"Nothing Else Matters"

Эта прогулка длилась намного дольше, чем в первая. Её плечо пульсировало, голова болела, еще и эти новости, доносящиеся из некоторых открытых окон домов, наверняка заставили Уилла и Лиз очень нервничать. Она теперь, официально, разыскиваемая женщина. Миленько. Хорошо, что она не только знала эту дорогу, но и знала весь этот район, так что добраться до V было простым и, благо, быстрым процессом. Все пути на старую станцию были огорожены лентой — это метро было закрыто Сатлером почти двадцать лет назад. Да что там говорить, все подземелье Лондона было закрыто на карантин из-за заражения неизвестным биологическим вирусом. В свете вируса Сент Мэри, никто и никогда не просил поведать официальную историю. Даже группа Дары не смела спускаться в эти тоннели, несмотря на то, что они прямо-таки манили и очаровывали. Теперь, зная, что все это было самым настоящим враньем, Дара начала обдумывать возможности. Судя по состоянию Галереи, V жил там довольно долго. Также, судя по чудовищности огненной мощи, использованной при взрыве Олд Бейли, он собрал для себя огромный, черт побери, арсенал. И если это было только начало… что за чертовщину он еще прячет в этих тоннелях? Звук сигналящего автомобиля отвлек её от мыслей, и она осмотрелась по сторонам прежде, чем открыть люк, который V оставил для неё открытым. Конечно же, вокруг никого. Конкретно этот вход был не очень приятным, ведь расположен он был на углу улицы, полной старых, заброшенных зданий. В Лондоне было полным полно таких улиц, потому как экономика страны заметно пострадала из-за Норсфайер. Раньше Англия была лидером на мировом рынке, гигантом торговли. А сейчас это похоже на какую-то сказку. Мысли об этом немного угнетали. Тем не менее, у неё действительно не было времени стоять и размышлять об этом печальном чертовом мире, в котором она жила. Она теряла время, которое лучше потратить на то, чтобы скрыться из виду. Дара потянула за ручку люка, выпрямилась, и затем вошла в темноту. Порыскав в кармане своего пальто, она достала фонарик, который сцапала из ванной Роуз. Это был поступок, за который она сейчас была очень благодарна, но даже с тонким лучом света, танцующим по бетонным стенам, темнота все еще охватывала её. Очень охватывала. В детстве она очень боялась темноты. Как и большинство людей, она переросла этот страх, но иногда он все же заставал её врасплох. Сейчас, очевидно, был как раз-таки один из таких моментов. По лицу стекал холодный пот, а в груди ощущалась до боли знакомая теснота. Дыхание участилось в разы, заставляя её задыхаться и чувствовать панику. Это было самое последнее, чего она хотела в этот момент. И Дара категорически отказывалась подчиняться этому страху. — Ты не сделаешь этого, — зашипела она в темноту, — Только не сейчас. Она закрыла глаза и попыталась замедлить дыхание, цепляясь за каждый маленький шанс взять себя в руки. Спустя несколько минут, она все же успокоилась и открыла глаза. Паника все еще присутствовала, но не в таком количестве, как раньше. Осветив дорогу перед собой фонариком, она снова начала идти. До дверей Галереи была более или менее прямая дорога, но Дара припоминала, что где-то по пути было несколько поворотов, и поэтому продолжала идти дальше. Она должна найти дверь. Непременно. Надо на это надеяться. С каждой минутой она шла все медленнее; тяжелый рюкзак тащил её вниз с каждым шагом, и она сняла его, чувствуя, что тяжесть стала просто невыносимой. Глубокое, ритмичное дыхание успокаивало её; стабилизировало её. Она сфокусировалась на регулярном дыхании, пытаясь искоренить все ненужные мысли. Сейчас боль не имеет значения — только движение. Конечно, она не полностью фокусировалась на дыхании — прислушивалась и осторожно осматривалась - она, вероятно, была способна предотвратить то, что может случиться в следующий момент… Это шокировало; то, что встречалось ей на пути, опустошало. Во-первых, она увидела пару трупов; во-вторых, на стенах была кровь. Сейчас она была не в темноте, и знала, что она на виду. Резкая боль пронзила голову, когда её затылок хорошенько ударился о стену. Но эта боль быстро исчезла, когда последующее действие не заставило себя ждать — контакт со стеной выбил весь воздух из её легких… … и рука, сжимающая её горло, делала и так плохую ситуацию заметно хуже. — «Дураки спешат туда, куда ангелы страшатся идти…» Низкий голос V заполнил её слух, будто лучи солнца, пробивающиеся сквозь мрачные небеса, и она попыталась вдохнуть хоть немного воздуха, чтобы представиться ему. Проклиная себя за глупое расхаживание в темноте по территории такого человека, она вынудила себя расслабиться. — V… Это я, — наконец сказала она, задыхаясь, — Это Дара. Давление на её горле мгновенно исчезло. Внезапное облегчение, смешанное с болью и слабостью, заставило её ноги подкоситься, и она начала падать. Мысленно настраивая себя на еще один болезненный контакт с твердой поверхностью, она была приятно удивлена, когда две сильных руки подхватили её посреди падения. — Дара… — огорченный голос V звучал где-то рядом с ней, — Простите меня… Я… Вы отсутствовали так долго, и я не верил, что Вы вернетесь. — Говорила же, что… вернусь. Я… не лгунья. Кроме того… куда еще я… могла пойти? — ответила она так остро, как только могла, — Особенно… сейчас. Будучи… опознанной. V тяжело вздохнул. — Так значит, они действительно ищут Вас? — О, да, — пробормотала она, глаза невольно закрывались, и она боролась, чтобы оставаться в сознании; боль пронзала её голову, будто множество кинжалов, — Повсюду новости. Теперь… я официально Ваша… сообщница… между прочим… чертовы камеры, — она тихо посмеялась, — Надеюсь, Вы… не против… завести приятеля. V очень долго молчал. — Простите меня, Дара, — наконец сказал он, — Это моя вина. — Не будьте таким… драматичным, — убеждала она, — Не… не я ли согласилась пойти с Вами… той ночью? — Нет, но… — Ненавижу… прерываться, — выдохнула Дара, - Но, может… мы отложим это… на потом? Кажется, меня… сейчас… вырубит. — Дара… Затем её тело ослабло, мертвым весом обрушившись в его руках. V продолжал сидеть на корточках, держа её бессознательное тело, и винил себя за то, что сделал. Мысли были разбросаны, были вопросы и взаимные обвинения, распространяющиеся в его разуме, подобно лесному пожару. Резкий аромат крови наполнил его нос и побудил к немедленным действиям. Сдвинув её вес, он подхватил её на руки, выбросив из головы все, кроме мыслей о неотложной необходимости как можно быстрее доставить её в безопасные стены Галереи. Этой ночью сон не придет к нему так легко, как обычно, хотя, он сомневался, что вообще сможет уснуть. Разум был слишком полон, а мысли слишком запутанными. Дара принесла в его хаотичную жизнь некий деликатный баланс. Это было чувство, к которому он испытывал неприязнь, предпочитая проводить дни и ночи в душевном беспорядке. Больше всего раздражало то, что он не мог винить в случившемся никого, кроме себя — он чувствовал вину как за свои несчастья, так и за то тяжкое положение, в котором оказалась эта девушка. Но факт в том, что, придя домой, он смог посмотреть запись, которую сделал из вечернего выпуска новостей BTN. Самым изобличительным было то, что на записи видно, как они выходят из дверей офисного здания, крыша которого в ту ночь была их личной сценой. Он остановил изображение, изучая каждую линию, к сожалению, неприкрытого лица девушки — тонкие черные брови, миндалевидные синие глаза, аккуратный, ровный носик, и тонкие губы, сложенные в сладкой ухмылке. Проклятия в собственный адрес не заставили себя ждать, отдавая горечью в горле. Он переключил канал, отбросив пульт в сторону, и неосознанно помчался в темную комнату, где лежала она, запутавшись в бессознательном дреме. Это было действие, которое он повторял несколько раз за ночь. Снова и снова он сидел у её постели, проверяя, все ли с ней хорошо. Рана в её плече снова открылась — это немного удивляет и показывает его позорно грубую обработку. Это было другим угрызением совести, хоть он и думал, что не обладал ей. Тем не менее, совесть у него была, и она порождала неимоверное чувство вины, когда он обрабатывал и забинтовывал рану девушки, с ужасом отмечая, что запятнанные кровью бинты, которые он снял, были наложены не его руками. Ему немного полегчало от того факта, что тот, кто о ней позаботился, знал свое дело — в самом деле, повязка, которую он снял, была наложена умелым специалистом. Теперь, спустя несколько часов, видение того, что бинты по прежнему остались белыми и сухими, немного ободряло — она потеряла очень много крови, и её телу нужно время, чтобы восстановиться. Также, в более приватном смысле, ободряло то, что бледная кожа её шеи была чиста. Простая мысль о том, что он мог оставить ушибы на этой нежной белой коже, достаточно беспокоила; действительно, видеть клеймо своих пальцев на её шее было бы просто невыносимо. И ему не нужны никакие дальнейшие источники вины в уважении к ней — он уже был сыт этим по горло. С момента их знакомства прошло только три дня, а у его порога уже лежала масса грехов против этой девушки. Он отнял у неё оружие, здоровье и жизнь, которую она вела на поверхности. И все это из-за его неосторожности. Это было небрежно, приглашать её с собой пятого ноября, не подумав о последствиях. Это было небрежно, следить за ней на кладбище, и тем более, отвлекать от битвы. Это было небрежно, нападать на неё в тоннеле — его чувства превосходили чувства обычного человека, но какая от них польза, если он не смог отличить друга от врага? Она показала ему такое удивительное доверие в первую ночь их знакомства, такую беспрекословную веру в человека, о котором не знает практически ничего. В этом пристальном взгляде её синих глаз, он нашел уверенность в том, что должен хранить её в безопасности. Это был взгляд, который он надеялся больше никогда не получать от неё, сантименты были потеряны в лице его халатности — убытка, который ранил его значительно сильнее, чем должно быть. И это путь, который он все еще не мог понять, и с которым все еще не мог смириться. «Хорошо, старик», — коварно шептал его разум, — «У тебя будет достаточно времени подумать об этом. Она никуда не уйдет еще очень, очень долго». Конкретно эта мысль все больше и больше навязывала себя с каждым часом, и все больше сопротивлялась изгнанию с каждым своим появлением. Он был уверен в том, что она собирается быть его гостьей в течение какого-то времени — рюкзак, который она принесла с собой, и который он забрал из тоннеля, явно говорил именно об этом. Он гадал, как такая перспектива могла одновременно разжигать такой страх и такое восхищение. Мысль о том, что ему придется провести целый год в её компании, немного ужасала, но и наполняла его пылом, которого он никогда раньше не чувствовал. Это путает и беспокоит. И все это может обернуться очень, и очень плохо.