Мята – пряность со специфическим сильным сладковато-перечным вкусом и ароматом. Используется в кулинарии в виде эфирных масел, ментола, в тертом, сушеном, либо нетронутом виде. Употребляется при приготовлении соусов к бараньему мясу, а так же для улучшения вкуса и аромата смешанных напитков из томатного сока. Добавляется в различные фруктовые и овощные салаты, улучшает вкус жаркого, жареной ягнятины, баранины и цыплят. Добавляется к тушёной капусте, моркови, гороху или луку-порею. Успокаивает головную боль, помогает в борьбе с невралгией, улучшает аппетит.
Хантер готов был завести дневник, честное слово. И если бы он сделал это, каждое утро начиналось бы с какой-нибудь записи вроде «Бойкот. День пятнадцатый. Себастиан продолжает тактику умелого игнорирования и ретируется каждый раз, стоит мне оказаться в радиусе пары метров от него. Подозреваю, что он овладел навыками телепортации. Моя жизнь отстой. Пока». Потому что в этот раз Смайт превзошел самого себя, и – что там говорилось ранее? Отходчивый? Что же, прошло уже больше двух недель, но он упорно предотвращал любые попытки заговорить с ним, и – да, Хантер понимал, что он налажал, достаточно крупно налажал, да что там, облажался в превосходной степени этого слова, но он никак не мог наладить даже начальный контакт и совершенно не знал, что делать дальше. Себастиан молчал. Кларингтон злился. Ничего не было в порядке. На третью неделю бесплодных попыток завести разговор и безостановочного потока игнорируемых сообщений Хантер все же добился ответа. Он вскочил с кровати посреди ночи, сбрасывая едва накрывшую его дрему – большее, на что он мог рассчитывать в свете последних событий – и рванул к телефону, на загоревшемся экране которого высвечивалось короткое: «Прекрати, иначе я сменю номер». Кларингтон тогда с разбега плюхнулся на кровать, зарываясь носом в подушки и счастливо вздыхая, потому что – ну, это было уже больше, чем за все последние дни, больше, чем то, чего он мог ожидать. Это был первый крохотный шажок Смайта навстречу, даже если тот и не подозревал об этом – и Хантер не планировал сдаваться. И тогда, со следующего же утра, началась череда подсовываемых в шкафчик Себастиана записок с извинениями, сделанных на полароид Чендлера (ну, разумеется) фотографий, на которых Хантер с самым виноватым лицом демонстрировал идиотские таблички в духе «прости меня» – целиком и полностью идея Андерсона, между прочим, но Кларингтон настолько отчаялся, что решил пойти даже на это – и прочих милых пустяков вроде пачек сигарет или коробков со спичками с изображением сурикатов на крышке. Ну, Хантер искренне верил в то, что это мило. Их, между прочим, было очень сложно найти, эти спички. И если в первые несколько дней он находил свои дары скомканными, порванными или просто брошенными на кафель раздевалки, то к концу недели Смайт, по-видимому, сдался, потому что все, что попадало в его шкафчик, стало бесследно исчезать к концу рабочего дня – и Хантер считал это своей маленькой победой. Даже то, что он немного (много) чувствовал себя идиотом, стоило того. Ну, он на это надеялся. Однако, несмотря на все предпринимаемые меры, Себастиан по-прежнему не шел на личный контакт. Поэтому, когда наступил гребаный День Благодарения, Хантер с трудом, но смог отвертеться от нескончаемого потока заказов на гребаную индейку и временно передислоцировался в кондитерский цех. Нужно было видеть шок на лицах Ника и Джеффа, когда Кларингтон практически слезно вымаливал их позволить ему украсить тыквенный (гребаный, гребаный День Благодарения) пирог. Тем не менее, пятнадцать минут спустя на кухню за заказом вошел Смайт, и именно к нему проходящий мимо Джесси подвинул готовый десерт, на котором белым кремом немного (много) криво было выведено: «Спасибо, что простил меня. хх» Это было весьма самонадеянно, на самом деле. Поэтому нервно кусающий губы Хантер даже не удивился, когда спустя мгновение Себастиан весьма целенаправленно двинул рукой, смахивая пирог на белоснежный кафель. – Упс! Как неловко, – театрально воскликнул он, сбегая в зал от Сантаны, верещащей ему вслед что-то, включающее слова «штраф», «вычту из зарплаты», а также весьма специфические непереводимые ругательства. Но Кларингтон выдохнул и улыбнулся, потому что, неотрывно следя за застывшим минуту назад у стойки Смайтом, он заметил, как за мгновение до гибели тыквенного шедевра кондитерского искусства губы того дрогнули в легкой улыбке, а глаза метнулись в сторону стола, за которым обычно работал Хантер. И все, кажется, начинало налаживаться. И плевать на ругающихся за его спиной Стерлинга и Дюваля. И плевать на старого Хантера, сидящего где-то глубоко в его подсознании и звонко хлопающего себя по лбу. Плевать на полу-неодобрительно, полунасмешливо качающих головами Джесси, Блейна, Курта и Сэма… Кстати о них.***
– Андерсон, я все понимаю, ты рад меня видеть, но не мог бы ты подвинуться и не утыкаться своей «радостью» мне в спину? – Это зонт, придурок. И давай без претензий, я могу вообще уйти. Стоить пояснить несколько вещей. Во-первых, погода в Нью-Йорке торжественно ушла в запой, наградив жителей дождями в конце ноября, из-за которых улицы были покрыты гололедом и заполнены вечно поскальзывающимися матерящимися прохожими. Во-вторых, это был разгар рабочего дня, из-за чего поток пешеходов на одной из центральных авеню был более чем оживленным. Собственно, именно по этой причине небольшая кучка парней ютилась на квадратном метре жалкого подобия газона где-то между тротуаром и проезжей частью, больше напоминая многорукое и многоголовое неповоротливое существо, нежели компанию отдельно взятых людей. В-третьих, последний дождь прошел менее часа назад, и в воздухе повисла тяжелая давящая сырость, из-за которой челка Курта отказывалась стоять так, как того хотел ее хозяин. Хаммел бесился и психовал, из-за чего бесился и психовал Блейн, и в результате все срывались на Хантере – виновнике их почти спонтанного собрания, который сам еле сдерживался от того, чтобы начать огрызаться и отвечать шуточками про ПМС. – И все же, чувак, ты уверен, что это хорошая идея? – пробормотал Эванс, почесывая макушку. Кларингтон громко простонал, поворачиваясь к парням и почти сталкиваясь лицом к лицу с Джесси. – Эм… ты, конечно, очень даже ничего, – Сент-Джеймс облизнулся, переводя томный взгляд с губ Хантера к его глазам, – но у меня невеста, и… – Ой, заткнись, – тот закатил глаза, но не смог не улыбнуться, мысленно благодаря Джесси за его величайший дар разряжать обстановку. – Короче, вы все, слушайте сюда. Мы, вроде как, договорились обо всем этом еще позавчера, и у вас было почти два дня на то, чтобы послать меня подальше, но вы этого не сделали, из чего я делаю вывод, что вы не против в этом участвовать… – Или нам было неудобно отказываться, – пожал плечами Курт, в очередной раз шумно сдувая со лба потяжелевшие влажные пряди. – Без разницы. Мы убили в общей сложности несколько часов на то, чтобы прийти к тому, что произойдет с минуты на минуту, и с вашей стороны было бы крайне по-свински бросить меня прямо сейчас, потому что… – Шухер! Газель у водопоя! Соловей летит к клетке! Рыбка почуяла червячка!.. – …Пак пересмотрел Дискавери, – покачал головой Ник, на что стоящий рядом Джефф согласно хмыкнул. Ноа поджал губы и отвесил кондитерам несильные подзатыльники. За спиной Хантера началась возня, но тот не замечал ничего, кроме медленно открывающего дверь Смайта, на лице которого скептицизм мешался с недоумением, раздражением и растерянностью. Неудивительно, учитывая то, что перед ним – почти вся мужская часть персонала ресторана, умудряющая ютиться на невидимом островке и омываемая волнами недовольно бормочущих пешеходов. – Что здесь происходит? – поинтересовался он, хмурясь и глядя на кого угодно, кроме, разумеется, Хантера. Для Кларингтона же это прозвучало своеобразным сигналом. Он ощутимо пнул куда-то под коленную чашечку Пака, который уже успел развязать небольшую драку, и тот зашипел, оборачиваясь и готовясь огрызнуться. Однако одного взгляда хватило для того, чтобы он вспомнил, ради чего они здесь собрались, и открыл рот, начиная громко насвистывать. – Денег не будет, свистун, – вскрикнула старушка, вздрогнувшая от резкого звука и прибавившая ходу. Люди вообще начали коситься на не так уж и тихо поющих парней, кто-то крутил пальцем у виска и шел дальше, кто-то останавливался, но, в любом случае, Хантер не обращал внимания ни на кого, кроме стоящего прямо напротив него через тротуар Себастиана, брови которого ползли вверх по мере того, как он узнавал песню. Он все еще отказывался смотреть на Кларингтона, поэтому тот лишь вздохнул, отдергивая куртку, и начал петь: – Can you blow my whistle baby, whistle baby Let me know Boy I'm gonna show you how to do it And we start real slow You just put your lips together And you come real close Can you blow my whistle baby, whistle baby… – Да ты, блять, издеваешься! – почему-то пискнул Смайт, закрывая лицо руками и сразу же начиная подсматривать в щель между пальцами. Хантер решил, что это хороший знак. Они отлично справились с первым куплетом и еще одним припевом, так как у них было некоторое время в курилке и на обеде для того, чтобы за два дня добиться более или менее приличного результата. Ник и Джефф, певшие когда-то в школьном хоре, то и дело норовили начать двигаться, сталкивая то Джесси, то Пака под ноги прохожим, из-за чего текст песни разбавлялся вольными «простите», «извините», «убери свои грабли, Стерлинг» и «да ты заколебал дрыгаться». Сэм, Блейн и Курт стояли за всеми, находясь вне очага конфликта и, очевидно, несказанно радуясь этому. Пешеходы, несмотря на все их недовольство, тоже не особо мешали процессу. Себастиан качал головой, но слушал. Все шло хорошо. Пока не начался дождь. Причем, он не начался так, как это бывает в романтических фильмах, вроде как первая капля на щеке главного героя, и его возлюбленная (возлюбленный, нужное подчеркнуть), стирающая ее своим пальцем или губами… Кларингтон никогда бы в этом не признался, но он, в принципе, был согласен на такой расклад. Хотя это неважно, потому что все произошло совсем по-другому. Чертов ливень обрушился буквально стеной, из-за чего движение на тротуаре ускорилось, а Хаммел едва не взвизгнул, начиная подпрыгивать на месте, толкая, таким образом, Джеффа, который, в свою очередь, толкал Пакермана, у которого уже пять минут как чесались кулаки врезать кому-нибудь за его спиной. Хантер предусмотрел это, втягивая его в «диалог» и разделяя с ним строчки второго куплета, пока Андерсон и Дюваль спешно раскрывали зонты над собой и своими половинками. Они, кстати, сделали это почти одновременно, и чертова защита от дождя едва не стала орудием убийства, но, кажется, все обошлось. Джесси поежился, но лишь переступил с ноги на ногу, накидывая на голову капюшон, Пак и Эванс поступили точно так же, Смайт просто сделал шаг назад под козырек ресторана, а Хантер… что ж, он не был таким предусмотрительным. У него не было ни зонта, ни капюшона – зато была хорошая фантазия и боевой настрой, подскочивший на несколько пунктов вверх с тех пор, как он установил зрительный контакт с немного смущенным, но все равно скептично щурящимся Себастианом. Сент-Джеймс потом будет говорить, что Кларингтон накурился, а Пак – дуться, что он зажмотил и не поделился с ним, но, хотя ничего из этого не было правдой, конкретно в тот момент Хантер не стал бы отрицать, что в мыслях его вдруг стало пусто и ясно, сознание наполнилось неведомой прежде мудростью и истиной, а тело казалось таким живым и будто даже чуть-чуть не своим, словно он действительно был под травкой. Нет. Правда. Он не был. Если только кто-то что-то сделал с его сигаретами, но, в любом случае, он был не в курсе. Он просто увидел столб. Ну и. Это случилось. – Надеюсь, он не вызовет призрака Шустера, – пробормотала наблюдавшая за ними в окно Сью, на что стоящая рядом Сантана вопросительно вскинула брови, – не забивай голову, это все штучки фанатов «Поющих под дождем». И – да, именно это сейчас и происходило. Хантер, одной рукой держась за мокрый от дождя столб, а другой периодически убирая бесконечную воду с лица, горланил завершающий припев под неуверенный и теряющий стройность аккомпанемент мужских голосов, крутясь против часовой стрелки и ловко уворачиваясь от снующих туда-сюда пешеходов. Он бы чувствовал себя конченым идиотом – нет, не так; он чувствовал себя конченым идиотом, но это не заставляло его остановиться, так как все, что он видел – прикрывающего рот смеющегося Смайта, который смотрел на него, иисусе, да неужели, блять, и, вроде как, даже не собирался отворачиваться. – Ты серьезно? То есть, в качестве песни-прости-меня-за-то-что-я-такой-хронический-мудак ты выбрал песню про минет? Это было первым, что он сказал после того, как парни замолчали, а Кларингтон вернулся к остальным, забив на мокрые волосы и лицо и стараясь не замечать редкие попадающие за воротник и катящиеся по спине капли. Итак, да – это было первым, что сказал Себастиан, и, очевидно, последним, так как после этого он лишь фыркнул и закатил глаза, скрываясь внутри ресторана. Но напоследок он улыбнулся. Чертов ублюдок. – Чувак, я же говорил, надо поработать над репертуаром, – пробормотал Эванс, сочувственно похлопав Кларингтона по плечу, но тот лишь отмахнулся. Будто у него был большой выбор, в самом деле. В смысле, он не хотел выбирать наобум, а песня Creed явно была бы перебором, так что… – Да, не лучший вариант, но ты был хорош, – вставил свои пять копеек Джесси, пока остальные спешили скрыться от ливня в ресторане. Хантер кусал губы. Он чувствовал, что был так близко. Ему нужно было сделать всего один шаг, один последний шаг, и у него абсолютно не было плана действий, но одно он знал точно… – Мне нужно выйти на работу завтра. Он с уверенностью взглянул на Сент-Джеймса, и тот мысленно в который раз поразился умению этого парня формулировать просьбы так, что они звучали как приказы. – Ты же знаешь, это не в моей компетенции, – вздохнул Сент-Джеймс, устало потирая переносицу. – Завтра смена Монтгомери, так что решай этот вопрос с ним, мне, по большому счету, пофигу, кто из вас встанет на позицию, поэтому… – Все, понял, заткнись, ты в курсе, что слишком много болтаешь, когда оправдываешься? Джесси расхохотался, ударяя смеющегося вместе с ним Хантера в плечо и возвращаясь в ресторан, на ходу выкрикивая: – Иногда я ненавижу тебя даже больше, чем этого иммигранта. Кларингтон цокнул языком, закатывая глаза и показывая Сент-Джеймсу средний палец. На самом деле, он чувствовал себя неплохо. Голова немного кружилась от пережитого всплеска адреналина (и стыда, потому что он выглядел как конченый, конченый придурок), поэтому холодный дождь казался так, так кстати. Хантер улыбнулся, доставая из кармана мобильник и прикрывая его одной рукой от воды. Найдя нужный номер, он поднес трубку к уху и, дождавшись ответа, попытался сымитировать самый миролюбивый и приветливый голос на свете: – Уэс! Здорово, приятель. Помнишь, я задолжал тебе возмещение смен после той истории с пальцем?.. Он надеялся, что это того стоило.***
То, что у Хантера не было плана действий, не значит, что в его планы входило то, что обрушилось на него с пробуждением на следующее утро. Первым, что он ощутил, открыв глаза, было дичайшее удушье, связанное с тотально, окончательно и бесповоротно заложенным носом. Он со стоном перекатился на холодную половину постели, в кои-то веки радуясь отсутствию в ней другого теплого тела, и закрыл лицо подушкой, потому что, честное слово, он готов был поклясться, что где-то в его черепной коробке от каждого малейшего действия перекатывались свинцовые шарики. В ушах звенело, голова казалась поистине неподъемной, все тело ломило, и – ну, он должен был догадаться, что выплясывать под ледяным ливнем было не самой лучшей идеей. В воспаленном мозгу на мгновение даже загорелась предательская мысль позвонить Уэсу и отменить вчерашнюю договоренность, но Кларингтон лишь злобно рыкнул на самого себя, потому что так не делается, потому что он – не чертов хлюпик, и потому что долбаный Смайт перестанет сниться ему в мокрых снах только тогда, когда начнет засыпать в его кровати. Поэтому, наглотавшись жаропонижающих и запихнув бумажные платки во все карманы в своей одежде, он направился на работу. Его мутило от одного вида еды, но он продолжал резать, крошить и помешивать, вяло реагируя на шутки товарищей и каждые пять минут уединяясь в туалете для того, чтобы опустошить свой многострадальный покрасневший нос. Почти сразу догадавшийся обо всем Джесси лишь покачал головой и сочувственно похлопал его по плечу, обещая никому не говорить и умоляя не напускать соплей ни в чей суп, но у Хантера не было сил даже на то, чтобы огрызнуться. Один единственный раз, когда он почти облажался, случился в ту секунду, когда ему до смерти захотелось чихнуть, но именно этот момент Сью посчитала идеальным для того, чтобы проверить соус, поэтому Кларингтону не оставалось ничего другого, кроме как закусить собственный язык и уткнуться носом в плечо, дыша через рот и считая вспыхивающие перед глазами звездочки. – Пересолил, – поморщилась Сью, откладывая ложку и взмахивая рукой, что на языке кухни Сильвестр означало «переделай все нахрен». Она прищуривалась, вглядываясь во влажные глаза Хантера, но тот даже не успел испугаться, потому почти сразу она продолжила, – влюбился, что ли? Кларингтону хотелось съязвить на тему того, что его тошнит от запаха всего, что съедобнее бумаги, поэтому он даже не пробовал ничего из приготовленного им же с утра, но это было равносильно признанию в убийстве. Да и не хотелось отмазываться, если честно. Сью смотрела на него с легкой усмешкой во взгляде, и Хантер чувствовал себя провинившимся школьником, поэтому все, что он смог сделать – резко выдохнуть и потереть шею, незаметно шмыгая носом. – Может и так. Он слегка вздрогнул и обернулся вместе со Сью в сторону находящейся неподалеку стойки, около которой на корточках подбирал осколки только что разбитой пустой тарелки покрасневший до ушей Смайт. И, как ни странно, это заставило Кларингтона улыбнуться, потому что – плевать на снова вопящую о штрафе Сантану, плевать на бормочущую что-то о влюбленных идиотах Сильвестр, плевать на качающего головой с дебильной понимающей улыбкой Курта, главное, что Себастиан услышал. И не огрызнулся. А значит, все шло хорошо. До определенного момента, который случился через пару часов, когда время перевалило за середину смены. Именно тогда на кухню ворвалась запыхавшаяся Куинн с дикими широко распахнутыми глазами, и – о, это явно означало что-то плохое. Что, собственно, и подтвердилось, когда она выдохнула: – Проверка. Через пятнадцать минут. Она уже едет. На секунду на кухне повисла такая тишина, что стало слышно, как из кондитерского мешка бесконтрольной струей вытекает заварной крем. Все замерли, и единственным, кто нарушил молчание, стал Джесси, прошелестевший: – Она?.. Фабрей сглотнула, прикусывая губу, и за секунду до того, как вернуться в зал, прошептала: – Кармен Тибидо. И – это все. По жаровне прошлась лавина вздохов отчаяния и безнадежности, кто-то даже вскрикнул, а Чендлер – ну, Чендлер не был бы Чендлером, если бы не грохнулся в обморок. Сент-Джеймс схватился за собственные волосы, громко причитая: – Боже, ну почему все самое дерьмовое происходит в мою смену… – Но почему нас не предупредили? – Дэйв задумчиво почесал подбородок, разглядывая лезвие своего ножа и судорожно припоминая, нет ли у него какой-нибудь контрабанды, которую необходимо срочно перепрятать. – О таком никогда не предупреждают! – воскликнул Джесси, пытаясь взять себя в руки. Блейн неожиданно поморщился и повернулся к Сэму со всей возможной яростью, написанной на его лице: – О, серьезно, ты делаешь это весь день, но сейчас явно не самый лучший момент для того, чтобы портить воздух! Эванс возмущенно приоткрыл рот, обиженно скрещивая руки на груди и отступая: – Да ты заколебал! С чего взял, что это я?! – Да потому что именно тебя Сью вчера отправляла на рынок на поиски новых поставщиков рыбы, и ты мне сам жаловался, что траванулся, так что… – О, только не говори, что умеешь определять источник по запаху… – Эй вы! Заткнистесь! – Сантана отложила планшетку на стол и потерла руки. – У нас есть проблемы насущнее. Вот вы двое… Она ткнула пальцем в сторону Тины и Майка, которые синхронно хлопали глазами и переводили взгляд с одного говорящего на другого. – У вас вообще есть местное гражданство? Глаза Тины сузились, и муж боязливо приобнял ее за плечи, когда она яростно зашипела: – Мы, вообще-то, поженились в этой стране, чертова ты расистка… – Хрен с вами, мне насрать. Чего вы кипиш-то подняли все? Можно было бы просто заплатить… Джесси внезапно замер, отчаянно мотая головой и переводя взгляд с Лопез на молча оценивающую ситуацию Сильвестр. – Ты что, – громко зашептала Бриттани, прижимая к груди карточку меню, – это же сама Кармен Тибидо! Самый суровый и честный эксперт Нью-Йорка! Она не берет денег… Сент-Джеймс замотал головой еще яростнее, но замер уже через мгновение, когда прямо перед ним появилась рука, забирающая миску с куриным филе. По проходу между столами прямо к стойке для заказов медленно шла Сильвестр. Ее глаза были прищурены, челюсти сжаты, и вся она являла собой воплощение странной смеси собранности, превосходства и мстительности. – Кажется, кое-кто здесь забыл одну вещь обо мне, м? Она поставила железную плошку на алюминиевую поверхность, наклоняясь так близко к Сантане, что от ее дыхания длинные черные пряди приходили в движение. – Я. Никогда. Никого. Не подкупаю. А теперь возьми курицу, ты, Мисс Силиконовые Сиськи. Лопез прикусила губу и поморщилась, неуверенно глядя на шефа, но все же послушалась, с явной брезгливостью удерживая двумя пальцами кусок свежего филе. – А теперь ударь себя ею по лицу. – Что?! Сью улыбнулась, хотя вернее было бы сказать, оскалилась, и медленно кивнула. Ее голос был мягким и приторно сладким, а выражение лица – хищным и выжидающим, словно у опытного льва перед истеричной кошкой. – Ударь себя ею по лицу, – растягивая слова, произнесла она. Сантана пару секунд смотрела прямо в прищуренные голубые глаза, после чего все же легонько шлепнула себя курицей по щеке, мгновенно морщась и вытирая кожу чистой рукой. Сильвестр довольно улыбнулась, наклоняя голову и кивая в сторону Бриттани: – Теперь ее. – Ну уже нет! Я не… – Я сказала… – О, Сан, ничего страшного. Шеф всегда прав, давай, – Пирс улыбнулась, подставляя лицо, и Лопез не оставалось ничего другого, кроме как легонько шлепнуть по указанному месту многострадальной курицей. – Это все? – прорычала Сантана, исподлобья глядя на Сильвестр. – Почти, – по-доброму хмыкнула она, скрещивая руки на груди. – Теперь еще раз себя… – Да они издеваются, – просипел Хантер, закрывая рот руками и жмурясь, чувствуя, как где-то в районе трахеи все сжимается от подступающей тошноты. – Держись, парень, – Джесси закусил губу, не отрываясь, однако, от захватывающего действа перед ними. – Уже почти все… Раздался последний шлепок, после которого Лопез вылетела из кухни, а Сью довольно улыбнулась, выпрямляясь и поворачиваясь к персоналу. – Я ухожу встречать гостью, и в ваших интересах за оставшееся время привести здесь все в такой идеальный порядок, словно эта кухня – девственница, а Тибидо – ее муж в первую брачную ночь. Пошевеливайтесь, леди и геи. Она эффектно скрылась за полупрозрачной дверью, но сотрудники отвисли только в тот момент, когда Хантер, наконец, почувствовав свободу, оглушительно чихнул. Глаза Сент-Джеймса расширялись пропорционально кругам перед глазами Кларингтона. – О, нет-нет-нет, чувак, это очень, очень не вовремя… – Ты же, блять, не серьезно? – Смайт шагнул ближе, сжимая кулаки. Хантер закатил глаза и сжал челюсти. – Спасибо тебе за это, – огрызнулся он, и Себастиан выдохнул сквозь зубы, скрестив руки на груди. – Нам нужно куда-то его спрятать, куда-то его спрятать, – бормотал Блейн, судорожно оглядывай кухню. – О, не смешите меня! Я же не грязная тарелка, и вообще… – Пак сказал, что она уже здесь, – Хаммел потряс телефоном, на дисплее которого высвечивалось имя гардеробщика, – и она начала с раздевалок. – Значит, одеть и вытолкнуть на улицу не выйдет, – Джесси кусал губы, постукивая пальцем по подбородку, – точно! Подсобка! – Она с восьмидесятьюпроцентной вероятностью пойдет следом именно туда, – заметил Майк. – Может, посадить его в зале? – Не вариант, – пространство кухни заполнил шипящий голос Ноа, раздающийся из динамика телефона Курта, – с ней еще двое, они заняли столик у самой кухни. Еще один ходит за ней по пятам, отставая на одну позицию. – Дерьмо, дерьмо, дерьмо… Кабинет Сью? – предложил Джесси? Сэм дернул дверь и застонал. – Серьезно, иногда мне кажется, что она дилер, потому что каждый гребаный раз, когда она уходит, дверь заперта на ключ. Даже если на пять минут. Даже если в туалет!.. – Может, мойка?.. – Она уже здесь, – прошипела Мерседес, тут же скрываясь в проеме. На кухне на мгновение замолчали. Тишину нарушил зычный женский голос, за стеной произнесший что-то в духе «сейчас я замерю уровень содержания хлора…», и после этого паника достигла своей точки кипения. – Холодильник! Быстро! – срывающимся шепотом верещал Джесси, активно жестикулируя и практически выталкивая Хантера из кухни. Хантеру, на самом деле, было уже глубоко пофиг. Но в этот момент его обхватили другие руки, в нос ударил запах яблока, соли и мяты, и другой яростный шепот прогремел над самым ухом: – Ты совсем ебнулся? Он же болеет! Сент-Джеймс вылупился на Смайта точно так же, как и Кларингтон. Как и все остальные на кухне. Себастиан закатил глаза: – Блять, вы издеваетесь? Давайте просто… – Может, посудный шкаф? – решил проявить инициативу Хантер, упорно игнорирующий разливающееся внизу живота тепло. Ему не все равно. Ему не все равно. Емуневсеравноневсеравно… – Думаешь, она не полезет туда со своими сраными ватными палочками в поисках пыли или другого дерьма? – фыркнул Смайт, делая шаг вперед. – У нас только один выход. Он забрался на стол, вытягиваясь в полный рост и вставая на цыпочки. Кларингтон на мгновение залип на представшую перед ним картину в виде длинных стройных ног и подтянутой задницы, но был отвлечен звуком сдвигаемой потолочной плитки. – Вентиляция, – Себастиан махнул рукой, глядя на него сверху вниз и улыбаясь уголком губ. – Шевелись, давай. Голос Тибидо приближался, и Хантер, пошатываясь от прилива крови к голове, вскарабкался на столешницу, подпрыгивая и цепляясь руками за край широкой трубы. В обычное время он всерьез гордился своей физической формой, но сейчас подтянуться казалось самой сложной задачей во всей его гребаной жизни. – Ну, давай же, – он почувствовал жаркий шепот в районе шеи, а в следующий момент – о господи. Теплые сухие губы коснулись его скулы, быстро, мимолетно и, очевидно, незаметно для остальных – но это было, это случилось, это не галлюцинация воспаленного мозга, ведь нет?.. Кларингтон повернул голову, встречаясь с взглядом теплых изумрудных глаз. Себастиан улыбнулся – коротко и будто даже против воли – а затем вдруг покраснел и толкнул его в плечо. – Лезь, блять, это же… – Кухня, верно? Они замерли, в шоке уставившись на стоящую в дверях женщину. На ее голове был какой-то непонятный тюрбан, и все, что мог лицезреть весь персонал – ее спину. И лицо стоящей напротив нее Сью. Да, Хантер встретился с ней взглядами. Да, Хантер понял, что ему крышка. Но на лице Сильвестр не дрогнул ни один мускул, а в следующий момент она улыбнулась, обращаясь к эксперту: – Оставим ее на сладкое? Как насчет склада? Одна секунда, две, три. Кларингтон прикрыл глаза, готовясь к краху, но в этот момент… – Как скажете. Он открыл глаза секунду спустя, когда в дверном проеме не было никого, кроме Мерседес и Джо, с любопытством оглядывающих стоящих на столе парней. – Нас, конечно, пронесло, но, может, вы поторопитесь? – нетерпеливо прошипел Джесси, и – да. Хантер не без кряхтения подтянулся на локтях, затаскивая свое налитое свинцом тело с негнущимися суставами в вентиляционную трубу. Когда он более или менее справился с тошнотой и первым приступом удушья из-за смены давления, в дыру просунулась голова Смайта. Тот быстро оглядел пространство и облизнул губы, выдыхая. – Сиди тихо, – скомандовал он, скрываясь и возвращая плитку на место. И Кларингтон сидел. Ну, как сидел, скорее, лежал на животе, но это было не так важно. На самом деле, он пытался вслушиваться в происходящее внизу, но разобрать не удавалось ничего, кроме шагов и тихого перешептывания. Поэтому он провел некоторое время – лет двести по его примерным подсчетам – пытаясь перевернуться на спину и раздумывая над всем тем, что произошло до того, как его заперли в этой трубе. Хорошо, по крайней мере, что он не страдает клаустрофобией. Когда ему все же удалось сменить положения – локти ныли, а голова гудела из-за приливающей к ней крови – он заметил взмывшее в воздух облачко пыли, и, честное слово, он не был аллергиком, но не с его заложенным носом, поэтому… – Что же, должна признать, вы приятно меня удивили, – улыбнулась Тибидо, пожимая руку Сью. – Редко во время таких незапланированных рейдов можно наткнуться на действительно хорошие заведения, держащие в порядке не только меню и сотрудников, но и полки в холодильнике. – Это моя работа, – снисходительно хмыкнула Сью, и Кармен согласно кивнула, склоняясь над бумагами. – Тогда, думаю, я могу поставить свою роспись в графе прохождения контроля, потому что это поистине заслуживает… Время остановилось, как и ручка в пальцах эксперта, когда пространство кухни вздрогнуло от звука приглушенного, но многократно усиленного из-за особенностей вентиляционной системы чиха. Твою мать, думал Хантер. Твою же гребаную распоследнюю треклятую мать. Спустя секунду всеобщего оцепенения из-за спины Сент-Джемса выступил яростно машущий головой и вытирающий рот руками Себастиан. – Простите, – весьма натурально прогнусавил он, – чертова аллергия, никакого покоя… – Аллергия? – подозрительно прищурилась Тибидо. Она растягивала слова на манер Сью, и Кларингтон, прислушивающийся к разговору, несмотря на всю критичность ситуации, закатил глаза. – Да, эм, на… – Смайт в панике оглядывал кухню, понимая, что называть какой-то продукт – все равно, что написать заявление об увольнении, – на… духи. Да, Шанель, ага. Тина! Я все понимаю, подарок мужа, но сколько раз я говорил тебе, что рядом просто дышать невозможно? Коэн-Ченг возмущенно приоткрыла рот и оскорбленно скрестила руки на груди, и либо она была превосходной актрисой, либо действительно обиделась. Хотя – кому какое дело. – Ну что же, раз так… – Кармен недоверчиво прищурилась и вновь потянулась за ручкой, но… угадайте, что? Верно. – Кхм-кхм, я откушу тебе нос, кхм, – прохрипел Смайт, зная, что Хантер подслушивает, – простите, в горле першит. – Я уверена, что на этот раз это было не с вашей стороны, – Тибидо скрестила руки на груди, хмурясь и делая шаг вперед. Мне крышка, думал Хантер. Гребаная распоследняя треклятая крышка. – О, эм… да, мэм, простите, это я, – выступил из-за своего стола Эванс, – вчера шеф отправила меня на рынок за образцами рыбы, и я, кажется, траванулся, так что желудок мучает вторые сутки, ну, вы понимаете… – Так и знал, что это ты, козлина, – прошипел Блейн, ударяя друга по плечу, и – ладно, это начинало напоминать дешевую комедию. – Это начинает напоминать дешевую комедию, – Кармен повысила голос и с грозным видом оглядела всех присутствующих. Кухня замолчала. Кларингтон зажал нос руками так сильно, что он бы скорее оторвался, чем зачесался снова. Секунды тянулись одна за другой, но потом… – Черт с вами, – эксперт поставила размашистую роспись на двух бумагах, оставляя одну на столе и разворачиваясь к выходу. – Счастливо оставаться. И подлечите ваших пауков из вентиляции. Хлопок закрывшейся двери – и будто кто-то поставил все на паузу. Из крана тихо капала вода, на стене тикали часы, но кухня замерла в блаженном неверии, так же, как замирает человек, проснувшись от кошмара. – Господи боже, – прошептал Курт спустя минуту звенящей тишины, – не могу поверить… – Она ушла! – воскликнул Блейн, подхватывая слегка ошарашенного Хаммела на руки и крутя его под всеобщие вздохи облегчения. – Мы прошли проверку! Слава богу, подумал Хантер и с чистой совестью чихнул в третий раз, чувствуя, что еще немного, и он захлебнется собственными соплями. В этот момент потолочная плитка исчезла из поля зрения, и через образовавшуюся дыру показалась голова Себастиана. – Ты совсем ебнулся?! – возмутился он, потемневшими зелеными глазами глядя на скукожившегося в весьма ограниченном пространстве Кларингтона. – Мы чуть не попали из-за тебя! Ты, конченый… Хантер улыбался, слушая тираду взъерошенного Смайта и думая о том, что то, что произошло пару минут назад, говорит гораздо о большем, чем долгие недели игнорирования и молчания. Он улыбался, улыбался как самый настоящий идиот, в то время как Себастиан заламывал пальцы и злился, кажется, еще больше, тараторя ровно до тех пор, пока сам не чихнул от осевшей на стенах трубы пыли. – О, если вы там целуетесь, не смей заразить мне еще и официанта, Кларингтон, – громко произнесла Сью, на что Себастиан от возмущения чихнул еще дважды. – Мы не… Хантер нагнулся вперед, накрывая губы Смайта своими, проводя языком по кромке зубов, выворачивая руки в до невозможности тесном пространстве просто для того, чтобы действительно мягко обхватить его лицо, провести большим пальцем по острой скуле, коснуться всклокоченных волос. Себастиан, замерший в первое мгновение, вдруг как-то устало выдохнул в его рот, цепляясь длинными пальцами за одну из ладоней, касающихся его щек. Кларингтон отстранился спустя полминуты, услышав хихиканье Блейна и «у него дрожат колени, боже, как мило» Курта. Но, увидев распахнувшиеся глубокие глаза, трепещущие веки, покрасневшие губы, почувствовав на своем лице срывающееся теплое дыхание со вкусом мятной жвачки – может, и с запахом тоже, но нос был заложен, да и Хантеру было все равно – поцеловал его снова, потому что, ну, это просто слишком. Он слишком долго ждал, слишком боролся с собой, слишком пострадал, в конце концов, и слишком сильно хотел никогда в жизни не отрываться от этого из последних сил стоящего на носочках, но не говорящего ни слова против, парня. Поэтому – насрать на все. На то, что романтика для хлюпиков, на то, что Себастиан – мудак, а он сам – мудак в квадрате, на то, что они по всем законам не протянут вместе и недели, на то, что они на работе, на то, что внизу улюлюкает Джесси и бодро что-то выкрикивает Холли, на что, что они сами целуются в гребаной вентиляционной трубе среди вековых залежей гребаной пыли. Насрать. Потому что это прекрасно. – Приходи в зал через час после закрытия ресторана, – выдохнул Хантер в приоткрытые губы Смайта где-то между поцелуями. План в его голове возник так же быстро, как и румянец на щеках Себастиана.***
– Чувак, у вас какие-то… странные отношения, – неуверенно протянул Джесси, передвигая ближайшую рюмку на дюйм левее. – Сначала песня-извинение про минет, теперь это… – Ой, да хорош брюзжать, – Холли шутливо толкнула его в бок и вернула рюмку на место, – я вот считаю, что это очень мило. – Что… здесь происходит? Хантер вскинул голову, глядя на замершего у двери Смайта, и медленно встал с колен. – Это… эм… – Ой, а нам ведь уже пора, правда, Холлз? – Сент-Джеймс вскочил на ноги, подхватывая невесту за талию и судорожно пятясь к выходу, пытаясь закрыть их телами то, над чем они втроем корпели последние сорок минут. – Еще в загс заскочить и все такое… Себастиан недоверчиво приподнял брови. – В загс? В два часа ночи? – Это… хм, подпольный загс, да… – Так интереснее, – поддержала его Холидей, весело подмигивая и выдыхая громкое «удачи» за секунду до того, как Джесси вытащил ее за дверь, негромко хлопнувшую за их спинами и отрезавшую двух парней от остальной цивилизации. Кларингтон вдруг ощутил себя идиотом, но за последние недели он настолько сросся с этим чувством, что лишь мысленно отмахнулся, переминаясь с ноги на ногу. – В общем, тут… Ты бы прошел, что ли… Смайт сделал пару неуверенных шагов, выходя в центр зала, и судорожно вздохнул. – Мать. Моя. Женщина. Все столы были сдвинуты к стенам, свет был потушен, исключение составляли лишь настенные бра. Помещение было погружено в приятный полумрак, но Себастиан не смотрел по сторонам. Он смотрел на дорогой паркетный пол, половину площади которого занимали подсвечиваемые – подсвечиваемые, блять – шоты с неизвестным прозрачным содержимым, но даже не это было главным. В центре этого алкогольного поля зелеными бокалами с мохито было выставлено короткое «прости меня». – Ты надо мной издеваешься, верно? – с губ Смайта сорвался немного истерический смешок, и – ладно, это правда было странно. Хантер прокашлялся (на самом деле зашелся в приступе кашля, но не суть), после чего подошел вплотную к Себастиану и встал прямо напротив него, уверенно заглядывая в бегающие от него к рюмкам глаза с расширившимися зрачками. – До того, как ты назовешь меня конченым придурком, расколошматишь всю эту посуду и уничтожишь не самые дешевые запасы из бара Холидей, я надеюсь, что ты дашь мне возможность высказаться, окей? Алкоголь – страшная сила, подумал Кларингтон, когда Смайт лишь заворожено кивнул, медленно фокусируя взгляд на его лице. – Отлично. Фуф, на самом деле, я далеко не мастер речей и извинений… – Я заметил, – фыркнул он, и Хантер закатил глаза, подавляя улыбку. – Заткнись, это моя минута славы. Себастиан рассмеялся и вскинул руки в жесте капитуляции. – Как скажешь, босс. – Ладно. Я, эм, я хотел извиниться на самом деле за несколько вещей, – Кларингтон потер шею и взъерошил волосы, шумно выдыхая через рот и взывая к своему словарному запасу. – Думаю, мне стоит начать с начала. Эм, да. Прости за то, что ворвался сюда почти четыре месяца назад и разрушил границы твоего личного пространства и вообще, все твое мирное существование. – Это было даже весело, – хмыкнул Себастиан, тут же становясь серьезным под суровым взглядом Хантера. – Заткнулся. Продолжай. – Так-то лучше. Эм, ладно. Еще прости за то, что сказал тебе, будто ты меня не заводишь. В смысле, мне понравилось то, что было после, но я явно недооценил тебя. Или переоценил себя, не знаю. Прости за то, что так долго ходил за смазкой к Андерсону на свадьбе Майка и Тины и лишил тебя второго отпадного секса… – Боже, – Смайт рассмеялся, прикрывая рот рукой и отводя взгляд, – переоценивать себя – твое кредо. – Хуедо, блин. Я пытаюсь извиниться, а ты все портишь, – Кларингтон прикрыл глаза и потер переносицу, чувствуя подступающий приступ мигрени. – Ладно, в жопу это все. Я просто хочу извиниться за то, что вел себя как последняя свинья. За то, что так сильно накосячил, за то, что разрушил твои принципы, да и свои заодно, за то, что умудрился запасть на того, кто после первой же ночи ясно дал понять, как он относится ко всем этим «чувствам». Хантер показал пальцами кавычки и опустил руки, накрывая ими ладони вздрогнувшего от контакта Себастиана. В зеленых глазах отражались блики маленьких огоньков, и он весь казался каким-то нереальным, каким-то сказочным, каким-то на удивление понимающим и готовым слушать. Ну и плевать. – Еще я хотел извиниться за то, что залил кровью твою рубашку, что чуть не довел тебя до обморока своим полу-трупным видом… – Эй! Я не… – …за то, что не оказался достаточно смел для того, чтобы представиться твоим парнем перед твоей мамой, потому что – мне правда, правда глубоко насрать, кем она работает, потому что она чертовски красива и заботлива, и потому что у нее самые красивые глаза… – Мне уже начинать ревновать?.. – …почти такие же красивые, как у тебя, грубый ты невоспитанный болван. Смайт прикусил губу, то ли сдерживая улыбку, то ли затыкая сам себя. Его пальцы в руках Кларингтона дрогнули и сжались – и Хантер почувствовал, что все делает правильно, а еще почувствовал, как его отпускает, как теплеет между ребрами и как сводит пальцы ног от сладкой судороги предвкушения. – Я хотел извиниться за то, что умудрился втюриться в человека, выступающего против любого рода долгосрочных отношений, но понял это слишком поздно, успев его обидеть. Я хотел извиниться перед этим человеком за то, что тоскую по той единственной ночи, когда он грел вторую вечно ледяную половину моей кровати. Я не хочу просить его начать все сначала, потому что это тупо, и потому что мне нравится то, к чему мы в итоге пришли, но мне… я хотел извиниться за то, что на этом пути было так много ненужной боли и недопонимания. Я хочу извиниться перед ним за то, что заставил его сомневаться в себе, переступать через себя, но я готов поклясться, что если он даст мне шанс, если… не знаю, просто поверит, то никогда не пожалеет об этом. Я хочу извиниться перед тем, кто привык полагаться только на себя, за то, что теперь мне хочется поддерживать его каждую секунду своей гребаной скучной жизни, потому что с ним она перестает быть скучной, и потому что он стал для меня слишком дорог. Хантер выдохнул и едва заметно покачнулся на месте от очередной волны ударившего в голову жара. Он приподнял свинцовые веки и замер, глядя в мерцающие влажные глаза напротив. Смайт отмер через секунду, опуская лицо и неловко прочищая горло. Он нагнулся, незаметно – ну, это он так думал – шмыгая носом, проводя рукой по лицу и хватая ближайший бокал с мохито. – Так же дорог, как весь этот набор юного алкоголика? – хрипло пробормотал он, сделав небольшой глоток и заглянув в усталые, но сияющие серо-зеленые глаза. Кларингтон хмыкнул, вызволяя стакан из несопротивляющихся пальцев и ставя его на ближайшую горизонтальную поверхность. – Думаю, дороже, чем все наборы, которые можно составить из имеющейся здесь выпивки. Но не заставляй меня доказывать, по крайней мере, до следующей зарплаты, пожалуйста. Смайт расхохотался, запрокидывая лицо и неверяще качая головой из стороны в сторону. – Жмот. – Транжира. – Еврей. – Сурикат. – О, нет, это мы уже проходили. Хантер улыбнулся, делая шаг ближе и вставая вплотную к Себастиану. – Они милые, знаешь? Сурикаты. Они всегда охраняют границы своей собственности, а еще всегда держатся вместе, и я просто, ну, знаешь, люблю их, или типа того… – Самая большая ересь из всех, что мне говорили, так что я даже не буду шутить про зоофилию. Смайт улыбнулся и поцеловал его, и – о да. Его губы были мягкими и настойчивыми, но такими податливыми, а еще жадными, и, боже мой, все точно так, как помнил Хантер, точно так, как он полюбил. Кларингтон обхватил Себастиана за талию, притягивая его ближе, и аккуратно прикусил его нижнюю губу, вырывая глубокий тихий хриплый стон из недр его грудной клетки. В его собственном животе творилось что-то неописуемое, будто стадо газелей выплясывало какие-то брачные танцы, и, честное слово, гребаный Пак с его гребаными разговорами о передачах на Дискавери во время перекуров, но – это было оно, то самое, то, от чего пальцы на ногах поджимаются, а по коже бегут мурашки. Самый лучший поцелуй со вкусом мяты и обещания. – Ты заболеешь, знаешь? – прохрипел Хантер в губы Смайта, потому что он просто не выдерживал, потому что это было слишком, потому что его переполняло столько всевозможных эмоций, что тошнило от самого себя. Но было так чертовски прекрасно. Себастиан пару раз зачаровано моргнул, фокусируя зрение, и боже, люди просто не могут быть такими порочным и очаровательными в одно и то же время. – Ну, я надеюсь, у тебя дома есть жаропонижающее? А еще люди, кажется, не могут влюбляться так сильно.***
Сью оторвалась от экрана ноутбука и одобрительно улыбнулась, нажимая кнопку дисковода. Тот открылся, являя сияющий новенький диск, который Сильвестр аккуратно поместила в коробочку, после чего подписала ее черным перманентным маркером. Полюбовавшись проделанной работой, она довольно хмыкнула, вставая с кресла и подходя к шкафу с непрозрачными дверцами. Провернув ключ и распахнув их, она на мгновение остановилась, любовно оглядывая содержимое. На самой нижней полке красовалась розовая табличка с надписью «Фаббери». Прямо за ней располагалась фотография в рамке, на которой были запечатлены две целующиеся во время девичника Тины девушки. Рядом стоял диск, подписанный как «Girls just wanna have fun», а еще лежала салфетка с отпечатком помады, заколка и расческа с темными и белыми волосками на ней – и нет, это не странно, уж точно не для Сью. Чуть выше, на следующей полке, располагалась табличка «Бриттана» и множество всевозможных фотографий, на которых Бриттани и Сантана разговаривали, держались за руки, ругались или украдкой целовались. Здесь тоже было несколько дисков, а еще криво раскрашенные картинки с единорогами и подписями «Сантана и Я». По центру находилась самая заставленная и, очевидно, самая любимая полка с большим красным «Клейн», заключенным в сердце. У стенки стояли диски с подписями «Гляделки», «Курилка #СпасибоХантер», чуть дальше – «Душевая», «Коридор», «Кладовая #1», «Засор в туалете», «Кладовая #2» и еще несколько вкупе с множеством четких и не очень фотографий в рамочках в форме сердечек. Ну, конечно. Сильвестр немного меланхолично вздохнула, водружая новый диск на самую верхнюю полку. Черная табличка гласила «Хантбастиан», и в самом центр находилось размазанное изображение проносящегося мимо Кларингтона Смайта, поверх которого все тем же перманентным маркером в стиле комиксов было подписано «Извинения приняты – Да пошел ты». Здесь было еще несколько фото парней, смотрящих друг на друга у барной стойки в день первого выступления Себастиана на сцене, или их же, целующихся на ступенях закрывшегося ресторана, а еще диски, конечно же, диски с названиями «Обнимашки у холодильника #СпасибоАдам», «Проверка помидоров», «Лобстер и страсть» и, наконец, самый свежий – «Пыль и мята». Сью с улыбкой покачала головой и повернулась к столу, любовно поглядывая на коробку с сияющими малютками на бордовом бархате. Иногда ей казалось, что в ее жизни слишком много прекрасного. – А все-таки установить камеру еще и в вентиляцию было отличной идеей, правда? – добродушно хмыкнула она, и глаза ее засияли в тусклом освещении собственного кабинета. Свистки ответили ей безмолвным блеском.