"Nothing Else Matters"

— Ты хочешь, чтобы я надела вот ЭТО? V усмехнулся под маской от того ужаса, что отражался на лице Дары. Она держала в руках платье, которое он ей принес — её костюм, так сказать — и смотрела на него с ярко выраженным отвращением. — Уверяю тебя, оно весьма подходяще. Медленно переведя взгляд от платья к V, Дара взяла платье одним пальцем, держа его перед собой. — Оно слишком короткое, — жаловалась она, — И вырез слишком глубокий, — она поморщилась, — И оно розовое. Последнее она сказала с такой интонацией, будто ничего хуже этого и быть не может, и это заставило V улыбаться еще больше. — Тебе не нравится розовый? В её глазах промелькнула искорка злости. — Ты когда-нибудь видел меня в розовом? Нет, он не видел. И полагал, что никогда не увидит — её гардероб был почти таким же монохромным, как и его. И это одна из причин, почему он выбрал то платье, о котором сейчас идет речь. Она никогда не была для него такой привлекательной, она беспокоилась о нем, и ему нравилась его одержимость яростью в её глазах, когда она выходит из себя. А еще он подумал, что с её черными волосами и фарфоровой кожей, розовый цвет на ней смотрелся бы просто великолепно. Но, несомненно, он не мог ей этого сказать. — Честно, моя дорогая, я почти не обращаю внимание на то, что ты носишь. Злость в её глазах исчезла, и, вздрогнув, Дара отвела взгляд. — Верно, — пробормотала она, — С чего бы тебе это делать? Боль в её голосе была осязаема, и V нахмурился, наблюдая, как она собирает оставшуюся часть костюма. — Дара… Если я чем-то обидел тебя… — У меня все прекрасно, V, — отрезала она и подняла голову, предлагая ему ложь и через силу улыбаясь, — Я собираюсь переодеться. А затем ты расскажешь мне, что я должна делать. После того, как она вышла из его комнаты, V принялся собираться, надевая плащ, шляпу и пояс с ножами. Когда он закончил, Дара еще не появилась, и он направился к музыкальному автомату, где, ожидая, перелистывал список песен. — У меня жуткое предчувствие, V, — голос Дары разрушил неподвижность Галереи, — Мне кажется, что мне не понравится то, чего ты от меня ждешь. Он обернулся… И забыл как дышать. Пользуясь анонимностью, которую давала ему маска, он изучал её жадным взглядом. И с каждым сантиметром невиданной ранее обнаженной кожи, по которой скользил его пристальный взгляд, он все больше и больше понимал, что решение использовать её тем способом, которым он запланировал, было ужасной ошибкой. Он сказал, что почти не обращает внимание на то, что она носит —, но в этот момент, он не мог обратить внимание ни на что, кроме неё. Она не зря обвиняла это платье. Юбка была чрезвычайно коротка и прикрывала только, так сказать, самые интимные части тела. Вырез был очень глубоким и открывал неплохой вид на её грудь, что V таки угождало. Розовые туфли на высоком каблуке и белые чулки немного увеличивали её маленький рост и подчеркивали её ровные, худенькие ножки. Она приложила и свою руку к этому образу, очевидно имея самые ужасные предположения о цели её костюма. Длинные черные волосы были заплетены в два высоких хвостика, которые подчеркивали её скулы и усиливали общий эффект. И в придачу ко всему этому, она подчеркнула глаза черными и розовыми тенями, стрелками и накладными ресницами, добавив знойности своему невинному появлению. Она выглядела, как ходячий грех — самое настоящее олицетворение соблазна. — Так, — Дара вздохнула, положив руки на бедра, — Я могу наконец узнать свою роль? «Более чем», — шептал его коварный разум. V вздрогнул от этой мысли. — В совершенстве, — ответил он, кивнув в её сторону, — Эта прическа делает твой образ более интересным. — Хвостики что ли? — она накрутила на палец одну прядь своих черных волос, немного поморщившись. — А мне кажется, что они немного портят всю картину. Знаешь, я действительно очень хочу знать, чего ты от меня ждешь, V. Но этот образ заставляет меня испытывать ужасный дискомфорт, и я не хотела бы больше перечислять его составляющие. — Я объясню все по пути, — ответил он. Держать взгляд на её лице вдруг стало для него упражнением в сохранении контроля над собой, — Возьми свое пальто, на поверхности довольно прохладно. Она вздернула бровью. — Ох, я-то возьму пальто… Но меня больше беспокоит сохранность этого образа, чем холод. Вид сзади был таким же захватывающим, как и спереди, и V, сглотнув слюну и подобрав челюсть, с трудом, но все-таки удалось отвести от неё взгляд. Если бы обстоятельства были другими, он мог бы позволить себе вкусить её образ — он мужчина, в конце концов, и тоже подвергается подобным слабостям. Но в данной ситуации, зная, чьим вкусам угождает этот костюм, испытывать удовольствие от её появления в этом не только плохо, но и позорно. Когда она вернулась, каждая пуговица её пальто была застегнута. Её очевидный комфорт заставил V чувствовать, будто комната стала тесной, и он подал ей руку. — Пойдем, моя дорогая. Чем раньше мы это сделаем, тем лучше. Встав рядом с ним, Дара уныло взглянула на него. — Я понятия не имею, что мы делаем, но не могу с тобой не согласиться. V обернулся, будучи готовым поведать ей немного о роли, которую она должна сыграть. Но видение её левого уха, выглядывающего из-под пряди волос, заставило его проглотить язык и привлекло к себе все его внимание. Нет, уши не вызывали у него большой интерес. Но её ухо — это совсем другой случай. Аккуратное, как и все остальные части её тела, казалось бы, обычное ухо… за исключением одной важной детали. За ним V заметил ужасный рваный шрам, который тянулся до самого основания её шеи. Как он не увидел этого раньше? Дара, почувствовав его изучающий взгляд, слегка нахмурилась. — На что ты так пристально смотришь? Когда он пальцем коснулся шрама за ухом, она резко отскочила. — Не трогай, — отрезала она, поспешно спрятав шрам под волосами. V быстро шагнул назад, сожалея о своей оплошности. — Прости, моя дорогая. Но… Могу ли я спросить…? — Нет, — перебила Дара, — Не можешь. Так что давай на этом закончим, хорошо? Её тон был неоспоримым — и V был не в настроении осуждать её решение. Взамен, он просто кивнул и указал на входную дверь, приглашая её. — Значит, мы можем идти, моя дорогая? Когда Дара стояла в небольшой комнате, в которой ей приказали ждать, она следовала по тому плану, который V тщательно вбил ей в голову. Давая ему то, чего он от неё ждет, она хотела быть уверена, что здесь не будет места для ошибки. Самый важный член Английского духовенства будет казнен — в своих покоях, конечно же. Если они не будут осторожны, тогда потенциал того, что все провалится, будет безграничен. Потребуется рассмотреть буквально дюжину различных вариантов, чтобы план был выполнен успешно. Она уже открыла небольшое окно, когда осталась одна, как указал V. Теперь ей оставалось только ждать. Помощник Епископа, который провел её в эту комнату, вернулся через пять минут с подносом в руках, на котором Дара увидела печенье и стакан молока. Масса брани начала прокручиваться в её разуме — больной, мать твою, педофил, ублюдок — и прочие ругательства, и если она их выскажет, то все полетит к чертям. — Подарок от его Преосвященства, — сказал помощник, поставив поднос на небольшой журнальный столик, — Чтобы Вы чувствовали себя немного комфортнее. Первым её желанием было съездить этому подхалиму подносом по лицу и превратить его смазливое личико в кусок окровавленного мяса. Он преподнес эти слова с таким знакомым удобством, что это вызывало тошноту. Скольким девушкам он говорил это, дабы купить их «сотрудничество» за несколько кусочков сахара? Он ожидающе наблюдал за ней, и она знала это — благодаря хорошо продуманному плану V — и будет глупо, если она даст ему повод для подозрений. Итак, держа язык за зубами, она молча подошла к столику и, улыбаясь, взяла печенье и молоко. — Спасибо! Она почти давилась этим печеньем, но пара глотков молока все-таки помогли съесть эту гадость. Когда она съела парочку, то поставила стакан вниз на стол и улыбнулась. — Это было очень вкусно! Помощник улыбнулся в ответ и кивнул. — Отлично, — он уступил дорогу, указав на дверь, — Теперь я должен отвести Вас к его Преосвященству. — Хорошо, — милым, детским голоском сказала Дара. Когда её проводили к комнате Епископа, она начала понимать, что это было не просто молоко и печенье — это была страховка. Неважно, какая гадость была туда подсыпана, она уже начинала действовать, расслабляя мышцы и смазывая зрение. Быстро поморгав, она встряхнула головой, попытавшись прийти в себя, хоть знала, что это бесполезно. Судя по быстрой реакции на это, она поняла, что ей дали большую дозу. Это подозрение было обосновано тем, что помощник Епископа сказал, что она «старше, чем обычно». Такой эксперт в детях, как он, вероятно догадывался о необходимом количестве наркотика для кого-то вроде неё, и, может, даже подсыпал немного больше, для лучшего эффекта. Это определенно вносило гигантскую поправку в их планы. Её работа закончится, как только прибудет V, и тогда он устранит всех, кто посмеет ему мешать. Но через несколько минут, Дара уже едва могла стоять, не говоря уже о борьбе. Дверь со скрипом открылась. Ей стоило огромных усилий встать, чтобы поприветствовать Епископа медленным, глубоким реверансом. Это было не так изящно, как она предполагала, но это можно простить, если учесть данные обстоятельства. — Добрый день, Ваше Преосвященство. — Ох, — Епископ Лиллиман медленно шагал к ней, не оставляя без внимания ни один сантиметр её тела, — Филлип сказал, что ты постарше. Он не сказал, что ты женщина. Желудок Дары скрутило от чего-то большего, чем от наркотика. К счастью, они планировали это, и V сказал ей, что нужно говорить в том случае, если Епископ начнет упрямиться её возрасту — она бы никогда для себя такого не придумала. Она использовала все мастерство, чтобы состроить глазки, надеясь, что это завлекает, а не вызывает тошноту. — Я не слишком взрослая, Ваше Преосвященство. И я обещаю Вам, сэр, что я еще невинна… — она сделала паузу и приняла детскую позу — она сложила руки на юбке и скрестила ноги, прикусив губу и глядя на Епископа невинным взглядом из-под накладных ресниц, — …Я нанесла макияж для воображения. Глаза Епископа расширились в удивлении, как и глаза его помощника, и это ясно давало понять, что её истинный возраст не был раскрыт. — Моя дорогая, — он начал подходить к ней, облизывая губы, — Как я мог сомневаться в твоей красоте? — он поднял руки, сложив их в молитве. — Mea culpa, дитя мое, — бормотал он, — Mea maxima culpa. Дара затрепетала. Она купилась на ту иллюзию, которую построил V, сделав так, что она этого захотела. Но этот порочный старый ублюдок строил ей глазки и капал на неё слюной так, будто никогда такого не видел. Тем не менее наркотик продолжал действовать, и ей больше ничего не хотелось, кроме как вырвать прямо на Епископа —, а что еще лучше — на Персидский ковер. «В любую минуту», — говорила она себе, — «V ворвется сюда в любую минуту, и все это закончится». Бессмысленно усмехнувшись, она схватилась за ткань юбки и слегка приподняла её, показывая бедра. — Скажите, Ваше Преосвященство… В чем Ваше удовольствие? Лиллиман содрогнулся — или она сказала это лучше, чем предполагала, или же его просто легко завести; в любом случае, это сработало — и он сократил расстояние между ними. Когда их разделяли лишь несколько сантиметров, он запустил руку в её волосы. — Мое удовольствие? Вдруг, он резко намотал её волосы на кулак и потянул вниз. — А что? Я думаю, это очевидно, дитя мое. Дара громко закричала от резкой боли в голове и инстинктивно схватила Епископа за руку, обвернутую её волосами. — Что… Его вторая рука мгновенно прикрыла ей рот. Он подошел ближе к ней и поставил колено между её ног, потирая внутреннюю сторону бедра. — Мое удовольствие, дитя мое, в том, чтобы заставить тебя умолять, — он опустил голову и провел языком за её ухом, покусывая мочку. Крик Дары, заглушенный его рукой, казалось, только возбуждал его еще больше, — О да, я должен заставить тебя умолять, — он отстранился и подарил ей такой взгляд, что она ужаснулась, — А потом, моя маленькая, грязная шлюха, я сломаю тебя, как сучку. Когда он убрал руку от её рта, Дара всхлипнула и закрыла глаза. Вот-вот должен прийти V, и все это наконец закончится. А пока, у неё была роль. Роль, которую она обещала сыграть в совершенстве. Она могла бы сделать это. Но лишь несколько моментов… Она пыталась не думать о том, что что-то может пойти не так… если V не придет… У неё не будет сил бороться с Епископом. — Пожалуйста, Ваше Преосвященство, — пробормотала она сквозь слезы, — Вы делаете мне больно. Он схватил её за шею, заставив задохнуться. — Надеюсь, это так, маленькая шлюшка. Он начал толкать её, и Дара закрыла глаза, повторяя про себя одни и те же слова о том, что осталось совсем недолго. Поглощенная этими мантрами, она удивленно подпрыгнула, когда внезапно присела на кровать Епископа. Дара мгновенно распахнула глаза и снова встретила этот ужасный взгляд. В этот момент, она пришла в леденящий ужас от осознания того, что у неё очень, очень большие проблемы. «Еще совсем немного», — пело её сердце, — «И он скоро будет здесь». «Еще совсем немного», — отвечал её разум, — «И он опоздает». Епископ отпустил её шею и волосы только для того, чтобы толкнуть её обратно на постель. Прежде, чем она смогла среагировать, он влез на неё, приковывая её к матрасу своим весом. Впервые, сквозь наркотический туман, её начала охватывать паника. Дара начала бороться, отмахиваясь от рук, бродящих по её телу. — Нет, — задохнулась она, — Прекратите! Ответ Лиллимана был лишь очередной насмешкой. — Да, да, борись со мной. Отчаянно борись, — его рука сжала её грудь. Вот оно. Охваченная паникой, Дара начала отбиваться от него руками и ногами, используя всю силу, что у неё осталась. Это мучительно, это унизительно. Это бесполезно. Её удары не делали ничего, чтобы остановить Лиллимана. А он, кажется, смеется над её борьбой. Осознав, что все это бесполезно, Дара почувствовала, как по её щекам невольно текут слезы. Это не могло произойти. Не с ней. Она борец за свободу, убийца. С такими женщинами, как она, подобного не случается. — Нет… нет, пожалуйста, — она заплакала, когда его пальцы начали нащупывать молнию на платье. Она пыталась перекатиться на край кровати, но он просто хватал её и еще сильнее прижимал к матрасу. Он еще раз схватил её за горло, держа её на месте, пока свободная рука начинала разрывать ткань платья. «Где он? Да где же он, мать твою?!» Её разум кричал эти слова, когда она почувствовала, что верх платья разорван, и руки Епископа уже скользят по её груди. Она держала язык за зубами, но желание кричать было таким сильным, что его трудно было сдержать. Но как только она открыла рот, то сразу же была заглушена ртом Лиллимана. При первом прикосновении его языка к её, она сделала единственное, на что у неё пока хватало сил — она укусила его за язык, после чего почувствовала резкий привкус крови. Лиллиман с визгом отскочил. Он приложил руку ко рту, вытирая кровь, его глаза горели яростью. — Ах ты паскуда! — голова Дары резко повернулась от удара кулаком по лицу. — Маленькая шлюха! Отдаленно, сквозь наркотический туман и боль от повреждений, Дара слышала, как он расстегнул ремень и молнию брюк. Она всхлипнула и попыталась отползти от него, но Лиллиман хватал её за ноги и тянул обратно к себе. — Хочешь поиграть грубо? — прорычал он, — Я покажу тебе грубость! Задушенный, отчаянный крик вырвался из горла Дары, когда он запустил одну руку ей под юбку, касаясь бедер. Вторая рука держала её за горло, когда он наклонился к её уху. — Тебе же нравится… не так ли, маленькая, грязная потаскушка. Все шлюхи это любят. Когда кто-то выбил дверь, грязь, льющаяся изо рта Лиллимана, резко прекратилась. Дара была способна поймать мимолетный черный силуэт в комнате, а потом заметила, что Епископ больше не держит её. Она перекатилась на край постели, собирая разорванные остатки её одежды, и позволила себе всерьез зарыдать. Что-то пошло не по плану. Более очевидным это было для V, когда он ворвался в комнату и нашел Лиллимана, склонившегося над Дарой, со спущенными штанами. И его рука… Он пересек комнату прежде, чем успел полностью понять всю сцену перед ним. Используя свою скорость, он достиг Лиллимана прежде, чем он успел еще как-то навредить ей. Он лишь мимолетно взглянул на Дару, когда скидывал с неё Епископа, но этого взгляда было достаточно, чтобы заставить его кровь вскипать. Он отвернулся от кровати и подошел туда, куда упал Лиллиман. Епископ пытался натянуть брюки, глядя на V широко раскрытыми глазами, полными паники. V возвышался над Лиллиманом с такой яростью, которой никогда прежде не чувствовал. — «Так низость голую я прикрываю лохмотьями священных, ветхих текстов, и — сердцем Дьявол — выгляжу святым». — Прошу! — Лиллиман встал на колени, сложив руки в молитве, и плакал, — Пощади! — Не сегодня, Епископ, не сегодня, — прорычал V, достав нож из пояса и приложив лезвие к горлу Лиллимана, — Сегодня никакой пощады — не для тебя, — его терпение было на грани срыва, а громкие девичьи всхлипы, доносящиеся со стороны кровати, не делали ничего, чтобы хоть как-то улучшить ситуацию. Шагнув вперед, V наклонился к уху Епископа, — Как ты посмел прикасаться к ней! Лиллиман, широко раскрыв глаза от страха и удивления, посмотрел на Дару, а затем снова на V. — Вы об этом? О шлюхе? Грязной, мерзкой… Кончик ножа, впившийся в кожу и оставивший небольшой кровавый след, заставил его замолчать. — Если бы только издевательство над этой девушкой было бы единственным твоим грехом, ты бы умер этой же ночью, уверяю тебя. Но есть кое-что еще, за что ты должен ответить, Епископ, — V достал розу из-под своего плаща, — Вы узнаете это, или нет, Ваше Преподобие? Глаза Лиллимана наполнились ужасом при виде цветка в руках V. — Алый Карсон, — выдохнул он, глядя то на цветок, то на человека, в чьих руках он был, — Алый Карсон, — повторил он, — Вы! О, Боже… прошу! Не убивайте меня! Пожалуйста! V воткнул цветок в карман рубашки Лиллимана. — Интересно, дорогой Епископ, подобные крики, срывающиеся с уст других людей, подтолкнули бы Вас на милосердие? — он снова запустил руку под плащ, но в этот раз достал белую капсулу, — Я вижу ответ, написанный в Ваших глазах, как и в моей памяти, — он шагнул вперед, насильно впихивая капсулу в рот дрожащего Епископа, а затем заставил раскусить её, — Пришло время пожинать то, что ты посеял. Яд действовал довольно быстро, и уже через минуту начались приступы. Тело Лиллимана лежало на полу, дергаясь в конвульсиях, а V стоял над ним и наслаждался этим моментом, ожидая, пока Епископ издаст последний вздох. И когда его тело лежало на полу без движения, V помчался к постели, встав перед Дарой на колени. — Дара, — быстро сказал он, — Мы должны идти. Она медленно взглянула на него, и в её глазах, за слезами, виднелись замешательство и боль. — Дара… Что он сделал с тобой? — Напоил чем-то, — единственное, что ей удалось прошептать сквозь сухие губы. Его окутала новая волна гнева, но он быстро осадил её. У них было очень мало времени, и он не мог позволить себе совершить еще одну оплошность. Эта комната наверняка просматривается и прослушивается, так что охрана должна быть здесь с минуты на минуту. — Можешь идти? — Могу попытаться, — слабо сказала она, руками все еще придерживая разорванный верх платья. Она медленно опустила ноги на пол и попыталась встать. Но её мышцы сразу же отказались слушаться, и Дара упала обратно на кровать, — Прости, — прорыдала она, глотая слезы, — Не могу. — Не возражай, моя дорогая, — V наклонился и поднял её на руки, — Держись за меня так крепко, как только можешь. Он пересек комнату, переступив тело Лиллимана, и открыл окно. Как только из холла послышались крики и поспешные шаги, он прыгнул на крышу и крепко прижал Дару к себе. Это было бременем, которое он не предвидел, но с которым мог легко справиться. Тяжело было остаться незамеченным, но это пустяки для его физических возможностей. Он прошел по улицам без инцидентов. Только когда они скрылись в старой системе тоннелей, V заметил, что Дара потеряла сознание — её голова опустилась, подбородок отдыхал на её груди, а одна рука упала вниз, покачиваясь. Из-за угла наклона её головы, он не мог видеть большую часть её лица —, но того, что он мог видеть, было достаточно. Он видел красный след от руки Лиллимана на её щеке, и это зрелище заставило его со злостью сжать губы. Это был ужасный ушиб. Он уже распух, и V знал, что скоро появится гематома. Вина и обвинения в свой адрес быстро начали поедать его, жестоко напоминая о том, что она лежала там, в руках того ублюдка, в разорванном платье, что этот след на её щеке… из-за него. Хуже всего то, что это третий раз, когда он несет её в свой дом бессознательную и раненную по его вине. Это была ситуация, которую невозможно было предсказать и отрепетировать. Как только дверь Галереи закрылась за ним, он отнес Дару в её комнату и очень осторожно уложил её на кровать. Остатки розового платья ловили и держали на себе его пристальный взгляд, издевательски напоминая ему, что она лежит здесь из-за него. Он отдал бы весь мир за то, чтобы снять с неё это платье — снять все те следы похотливых рук на её коже — отнести на крышу и сжечь к чертям. Но взамен, он просто аккуратно укрыл её одеялом, пытаясь не прикасаться к ней. Теперь, когда он так опустил её, он понял, что впредь хочет избегать любого контакта с ней. Фактически, он едва мог смотреть на неё. Образ Лиллимана, возвышающегося над ней, и… Очень жаль, что этот человек имел лишь одну жизнь. Лиллиман умер за самый большой его грех; был отравлен, как и те, кто был отравлен с его помощью. Но ничто не может доставить V больше удовольствия, чем возможность вонзить в Епископа все свои ножи.