"Nothing Else Matters"

Первое, что Дара услышала, когда вошла в Галерею, был лязг металла о металл. Улыбаясь, она сняла свое пальто и накинула его на предплечье. Повернув за угол, она не удивилась, увидев, как V борется со своим любимым партнером — бедными, поношенными доспехами. Обычно она восхищалась, когда заставала его за этим занятием. Но на этот раз, она долго стояла там, за углом, и её улыбка медленно исчезала. Она могла прочитать напряженность в его мышцах; она видела гнев в каждом взмахе шпаги и движении его рук. Это была не игра, за которой она всегда наблюдала, это был не спорт. Он был совершенно взбешен. После одного очень жесткого удара, Дара шагнула в комнату. То, что он все еще не обратил внимания на её присутствие, слегка смущало. Это так же говорило о том, что его разум слишком загружен — обычно он всегда замечает её присутствие, даже если она еще не вошла в комнату. И если он не обратил внимания на то, что она вошла, это значит, что он очень разъярен. — V? Он обернулся на звук её голоса, рука застыла в полуразмахе. Она могла чувствовать силу его взгляда в этот момент; мощь этого взгляда не скрыть ни за одной маской. Он еще долго смотрел на неё, а затем наконец опустил руку. — Ты здесь. Это было сказано мрачно, без каких-либо чувств, и Дара запуталась, нахмурившись. — Конечно я здесь. А где мне еще быть? — Я удивлен, что твой… друг… разрешил тебе вернуться. Дара вздернула бровью и прошла в центр комнаты. — Разрешил? Ты же прекрасно меня знаешь. Я сама принимаю решения, — выражение её лица стало обиженным, — Ты что, думал, что я не вернусь? Он отвернулся и обошел вокруг доспехов — создал расстояние между ними. Как сказать ей, без лишних слов, что он очень боится этого? Как сказать, что он прекрасно видел лишь один сценарий — её приемный отец убеждает её в том, как глупо ему верить, и чтобы она бросила водиться с таким человеком, как он. С того момента, как она отправила его домой, он был уверен, что если и увидит её снова, то только тогда, когда она пойдет собирать вещи. — Я подозревал, — осторожно начал он, — что он может попытаться отговорить тебя вернуться. Это было самым логичным выводом, после нашего раннего конфликта, за что я не в праве его обвинять — он беспокоится о тебе. — А я беспокоюсь о тебе, — ответила Дара, — Снова берешь чепуху в голову? Травма головы — единственное объяснение тому, что ты можешь думать о том, что кто-то смеет говорить мне, как жить. Я с тобой, V, и ты знаешь это. Я думаю, что я доказала это за прошлые полгода — и Бог знает, я докажу это еще раз за следующие шесть месяцев. Маска опустилась, расстроенно склонившись на бок. — Теперь ты сердишься на меня. — Я не сержусь на тебя, — она поторопилась исправить свои слова, — Я сержусь на то, что ты подумал, будто я могу уйти от тебя, но на тебя я не сержусь. Я достаточно хорошо знаю тебя. И я прекрасно знаю то, что ты всегда предполагаешь самое наихудшее, потому что такой невозможный человек, как ты, не может предполагать ничего другого. — Я невозможен? — V расправил плечи, опустив голову, и это говорило о том, что он сейчас недовольно смотрит на неё, — Ненавижу прибегать к избитым клише, но есть одна старая поговорка о горшках и чайниках, дорогая моя, которая в этот момент здесь весьма уместна. Дара скрестила руки на груди и вызывающе подняла голову. — Ты называешь меня невозможной? — Да, — утвердил V, — Фактически, есть несколько других слов, которые приходят на ум, и ты можешь выбрать что-нибудь из данной партии — невозможный, бешеный, досадный, сводящий с ума… — он остановился, нахмурившись и смутившись от её реакции, — … смешной — ты смеешься надо мной. Могу спросить, что ты нашла в этом забавного? Лично я в этой ситуации не вижу ничего смешного. Пытаясь не хихикать, Дара ухмыльнулась ему. — Ох, V, — она вздохнула, покачав головой, — Прости. Просто… Я никогда раньше не слышала, что бы ты говорил таким простым языком. — Простым? — маска снова склонилась, и улыбка Дары расширилась. Она снова запутала его. — Что ты хочешь этим сказать? — Да ничего, — Дара слегка пожала плечами, все еще улыбаясь, — Просто ты всегда говоришь чертовски старомодно — с такой прозаичностью и безупречной дикцией. Приятно слышать, что ты сейчас говоришь так же, как и все остальные. V принял это как буквально, так и образно, и почти был уверен, что он должен быть оскорблен этим. Было трудно возмущаться, когда она смотрела на него с такой любовью в глазах. Но ему удалось собрать в себе достаточно возмущения, чтобы дать ей хотя бы символический аргумент. — Ты думаешь, что я старомоден? Её улыбка превратилась в застенчивую усмешку. — Совсем немного, — сказала она, — И не всегда. Большинство времени я нахожу цитаты Шекспира освежающими. Это ранило, даже если он знал, что она шутит, и от этого V вздрогнул. — Если ты находишь мою речь скучной, если Шекспир не соответствует твоим вкусам, тогда не стесняйся найти себе развлечение где-нибудь еще. Дверь, как всегда, для тебя открыта — если моя компания для тебя скучна, как ты выражаешься, пожалуйста, чувствуй себя свободной и уходи от этого в любое время. Теперь Дара вздрогнула, и все наслаждение, которое она испытывала дразня его, мгновенно исчезло. — Ох, V, успокойся… Я же пошутила. — А я не шучу. Она широко распахнула глаза. — Ты же это не всерьез говоришь, да? — Вполне серьезно, — он повернулся к ней, сердитой и замершей. Эти слова вырвались раньше, чем он успел их обдумать. Если она действительно уйдет… — Ты чертов лицемер! — яростно вскрикнула она. — Пять минут назад ты был в печали, думая, что я не вернусь, а теперь ты говоришь мне уйти. Ты уверен, что ты не ударился головой по пути домой? — Фактически, — начал V, подняв в руке шпагу и боясь, что Дара и в правду может уйти, — Я не говорил, чтобы ты уходила. Я просто сказал, что если ты находишь мою компанию скучной, то ты в любое время можешь уйти от меня, если захочешь. Уйти, или нет — выбор за тобой. Я устал от этого разговора, так что, уйди вообще, или уйди из этой комнаты — сейчас я хочу насладиться мирным одиночеством. — Я… — начала Дара, но потом остановилась, расстроенно вздохнув, — Ты невозможен! — Это мы уже проходили, — он напал на доспехи, надеясь, что волна её гнева уже унесла её к двери её комнаты, а не к двери, ведущей на поверхность. — Ты бросаешь левое плечо, когда нападаешь, у тебя нет понятия о правильной позиции шпаги, и твои шаги во время борьбы — полное дерьмо, ты это знал? Это остановило его. Он склонил голову и положил руку на бедро. — Прошу прощения? Маршируя к нему, Дара схватила его локоть и, встав за ним, повернулась к доспехам, показывая правильную позицию. — Это терзает меня уже несколько месяцев, — раздражительно сказала она, — Но я никогда не говорила тебе об этом, поскольку не хотела обидеть. Но сейчас меня это мало интересует, — она дернула его щиколотку, подвинув её немного назад, — Ты правша, так что твоя левая нога должна быть сзади, а правая — спереди — твои ноги никогда не должны стоять параллельно или на ширине плеч, даже если тебе кажется, что это даст тебе лучший баланс. — Дара… — Просто заткнись и слушай, — отрезала она, ударив по его левому ботинку, — Поставь ноги так, чтобы они образовали перевернутую «L» — да, вот так. Теперь, правило первое: никогда не скрещивай ноги. Это может выглядеть впечатляюще, но тебе это не сыграет на руку в середине боя, потому как при неосторожном шаге назад, ты можешь попросту потерять равновесие. — Я не… — Теперь, позиция оружия… — она продолжала говорить, не давая ему сказать ни слова. Она стала перед ним, опустив его левую руку вниз и подняв правую, — Не замыкай суставы — держи свой локоть немного согнутым. Поверни руку, — она взяла его руку, повернув её так, чтобы ладонь смотрела вниз, — Да, вот так, — она посмотрела его кисть, а затем хлопнула его по запястью, — В последний раз, когда я проверяла, запястье было напряжено, так что не замыкай его. Тебе не нужно держать оружие смертельной хваткой — ты должен держать его твердо, но не слишком крепко. Будешь держать его слишком крепко — твой противник сможет легко тебя обезоружить. Она немного отошла назад, осматривая его позицию. — Немного шагни назад, направь вес на правую ногу, но не отрывай левую стопу от пола. Да, именно так, — она кивнула, оценивающе осмотрев его сверху вниз, — Вот теперь ты выглядишь намного лучше. — Я не понял, почему это я выглядел плохо — это во-первых… — мрачно пробормотал он. — Нет-нет, — Дара пожала плечами, — Ты выглядел фантастически. И когда ты борешься с кем-то, кто не может дать тебе бой, или с тем, кто понятия не имеет, как держать холодное оружие, ты кажешься отличным фехтовальщиком. Но если бы ты сражался со мной, бой закончился бы очень быстро. Я буду более чем счастлива, если ты позволишь показать тебе, как быстро это будет — да и я смогла бы взглянуть на твои способности и, возможно, указать на другие недостатки. Выйдя из позиции, в которую она его поставила, V встряхнул головой. — Мы заключили сделку, Дара… никакого оружия. Какими бы не были твои умения, я никогда не подниму на тебя шпагу. — Хорошо, — отрезала Дара, — Я просто пытаюсь быть полезной. Хочешь как попало владеть шпагой — владей, мой милый друг. — У меня есть несколько книг о фехтовании, — ответил V, — Если я захочу получить подробный инструктаж, моя дорогая, то я их прочитаю. И они научат меня всему, что нужно знать. Закатив глаза и скрестив руки на груди, Дара раздраженно вздохнула. — Да, потому что эта книга даст тебе больше, чем обучение из первых рук от того, кто занимается этим очень давно, верно? Он еще раз пожал плечами. — Этого достаточно. Если ты помнишь, милая моя, шпага — это совсем не тот вид оружия, который я выбрал для борьбы. Закрыв глаза, Дара кивнула. — Я сдаюсь, — она вздохнула, открыв глаза, чтобы взглянуть на него, — Я сдаюсь, черт возьми. Я устала… И ты чертовски невыносим. Спокойной ночи. Она почти была у двери, ведущей в коридор, где находилась её комната, когда остановилась, услышав свое имя. Повернув голову в его сторону, она подавила свой темперамент, не желая больше спорить с ним. — Что? — Ты… остаешься? Надежда в его голосе слегка смягчила её раздраженность, и она ласково улыбнулась. — Да. Я остаюсь. — Хорошо, — сказал он, а затем резко отвернулся, — У нас еще много работы, которую нужно закончить, и я уже вписал твою помощь в свои планы. Было бы чрезвычайно неудобно отменять их только потому, что ты решила уйти. Тысячи разных ответов крутились на её языке — некоторые сердитые, некоторые ранящие, некоторые саркастичные. В конечном счете, она выбрала сарказм; в нем она была очень хороша. — Да, хорошо. И это то, зачем я здесь. Я просто живу здесь, чтобы сделать твою жизнь проще. — Если причина именно в этом, — ответил V, — Тогда я должен сказать, что ты не совсем справляешься с этой задачей. Возможно, если ты приложишь больше усилий, то у тебя все получится, моя дорогая. Дара громко прорычала, её раздраженность мгновенно достигла пика. — Ты… Ты просто… — Невыносим, я знаю, — ласково перебил V, даже не глядя на неё, — Кажется, ты любишь так меня называть. — Черт побери, — выругалась она, резко отвернувшись от него, — Спокойной, мать твою, ночи! V покачал головой, улыбнувшись под маской. — Такая речь, дорогая, вряд ли подходит для леди. Она почти исчезла в коридоре, но её голос все еще был слышен, и он был наполнен такой злостью, которой V от неё раньше не слышал. — На хрен быть леди, на хрен эту речь, — она выглянула из-за угла, и, прищурившись, сверлила его злобным взглядом своих синих глаз, — Но самое главное — пошел ты на хрен! Как только она скрылась из виду, дверь за ней захлопнулась с такой силой, что V показалось, будто стены вокруг задрожали. И когда все наконец затихло, V позволил себе засмеяться. Правда, он никогда не видел её такой сердитой —, но он не мог позволить себе сожалеть об этом. Потому что неважно, как сердита она была, она осталась. И действительно, это было важнее всего.