Глубже некуда

Они медленно двинулись назад. По крайней мере, в том направлении, откуда, как казалось, они подошли к обрыву, хотя на самом деле понятие направления или расстояния в этом странном месте было весьма своеобразным. Иногда Нил был уверен: они торчат здесь уже целую вечность. Но в тот же момент он ощущал неприятную ледяную влагу от промокшей насквозь одежды и понимал, что не могло пока пройти слишком много времени! Ничего и похожего на воду не было видно. Только камни – голые, обветренные скалы, мертвые и черные, как сама смерть. - Не нравится мне всё это, - негромко заключила, наконец, Кэнди. Судя по выражению ее лица, говорила она сама с собой. В крайнем случае, просто выражала мысли вслух, не желая, возможно, оставаться здесь в одиночестве, но уж явно не пыталась обратиться к нему. После весьма неудачной шутки о запахе падали Кэнди вообще его игнорировала, и единственным, в чем Нил находил утешение, была эта ее уверенность в благополучном исходе дела. В том, что они непременно выберутся отсюда в скором времени. Он старался не обращать внимания на вонь, которая, словно преследуя его, становилась всё противнее и сильнее. Спрашивать Кэнди, чувствует ли она то же самое, он не хотел. С одной стороны, ему была неприятна перспектива того, как Кэнди поднимет его на смех, называя неженкой и чувствительным мальчишкой. С другой же… Черт знает что! С другой стороны, он боялся, что этот запах ему и вправду… показался, что ли... О людях, которым кажутся подобные вещи, ходят не самые лестные мнения. - Кэнди! – окрикнул он ее, не пытаясь, впрочем, догнать. – Кэнди, не сердись, а. Она не остановилась и практически никак не обратила на него внимание. Ну, разве что чуть замедлила шаг на несколько секунд после его возгласа. А потом снова направилась вперед, гордо вздернув подбородок. Вот этого в ней всегда было в избытке: гордости, столь неуместной для девочки, выросшей в сиротском приюте, независимости, едва ли объяснимой для бедной, как церковная мышь, служанки, и вызова – вызова целому миру. Рядом с такой же бедной и бесправной Дороти, дрожащей от одного вида грозной хозяйки, всячески выносящей придирки хозяйских детей, Кэнди казалась настолько непривычной и странной, настолько другой… что, разумеется, интриговала его с самого начала. Интересовала и раздражала одновременно. Просто, возможно, ему раньше следовало понять, чем именно может в итоге обернуться эта его заинтересованность. - Кэнди, стой! – на сей раз, немного ускорившись, он всё-таки поравнялся с ней и, перехватив руку чуть повыше локтя, буквально заставил остановиться. – Извини за дурацкую шутку. Она лишь пожала плечами и осторожно высвободилась: - Не понимаю, о чем ты. – Отвернулась, такая же гордая и дерзкая, как обычно. – Если о том, что заманил меня обманом непонятно куда… - Нет! – он и сам не понял, отчего так громко и быстро произнес это отрицание, потому пояснил уверенно и медленно: - Извини за шутку там… у обрыва. – И тут же нагло ухмыльнулся. - Потому как о том обмане я не совсем жалею! Кэнди на миг приоткрыла рот, не зная, очевидно, как реагировать на такую наглость, а потом оттолкнула его и побежала вперед, словно не замечая всех этих коварно рассыпавшихся по плоскогорью острых камней. Засунув руки в карманы, Нил какое-то время глядел ей вслед, но затем быстро направился в ту же сторону: не хватало еще, чтобы девчонка, обнаружив какой-то выход за одной из скал, просто сбежала, оставляя его здесь в одиночестве. Только вот довольно быстро они поняли: никакого выхода нет… Они кружили и кружили среди мертвых камней, со стороны похожие, наверно, на парочку не сумевших поделить территорию стервятников: Кэнди – сосредоточенно проверяя каждый взгромоздившийся на пути валун, осматривая каждую скалу, а он – бесцельно перебираясь от одного перспективного камня к другому. Но вместо выхода они оба находили глухие стены, упирались в глухие стены, сталкивались с глухими стенами. И эта постоянная каменная глушь преследовала их на каждом шагу, словно навязчивое горное эхо. Ни о каком озере, откуда они должны были выплыть, даже не шла речь. Равно как и никакой пещеры здесь отродясь в помине не было. Их обувь, не предназначенная для бесконечной ходьбы по камням, уже давно должна была бы разорваться, но отчего-то эта проблема меньше всего сейчас беспокоила Нила. Небо над ними было слишком темным, чтобы можно было рассмотреть, откуда этот нарастающий, шелестящий гул. Если, конечно, это вообще было небо. Потому что с каждой новой секундой, с каждым новым кругом по этому странному, необъяснимому месту Нилу казалось всё больше и больше: они не найдут дорогу домой. Просто потому, что отсюда уже никуда никакой дороги быть не может… Очевидно, не разделяя его мрачных мыслей о смерти, Кэнди еще не утратила всего энтузиазма. Но и молчать она, похоже, устала: присев на камень, в котором чья-то огромная рука словно вытесала подобие старинного трона, она уперлась локтями в колени и вздохнула: - Ничего не понимаю! Это ведь невозможно, правда? Вопрос предполагал ответ. А ответ после вопроса – это уже почти разговор. Немного ободренный такой возможностью, Нил покосился на импровизированное кресло, но сесть все-таки не решился. Не то, чтобы он не хотел сидеть с ней рядом, прижиматься ногой к мягким складкам ее только начавшего высыхать платья и угадывать под тканью плавный изгиб ее бедра и округлую коленку. Не то чтобы он и боялся: ну, не поколотит же его Кэнди, в конце концов, только за желание присесть! Однако, обиженная, она могла перестать разговаривать с ним. В сложившихся обстоятельствах подобная перспектива весьма удручала. Поэтому Нил не опустился на каменное сидение, а привалился к нему, небрежно скрестив руки на груди. - Невозможно, - согласился он, не желая с ней спорить. И уж точно не желая делиться своими подозрениями на предмет того, что они, возможно, уже не совсем и живы… Тем более что Кэнди вряд ли поверит в подобную чушь. Сам же он отчаянно, безумно хотел тоже – не верить, но некоторые факты оказывались упрямее, чем вера, выглядели солидней, чем надежда. Например, эта вершина горы, совсем не похожая на дно озера, куда, как он помнил, их обоих утянул холодный водоворот. Или небо – беззвездное, мрачное, лишенное источников света и все-таки освещающее эту вершину каким-то потусторонним серебристым сиянием, становящимся темным и непрозрачным в вышине. Ну или ветер… Ветер, который не добавлял свежести, ветер, который мерзко вонял падалью и отбросами. Ветер, который вполне мог оказаться чем-то другим… Некоторые мысли о неладном кружились в голове, но Нил никогда не был достаточно смел для того, чтобы додумать до конца хотя бы одну из них. Он поежился – скорее от этих самых мыслей, чем от холода, – и поддел ногой небольшой камешек. - Кэнди, а если мы не вернемся? - Как это? – искренне удивилась она. Он пожал плечами: - Не знаю. Ну, не вернемся - и всё. Застрянем тут… навсегда. - Застрять в этой дыре… надолго... с тобой? – Кэнди невесело рассмеялась. – Вот уж точно настоящий ад! Он отметил опять появившееся отвращение в ее глазах. Равно как и то, что Кэнди сознательно избежала неотвратимого «навсегда», обойдясь куда более терпимым «надолго». Зато относительно ада она, пожалуй, попала в точку. Сама-то испугалась – или нет? Ох уж это его вечное желание насолить ей побольше! Нил оттолкнулся от камня, у которого стоял, и шагнул вперед, нависая над девушкой: - Может, для тебя и ад, а мне даже нравится. – Медленно, так медленно, что и сам удивился, он опустился на корточки перед ней и уперся ладонями в отвесную скалу за ее спиной, беря ее в плен, заключая в клетку. – Погляди-ка, Кэнди, на самом деле это даже лучше, чем старый бабкин особняк. Только ты и я. И никого на целые мили вокруг. Ему показалось – или в ее зеленых глазах впервые за всё время этого странного происшествия мелькнул страх? Нил удивился, но сразу отбросил саму возможность такого: показалось, конечно! Это ведь Кэнди, разве ее напугаешь так легко? Он придвинулся ближе, и ее теплое дыхание скользнуло по его губам, маня и искушая. - Пусти, - тихо, но довольно строго попросила Кэнди. Нил мотнул головой: - А то что? – Наверняка, его собственное дыхание могло бы ее даже обжечь, таким горячим, напряженным, возбужденным стало вдруг тело. – Если не отпущу – что будет? Она только и успела, что раскрыть рот для ответа. Только и смогла, что упереться руками в его плечи. А потом… Потом рассвело… Нет, рассвет не был привычным: прозрачно-малиновым, нежным, как лепестки роз, или пылающим, словно горячая головешка в костре. Рассвет здесь, в странном мире противоположностей, был похож на всё остальное: полностью противоположный тому, что прежде было связано в сознании с рассветом. Он был… серым. Именно серым, точнее и не скажешь. Он появился неожиданно, не просто свалился, как снег на голову, а осыпался, точно серый пепел. Но эта невообразимая серость сумела как-то проглотить прежнюю непроглядную темноту. И открыла, наконец, причину шума, в котором лишь по наивности своей кто-то мог бы предположить порывы горного необузданного ветра. - Господи… что это? – прошептала Кэнди. – Что это такое? Их было пятеро – одинаково ужасных, одинаково уродливых, одинаково зловонных. Их черные крылья, развеваясь за спинами, поднимали настоящие вихри, и, несомненно, спустись они ниже, при таком ветре было бы невозможно устоять на ногах, но они пока не спускались. Они просто кружили в сером небе, и серые тела их, похожие по цвету на этот пепельно-серый рассвет, переливались перьями и чешуей, вросшей прямо в кожу. Серебристый свет мерцал на кончиках огромных когтей, заостренных, точно сталь клинков, и приблизительно такого же размера. Отсюда, с земли, они казались огромными – эти то ли птицы, похожие на змей, то ли змеи с птичьими крыльями. И, точно этого дикого сходства было мало, туловища их от талии и выше были вполне женскими. По крайней мере, казались таковыми: без рук – только с крыльями, поднимающими бурю; с волосами, развевающимися по ветру; лишь в перьях вместо одежды и с серебристыми огнями вместо глаз, горящими так ярко, что было видно даже отсюда. Они кружили, переглядываясь и переговариваясь какими-то непонятными звуками, постепенно теряя высоту, и вонь, распространяемая ими, становилась всё отчетливей и сильнее. - Может быть, они нас не заметили? – неуверенно предположила Кэнди, но в этот раз Нил вовсе не склонен был с ней соглашаться. Черт. Черт, черт, черт! Кровь и ад. * Он не знал, не представлял даже, что можно сделать. Мысли кружили в его голове, как эти отвратительные, воняющие падалью полуженщины-полуптицы, наталкивались друг на друга и совершенно ничего не собирались ему подсказывать. Вычленив из общей неразберихи одну более или менее сносную мыслишку, Нил схватил Кэнди за руку: - Побежали! Потащил за собой, перескакивая через камни, поскальзываясь, но чудом удерживаясь на ногах, и, подобно буре, все пятеро преследовательниц бросились за ними, хлопая крыльями, щелкая когтями, а потом… Потом они закричали. Завизжали, завыли, затрещали все вместе, точно какой-то сумасшедший адский квинтет. Пропасть, от которой, казалось, они уходили несказанно долго, разверзлась под ногами через какие-то несколько мгновений, но тропинка, едва мелькающая среди скал, уже не пугала, скорее обещала спасение. - Пригнись! – вскрикнула Кэнди в тот момент, когда одна из адских птиц пронеслась над ними, цепляя огромными когтями мертвые камни, дробя их в гранитную пыль. Кэнди же и спрыгнула вниз, на тропинку, ведущую неизвестно куда. А он спрыгнул следом. * bloody hell (англ.) Да, никогда, никогда не могла отказать себе в этом восклицании =)))) Перевод, пожалуй, тоже возьму классический (из «Баффки»), хотя на самом деле в этом «кровавом аду» столько отрицательных, ругательных и грязных коннотаций, что полным аналогом могло бы быть только выражение с ОЧЕНЬ грубой нецензурщиной.