не успело сердце екнуть, как Ксенон остановился и объявил:       – Следы кончились.       – Двигай, – Литр привалился к стенке, высматривая путь через плечо темного. – Лишь бы эта стерва больше не раздвоилась нигде.       Стерва, конечно, не преминула. Прямой отрезок трубы кончился, и перед нами предстало довольно большое помещение кубической формы с тремя трубами, не считая той, из которой мы выглядывали.       – Да не напирайте, – Литр подался назад, стараясь спиной отпихнуть нас вглубь трубы. – Уроните в самое говно!       – Не уроним, – Влад прочно держал ветерана за рюкзак, выглядывая над его плечом. – Думаете, говно? Воняет, конечно, но скорее как болото.       – А ты проверь, – хмыкнул Литр.       Дно помещения сплошь покрывала маслянистая темная лужа, наполняя помещение смрадом. На стенах кое-где примостилась уже знакомая плесень.       – Кстати, друзья мои, эта субстанция может нам помочь, – Ксенон рассматривал жерла каждой трубы, опасно нависая над неподвижной водой. – Рим изгваздался, след будет виден еще некоторое время. Обратите внимание на трубу слева от нас, на ободе грязный след.       – Теперь бы до нее добраться, – Жук, немыслимо изогнувшись, осматривал коллектор в щель между моей рукой и стенкой трубы. – Хотя ведь Рим добрался.       – Риму не привыкать по норам шастать, – Литр извлек из кармана гайку и бросил. Лужа поглотила подношение с сытым чмокающим звуком, разошлась рябь, ударяясь об осклизлые стены. Стало мерзко. – А нам бы глубину промерить не мешало.       – Я даже знаю чем, – пришлось отползти подальше в трубу, чтобы суметь без помех снять рюкзак и вытянуть из него складной ус от старой антенны. – Держите.       Дно на поверку оказалось ровным, но дьявольски скользким. Стараясь не упасть, мы форсировали бьющуюся у колен преграду и полезли исследовать каждую трубу. Грязные следы нашлись в двух – той, которую мы заметили сразу и в той, что находилась напротив «нашей».       Полезший ее проверять Ксенон вернулся через несколько минут злой-презлой:       – Следы запутывал, мерзавец, выигрывал время, – темный развернулся и вылез ногами вперед, нащупывая дно. – В глубине труба обвалилась.       Рим сумел нас здорово опередить – следы в трубе, по которой мы продолжили путь успели изрядно подсохнуть. Наконец, по пути попалась гнилая лесенка, ведущая к люку.       – Сенька, – я находился ближе всего к ней. – Глянь, чего там.       – Сейчас.       Ступеньки были холодными и шершавыми от ржавчины. Одна, вторая, третья. Четвертая оказалась галлюцинацией, хорошо, что не успел отцепить вторую руку. Крышку едва удалось сдвинуть, посыпались горячие асфальтовые крошки, раздались испуганные вопли.       – Э, ты не охренел? – на меня в щель между дымящимся асфальтом и крышкой зло смотрел усатый дядька. – Мы тут, блин, дорогу ремонтируем, а ты?       – А мы тут люки проверяем! Вот заорете «трубу прорвало!», тогда поздно будет! – и, не дожидаясь, реакции собеседника, скатился вниз, едва не подвернув ногу на несуществующей ступеньке.       Рабочие мне, к счастью, не померещились, кожу пощипывали приставшие кусочки горячей асфальтной массы, а вопли слышали и все остальные. Труба сузилась, пришлось ползти по-пластунски.       – Интересно, – Литр пошмыгал носом, – что тут раньше текло – вода или, так сказать, сточные воды?       – А что? – отозвался Жук. – Ведь высохло уже все!       – Ну ты даешь! Не знаешь, чтоль, что в водяные трубы из зоны рыба попадает?       – И чего же?       – А того. Она здесь вроде угрей становится, только плоских, как камбала. Шкура серая, шершавая. Если лапой в нее влезешь – обжигает, как кислота.       – Да ну? – в голосе Жука звучали тревога и недоверие.       – Вот тебе и ну! «Кисели» да «холодцы» кока-колой покажутся. А рожи, у них, еще, знаешь, такие ехидные…       – Ползи уж, камбала! – хмыкнул невидимый за мельтешением впереди Ксенон. – Там, кажется, вода шумит.       Шум, поначалу почти неслышный за шарканьем локтей и коленей по бетону, быстро нарастал. Мы добрались до действующих коммуникаций, в нашу трубу захлестывала холодная вода, к счастью, чистая, припахивающая хлором. Путь преградила толстая решетка из кое-как приваренных друг к другу прутьев.       – Тут поднырнуть придется, – Ксенон ударил по прутьям кулаком. – Дышите глубже.       Сумерки быстро сгущались, едва разгоняемые не желающим разгораться костерком. Роман, чертыхаясь, прислонил к стенке доску и ударил всем весом. Обломки отправились в огонь. Его трясло после долгого ползанья в холодной воде и болезненно тянуло в груди, предвещая веселую ночку.       Потерев ладони, Рим поставил вокруг начавшего, наконец, оживать костра несколько кусков шифера, налег всем телом, вгоняя острые края глубже в землю. Проверил, устойчивы ли. Вышел посмотреть – света в недостроенном коттедже заметно не было. Местные говорили, в доме повесился разорившийся хозяин, и с тех пор в здании происходила всякая чертовщина, но Риму было наплевать, самому впору вешаться. Стоило ловко обвести вокруг пальца преследователей и вырваться за Периметр, да еще и примкнуть к своим же поискам, как снова неудача. Прокол на заправке стоил ему потери инкогнито и едва не стоил жизни. Хорошо еще, что Спартач не успел выстрелить.       С развешенной на палках одежды капала вода. Рим, аккуратно ступая босыми ногами, направился в дальнюю комнату, еще лишенную пола и разрыл мусор в углу, докапываясь до тайника. Коробка с одеждой и лекарствами оказалась на месте, ноутбук и аккумуляторы тоже. Роман унес его к костру и включил. Тихонько загудели кулеры, что-то едва слышно щелкнуло, и на экране возник логотип Windows. Оставалось связаться с посредником, провернуть сделку и убираться подальше. Одним из пунктов контракта были фальшивые документы, но… он боялся.       Болезнь показывала зубы – кто знает, когда случится следующий приступ, особенно после нескольких часов в воде. Припрятанные лекарства дадут не больше пары суток передышки, да и то без гарантии. Ни посреднику, ни стоящему за ним заказчику он не верил ни на грош. Что им помешает прийти на встречу с подстраховкой или прислать вместо себя киллера? Получать пулю вместо денег Рим отчаянно не хотел, потому медлил с вызовом, обдумывая ситуацию и посматривая то на приветливо светящийся экран ноутбука, то на икону, то на подсыхающую одежду.       Часы показывали половину одиннадцатого, когда он, наконец, решился.       – Вот и вы, – посредник сложил ладони в молитвенном жесте. – Какие новости?       – Прекрасные, – Рим вытащил из пленки икону и поднес к экрану. – Осталось завершить сделку. Я предлагаю встретиться один на один в сквере у памятника павшим воинам, там же, где и в первый раз. С вас деньги и документы, с меня икона.       – Но послушайте, – посредник, жадно разглядывавший образ, отшатнулся, – необходимо будет пригласить эксперта. Не подумайте, что мой наниматель вам не доверяет, но…       – Он не доверяет. Ладно, – Роман пожевал губами, – пусть будет эксперт. Но только он! А место встречи менять не буду.       – Но в сквере мы можем иметь большие неприятности – рядом военная база. Предлагаю перенести встречу в краеведческий музей. Уверяю вас, мой наниматель – серьезный человек, ему нет смысла обманывать вас.       «Как бы не так, ублюдок!» – подумал Рим, но согласно кивнул:       – Назначайте время.       – А он точно здесь вылез? – Жук прыгал на месте, хлопая себя ладонями по бокам. – Труба и дальше шла!       – Так она, может, в Белоруссию идет! – Литр выжимал свернутую в жгут штормовку, временами азартно шлепая ею по стенке остановки. На покрытом выцветшими красно-зелеными разводами бетоне оставались мокрые полосы, летели брызги. – Чего ж нам теперь, к Батьке в гости лезть? Глянь на себя – краше в гроб кладут, а он больной.       – Так он и больной вон сколько от нас бегает, – Жук перестал скакать и тоже принялся выжиматься. – Вдруг сдюжит дальше ползти?       – Сдюжит. А люк для виду захватал. Хватит фантазировать, лучше гляньте, куда мы вылезли – это ж неподалеку от нашего поселка.       – Точно, – я только сейчас заметил золотящиеся вдалеке купола поселковой церквушки. – Значит, он решил укрыться у всех под носом? Второй раз не смешно. Заплыв в трубе, а местами приходилось двигаться по шею в воде, длился неимоверно долго, почти два часа. Экстрималы посмеются, но мы-то обыватели, неопытные в закалке и моржевании. По вылезании близ гостиницы для дальнобойщиков, мы первым делом устроили забег вдоль дороги, пугая водителей. Мчались наперегонки, наверняка напоминая толпу больных зомби из постапокалиптических ужастиков. Когда руки и ноги немного ожили, стало только хуже – холод, казалось, не только не отступил, но проник вглубь, к самому сердцу.       – Остановка! – скомандовал Литр. – Рви траву, тащи сушняк, у меня зажигалка есть.       Покосившийся бетонный павильон обрадовал необычайно. Мы ворвались под дряхлые своды как Мамаева орда, вырвали остатки скамейки, ощипали рядом растущий тополек и развели костер.       – Дураки мы, – Влад стащив ветровку и, скатав в комок, швырнул об стену. Куртка с чмокающим звуком влипла в бетон и стала медленно оползать неопрятной кляксой. – Надо бы костер в тот закуток перенести, тут нас продует.       – Не лютуй, дай хоть маленько ожить, – Литр пошевелил палкой сыпанувшие искрами головешки. – Да куртку свою подбери.       – Давайте-ка за дровами. Разведем костер побольше и немного просушим одежду. Заодно осмотримся, нет ли где дымка. Рим теперь первым делом греться кинется.       За дровами разбежались попарно, оставив Жука следить за огнем. На нашей с Владом стороне, как назло, ничего подходящего не находилось, и мы потрусили обратно к гостинице, надеясь поживиться на тамошней помойке строительным мусором – в здании шел ремонт.       Из кособоких мусорных баков торчали обломки старых рам, а рядом гордо стоял большой диван с подлокотниками-валиками, обитый тертым-перетертым плюшем. Стоило нам выхватить по нескольку подходящих деревяшек, как из-за угла показались двое работяг в перемазанных побелкой спецовках. Пришлось укрываться за плюшевым раритетом.       – Петь, слыхал, что тут делалось?       – Не, я ж с прорабом в город ездил. А чего было? Опять, чтоль пробки вылетели?       – Куда там! Короче, как завечерело, открывается люк у сарая и вылезает мужик. Мать моя, я уж думал – утопленник ожил. А чего, Зона рядом, хрен его знает. Чуть с крыши не упал, мы с Серегой крышу латали. Ну, заныкались за скат и глядим…       Из короткого рассказа работяги выходило, что Рим опережал нас часа на два и скрылся в посадке за гостиницей. И выглядел еще хуже, чем мы предполагали. Дождавшись ухода строителей, мы похватали добытые дрова и что есть мочи дернули к остановке.       – Вас за абрикосами пошли – курагу принесете! – ласково поприветствовал нас Литр, раскладывая вокруг едва теплящегося костра здоровенные куски пенопласта. – У нас с дровами не вышло.       – Извиняйте, – мы складировали принесенные обломки и отхватили по пенопластовой сидушке, – мы не зазря так долго промыкались. Закинув часть дров в костер, мы поведали все, что узнали из разговора строителей.       – Снорки бы его драли, Рима этого, – Ксенон откашлялся и добавил. – Что делать будем? Он нас опережает, ПДА утонули.       – До поселка недалеко. Посидим с полчасика, согреемся и давайте к Ганьке с Бондарем двигать. Посадку ту я знаю – волнушки в ней по осени хороши, только в ней и собака не спрячется, он куда-то еще двинул. Туда, где отлежаться можно.       – Да лучше бы я в норе той сдох, – полночь едва минула, костерок пришлось затушить, оставив кучу рдеющих углей с кое-где пробегающими слабенькими сполохами пламени, мучили боли. – Ничего не надо, лишь бы последний раз вывернуться да свалить.       Рим лежал на спине, прижимая икону к груди как любимое чадо, нервы были на пределе. Жаль, что не догадался припрятать хотя бы валерьянки. Оставался один день до спасения. «Кому до ордена, ну а кому до вышки» вспомнились строки из песни.       Где находится краеведческий музей, он знал – в старом, на заре Советов построенном, двухэтажном кирпичном здании с нелепыми гипсовыми вазами на крыше. Внутри он был всего один раз, когда только осел в приграничье, подрабатывая разнорабочим. Ничего сложного в планировке не было: на каждом этаже от центрального коридора отходило по нескольку комнат в обе стороны. В конце каждого коридора тогда было по окну. По концам коридоров лестницы, связывающие этажи друг с другом и с подвалом. Котельная да подсобки. Перестраивать вряд ли что стали, не то заведение.       Оставался эксперт. В представлении Рима эксперты – покрытые пылью очкастые деды в вязаных жилетах и бабки с пучками родом из Каменного века. Хотелось бы, чтобы так оно и было. Но подготовиться стоило.       Выходной костюм, припрятанный в коробке, был подобран так, чтобы сделать своего владельца максимально непримечательным, все же за последние дни возможности изменения внешности почти исчерпались. Роман вытащил из футляра бритву, с сомнением оглядел ее и убрал обратно.       – Кого там принесло?       – Пустите, добрые люди. Холодина-то на улице какая, а?       – Литр? – окно открылось. – Заходите скорее, сейчас дверь открою.       Немного погодя мы пили чай, укутавшись в выданные хозяевами одеяла и халаты, нашу одежду Ганя унесла досушивать.       – Спартач живой, но оправится нескоро, говорят, – Бондарь почесал пятку о ножку стола и продолжил. – Я в медицине не силен. В район его забрали. Мы уж вас потеряли, думали, вы с Римом и впрямь схлестнулись.       – Схлестнешься с ним, – Ксенон закрыл глаза и потер виски. – Опять утек, но едва живой. Теперь уж точно едва живой, раз его за утопленника приняли.       – Кто? – удивился Бондарь.       – Потом расскажу. В общем, он залег близ поселка. У нас возможно последние сутки есть, чтобы его поймать. Да и я едва ли большее двух-трех суток продержусь, в Зону мне надо. Который час?       – Полпервого, – вошедшая Ганька поставила на стол сковороду жареной картошки и крынку молока. – Сейчас тарелки принесу. Ешьте, давайте.       – А ты?       – А я пойду людей созывать. В поселке нас шиш да маленько осталось, никто не думал, что Рим сюда вернется. Одежда ваша в кухне висит.       К двум часам пополуночи нас собралось в общей сложности четырнадцать человек, включая Друида и Туриста, пришел даже Ринат и, что удивило больше всего, Павел Петрович Бойко, глава поселкового отделения полиции.       Среди ночи Роман открыл глаза и прислушался. Стояла тишина, часы показывали начало четвертого утра. Скоро выходить. Что-то прошелестело совсем рядом. Он выглянул из-за шиферного укрытия и понял – уходить надо немедленно, по недострою ходил человек.       Стараясь двигаться бесшумно, Рим поднялся с земли, аккуратно, подхватил кейс с ноутбуком и рюкзак с иконой, замер. Неизвестный еще немного пошелестел и затих. Роман выглянул из укрытия и вздрогнул – темный силуэт стоял в дверном проеме в паре-тройке метров от него.       «Проклятье, даже нож не вытянешь!», – Рим слегка запаниковал.       Немая сцена затянулась, нервы были на пределе. Тот, кто стоял в дверях, загораживал собой свет и наверняка ничего не видел в темной комнате, но не уходил. И за фонариком не лез. Наконец, неизвестный вздохнул, зачем-то пошлепал ладонью по стене и вышел. Воцарилась тишина, даже ветер притих.       Не теряя ни секунды, Рим закинул рюкзак на спину, перекинул, наплевав на неудобство, ремень кейса через плечо и медленно двинулся вон из комнаты. Неизвестного было не видно и не слышно. Сгорбившись, Роман проскочил к окну и шустро выпрыгнул наружу. За спиной опять послышались шлепки по бетону. Рим сплюнул и перекрестился, хотя считал себя атеистом.       – Нашли! – угли были еще теплыми, трава под листом картона еще не совсем увяла. – Вот он где прятался, не побоялся, гад.       – Кого ж, Пал Петрович, тут бояться? – удивился Леший. – Крыс, и тех нет.       – Так тут лет семь назад мужик удавился, – объяснил опер, осматривая комнату. – Пока родня заявку подала, он сам-то с Вышгорода был, пока суд да дело, он тут уж неделю проболтался. Сами понимаете. Потом молодежь сюда шляться начала, выпивать на чердаке. Так и пили, пока один раз Петро Чабарь да Никита Громыко ноги не поломали – прыгнули среди ночи с чердака. Врачам говорили, де, мужик их синюшный напугал. Люди и смекнули, что это самоубийца мается. Оттого сюда и ходоков нет.       – Ну, – я высунулся в коридор и пошарил лучом фонарика по изгвазданной штукатурке. – Сейчас тут никого точно нет, только Друид, вон, в зале ходит. Пойду я на чердак слазаю, да пошли скорее, пока он далеко не удрал.       На чердаке никого не было, только мусор да бутылочные осколки. На всякий случай посветив по сторонам, я спустился вниз и нос к носу столкнулся с Друидом, влезавшим в дом через окно.       – Ты чего?       – Да вот проверить решил, как Рим из дома смылся, у порога-то бурьян не поломан.       – А в зале кто тогда был?       – В каком зале? –       В большой комнате… Хотя ладно, может показалось. Сейчас Литр Квеста приведет, может он след возьмет.       Квест долго сопел, ворошил мордой лежанку, потом гавкнул и кинулся из дому.       – Стой! Квест, к ноге! – но овчарка припустила в чащу что есть мочи, оглашая окрестности звонким лаем.       Кем бы ни был загадочный ночной пришелец, ему следовало в пояс поклониться. Преследователи мало того, что, судя по всему, вышли к недострою – он видел блеклые сполохи фонарей в той стороне – так еще и спустили на него собаку. Будь местность равнинной, пес догнал бы его в несколько минут и закусал, сил отбиваться уже почти не было. А так оставалась минута-другая, чтобы заложить вираж, скинуть под кочку измызганную одежду и припустить бегом, надеясь, что пес первым делом кинется на шмотки.       Ветер свистал в ушах, хотя бежали мы не слишком бойко – все же ночной лес. Квест заливался лаем все ближе. Наконец в луче фонаря показался черный с подпалиной бок.       – Фу! Фу, кому сказал! – я с трудом оторвал собаку от валяющейся на земле тряпки, оказавшейся при ближайшем рассмотрении штормовкой Кости-Рима, приметной по располосованному карману.       – Рим! – рявкнул Литр что есть силы. – Вылезай, найдем же!       Бег давался все тяжелее, вперед двигали только звериная злоба и такой же звериный ужас. Между деревьями прокатился зажеванный расстоянием выкрик. Если снова спустят собаку – хана. Тощая лесополоса сошла на нет, захлебнувшись купами густого кустарника. Дальше было поле и пустынное в такой час шоссе. Метрах в трехстах за шоссе виднелась насыпь железной дороги и убийца, не задумываясь, рванул к ней.       – Не выйдет он, ясно же! Сень, спускай собаку!       Мокрый нос снова уткнулся в землю.       – Ищи, милай, ищи! Фас!       Фас, ни фас, а рванул наш четвероногий – на машине не угонишься. Мы опять бежали, что было сил, но отставали с каждой секундой все больше. А что помешает Риму его пристрелить? Ничего. Первым сдался Павел Петрович:       – Бегите без меня, стар я стал для такого!       И мы помчались. Выпутавшись из обрамлявшего лесок кустарника, я увидел, как далеко впереди мелькает в лунном свете фигурка, преследуемая псом и еще тремя фигурками.       В груди клокотало, слюна превратилась в вязкое и донельзя горькое ведьмино варево. Проклятые сволочуги зажали его в клещи – позади все ближе лаял пес, а сбоку заходили трое. Один из преследователей вырвался вперед, Рим оглянулся, и, хотя в мутном предутреннем свете разглядев только силуэт, припустил еще быстрее. Ксенон! Темный сталкер точно не помилует его, выпустив пулю в висок, уж он с ним за все посчитается. По крайней мере, Рим в подобной ситуации именно так бы и поступил.       Издалека, перекрывая лай пса, донесся визгливый гудок, потом раздались выстрелы, вспыхнула болью левая рука пониже локтя. Вскрикнув больше от страха, нежели от боли, Рим взлетел на насыпь и застыл, скорчившись, как превращающийся оборотень. Еще один выстрел прошел совсем рядом с головой. Рим, ощущая, как по щекам катятся слезы, поднял здоровую руку:       – Я…, – выстрелов не последовало, последовала целая череда истеричных гудков. Возникший из ниоткуда свет, который он игнорировал, стал ослепительным, затопил все вокруг. – Аа-а-а!!       Он все шире открывал в крике рот, постепенно поворачиваясь навстречу свету, не слыша и не видя ничего, кроме надвигающего поезда.       Когда мы подбежали к насыпи, товарняк как раз начинал тормозить, мелькание контейнеров и цистерн замедлилось и, наконец, заскрипев колесами, состав встал, закрыв обзор. Ксенон, сыпля проклятиями в адрес Рима, шарил лучом фонарика по рельсам. Крови почти не было, только пара маленьких ляпов на щебне.       Со стороны локомотива подбежал машинист, и очень хорошо, что Павел Петрович к этому времени почти добрался до нас и взял, как представитель власти, разговор на себя. Литр же с Ксеноном проскочили между вагонами и скрылись с глаз, ненадолго, впрочем. Через несколько секунд Литр снова показался между вагонами и с довольным видом поманил нас к себе:       – Пойдемте, познакомитесь с Римом, пока еще можно.       Неуловимый бандит лежал под насыпью, тихонько воя. Сквозь оскаленные зубы проступала кровь, левые рука и нога не шевелились, перебитые столкновением, было странно, что он еще жив.       – Не отдам, – прокряхтел Рим и снова оскалился. – Моя-а!       – Икону-то? – Ксенон стащил с убийцы рюкзак, тот заорал. – Еще как отдашь!       Первым из рюкзака был извлечен разбитый в хлам ноутбук. Умная машина приняла на себя первый удар. Следом показался плотный сверток размером с альбомный лист. Судя по тому, как дернулся Рим – икона.       Постепенно собрались все участники облавы и невольные помощники. Турист невозмутимо вытащил из рюкзака фотоаппарат и сделал несколько кадров. Между вагонов протиснулись машинист с помощником, помогая пробраться Павлу Петровичу.       – Живой пока? – Бойко пыхтел в усы, но, в общем, от забега отошел. – Риманов Роман Константинович, ты ж, гнида, обвиняешься в убийстве с особой жестокостью, краже и оказании сопротивления при аресте. До костей на нарах сгниешь, курва.       – Не-а, не дотяну.       – Дотянешь, – Павел Петрович потряс перед лежащим навзничь бандитом рацией. – Полчасика проживешь, а там и до суда дотянешь. Ничего-ничего. Да я ж тебя, урода… Эй, – опер присел рядом с Римом на корточки. – Да он никак и правда помирать собрался. Ну-ка, вызывайте скорую!       Фотографа в участке не нашлось – уехал в Киев, так что Турист, едва не прыгая от восторга, исполнял его обязанности под чутким руководством эксперта-криминалиста Иваныча. Рима увезла скорая, выживания ему врачи не гарантировали. Мы все усердно давали показания, записавшись случайными прохожими и грибниками-любителями. Нервничали.       Не из-за показаний – местные менты и так в курсе кто и что, а из-за Рима. Под действием вкаченного обезболивающего или просто от безысходности, он вдруг разговорился, огорошив нас известием – его ждет посредник.       – В восемь в поселковом музее. Пусть я сдохну, но и он чтобы сдох. Чтобы она, она никому не досталась!       С тем и отбыл.       – Ну что, Пал Петрович? – азартно потер руки Влад. – Будем посредника в оборот брать?       – Хорошо бы, только как? Ты его видел? Да и Рим соврет – недорого возьмет.       – Нет, не видел, но он уж точно видел икону. На икону и будем брать.       – Решайтесь уже, – Ганя посмотрела на часы. – Полседьмого времени, а до музея час с небольшим дороги.       Без десяти восемь я, унимая мандраж, вошел в музей, демонстративно игнорируя ворчание сторожа. Старичок, кстати, хоть и бурчал, но выставить меня не попытался. Вальяжной походкой пройдя в главный зал, я уселся на потертый пуфик смотрительницы и стал ждать. Десять минут, пятнадцать. Когда нервы были готовы перегореть, в зал бочком протиснулся человек. Был он невысок ростом и рыхловат, короткий ежик волос топорщился на макушке, пальцы нервно теребили лацкан пиджака. Пиджак и выдал в нем инородца – у всех музейщиков костюмы еще при царях пошиты, максимум, при Брежневе.       – Вы не рано ли? – спросил модник.       – Да как сказать, – я откинулся на стену, заложив ногу за ногу. – Очень историей интересуюсь.       – Уходите, молодой человек, – мужчина занервничал, снова затеребил лацкан. Его бледные, похожие на глистов-переростков пальцы ужасно раздражали. – Иначе я буду вынужден вызвать охрану.       – Сторожа, что ли? Так он спит. Вам что ж, история Древнего Рима неинтересна совсем?       Посредник, а теперь я был на сто процентов уверен, что это он, замер, прижал ладонь к лицу, будто я залепил ему пощечину. Потом медленно проговорил:       – А что с ним… вам… что с Римом?       – Того и гляди разрушится, – я распахнул куртку, демонстрируя укутанную в простой полиэтиленовый пакет икону и деланно проныл. – Подайте на восстановление, Христа ради!       – Не паясничайте! – посредник обозлился. – Идите за мной.       До поры я решил с ним не спорить. Мы прошли в кабинет на первом этаже – захламленную комнату, в которой за тяжеленным письменным столом, крытым зеленым сукном, сидел неприметный мужчина лет сорока на вид.       – Это кто? – недовольно буркнул я.       – Эксперт, – процедил посредник. – Он оценит подлинность и стоимость иконы. При нем можно говорить.       – Не-е, так не пойдет, – если можно говорить, значит, эксперт вовсе и не эксперт. – Рим говорил, что стоимость оговорена заранее.       – Мало ли что он говорил! Где Рим? Кто вы такой?       – Андрей я, мы с Римом в доле. Да, в доле, он сейчас не в том виде, чтобы шастать по музеям, его сталкеры чуть не ухлопали. Где Рим – не твое дело, главное давай-ка поменяемся. С меня икона, с тебя что обещано, – я понятия не имел, что Рим должен был получить по уговору, так что выбирал обтекаемые выражения. – Пусть эксперт твой экспертизу проводит и разбегаемся.       И положил икону на стол. Посредник с экспертом переглянулись, после чего тот достал кейс, демонстративно повернув его ко мне боком, и стал извлекать из него пинцеты, кисточки, шильца и, наконец, лупу. Натянув медицинские перчатки, эксперт вооружился лупой и стал внимательно осматривать каждый сантиметр образа. Посредник молчал, я оглядывал кабинет, время от времени буравя обоих подозрительным взглядом.       Судя по состоянию Рима, он наверняка договаривался о получении налички. Краюха говорил, что такой раритет стоит как минимум миллион рублей. Миллионных бумажек у нас покамест нет. Я мысленно, не прекращая слежки за экспертом, поделил миллион на пять тысяч. Получилось примерно две пачки пятитысячными купюрами. А если тысячными? Или, если икона стоит больше? Не в кармане же посредник эти деньги носит. Большие суммы представлялись мне только в черных кейсах, на голливудский манер, а таких не имелось. Разве что чемоданчик эксперта, да и тот с инструментами. Значит, платить не рассчитывали.       – Ну что там? – нарочито громко спросил я, надеясь, что друзья уже в музее. – Чего возиться-то? Настоящая она, видишь, старая.       – Минуточку, молодой человек, – эксперт потянулся к чемоданчику. – Последняя проба и все. Буквально пять минут.       Голос звучал успокаивающе. Посредник перестал мучить лацкан и застыл, молитвенно сложив пухлые руки.       – Деньги-то будут, нет? – мрачно напомнил я.       – Ну разумеется, Андрей. Подождите заключения. Вы же понимаете, на кону большие средства. Кстати, Рим ничего не велел передать?       – Чтобы не обсчитали.       Замолчали. Посредник расслабился. Эксперт отложил лупу, перевернул образ и стал колять обратную сторону шильцем, облокотившись локтем о столешницу. Я демонстративно забарабанил пальцами по коленке. Плохо, очень плохо. Наверное, Рим должен был что-то сказать или передать.       «Дурак! – сказал я себе. – Этот хлыщ наверняка проверял, жив Рим или нет, а ты прокололся. Денег не будет, а будет…»       Что будет, додумать не успел, наступив себе на развязавшийся шнурок. Бездумно согнувшись пополам, я услышал легкий хлопок – поднял взгляд, увидел смотрящий мне в лицо ствол и, как был, на четвереньках, дернул к столу.       На мое большое счастье, оружие было только у «эксперта». Он же, промахнувшись раз, теперь не мог долезть до меня из-за непомерной ширины столешницы. Стрелять же сквозь нее он и подавно не решался, судя по визгу посредника «Что вы стоите?!».       Быстро вытащив собственный ПМ я рявкнул что есть сил:       – Всем оставаться на местах! Полиция!       В ответ еще хлопок выстрела и какая-то возня в коридоре. Киллер-эксперт сменил позицию, хорошо еще, что ногу только оцарапало, во всяком случае, она шевелилась. Я выстрелил в ответ – промахнулся. В коридоре стоял уже рев, кажется, это сторож. Теперь мы, как в худших американских боевиках, держали друг друга на прицеле.       Осмелевший посредник подскочил сбоку, намереваясь меня чем-то ударить. Я, собравшись в комок, откатился за него, сбивая завизжавшую тушку с ног. Бедро вспыхнуло болью, заставив закричать. Два выстрела вслепую, из-за брыкающегося на раненой ноге посредника целиться было очень трудно, задели плечо «эксперта». Нашарив свободной рукой что-то железное на столешнице я залепил этим в киллера, развивая успех. Не попал, но заставил закрыться вооруженной рукой.       И тут пришла подмога – в разбившееся окно запрыгнули Литр с Ксеноном, из открывшейся настежь двери выпал незнакомый лысый мужик, а следом заскочил Влад. Киллер, не сумевший выбрать новую цель, получил ногой под дых и ребром ладони по шее. Посредник, продолжавший терзать мою ногу, закрыл голову руками и мелко затрясся. Влад откатил его в сторону как порожнюю бочку и тряхнул меня за плечи:       – Жив?       – Да, – нога начала неметь. – Вызовите скорую, пожалуйста.