"Nothing Else Matters"

На следующее утро V проснулся с огромным чувством вины. Дара была права, когда обвинила его в том, что он умышленно выгонял её. В тот момент, вывести её из себя было забавно, тем более, она часто так делала с ним — хотя он должен признать, что её гнев был намного красочнее, чем его — и это было совсем не по-джентльменски. Решив, что акт раскаяния прошел успешно, он встал с постели, быстро оделся и поспешил в кухню. Специальный завтрак требовал больше кулинарных способностей, нежели обычный тост и яичница; кофе, конечно же; возможно, фильм, который она выберет, последует за завтраком;, а потом, немного позже, он может позволить ей дать ему один урок по фехтованию, как прошлой ночью. Кажется, он был весьма увлечен этой игрой в учителя — и, честно говоря, идея немного лучше изучить фехтование немного интриговала его. Звук шагов предупредил его о её присутствии, и V улыбнулся, представив её — растрепанные волосы, неряшливо собранные в хвост, красные сонливые глаза, и помятая ночная рубашка. Она никогда не поверит ему, если он скажет, что утром она так по-домашнему красива. — Доброе утро, моя дорогая, — тепло сказал он, но не оборачивался, устремив все внимание на сковороду, — Надеюсь, тебе хорошо спалось? Без ответа. Было слышно только как она отодвинула стул. Он оглянулся через плечо и увидел, как она медленно помешивает кофе, читая утреннюю газету. — Дара? Все еще никакого ответа. Она подняла кружку, положив ложечку на стол, встала и направилась туда, откуда пришла — оставив позади запутанного, хмурого V, шокировано смотрящего ей вслед. Когда он наконец вернул свое внимание к сковороде, блюдо в ней уже было черным по краям; он наблюдал, как эта чернота расползалась дальше к центру — наблюдал, как все его хорошие намерения буквально превращаются в дым. Бросив сковороду в раковину, он направился за Дарой. Её дверь была открыта, и он остановился на пороге, легонько постучав. Даже это не оторвало её глаз от газеты; она просто устроилась на кровати поудобнее и подняла газету еще выше, скрыв за ней лицо. — Ты не голодна? Шелест газеты под её пальцами был единственным ответом, который она дала. V сжал губы. — Так это, значит, моё наказание? Ты меня игнорируешь? Снова тишина. — Я собирался извиниться за свое вчерашнее поведение, но то, как ты себя сейчас ведешь, уменьшает моё желание делать это. Глоток кофе, шелест газеты, а потом снова тишина. — Что же, если это твое решение, тогда я просто оставлю тебя с этим. Молчание. Почему он все еще стоит здесь? Почему он все еще не ушел прочь? Её молчание приводит его в ярость. Она треплет ему нервы так, как никто другой. Эта женщина слишком сильно влияет на него, и он впервые почувствовал, что трясется под весом её влияния. Выпрямившись, расправив плечи и подняв голову, V осознал, что его терпение лопнуло. — Да пошло оно все, — прорычал он и, резко повернувшись, помчался в сторону кухни. Войдя на кухню, он снял перчатки и бросил их на стол. Он просто начал отмывать сковороду от обгорелых остатков завтрака, когда снова услышал мягкий звук шагов Дары. Настроившись на еще большее огорчение, он продолжал мыть сковороду, стоя спиной к девушке. — Доброе утро! Её голос трелью разнесся по комнате — светлый, легкий, красивый и раздражающе позитивный. Он повернул к ней голову. — Я думал, что ты не разговаривала со мной? Она злобно ухмыльнулась. — Нет. Но теперь разговариваю. Я знаю, что заставила тебя слегка поскрипеть зубами. Но и ты не отставай. Он бросил сковороду в раковину и резко повернулся к Даре. — Ты приводишь меня в ярость! — А ты невозможен, — Дара улыбнулась еще шире, — Вот и поговорили. — Для чего все это соперничество? — V встряхнул головой, глядя на неё исподлобья, — Представляешь, каким прекрасным могло бы быть это утро, если бы ты проглотила свою гордость и приняла те извинения, которые я хотел тебе преподнести. Но вместо наслаждения от беседы за вкусным завтраком, ты продолжаешь заниматься бесполезными попытками одержать надо мной победу. Она больше не выглядела такой самодовольной. — Звучит немного неутешительно — вчера ты просто заставил меня сходить с ума от злости. Думаю, я хорошо отплатила тебе за этот поступок. — Интересное предположение с уст человека, который раньше часто бранил меня за то, что я перегибаю палку — скажи мне, будет ли это грубо обвинить тебя в лицемерии, как часто это делаешь ты в мой адрес? Теперь её накрыла волна негодования, и в её глазах зажегся огонь. — Ты не можешь сравнивать это с… — Предположительно, — мягко перебил V, — Мои оплошности значительно обгоняют твои во всех смыслах. Но это не то, что я хотел сказать. Я хотел сказать, Дара, что лицемерие, независимо от его формы, всегда остается лицемерием; и — с моральной точки зрения — твои действия так же лицемерны, как и мои. Дара, будучи не в состоянии понять его логику и почему он вообще злится, беспомощно пожала плечами. — Ладно, — сказала она, — Мы оба лицемеры, и никто из нас друг от друга не отличается. Черт возьми, V… Я просто пыталась добиться от тебя хоть немного веселья! — Нет, — противоречил V, — Ты игнорировала меня, — маска отвернулась от неё, показывая свой острый профиль. Когда он говорил, его голос снова был грубым и низким, — Высмеивай меня всем сердцем, дорогая — в самом деле, кричи на меня, если хочешь —, но не игнорируй меня. Твое молчание более жестоко, чем любые твои слова. Неожиданная и нежелательная вина начала окутывать Дару. Она пересекла комнату и стала напротив него, глядя на него грустными и виноватыми глазами. — V… — она потянулась к его руке, ища контакт, который стал таким знакомым и удобным за все эти месяцы. И когда её пальцы коснулись его, она замерла. Холодные, гладкие, и такие привычные перчатки отсутствовали. Взамен, под её пальцами была только теплая, грубая и покрытая шрамами кожа. Его руки… Его руки… — Ох… V тоже застыл от её прикосновения, все его тело стало каким-то очень напряженным. Звук её голоса, произносящего его имя, заставил его встрепенуться, одернуть руку и помчаться к столу. — Прости меня, — пробормотал он, с дрожью надевая одну перчатку. Такой хрупкий, этот человек, которого она любит. Слово, взгляд… прикосновение — все это могло разрушить его. Так легко было об этом забыть — он преподносил себя с такой силой и уверенностью, что было очень легко забыть о кошмарах, которые мучили его. Эти плечи вынесли на себе слишком много боли, слишком много страданий. Но с сегодняшнего дня больше никаких отступлений. Она больше не позволит ему сбежать от неё. Обогнав его, она быстро схватилась за пальцы перчатки. — Остановись, V, — пробормотала она, хватая его за руку, когда он снова попытался отстраниться. — Дара… Прошу… — Нет, — она подняла взгляд, чтобы посмотреть в спокойные глаза его маски, — Перестань бороться, V… Позволь мне… — её голос пропал, когда она опустила взгляд на руку, которую она держала. Почти не осознавая этого, она большим пальцем начала ласково гладить его руку. Она не видела причин останавливаться, и потому продолжала делать это. Её пристальный взгляд изучал шрамы, которые покрывали его кожу. И краем глаза она видела его вторую руку, наполовину одетую в перчатку и все еще дрожащую. Очевидно, он решил, что в текущей ситуации это было излишним. И этого она не могла допустить. Она потянулась к его руке и сорвала перчатку. Взяв его руку в свою, она так же начала поглаживать её большим пальцем. Удовлетворенная, что ни одна его рука не смогла избежать её внимания, она снова подняла взгляд на V. — Прости, что я так себя вела. Ты прав — это было глупо и по-ребячески. Простишь? — Дара… — её имя шепотом сорвалось с его губ, — Ты не должна… Как ты можешь…? Он говорил совсем не про её извинения — это было более чем очевидно. Она дала ему легкую улыбку, чувствуя, что в этот момент она любит его больше, чем когда-либо. Такое благоговение, он говорил так… будто был ошеломлен от её прикосновения. — Есть много поступков, которых мне делать не стоит, — нежно шептала она, — Но это, — она провела пальцем по тыльной стороне его ладони, — Это не один из тех поступков. Вот как я могу… Она подняла его руки и приложила их к своему сердцу. — Лучше спросить, почему я не могла. В этих руках нет стыда, V. В них нет ничего страшного. Эти руки спасли мне жизнь… И эти руки освободят целую страну, — наклонившись, она поцеловала обе его руки поочередно, награждая его ладони меткой своей симпатии, — Я почти часть этих рук, — шепнула она, снова глядя в его глаза, — как и человека, которому они принадлежат. V очень долго стоял, не двигаясь и глядя вниз на её лицо — не мог оторвать взгляд от тех губ, которые только что так бережно целовали его кожу. Он чувствовал, как это мимолетное прикосновение пронзает каждый атом его тела; чувствовал каждое её слово в самых темных уголках своего разума. Все это лилось сквозь его чувства, будто холодный бальзам, который успокаивал все раны, хоть он и думал, что они никогда не заживут. Он любил её. В мягкой линии её губ он видел истинную преданность —, но из-за эха её голоса в его ушах и ощущения её губ на его коже он знал, что это было именно то, чего он никогда не сможет сделать для этой женщины. Ему нечего было сказать. У него была совсем другая цель, но в этот момент вспомнить о ней было трудно. Месть была далеко от его мыслей, дальше, чем когда-либо — и сейчас он уже начинал думать об изменениях в его планах. «Она целует твои руки с невероятной легкостью», — шептал холодный голос в его разуме, — «А что насчет остального? Ты дурак, если веришь, что она с такой же легкостью примет то лицо, которое ты прячешь за этой улыбающейся маской. Она может испытать к тебе жалость, но она никогда — никогда в жизни не полюбит тебя. Ты теряешь голову от того, что невозможно. Ты подвергаешь опасности свою цель, ради того, что всегда останется только мечтой». Глубоко вздохнув, V медленно убрал от неё руки. Он взял перчатки, уже с болью оплакивая нехватку её прикосновений, отвернулся и создал между ними такое расстояние, насколько позволяла маленькая кухня. Используя оставшиеся кусочки терпения и контроля, он держался так, как только мог. — Ты, должно быть, голодна. Скажи мне, — он повернулся к ней, показывая полное спокойствие в своих движениях, — Чего ты хочешь? Только скажи, и я приготовлю это. Крутой поворот в его отношении поражал. Полное игнорирование её слов… Сплошной отказ от чувств, которые он прекрасно должен был видеть в её глазах, слышать в её голосе и чувствовать в её прикосновении. Но в его реакции была истина, которую она не смогла проигнорировать. Он знал о её чувствах…, но не отвечал на них. «Почему ты так удивлена? Почему тебя это беспокоит? Ты знала, что это случится — ты знала, что ты для него никогда не будешь больше, чем другом. Он беспокоится лишь о своей мести — ты для него ничто. Он не хочет тебя… не так. Не так, как ты хочешь его. Слышишь, глупая? Он не…» — … хочет тебя, — шепнула она, вслух продолжив свою мысль. V склонил голову к ней, не расслышав то, что она сказала. — Что ты сказала, дорогая? Она шагнула назад, услышав его голос. Поморгав, она улыбнулась. — Ох, нет… ничего, — прощебетала она, осознав, что это звучало слишком неестественно даже для неё. К счастью, кажется, V не обратил на это внимания, — Правда, я немного устала. Думаю, я должна еще немного поспать. V почти охотно кивнул. Пространство… одиночество… оба жаждали этого душевного покоя. — Конечно, моя дорогая. Подобная драма с самого утра немного утомляет. В душе пиная себя за такую глупость, Дара направилась к двери. — Да, действительно, — сказала она, обернувшись, — Просто изматывает. Как только она закрыла за собой дверь в свою комнату, она заползла на постель, поджав ноги и обхватив колени руками. Со слезами на глазах, она смотрела в темноту и чувствовала отвращение к самой себе. Подобная драма с самого утра немного утомляет… Это было не отречение от её чувств, она не знала, что это было. И наихудшее то, что он был прав. Он назвал это драмой… и так оно и было. Правда, так оно и было. Она отдала свое сердце в его руки со всей хитростью и глупостью, как влюбленный подросток. Честно… Какого черта она от него ждала? Она дура. Самая настоящая дура.