Кровь у всех красная

      На следующее утро Мадара поднялся бодрым и весёлым, чего нельзя было сказать о Тобираме: тот мало того, что не бодрый и весёлый, так ещё и просыпаться отказался.       — Подъём, Сенджу! Утро пришло, птички поют, Учиха непуганные бегают. Разве жизнь не чудесна?       Ответом стало невнятное мычание и попытка зарыться в лёгкое покрывало, которое ночью так и не пригодилось. Тобирама проснулся ровно настолько, чтобы понять, что вот прямо сейчас его не убивают, и категорически отказался просыпаться дальше. Ощущения были такие, словно он неделю уходил от погони, периодически вступая в бои, перекусывая на ходу и не смея даже замедлиться, чтобы перевести дыхание. То есть ничего критичного, но сил нет вообще. И организм властно требует его не трогать, а дать восстановиться.       — Тобирама, встава-а-ай, — нежно, но коварно позвал Мадара. — Завтрак.       Сенджу не отреагировал, игнорируя способность шиноби ползти в сторону еды даже в коме. И жевать, не выходя из неё. Учиха вздохнул. Ну, раз даже этот аргумент не действует, то даже он ничего сделать не сможет. Разве что предпринять последнюю попытку:       — Тобирама-а-а… Хотя бы оденься. Я тебя на диван в кабинете перетащу. И покормлю с рук, когда ты немного отоспишься.       Вялое шевеление показало, что Сенджу его всё-таки слышал. На ощупь отыскав одежду, Тобирама, всё так же не открывая глаз, натянул на себя штаны и измятое косоде, после чего снова затих. Это чтобы болезненно аккуратный Тобирама, у которого доспехи даже после боя всегда были чистыми, не озаботился пояс завязать!       Хотя после нулевой реакции на завтрак уже и не удивляло.       Мадара вздохнул, сам завязал пояс, оправил одежду, поднял страдальца на руки, захватил одеяло и потащил в кабинет. Ему было нисколько не стыдно, что он уделал Сенджу до такого состояния, хотя справедливости ради нужно признать, что это не совсем сексуальная победа. Взаимодействие чакр, адаптация друг к другу, да и просто нервную усталость за таким делом передать — раз плюнуть. Но он же Учиха, да ещё и Мадара, отложить он это дело до более подходящих условий… Не стремился.       Зато и Тобирама выяснять отношения не спешит.       — Риота, скажи Ае, чтобы принесла завтрак на двоих, — обратился он к помощнику. — И пусть посетители подождут до обеда.       — Хай, Мадара-сама, — поклонился Риота.       Он, к слову, был третьим по силе бойцом клана, но сам об этом не знал. Третьим официально считался Учиха Кенджи, тот самый, который регулярно устраивал перевороты. Несмотря на его имя*, умом, как и силой, он не блистал, но зато гонору-то, гонору… Он благодаря ему даже во внутриклановых спаррингах выигрывал. Противникам было проще сдаться, чем объяснить, почему он проиграл.       Зато перевороты устраивал часто, вскрывая гнойники до того, как недовольство успевало накопиться до действительно серьёзных масштабов.       * Кенджи — интеллектуальный правитель.       Свою прикормленную оппозицию Мадара берёг.       Он позавтракал, попытался впихнуть еду в Тобираму — ноль реакции — и занялся бумагами. Учиха серьёзно злоупотребляли своей фотографической памятью. На личном уровне это выражалось в том, что никто не вёл дневников и никаких записей вообще — что превращалось в проблему, когда «потом запишучку» убивали. Но на уровне клана это принимало противоположный оборот — кучи и тучи отчётов, записки по любому поводу, подробнейшие летописи… А что главу клана жалеть? У него тоже шаринган, как-нибудь прочитает.       Но проблема была в том, что одно дело — читать и запоминать, а совсем другое — понимать прочитанное. И как уж без вдумчивого чтения обойтись, чтобы по стандартным фразам и формализованным иероглифам выяснить, что где действительно сломали, где накосячили, а где вкусная перспектива, которую, разумеется, кроме главы клана замечать-то и некому.       Старейшины, кстати, поняв, что Мадара не совсем дуб, всё больше скидывали на него свои обязанности. Тот охотно их брал и ждал момента, когда старейшин можно будет упразднить за дармоедство.       Тобирама мирно дрых на диване, всем своим видом возмущая посетителей. Зато плести словесные кружева и изворачиваться, когда тебя распирает от возмущения, было на порядок сложнее, так что Мадара мысленно присвоил ему статус почётного отвлекающего фактора. Самого его сладко спящий Сенджу скорее умилял своей непосредственностью.       К обеду Тобирама проснулся и, хоть бодростью не цвёл, репутацию своего клана как самых выносливых вполне подтвердил. Потянулся, оглядел кабинет, Мадару, кипу бумаг. Хмыкнул:       — Это всегда так, или персонально для меня расстарался?       — М? Ты о чём?       — Я про своё состояние. Это не физическая усталость — не тот уровень нагрузки. А вот ты бурлишь и полон сил. Побочный эффект или запланированный результат?       — Случайно запланированный результат, — хмыкнул Мадара. — Уставший я — страшная сила. Надеюсь, ты не очень обиделся.       — Мне понравилось, — пожал плечами Тобирама. — Да и потом, ты предупреждал.       Гораздо больше незапланированного упадка сил Сенджу интересовало другое. Мадара не походил на человека, способного разбрасываться словами ради пущего эффекта — но и заподозрить, что вчера он от и до всего лишь играл свою роль… Не то чтобы нельзя, но не хотелось.       Однако именно касательно этого Тобирама предпочитал проявить осторожность. Люди, задетые за живое, вообще непредсказуемы, а уж когда они ещё и Учиха…       — Всё в порядке? — уточнил Мадара. — Обнимашек? Приветственный поцелуй? Пожрать?       — Хм… Пожрать и честные ответы на два вопроса. Остальное опционально.       — Обед уже скоро должны принести. Задавай свои вопросы.       — «Кои» — это от общей влюбчивости или же ты серьёзно?       — И то, и то, — незамедлительный ответ.       Сенджу наклонил голову набок. Это вовсе не было попыткой уклониться от ответа, как могло показаться на первый взгляд. Мадара совершенно спокойно признал свою… Можно сказать, что и слабость — привязчивость среди шиноби не самое удобное чувство. Другое дело, что реакция окружающих оставляла Учихе не так уж много объектов, достойных проявления этой черты натуры.       И второе — подтверждение того, что не играет, не шутит и в самом деле воспринимает любовника как… Здесь Тобирама поспешил оборвать мысль.       — Хорошо. И когда это «серьёзно» стало относиться ко мне?       — М-м-м… — Мадара честно задумался, пытаясь вспомнить момент, когда эфемерная идея Изуны обрела под собой все основания. — Когда ты на предложение не связывать тебе руки молча улёгся.       Тобирама удовлетворённо кивнул. Такой вариант в его картину мира вполне укладывался. Но от подколки Сенджу всё-таки не удержался:       — Действительно, влюбчивый. Поцелуй?       — Поцелуй, — согласился Мадара. — И обнимашки.       Он встал из-за стола, подошёл, обнял, потянулся к губам. Тобирама на поцелуй охотно ответил, что ценно — без внутреннего напряжения или излишней задумчивости, которая выдавала бы сканирование собственного состояния на предмет всё того же коварного упадка сил.       Внезапно Мадара напрягся и отшвырнул его в сторону. В окно, разбив стекло на весёлый фейерверк осколков, влетел арбалетный болт и прошил место, где они только что стояли.       — Какого?.. — поразился Учиха. Чтоб посреди его селения, да так беспардонно?..       Тобирама тратить время на разговоры не стал, рыбкой выметнувшись на улицу прямо сквозь остатки стекла. Как бы ни был быстр стрелок, взвинченный адреналином и выбросом чакры организм не намного медленнее той самой стрелы. Потому, собственно, дальнобойное оружие у шиноби и не пользовалось особым спросом. Максимум ловушки…       Место выстрела оказалось по-хамски близко к кабинету, да и стрелок не спешил улепётывать, испуганно таращась на разряженный самострел. Сенджу разбираться не стал, скрутил идиота, судя по всему, попавшего под гендзюцу, и потащил к Мадаре.       Как бы ни хотелось лично разобраться, в данном случае это будет перегибом, даже несмотря на то, что покушались на него.       — И какого хрена? — дружелюбно поинтересовался Мадара у своего соклановца.       Тот никаких попыток к атаке больше не предпринимал, наоборот, упал на колени и начал биться лбом об пол в извинениях.       — Я виноват, Мадара-сама. Я проверял ловушки на соседнем здании. И палец… Случайно… Сорвался. Признаю свою вину и готов понести наказание.       Оправдание было так себе. Палец случайно сорвался. У шиноби! Прямо тогда, когда арбалет был направлен в окно главы клана. Когда его почётный пленник как раз был на линии атаки. Но в том-то и дело, что врать Мадаре в такой ситуации… Это надо быть не Учихой.       — Прерви ток чакры, — потребовал глава клана.       Преступно неловкий Учиха сложил печати и произнёс «Кай».       — Что-то изменилось?       — Н-нет, Мадара-сама…       — Ясно. Иди. О своём наказании узнаешь позже.       — И что это было? — хмуро поинтересовался Тобирама.       Исключать то, что Учиха оказался гениальным актёром, не стоило, но как-то слишком уж всё не складывалось. Было… Излишне демонстративно? Или чересчур нелогично?       Попытка убедить в том, что покушение задумал безумец — или же предупреждение? Не собирались же его всерьёз убить одной-единственной стрелой, да ещё и с таким дурацким исполнением.       Как-то это всё выглядело… Неправильно?       — Покушение, — отозвался Учиха. — На меня. Посмотри, что было среди отчётов… Только аккуратно, снизу не трогай.       Тобирама бегло осмотрел груду бумаг. На его взгляд, содержание отчётов на покушение влияло в последнюю очередь, значит, Мадара искал что-то ещё.       — Почему ты думаешь, что покушались на тебя? — взгляд зацепился за очередную неправильность.       Учиха как на подбор обладали ровным аккуратным почерком, по всей видимости, копируя его друг у друга. И как бы небрежно ни был составлен отчёт или ещё какой документ, расстояние между строчками, отступ от края листа, размер иероглифов выдерживались идеально.       Чёткий отпечаток кружки на одном из листов выглядел почти оскорбительно.       — Это?       — Угу. Ради интереса проверил — это нейротоксин, впитывается через кожу. Один из немногих ядов в нашем арсенале. Но ты представляешь, чтобы кто-нибудь специально пропитывал ядом письмо… Так? Тем более Учиха? Равномерно не судьба было сделать, что ли? Ясно же, что это трагическая случайность. Как и с самострелом. Хм… Интересно, если я пройдусь по улице, на меня все ловушки сработают или только половина?       — Это больше похоже на какую-то игру, чем намерение всерьёз убить, — заметил Тобирама. — Как бы показывают, что ты на крючке, чтобы выбить из колеи… Или расчёт на то, что за всем этим валом глаз замылится и ты пропустишь настоящую атаку?       — Примерно, примерно… — Мадара в задумчивости отошел к столу. — Можешь связаться с братом? Проверить, как там дела у Изуны.       — Насколько срочно?       — Я бы предложил отложить до обеда, но есть шанс, что он тоже отравлен.       Тобирама поморщился и всё-таки спросил прямо:       — Достаточно будет отправить птицу, или лучше сходить Хирайшином?       — Хирайшином.       — Его привести сюда? — с каждой секундой происходящее не нравилось Тобираме всё больше.       — Если Изуну не найдёте, — кивнул Мадара.       Тобирама не стал уточнять, что имел в виду как раз Изуну, молча сложил печати и исчез. Если окажется, что Учихи и впрямь нет на месте, то ситуация уже не дурно пахнет, она натурально смердит.       Хашираму его приход удивил и встревожил, ещё больше удивил вопрос касательно Учихи:       — Где-то здесь. Не волнуйся, его никто не обидит.       — То есть о том, где он, ты точно не знаешь? Когда его в последний раз видели… Нет, когда ты сам его видел?       — Утром, за завтраком, — Хаширама, хоть и встревожился, причин напряженности брата не понимал. — Он не обязан всё время находиться рядом со мной.       Тобирама выругался сквозь зубы:       — Найди его, срочно!       — Отото, что случилось?       — Мадару пытались убить. Слишком нагло и демонстративно, чтобы именно это было целью.       Хаширама нахмурился. Согласился, что для душевного спокойствия Учихи второго Учиху нужно найти и даже ненадолго показать брату. Но почему-то не допускал даже мысли, что основной целью мог быть как раз Изуна. У Тобирамы же волосы дыбом вставали, когда он пробовал представить реакцию Учих, если окажется, что Сенджу угробили их «Изуну-куна», причём не в бою, а подло используя статус заложника.       А уж когда способности сенсора обнаружили только следы чакры, но не самого Изуну… Тобирама был достаточно опытен, чтобы накрыть обширную территорию. И то, что Учиха вдруг совершенно случайно оказался за пределами круга сканирования, больше походило на насмешку.       Хашираму, благостно заявившего, что волноваться не стоит, и Изуна где-то рядом, захотелось натурально придушить.       — Да приди ты в себя, наконец! — рявкнул Тобирама, встряхивая брата за плечи.       На секунду замер, осенённый догадкой, толчком влил порцию чакры.       — Ну? В мозгах прояснилось?       Хаширама нахмурился, мгновенно суровея, кивнул.       — Это не мог быть кто-то посторонний. Такое тонкое гендзюцу не наложишь с большого расстояния.       — Если не брать в расчёт шаринган, — возразил ему Тобирама. — Идём, Мадара хотел тебя видеть, если мы не найдём Изуну.       Мадара сидел за столом, грустно подперев подбородок ладонью. На щеке у него красовалась набухающая кровью царапина, а аппетитно пахнущие тарелки оказались нетронуты. У него в руках взорвалась чашка. Подумаешь, дефект стекла, крохотный пузырёк воздуха, не различимый глазу, но видный шаринганом… Подумаешь, помыли студёной колодезной водой. И налили горячий чай.       — Йо. Изуны, как я понимаю, нигде нет? — поинтересовался Учиха, нетерпеливо постукивая по столу.       — Ты знаешь, где его искать? — требовательно спросил Тобирама. — И кто всё это устроил?       — Изуна и устроил, конечно. Его отсутствия в лагере не заметили?       — Он наложил гендзюцу. Филигранная работа, я даже не понял, когда, — покаялся Хаширама, стыдливо опуская голову.       — Но зачем? — младший Сенджу недоумённо нахмурился. — Сбежать, оставить нас с носом, ещё ладно, но вот эта вся свистопляска вокруг тебя?       — Давайте сходим и спросим, — предложил Мадара. — Мне в любом случае здесь оставаться опасно, как минимум половина селения запрограммирована меня невольно убить. Звучит смешно, конечно, но вы не поверите, насколько эта техника изобретательна. Мне надо ещё экипироваться… Можем встретиться на той самой скале. Если хотите пойти со мной.       — Предлагаю сделать проще, — Тобирама говорил медленно, словно не до конца уверенный в собственных словах. — Я могу и тебя провести Хирайшином. Уж тамошние ориентиры у меня есть.       — М-м-м… Ладно, тогда подождите меня тут. И не крадите секретные документы, пожалуйста, — кивнул Мадара и двинулся к выходу. — Хаширама, ты как, в порядке? Может потребоваться помощь ирьёнина.       — Пострадало только моё душевное равновесие, — отозвался Сенджу.       Хашираме и в самом деле было ужасно стыдно, что не уследил, прохлопал, упустил… Настолько, что он даже не впадал в депрессию по своему обыкновению — сначала нужно было всё исправить.       Мадара кивнул и ушёл за обмундированием. Вернулся через две минуты, но уже полностью готовый к борьбе с собственным братом. Доспехи, гунбай, кусари… Всё донельзя серьёзно. Тобирама поджал губы, Хаширама смотрел расстроено и виновато. Младший Сенджу нахмурился ещё сильнее и коснулся руками их плеч, создавая якорь для техники.       — Хирайшин!       Оказавшись на месте, Мадара потратил секунду на оглядывание, а затем сорвался с места в карьер на такой скорости, что Сенджу чуть не отстали. Все эти покушения… Изу-чан хотел его убить. Вот прям насмерть. Техникой случайного убийцы он бы ради простой шалости не воспользовался бы. Что перемкнуло в мозгах отото, не стоило и гадать — всё равно не угадаешь.       — Пожалуйста, будьте чуть в стороне, — попросил Мадара. — Хотя бы первое время. Всё-таки братские разборки.       — Понимаю. Далеко нам ещё? Я всё ещё его не чувствую…       — Ближе, чем ты думаешь, — произнёс Учиха и загородился гунбаем.       Как раз в тот момент, когда в него полетел огненный шар.       Мимо пробежал испуганный олень — именно на нём передвигался Изуна, скрываясь от сенсоров, способных чувствовать через землю и древесину. Он же делал поток чакры ровным-ровным, почти мгновенно сливающимся с общим фоном сен. Делал.       А сейчас чакра бурлила.       Земля вздыбилась под ногами Мадары, грозя переломать их в труху. Он отпрыгнул, принимая тот факт, что братишка обучился Дотону втайне от него. Каменные техники перемежались с огненными, только и успевай уклоняться.       Почему-то Мадара не контратаковал.       Более того, его даже успело задеть, а он только принимал на гунбай самые мощные удары и уворачивался. Блокировал, уворачивался и молчал. Учиха сражались абсолютно молча, страшно. Лицо Изуны застыло фарфоровой маской, а в его движениях чётко прослеживалось желание убить.       — Какого биджу тут происходит? — не выдержал Тобирама.       Одновременно с его восклицанием из земли выметнулись деревянные брусья, складываясь в две клетки, отсёкшие Учих друг от друга. Толстый ствол дерева, поднявший эти клетки над землёй, не давал использовать большую часть техник Дотона, а поглощение выпущенной чакры должно было свести на нет попытку использовать Катон.       Впрочем, Хаширама не обольщался — если Учихи ударят в полную силу, дерево сгорит раньше, чем успеет что-то там поглотить.       — Изуна, что случилось? — мягко спросил Сенджу, запрыгивая в клетку.       — Отойди, пожалуйста, — дружелюбно попросил Учиха. — Не мешай мне убивать брата.       Хаширама качнул головой:       — Прости, но не могу. Даже если не затрагивать личные вопросы, я всё ещё глава клана, и Мадара в качестве лидера Учиха гораздо лучше резни за власть и междоусобицы. Особенно сейчас, — Сенджу шагнул ближе. — Почему ты решил его убить?       — Развлечения у них, видимо, такие, — съехидничал Тобирама. — По средам устраивают перевороты и свержение главы клана, по пятницам его немножко убивает брат…       — Как метко замечено-то, — приподнял бровь Мадара.       Изуна зашипел и двумя техниками взломал клетку, стараясь достать брата.       — Да оставьте, ну, убьёт он меня, ничего страшного, — поведал Мадара. — Будет сам со старейшинами разбираться. Разве я могу отказать брату в такой малости?..       — Кажется, я начинаю понимать, чем можно было довести до такой степени злости. Остаётся вопрос — когда? — задумчиво сообщил Тобирама.       От того, чтобы собственноручно прописать Мадаре хороший удар под дых, останавливали только остатки клетки — Изуна взломал лишь свою, но не успел изничтожить вторую.       Хаширама покачал головой, шагнул вперёд, обнимая взъерошенного Учиху:       — Так зачем? Или Тора прав и это у вас традиционное развлечение?       — Отпусти, — потребовал Изуна.       — Это двадцать восьмой раз, — поведал Мадара. — Так что да, можно считать традиционным.       — Р-р-р…       Маленький няшный отото выскользнул из объятий и начал методично уничтожать клетку.       — Тобирама? — Хаши чуть ли не впервые не знал, как поступить.       Вроде бы нужно спасать Мадару — но он ведь не сопротивляется. Да и двадцать восьмой раз…       — Мне так обоим хочется в морду дать, — честно признался младший Сенджу. — А потом ещё взять за шкирку и хорошенько постучать лбом об дерево. Вдруг сработает и мозги на место встанут?       — Хм… — задумался Хаширама. Техника тем временем отращивала новые ветви, восстанавливая крошимую Изуной клетку.       Некоторая логика в словах брата была. Переклин Изуны бросался в глаза, но и Мадару с его несопротивлением и вполне себе искренней решимостью дать себя убить адекватным назвать было сложно. Он ведь ничуть не шутил, говоря о том, что не может отказать брату в такой малости. И вполне могло статься, что Учиха как-то влияли друг на друга, усиливая этот самый слёт с катушек.       — Думаю, сначала стоит попробовать более мягкий вариант?       — Это какой? — скептически хмыкнул Тобирама.       — Удиви его, — Хаширама тонко улыбнулся.       Младший Сенджу фыркнул, выбросил вперёд руку, ловя Изуну за чуть ли не встопорщенный хвост. Дёрнул на себя, отбил технику Катона прямым выплеском чакры и впился в губы кусачим поцелуем.       Учиха незамедлительно ответил, да так, словно огонь, требовавший от него уничтожить всё живое, особенно Мадару, вдруг обратился в другое, более мирное, но не менее сильное желание. Изуна ухватил его за затылок, прижался… Отвёл руку с мечом чуть за спину, про себя подумав, что если Тобирама вздумает отступить… Список на немедленное закапывание расширится, а не закончится.       Тобирама ещё успел мимолётно порадоваться тому, что не смог восстановить свои блоки. Воспринимать Учих холодным разумом было решительно невозможно, а так получалось просто не думать, а действовать.       И надеяться, что в случае чего Хаширама успеет его если не прикрыть, то хотя бы вылечить.       Старший Сенджу тем временем свернул клетку и спеленал Мадару уже точечно, закатав Учиху в толстый слой дерева, фиксирующий даже пальцы. Условно свободными осталось только лицо — волосы Хаширама от греха подальше тоже накрыл.       — Ну и что за дурость мы только что наблюдали? — миролюбиво поинтересовался Хаши.       — М-м-м… Братские разборки? — предположил Мадара, задумчиво прощупывая технику чакрой.       — Я сейчас говорю исключительно о тебе, — Сенджу сел рядом, прислонился спиной к запакованному в Мокутон Мадаре. — Какого биджу ты не сопротивлялся?       — А зачем?       Хаширама тяжело вздохнул.       — Надо же, действительно не понимаешь… Ты же обижаешь этим Изуну. Оскорбляешь даже, до глубины души и сердца, — Сенджу помолчал, подбирая слова. — Самим отношением — пытайся, деточка, ничего у тебя не выйдет. Презрением. Двадцать восемь раз, говоришь? Может быть, он и не хотел убить тебя вот совсем уж всерьёз, но всё равно выглядит так, будто ты насмехаешься над братом. И ещё кое-что… Когда я пришёл лечить Изуну, он сказал, что лучше ему умереть, чем довериться мне. Ты был против… И позже он согласился.       Хаширама задрал голову, глядя прямо в глаза Мадаре:       — Так какого биджу ты — сам — хочешь бросить брата в одиночестве? Позволить себе умереть, зная, что завтра, через неделю или месяц он взвоет от одиночества и сойдёт с ума? Если уж ты впереди — так будь впереди до конца. Сражайся. Доводи его до полусмерти. Лечи, помогай становиться сильнее… А не вот так, когда Изуна даже не может выплеснуть злость, потому что ты переживаешь, как бы отото палец не поранил.       — Ой, да ладно мне нотации читать, — поморщился Мадара. — Я бы попрыгал, давая ему выдохнуться, потом бы обнял, и снова бы стало всё хорошо. До следующего срыва. Когда смысл жизни пытается тебя убить, что ещё можно сделать?       — Подраться с ним насмерть, — серьёзно ответил Хаширама. — Чтобы в следующий раз он пытался убить тебя уже за что-то более конкретное, чем просто «бесишь». То, что ты не сопротивляешься, только больше раскачивает его психику.       — Смеёшься? У меня рука не поднимется. Отпусти, а?       Хаширама несколько секунд вглядывался в глаза Учихе, потом качнул головой:       — Не отпущу. Сиди так пока.       Мадара вздохнул, двинулся, разрывая деревянные оковы равномерным и мощным выбросом чакры. Сидеть на месте он совершенно не собирался.       Хаширама всё с той же невозмутимостью запаковал его снова, добавляя дополнительный слой и поперечные укрепляющие кольца.       Мадара снова сломал с едва заметной тенью недовольства на лице.       Сенджу ухмыльнулся, вызывая тройной древесный барьер достаточно быстро, чтобы не дать пленнику шагнуть в сторону.       Да над ним просто потешаются!       Барьер взорвался ошмётками, отлетая от действительно взбешённого Учихи.       — Да, Мадара! Вот так! — Хаширама почти смеялся, отскакивая от раздробившего скалу удара.       Причём смеялся не язвительно, а легко и свободно.       — Вот это — ты, а не та снулая рыба!       Изуна, до этого не обращавший на шум никакого внимания, вдруг оторвался от Тобирамы и оглянулся. Глаза Учихи расширились, и он зайчиком поскакал из зоны боевых действий.       Мадара налился чёрной аурой, активируя Сусаноо.       — Ани-ча-ан, — простонал Тобирама, звучно прихлопывая ладонь к лицу.       Сенджу смутно подозревал, что через полчаса по ближайшим окрестностям будут тесниться оба клана, прикидывая, уже можно друг друга резать, или подождать, пока главы закончат дружескую разминку.       — Да, Мадара! — Хаширама всё-таки расхохотался, кружась между выпадов великана из чакры и даже не пытаясь активировать своего древесного голема.       Активировав Сусаноо, Мадара впадал в состояние, когда медленные словесные, связные мысли исчезают, переставая мешать думать. Сусаноо — ярость, воплощённая в чакре. Сусаноо — боль сгорающего тела. Боль, которая создаёт силу и которую невозможно не любить. Удары сыпались градом, хотя сам Учиха оставался неподвижен. Руки сложены на груди. Лицо застыло маской. Вся ярость, которую так настоятельно провоцировали Сенджу, была выражена в фигуре из синей чакры.       А Изуна бежал, куда глаза глядят, лишь бы подальше. Потому что ярость управляла гигантской фигурой…       …а боль расходилась волнами по округе.       Тобирама в несколько прыжков догнал его, схватил за плечо, перебросил обоих Хирайшином к одному из соседних ориентиров. Оглянулся на возвышающуюся над лесом технику:       — Это плохо или вообще пиздец и пора закапываться?       Изуна подумал.       — Н-ну… П-пиздец средних размеров, — проговорил он, слегка заикаясь. Его существенно потряхивало. — Даже й-я не стал исп-пользовать Сусаноо, хотя б-был в подход-дящем состоянии. Оно п-плохо влияет.       — Ну. Ани-чан его вылечит потом. Если будет в состоянии, — самокритично добавил Тобирама. — Ты как? Воды, чтобы умыться? Обнять и поцеловать? Свалить и не трогать?       — С-спрятать где-нибудь, — Изуна вздрогнул. Удар гиганта пришёлся в землю, заставив задрожать весь лес. — И об-бнять. Сука, бля-а-а… Какой я милый и адеква-а-атны-ы-ый…       — По сравнению с кем из них? — поинтересовался Тобирама, снова беря Учиху за плечо.       Не то чтобы его совершенно не волновал разворачивающийся бой. Но конкретно сейчас Сенджу сделать ничего не мог, а жизнь с Хаширамой приучила не волноваться понапрасну. Ани-чан ведь только на первый взгляд выглядел милым и безобидным. На самом деле желание брата хорошенько встряхнуть, а то и придушить возникало у Тобирамы с завидной периодичностью.       И стоило учитывать, что Хаширама не относился к тем, кто бестрепетно принимает удары на себя. Собственно, какие-то шансы таки дать ошалевшему главе клана в морду были только у Тобирамы. Остальной клан, может быть, и потянул бы в объединении, но в том-то и дело, что уважение, приправленное трепетом, а то и страхом, не давало Сенджу действовать по-настоящему синхронно.       Правда, пока что свергать Хашираму ни у кого желания не возникало… Но Тобирама не поручился бы, что неосведомлённость клана о некоторых заходах его главы не играет в этом роли.       — Да ваще. Это ж надо б-было додуматься, Мадару спец-циально провоц-цировать…       От гиганта веяло жаждой всеобщего уничтожения, которая заставляла ёжиться и искать укрытие. Это как Ки и депрессивное облачко смешать и раздуть до десятиметровой статуи. Правда, не факт, что Хашираму даже это проймёт…       А его и не проняло.       Удар. Удар. Удар. Мимо. Просчитать движения, серия ударов. Деревянный щит. Удар-удар-удар, финт, наткнуться на барьер, разрушить. Удар. Стряхнуть помеху с ноги. Удар. Удар. Удар.       Хаширама не столько сражался, сколько танцевал. Раньше они никогда не схлёстывались с Мадарой один на один — всегда рядом были другие бойцы. И приходилось сталкиваться с Учихой лоб в лоб, чтобы пропущенные мимо себя удары не превратили в кровавую пыль менее везучих бойцов. Сейчас же… сейчас же кровь кипела от проносящейся совсем рядом смерти, и можно было танцевать с ней страстный танец, а не думать, как загородить от обжигающе холодного касания Шинигами тех, кто оказался за спиной.       А ещё каждый удар дарил незамутнённое, чистое наслаждение. Эмоции. Искренние, яркие, сильные. Направленные только на него.       И, что ещё важнее, — наконец-то он может впитать их без остатка, ни на что не отвлекаясь.       — Тебе это нравится, да? — спросил Мадара, нарушая негласное молчание.       — Да, — совершенно искренне ответил Хаширама. — Это всё, — он очертил ладонью фигуру Сусаноо, — было внутри тебя. Мне нравится, — закончил он почти мечтательно.       — Угу, — согласился Мадара и разом свернул технику, чтобы развернуться и молча уйти.       — А вот это было больно, — тихо сказал ему в спину Сенджу. — Очень.       — Я не собираюсь сжигать себя тебе на потеху, — отозвался Мадара, чуть притормозив. — Сенджу… Что за клан любви, когда для удовольствия нужна ярость?       — Дело не в ярости, — Хаширама коротко качнул головой. — Просто… Это было самым искренним, что я мог получить от тебя. И лучше так, чем ты будешь сжигать себя изнутри.       — Да ну? Что посеешь, то и пожнёшь, тебе ли не знать, Хаширама? С чего ты решил, что искренней у меня может быть только ярость?       — С того, что для любви у тебя уже есть Изуна, — почти грустно ответил Сенджу.       — Тьфу, — досадливо сплюнул Мадара и, не оборачиваясь, протянул в его сторону руку. — Иди сюда.       Хаширама шагнул — порывисто, чуть ли не зажмуриваясь, с равной готовностью ожидая и чего-то хорошего, и пробивающего грудь насквозь удара. Коснулся сухой и горячей ладони, сжал пальцы. Чтобы его тут же потянули вперёд и крепко-крепко обняли. Хаши шмыгнул носом, закусил губу… Всё-таки не удержал брызнувшие слёзы. Обнял Мадару в ответ — словно любимого, но потерянного брата, которого уже и не чаял увидеть.       — Прости… Я такой идиот…       — Ещё какой, — согласился Учиха, прижимая его к себе покрепче. — Значит, ярости у меня на тебя хватит, а любви — так нет?.. Тц… Очень приятно, что ты тоже считаешь меня чудовищем.       Скулы Хаширамы отчаянно покраснели. Захотелось даже потеребить что-то в руках из-за нахлынувшего смущения. Он не считал Мадару чудовищем — но что толку в словах, когда поступки говорят совсем о другом?       — Не делай так больше, — попросил Мадара. — Если не хочешь, чтобы я тебя действительно убил… или не захочешь меня убить. Это совсем не весело и не приятно. Не игра в догонялки и искренность. Это очень, очень и очень больно.       — Хорошо, — кивнул Сенджу. — В следующий раз буду тебя целовать.