Глубже некуда

7. Яд «…Остерегись её волос: Она не одного подростка Сгубила этою причёской…» И.-В. Гёте, «Фауст» Сказано древним: не прелюбодействуй. А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем. Мф 5, 27–28 Болота остались позади как-то неожиданно. Казалось: вот совсем недавно высокая трава, коренящаяся в трясине, ещё была видна из-за стволов деревьев – и вот уже сомкнулся кустарник, оттесняя туман густой темно-зелёной стеной. И это был не лес, даже не чаща, а словно бы какой-то заброшенный, всеми забытый парк. Или, может, сад? Кэнди то и дело осматривалась по сторонам, и глаза постоянно выхватывали вокруг что-то знакомое, уже встреченное однажды, но затем успешно забытое. Странное ощущение… Они были сейчас будто в окрестностях Лейквуда и Дома Понни одновременно. Листья падали, кружась в лунном свете, хотя и не было в них осенней разноцветной яркости. Ветра, впрочем, тоже не было, и этот медленный листопад был подозрителен в свете того, что им двоим уже пришлось повидать и пережить за последнее время. Впрочем, в остальном мир был совершенно нормален: луна светила где-то далеко, и звезды – не холодные и далекие, а вполне близкие, мерцали, подмигивали в темно-синем покрывале небес. - Мне кажется, я уже был здесь когда-то, - тихо прошептал Нил, то ли боясь вспугнуть момент, то ли рассчитывая на очередной подвох откуда-то из-за угла. Кэнди лишь кивнула согласно, не нарушая молчания. Она тоже не могла отделаться от этого предчувствия: от знакомости ветвей и звуков, от умиротворенной тишины. Опавшие листья приятно шуршали под ногами, обозначая тропинку, и не было в этом парке-саду ни угрожающего шепотка за спиной, не леденящего ветра. А за каждым новым поворотом мог оказаться или розарий, или Отец-Дерево – уж никак не меньше! Неужто они… - Выбрались?! – Нил выдохнул одними губами, как если бы думал в унисон с ее мыслями, и последний вопрос не удержался, слетел с губ. Она ещё боялась верить в подобное, она еще напряженно ожидала опасности, сжимая его прохладные пальцы, но даже она уже начинала понимать: вероятно… да. Видимо, это правда. Отца-Дерева тут, разумеется, не было, как не было и душистых роз у высоких кованых ворот, но вот за деревьями мелькнула низкая крыша чьей-то избушки. На опушке послышался задорный детский смех, а вслед за ним – низкий женский голос: видимо, матери, напоминающей малышам, что пора идти спать, пусть даже летняя ночь так тепла и чудесна, как сегодня. Где-то дальше мирно фыркали лошади. А в ином месте гуси, потревоженные чьим-то окриком, загоготали в обступающей темноте и притихли почти сразу. Леган негромко хохотнул где-то у ее уха: - Мы что же – вышли к какой-то ферме? Кэнди не знала. Спеша на встречу – с Терри, как она полагала, – Кэнди не слишком-то осматривалась по сторонам, поэтому не могла сказать с уверенностью, проезжала ли подобные места. Да и потом, после этой бешеной гонки со смертью от одного чудовища до другого они с Леганом вполне могли бы вынырнуть где-то на другом конце земли. Скажем, в Англии. Или даже Шотландии. И хотя местность больше напоминала дом, милый дом, сбрасывать такую возможность со счетов нельзя было. О как же на устала… Очевидно, Кэнди вздохнула как-то по-особенному горько, потому что Нил притормозил, придерживая и ее за плечо. Посмотрел вопросительно, и Кэнди поймала себя на мысли, что им – ну, после всего пережитого! – даже слова не нужны, чтобы понимать друг друга. Она качнула головой: не стоит, нужно идти дальше. Он лишь бровь приподнял: неужто? Может, пришла пора отдохнуть? Сколько было в их мрачном, жутком путешествии таких обманчивых мгновений, когда после минутной передышки ставилось ещё хуже? Пожалуй, и не сосчитать. Он, наверное, нечто подобное прочел в ее взгляде, и пожал плечами: - Если не отдыхать совсем, рано или поздно свалишься от усталости. С этим трудно было спорить. Зная, что уже готова проиграть, Кэнди вздёрнула нос: - Только не жалуйся, если снова очутишься на дне огромной корзины, пока я буду дремать. – И тут же оживилась. – Ой, заодно и поесть немного можно! Я ужасно проголодалась! Воскликнула – и уже из осторожности снова прислушалась: к тишине вокруг, к этому миру, к самой себе. Не было нездорового голода, который преследовал ее в пещерах, и воздух не замер, как перед встречей со зверем. И листья по-прежнему шелестели спокойно, тихо падая в траву, и где-то далеко посапывали стреноженные кони в загоне. Нет, они определённо выбрались. Кэнди привстала на цыпочки, склоняя к себе тяжелую ветку с наливными яблоками. Они пахли свежестью и спелым соком, и в свете луны их жёлтые бока немного серебрились, а красные темнели, и едва поблескивала на кожице роса. - Дай-ка!.. – Леган потянулся чуть дальше, оторвал яблоко побольше, и протянул ей. – Вот, пожалуйста, мисс Уайт. Возможно, случайно не упомянул вторую часть её фамилии, ту самую, что столько лет его раздражала. Или, может, намеренно. Сейчас, в этот миг, в этот крошечный момент, под луной, в тени раскидистой яблони непонятно где, ей было всё равно. Она почти потянулась к его губам, но остановилась на яблоке: откусила его осторожно, стараясь не измазаться соком, пытаясь не спугнуть волшебство. Сладкий аромат смешался со свежим ночным воздухом, и окутывал их, заставляя дышать чаще, глубже. Хотя казалось: глубже просто некуда. Леган откусил то же яблоко с другой стороны: хрустнула упругая мякоть, брызнули сладкие капли, Кэнди вздрогнула всем телом и покачнулась вперед с тем лишь, чтобы он ее поймал. Она думала, что целовалась прежде. Она была уверена, что он тоже когда-то там целовал, но сейчас, сию минуту, это просто не имело значения. Сладкое до приторности яблоко, надкушенное с обеих сторон, упало между ними в траву, но они, поглощенные друг другом, этого даже не заметили... Нил первый пришёл в себя, потому что это зашло слишком далеко. Потому что он хотел прямо сейчас уложить девушку под этой самой яблоней, но так поступать не стоило. А ещё потому, что чувствовал: девушка совсем не против. Но после всего пережитого это было бы как-то неправильно, неуместно, ненужно… Нужно! Просто необходимо – потому что её руки обнимают его за плечи, за шею, гладят по волосам. Ненужно! Потому что он и так напортачил с этой ложной встречей с Гранчестером, и с ключом, и с балконом, и с холодной водой озера, волнами накатывающей на скалу. - Кэнди, Кэнди, подожди! Он вскрикнул так испуганно, что она тоже отпрянула, почти отскочила от него. Она дышала часто-часто, и ее губы покраснели, и глаза блестели очень неестественно, не так, как в те разы, когда она на него злилась. С другой стороны, они ещё никогда не целовались прежде, так откуда ему знать, опасность, усталость или его близость зажгла этот странный огонь в глазах девушки, которую он так сильно желает? - Нам надо отдохнуть, - выдавил Нил нехотя и, обхватив голову руками, опустился на траву, опираясь на широкий ствол яблони. - Надо. Ему показалось – или Кэнди согласилась как-то неохотно, вздохнула как-то разочарованно? Больше всего в мире он нынче боялся, что ему это показалось, поэтому не хотел уточнять, не собрался спрашивать. Черт, да он даже глаза открывать был не намерен, и неважно, чего именно не видел, крепко-накрепко сцепив веки: Кэнди с пылающими глазами, противостоять которой чертовски трудно, или Кэнди привычно-прохладной, видеть которую так не хотелось. Нил скорее почувствовал, чем услышал, как она опустилась на траву у той же яблони, только с другой стороны. Её сердце часто билось, и гулкие удары приглушала лишь толстая кора старого, широкого дерева. Её сердце ударялось о его душу, пульсировало в нём, в тех местах, о которых сейчас он предпочел бы не думать. Сцепив кулак, Нил, что было сил, прижал его ко рту, впился зубами в кожу, еще сладковатую от яблочного сока, и попытался заснуть. Разумеется, усталость давала о себе знать. Одна за другой, картины ужасных погонь сменялись перед глазами: шелестящие крылья, морозные шипы, огромные клыки, окровавленные когти, костлявые пальцы. Вода и ветер, огонь и снег, туман и дым нахлёстывались на него, налетали, дурманили, жгли и замораживали одновременно. Пока через это буйство стихий двумя горящими угольками не показался чей-то взгляд. Красный… Синий. Серый? Нет, зелёный. Такой знакомый, и в то же время столь непривычный, пылающий страстью взгляд. Кэнди улыбнулась ему из сна, и эта улыбка разогнала всё ужасы, все чудовищные видения. Осталась только она. Она сидела возле него на траве, расчесывая волосы невесть откуда взявшимся гребнем, и капельки росы замирали на золотистых завитках. Картина была настолько прекрасна, что Нил не поверил глазам. Но Кэнди отложила гребень, потянулась, разворачивая к луне лицо, покрытое бронзовой россыпью веснушек, а потом прильнула к нему. Она не говорила ни слова, за нее говорили, кричали, стонали ее поцелуи. Её губы плыли по его телу, как волны озера, и каждое прикосновение жгло огнём, словно укус. Он и заметить не успел, как так вышло: от его одежды, от того немногого, что смогло пережить череду кошмарных, изматывающих приключений, не осталось и следа, а на ней… на ней была лишь полночь. Легкая дымка темного неба, перехваченная пуговицами звёзд на груди. - Возьми меня… - томно прошептали её губы где-то на грани его слуха. Легкое дыхание прохладой прошлось внизу живота, а затем – ещё ниже. Если это был сон, то несомненно самый прекрасный, самый сладки сон в его жизни. - Не хочешь?.. – тихий смех, тающий, словно шоколад. «Хочешь? Хочешь! Хочешь…» – Тогда я возьму. Так даже лучше. О да, лучше. Её губы смыкаются на нём, берут его так, как никогда прежде, опускаются так низко, как просто невозможно. И тянут, тянут из него всё: страх, стон, жизнь. А потом вдруг оказываются у него на шее: целуют так, что больно, впиваются так, что горячо. От этой боли он и приходит в себя: распахивает глаза, встречаясь с ее горящим ярко-зеленым взглядом. Ему стоило бы забыться, но разум совершенно вопреки всякой логике выхватывает из вихря этого жаркого, бесстыдного сна целый ворох деталей, наполненных священным смыслом. Его руки на ее обнаженных бедрах. Крошечные капли пота на ее сосках, алые, словно кровь. Кроваво-красный отблеск в самой глубине ее зеленых глаз. Золотые волосы, темнеющие на глазах. - Не бойся, милый, - шепчут её губы, и золотистые волосы падают на плечи пышными волнами, когда она прижимается щекой к его груди. – Мне так холодно, так одиноко без тебя. Согрей меня – снаружи, и внутри. Наполни меня собой!... Танец её бедер на нём завораживает и опьяняет, как вино. Или нет – как абсент: ядовито-зелёный, пенящийся по краям кроваво-красного рта. И всё, чего сейчас хочется – до боли, до сумасшествия – так это рвануться вперед и вверх, в неё, в бесконечность, горько-сладкую, летящую, ядовитую. В ярость ногтей, режущих кожу в кровь. - Давай!.. В остроту зубов, которые кажутся неимоверно длинными. - Возьми меня!.. И святой бы не устоял, а он, Нил Леган, уж точно от святости далёк, поэтому… Нил ответил на зов этого прекрасного сна с яростью, которой никогда прежде от себя не ожидал. Остановился лишь на мгновение, налетев на преграду, которой, в общем-то, и не должно быть в этом душном, приторно-сладком дурмане. Кэнди вскрикнула в его руках – и сон разбился на осколки. Выскользнул песком из пальцев. Взорвался, пошатнув небесный свод…