От заката до зари

На следующий день Инесса не пришла на работу. Трубку она не брала, на сообщения – не отвечала. Смятение нарастало в груди Марты липким ледяным комом, заставляя её лихорадочно прокручивать в сознании все возможные варианты развития событий. Что, если она лишь испортила Инессе жизнь своей гневной вспышкой, что, если анонимный обидчик вышел на новый уровень и Венская теперь вынуждена скрываться от него? Как странно – за столь короткое время эта девушка, светлая и загадочная, с непостижимой хрустальной тишиной в ясном взгляде сумела так войти в душу Марты, так зацепить её – более чем искушенную в любовных делах? Здесь было не то, совсем не то, что раньше – не похоть, не интрижка, затеянная со скуки… Лишь трепетная нежность – пока ещё робкая, но уже сильная. Марта вспомнила недавнюю ночь, проведенную с Зухрой – краска залила её щеки, предательница – болезненно кольнуло в сознании. Но что делать, что делать, тут же попыталась она оправдать себя, если каждая клеточка тела, каждая фибра души отчаянно желает любви – или хотя бы её паллиатива? Любить, любить, быть любимой – отчаянно ныло сердце. Любить или быть любимой? Что важнее – дарить кому-то собственную нерастраченную нежность или ощущать чужую, ощущать, что ты нужна, как воздух, что каждое твое слово, каждый жест, каждый взгляд навеки отпечатываются в зеркале чьей-то души? Марта не могла ответить на этот вопрос. Конечно, лучше всего любить взаимно – но часто ли случаются такие счастливые совпадения? "Впрочем, меня всё равно никто по-настоящему не любит" – тут же напомнила она себе. Спят, получают свою долю удовольствия и самоутверждения – и только, не более. А Инесса?.. Кто знает, что таится за прохладным сентябрьским туманом в светлом взгляде? Но она не похожа на других. Марта вспомнила, с каким благоговением, почти с трепетом Инесса вчера привела её в свой дом. Так не общаются с теми, кто совсем безразличен… Марта набрала номер Инессы ещё раз. На этот трубку Венская взяла, но почему-то не проронила ни слова. – Как у тебя дела? Почему не пришла? – нервно и взволнованно спросила Марта. – Всё в порядке, – ровным и спокойным голосом ответила Инесса. – Просто я занята. Прости, но сейчас мне некогда говорить. Она положила трубку, а Марта потерянно замерла посреди кабинета, вновь ощущая прилив горькой обиды. Она ведь не навязывается, не принуждает к общению – отчего такая странная, непонятная реакция? Может, и впрямь не стоит навязываться человеку, которому ты неприятен? Вчерашняя встреча опровергала эту мысль, но Марта уже не знала, каким словам и поступкам Инессы следует верить. Телефон пискнул. Марта потянулась за ним, надеясь, что пришло сообщение от Венской. Но оказалось – нет. Писала старая школьная знакомая, когда-то почти подруга – Варвара Зайцева. Не общались они уже очень давно. Одиннадцать лет назад, когда Марте было только восемнадцать, во время выпускного вечера Варвара клялась, что никогда не предаст и не забудет свою самую лучшую подругу – таковой она считала Аристархову. Марта не верила ей ни тогда, ни позже – но слушать признания, пусть даже дружеские, ей было приятно и тогда. Обещаний Зайцевой хватило ненадолго. Судьба развела их: Марта окончательно съехала от тётки, которая в стремлении наладить свою личную жизнь уже не первый год подталкивала её к этому, поступила в другом городе в университет на экономический факультет. Мать, кажется, даже не узнала об её переезде. Она нашла среди однокурсниц и подруг, и любовниц, но ни одна из них не оставила следа в её душе и с окончанием университета все они точно исчезли – растворились в памяти. Варвара практически не появлялась в её жизни: лишь периодически посылала по праздникам дежурные поздравления. По её страницам в соцсетях Марта выяснила, что бывшая подруга ещё в девятнадцать лет вышла замуж, в двадцать родила, в двадцать три развелась с мужем и начала встречаться с одним из бывших одноклассников. Словом, Марте не было места в её жизни, так же, как и ей – в жизни Марты. Аристархова настолько давно не вспоминала о школьной подруге, что даже не сразу сообразила, кто именно ей пишет. "Привет, дорогая Марточка, – писала Варвара. – Не знаю, помнишь ли ты ещё обо мне, но я о тебе помню. Прошу у тебя прощения за то, что так долго не писала. Всё расскажу при встрече. Нам обязательно нужно встретиться и поговорить. Я скоро приеду в твой город и пробуду в нём около трёх недель. Напомни, пожалуйста, твой день рождения ведь через неделю?" "Ишь ты, а ведь помнит", – удивилась Марта. "Привет, Варя. Буду очень рада с тобой встретиться. Да, через неделю" "Скажи, пожалуйста, свой номер" Спустя несколько минут Варвара позвонила. Её голос, не слышанный уже много лет, почти не изменился, машинально отметила Марта – такой же мягкий и сладкий почти до приторности. Равнодушно слушая длинные приветствия бывшей приятельницы, она подумала, что весьма странно вот так вот появляться после долгих лет молчания – да ещё и разговаривать как ни в чем не бывало. Отвечая Варваре в той же слащаво-любезной манере, Марта вдруг услышала – или скорее ощутила – что снаружи к двери её кабинета кто-то подошёл. – …А потом Дима обещал повезти меня в Италию, представляешь? И как я могла не обратить в школе на него внимание? Марта напряженно ждала, когда в дверь постучатся. Но никто не стучался и не пытался открыть кабинет – то ли стеснялся войти, то ли просто подслушивал её разговор. – Да, тебе очень повезло с Димой, – сказала она в телефон и, поднявшись с компьютерного кресла, быстро пошла к двери и стремительно распахнула её. Но стук чьих-то каблуков уже замер вдали – шпионка успела сбежать. "Наверное, это Арина", – хмуро решила Марта, от раздражения невпопад отвечая на вопросы Варвары. – Ну так что, есть у тебя планы на день рождения? Может, встретимся, погуляем, зайдем куда-нибудь? – Хорошо, дорогая! – нарочно громко гаркнула Марта на весь коридор. "Можешь спокойно слушать сидя у себя в кабинете!" – мысленно прошипела она в адрес шпионки.

***

Инесса не пришла и на следующий день. Правда, на сей раз она всё-таки удосужилась написать Марте сообщение с извинениями за вчерашнюю грубость, вновь заставив её окунуться в противоречащие друг другу чувства. "Прямо как девчонка, – с досадой думала Аристархова. – Осталось только на ромашке погадать – любит-не любит" Она злилась сама на себя. Ну кто мог подумать, что её, соблазнительницу с огромным стажем, заставят вот так вот впадать то в жар, то в холод? И ладно бы это была хоть какая-нибудь искусная любовница, или страстно влюбленная поклонница… А здесь? Общение на уровне начальной школы. Ей ли сходить от такого с ума?.. И всё же каждая реплика, каждая улыбка светлоглазой любительницы классического искусства заставляла вспыхивать в душе какое-то неведомое пламя. Любовью Марта называть его опасалась, даже мысленно – это слово связывалось у неё с чем-то практически невообразимым, настолько редким, что само существование этого явления ставилось под вопрос. Утреннее сладострастное пыхтенье после длинных постельных марафонов любовью точно не было. Невесомые же улыбки Инессы, разливающееся от них по всему телу тепло?.. Нет, наверное, нет. Наверное, любовь – это что-то более сильное, сильное настолько, что не можешь дышать, жить без человека, он заполняет все твои мысли, все твои чувства… Такого у неё нет и не будет, наверное, никогда. Она вяло постукивала по столешнице пальцами, когда её вывела из задумчивости телефонная трель. Пришло новое оповещение в одной из соцсетей. "Наверное, Варвара" – безразлично подумала Марта, беря в руки телефон. Но это оказалось не так. Поступил новый запрос на добавление в друзья. Какая-то непонятная личность – пустая страница, вместо фотографий – пара пейзажей, вместо имени – странный псевдоним… Одинокая путница – значилось в профиле. Машинально Марта мазнула по "Добавить" и отложила телефон, но тот пискнул снова. Одинокая путница: Привет Марта Аристархова: Привет. Мы знакомы? Одинокая путница: Нет… Но я хотела бы с тобой познакомиться. Марта вяло отвечала на банальные вопросы о предпочтениях в кулинарии, литературе и временах года – собеседница почему-то ходила вокруг да около, роняя реплики робко и неуверенно. Оказалось, что она тоже раньше жила и работала в этом же городе, но сейчас переехала куда-то на юг. Особого интереса это общение для Аристарховой не представляло. Спустя полчаса она отложила телефон, но тот запищал снова, и на сей раз сообщение оказалось более примечательным, чем те, что были до этого: "Прости, пожалуйста, если напрягаю… На самом деле я пишу по другому поводу. Мне сейчас очень тяжело и нужно выговориться, а среди моего окружения не найдётся ни единого человека, кто бы меня понял" "Выговориться?" "Да… Понимаешь… я люблю одного человека. Этот человек меня не любит. Банально, правда?" "Почему же банально? Банальными называют только те проблемы, которые не касаются тебя лично…" "Ещё раз извини… Я просто от отчаяния решилась написать незнакомке, я и нашла тебя случайно. Некому мне пожаловаться…" "Да говори, не извиняйся. Понятное дело, иногда хочется выговориться. Когда боль копится в душе, такая тоска захлестывает – хоть волком вой" Я тоже никогда не могла никому выговориться, подумала Марта. Жалобно-робкие фразы собеседницы почти пробудили в ней то, что она всегда тщательно давила в себе. Марта вновь увидела себя – маленькую девочку, тщетно ищущую у матери любви и поддержки, первоклассницу с огромным белым бантиком на макушке, ворвавшуюся к матери как раз когда та уговаривала очередного любовника подарить ей машину… Кажется, тогда Марта хотела похвастаться – то ли пятеркой за контрольную работу, то ли выигрышем в каком-то школьном конкурсе… Этого она уже не помнила, но зато запомнила холодно-досадливый взгляд матери, её раздраженный отмахивающий жест, её требование сейчас же убираться в свою комнату и не мешать серьёзному разговору. Сколько Марта помнила, мать всегда была такой. Потом мать переехала к очередному ухажеру – местному богачу – в роскошную пятикомнатную квартиру. Дочь мешала этим планам – и начался для Марты новый этап жизни – с тёткой, которая практически ничем не отличалась от матери. Обида исподволь копилась в душе Аристарховой, и иногда – хоть она и не желала признаваться себе в этом – на периферии сознания, в смутной полудремотной дымке перед пробуждением возникал перед ней образ матери, и она сама снова была маленькой плачущей девочкой, брошенной и непонятой. На отца обида была тоже, но слабее, потому что Марта его и не знала, и не помнила – лишь могла представить себе по фотографии. Он ни разу не позвонил ей. Она слышала лишь в каком-то случайном разговоре матери с подругой, что он уехал куда-то на север с "какой-то шлюхой" "молотить бабки". Шестилетняя Марта не понимала смысла этих слов, но ощутила тогда непривычно горькую обиду. У матери сохранились его снимки. Рассматривая красивое мужественное лицо с такими же синими глазами, как у неё, Марта обращалась к себе: чувствует ли она родственную любовь, хотя бы какую-то привязанность? "Если бы он любил меня – чувствовала бы", отвечала она сама себе, и горько стучал в горле ком невыплаканных слёз. Трель сообщения вновь вывела её из воспоминаний. "Многие представляют себе любовь поверхностно. Думают – это лёгкое и приятное дополнение к жизни, развлечение, украшающее повседневности, средство заполнения пустоты. Это брехня, поверь мне. Это – влюбленность. Не любовь. Не страсть. Я знаю, что такое любовь. Это тяжелая, непрекращающаяся боль, это страх, что всё всплывет наружу, что тебя будут презирать, унижать… Это когда вся растворяешься в другом человеке, думаешь о нём ежечасно, ежеминутно, грезишь им, когда каждый час, проведенный без него – мука, пытка… А если ещё он и не отвечает тебе взаимностью... " "Телепатка", – подумала Марта, вспомнив свои мысленные рассуждения о любви. "Ты ничего не говорила ему?" – осторожно спросила она. "Ей. Я никогда ничего не говорила ей. Разве меня кто-то поймет? В лучшем случае сделают вид, что ничего не было. Мне даже тебе страшно признаться в этом… хотя я тебя не знаю" "Да, я тебя понимаю. Я сама такая же, как ты" "Ты… тоже???" Марта почувствовала болезненную, горькую жалость к собеседнице. Ведь и она сама трепещет точно осиновый лист от одного только взгляда Венской – при том, что это чувство нельзя назвать болезненной одержимостью. "Да. Знай, ты не одинока. Таких, как ты, много. Я понимаю тебя – страшно, что тебя не примут, будут остерегаться, издеваться… Но никогда не исключай и хороший исход. Может быть, рано впадать в отчаяние? Попробуй приблизиться к ней, узнать, что важно ей, что интересно… Иногда любовь вспыхивает мгновенно, иногда вызревает исподволь – у кого как. Не теряй надежду" "Спасибо тебе большое… Ты очень меня поддержала – всё-таки я почувствовала себя не такой одинокой. Судя по всему, ты очень светлый и чистый человек. Я бы хотела с тобой дружить. Можно я буду изредка тебе писать?" Иметь пусть не подругу, но хотя бы знакомую, с которой можно было бы делиться сокровенными мыслями, не боясь подставы – благо нет общих знакомых… Эта мысль вдруг показалась Марте очень привлекательной. Лет десять назад она, наверное, начала бы искать подвох в этом странноватом диалоге. Но "разводить" её на признания из знакомых было некому. Разве что Лариса или Арина, но они не смогли бы написать так чисто, грамотно и чувственно. Та же Федотова делает в каждом слове по две-три ошибки, непонятно, как удерживается до сих пор… Уварова же слишком груба и нахальна, чтобы писать таким изысканно-печальным слогом. Это только для Инессы могло бы подойти. Марта вздрогнула, точно её ошпарили. Вдруг это Инесса? Зарегистрировалась под левым аккаунтом – и теперь проверяет её… "Мы точно не знакомы? Просто твой стиль напоминает одну мою подругу" – черкнула она. "Нет, нет, конечно. Подругу? Какую подругу?" – немного нервно среагировала собеседница. "Коллегу по работе, её зовут Инесса" "Нет, нет. Мы не знакомы" А впрочем, без разницы, устало усмехнулась Марта. На пороге своего тридцатилетия она давно разуверилась в том, что может представлять для кого-то чисто человеческий интерес. Зато – она молода, красива, свободна и сильна, она наслаждается дарами жизни. А одиноки по сути, наверное, все. Собеседница продолжала писать – тактично, по-прежнему немного робко, изысканно-грамотно. Отойдя от темы любви, она перевела разговор на повседневные темы. И Марта отвечала ей – то ли для того, чтобы утешить неведомого одинокого человека, то ли от желания заполнить собственную душевную пустоту.