"Nothing Else Matters"

Два месяца спустя… Нет ничего лучше, чем прекрасный восход солнца. А восход солнца над морем — это совершенство. По крайней мере это то, во что верила Каролайн Доррингтон-Смит. Это было убеждение, которое привело её на юг Европы, как только она покинула Англию. В поиске места, которое она могла бы назвать домом, она пересекла Средиземное море вдоль и поперек, пока наконец не нашла остров Крит. Она потратила несколько недель на то, чтобы осмотреть местность прежде, чем решить, покупать свою виллу, или нет. К северу Элунда, около небольшой деревушки Вругас, было тихое местечко — неприметная часть острова, которая приняла лишь несколько посетителей. Это стоило ей почти двойного размера её начального капитала, но когда она увидела панораму океана, открывающуюся с широкой террасы виллы, мысль об экономии мгновенно испарилась. Вскоре, после принятия прав на собственность, она пришла к решению, что она должна распрощаться со своей прежней жизнью. Взяв преимущество как над своими связями, как и над избытком гостевых комнат, она принимала к себе беглецов, обеспечивала их крышей над головой, набивала их животы до тех пор, пока они не начали сами обустраивать свои жизни. За эти годы она повидала множество мужчин и женщин. Внутри они были обычным брошенным народом при поразительных обстоятельствах — осужденные правительством за их религию, или — как она — за сексуальные предпочтения. Некоторые, конечно, были более запоминающимися, нежели другие. Но она знала, что никто из них не запомнится ей так, как та девушка, которую она прятала уже несколько недель. Девушка, которая сейчас стояла на краю террасы, облокотившись на балюстраду, и наблюдала за переливами черного и голубого цвета ночи, плавно переходящего в розовые и оранжевые тона рассвета — девушка, которая потратила прошлые восемь недель на убеждения, что она абсолютно несчастна. Стоя в дверях открытой террасы с кружкой чая в руках, Каро наблюдала за печальной девушкой. Сначала, когда она увидела свою гостью, она подумала, что это очередной ранний посетитель. Но когда она узнала в девушке Дару, она поняла, что та пробыла здесь всю ночь. Это был один из многих признаков того, что девушка была убита горем. В течение дня, она пыталась не подавать виду. Она улыбалась, смеялась, даже немного говорила. Она делала все, лишь бы показать, что с ней все в порядке. И эффектно в этом провалилась. Конечно, её игра была бы убедительной, если бы Каро не знала о том, что произошло в Англии за прошедший год. За границей было лишь несколько англичан, которые не слышали имени Дара Тёрнер; имени, которое было тесно связано с именем V. И то, что она была здесь и печалилась, когда он был там… это наводило Каро на некоторые мысли. Не то чтобы Дара знала что-то из этого. Насколько она была обеспокоена, Каро знала её, как дочь своих старых друзей и члена Группы, которая вляпалась в серьезные проблемы. Это то, что объяснила ей Лиз, когда позвонила с просьбой о помощи, и то, что объяснила сама Дара, когда прибыла сюда. Но все было в порядке. Девочка имеет право на свои секреты. Пока что. Каро имела намерение узнать всю правду. Она была любопытной, не глупой; у неё не было желания отчуждать девушку. Её план — дать ей время, чтобы она смогла рассказать всю правду добровольно. Если это не произойдет, тогда она будет вынуждена взять ситуацию в свои руки. И это будет немного сложнее, чем двадцать лет назад. Раньше было так легко выведать то, что она хотела знать. В самом деле, было нетрудно достать нужную информацию даже с самого неболтливого язычка — смесь нужных препаратов, и девочка расскажет все свои секреты. Но спустя все эти годы, она потеряла сноровку, и теперь терпение и убеждение были главным оружием в её арсенале. Она поморщилась от этой мысли, и сделала еще один глоток чая. Он был горячим и совсем не прогнал мысли о том, что она была очень стара по сравнению с девушкой на террасе. Сделав еще один глоток из кружки, она вышла в рассвет. Потому что быть терпеливой, не значит, что она не может подтолкнуть её к разговору. Встав рядом с Дарой, она посмотрела на горизонт, восхищаясь игрой рассвета и волн. — Не хочешь поговорить об этом? — Не хочу ли поговорить о чем? Повернув голову, Каро изучала профиль девушки. — О том, из-за чего ты проводишь ночи здесь, а не в своей постели. — Не сочти за грубость, — сказала Дара, обернувшись к Каро, —, но нет, не хочу. — Да, ладно… Я знала, что ты это скажешь. Это вредно держать свои чувства в себе, милая. — Да? — Дара снова отвела взгляд. — По собственному опыту могу сказать, что если их выразить, может быть еще хуже. В этих словах определенно слышалась горечь. — Что ты имеешь в виду? Вздох. — Послушай, Каро, ты чудесна, ты приняла меня. И я очень благодарна тебе за это… но, прошу, просто… не надо. Я не хочу говорить об этом, так что давай оставим все, как есть, хорошо? Взгляд, который Дара дала ей, более красноречиво передавал то, насколько она серьезна; хоть выражение лица было абсолютно чистым, но полным решимости. Этот взгляд Каро хорошо знала. Он говорил о том, что дальнейшие попытки добиться чего-то от девушки, будут примерно так же полезны, как биение головой о кирпичную стену. Это был взгляд, которым она и сама обладала — в молодости. И она очень хорошо помнила, как люди реагировали на подобный взгляд. Сдерживая улыбку, Каро взглянула на море. — Ладно, я сдаюсь. Ты победила. Но если ты когда-нибудь захочешь поговорить об этом, я всегда к твоим услугам. И должна сказать, что я очень хороший слушатель. — Буду иметь в виду. Этот тон подразумевал то, что она не собирается это делать, но Каро не будет отступать. В своей жизни она повидала много твердолобых, скрытных людей. Она знала, что при верных обстоятельствах и достаточном терпении, Дара все-таки сломается, и вся правда выльется наружу. Вздохнув, она посмотрела в свою кружку и нахмурилась, отметив, что чай уже закончился. — Я собираюсь пойти в дом и сделать чай. Если ты голодна, я могла бы приготовить тебе завтрак. Это заставило её улыбнуться. — Да, пожалуй, я могу что-то съесть. — Вот и славно! Я могу пожарить что-нибудь, если ты хочешь. Или может пойти простым путем. Я могу сделать «яйцо в корзинке«… — Нет! — слова были резкими и грубыми, а улыбка с лица Дары исчезла мгновенно. — Прошу… только не «яйцо в корзинке». Странная реакция на такую простую вещь —, а это могло значить только то, что все не так уж и просто. Каро не стала возражать и просто кивнула. — Хорошо… никакого «яйца в корзинке». Значит что-то другое — все, что хочешь, — Каро кивнула в сторону дома, — Пойдем, состряпаем что-нибудь вместе. Дара очень долго смотрела на неё, а затем вынужденно усмехнулась. — Да, хорошо. Они не успели даже дойти до двери, как Дара снова заговорила. — Я не самый приятный человек… — тихо сказала она, — Я была грубой и угрюмой, я не совсем хорошая компания… и я только хотела сказать, что действительно ценю то, как понимающе ты к этому относишься. — Я не понимаю, — поправила Каро, взглянув на неё через плечо, — Чтобы понимать, мне нужно знать, что тебе мешает. Но я толерантна и очень, очень терпелива. Если бы ты жила, как я, делала то же, что и я, и знала тех людей, которых знала я, ты бы узнала, как важны оба эти качества. Дара слегка улыбнулась. — «Опыт, как бледный музыкант, держит цимбалы терпения в руках. Откуда гармония, мы не сможем понять.» Они достигли кухни, когда Каро остановилась в дверях, нахмурившись. — Это откуда? — Поэма, — ответила Дара, покачав головой, — Никогда не думала, что буду цитировать Элизабет Баррет Браунинг, но, догадываюсь, это естественно, что я приобрела… — она вдруг остановилась, сжав губы, её спокойствие на лице мгновенно раскололось. — Естественно, что ты приобрела что? Последовало долгое молчание, но Каро решила не продолжать пристально смотреть на девушку, а просто пошла дальше. Она часто замечала, что лучший способ разговорить человека — показать ему, будто тебя совсем не интересует ответ. И Каро сомневалась, что Дара была исключением. — Знаешь… цитаты, поэзия… что-то такое. У меня… был… друг, видишь ли, — сказала Дара с такой печалью в голосе, что Каро захотелось обернуться и обнять её, — Он обожает поэзию — всегда имеет идеальную цитату для каждой ситуации, и я догадываюсь, что это как-то… перешло ко мне… Её голос умолк, будто она чувствовала, что рассказала слишком много. Это не так, но Каро не собиралась исправлять это заблуждение. Решив сменить предмет разговор, она жестом пригласила Дару присесть, а сама направилась к печи. — Чаю? Или я могла бы сварить кофе, если хочешь. Затем последовала длинная пауза. — Чай, — снова в её голосе слышалась печаль. Каро, стоя спиной к Даре, закатила глаза, заваривая чай, и решила, что пора с этим заканчивать. Все это становилось нелепым, и её терпение подходило к концу. Столько попыток вытащить из этой девчонки правду… — Знаешь, у меня действительно не было шанса сказать тебе об этом, когда ты прибыла, — она налила горячей воды в две кружки и бросила туда по одному пакетику «Эрл Грей», — Я хотела сказать, что восхищаюсь тем, что ты делала в Англии. Это стыд, что ты сбежала — я уверена, ты бы хотела быть там Пятого ноября. Даже стоя к ней спиной, Каро могла чувствовать, как Дара коченеет. — Как ты узнала об этом? Норсфайер скрывали эту историю. Каро повернулась и поставила чашку чая перед своей гостьей. — Норсфайер не так всемогущи, как им кажется, — она ухмыльнулась, поставив сахарницу перед Дарой, — Копии речи V распространились по всей Европе. Все знают, кто он… и все знают, кто ты. Люди зовут вас двумя героями. — Я не герой — и я не сделала ничего, чтобы заслужить это звание, — сказала Дара, быстро кивая головой, — Взрыв Олд Бейли, захват BTN, та трансляция — это все V. А я была там проездом, как говорится. Хмурясь, но трепеща от того, что ей все-таки удалось заставить девушку назвать хотя бы его имя, Каро облокотилась на стол и взяла кружку. — Но ты там жила? С ним? Если ты не была частью его плана, то почему ты… — Поскольку Норсфайер тоже думали, что я была частью его плана, — перебила Дара, — Для меня больше нигде не было безопасного места. — То есть, ты не имела ничего общего с тем, что произошло? Вздох. — Я… помогала немного… кое-где. Но не значительно. Не достаточно, чтобы заслужить любое из званий. V все это спланировал, V всех их казнил, и только V достоин звания героя. Когда Дара говорила о V, в её голосе была восторженность, интенсивность, которой Каро никогда от неё не слышала —, а глубина чувств в этом единственном слоге, говорила о чем-то более глубоком, чем дружба, о которой заявляла Дара. Она только что разбила преграду перед эмоциями Дары… Теперь стоит копнуть поглубже… — Хорошо, забираю комплимент обратно, — она поставила кружку на стол, встала и направилась к кладовой, — Но ты можешь передать мои слова V, когда увидишь его в следующий раз. Скажи ему, что мы все поражены. Молчание. А затем, слабо… — Это не… Мы не… — Дара вздохнула, — Не думаю, что я еще когда-нибудь увижу его…, но если увижу… обязательно передам. Каро мысленно погладила себя по голове за то, что была права, когда подозревала о возможной связи Дары и V. Она обернулась, держа в руках пакет с блинами и не показывая ни капли самодовольства на своем лице. — Как насчет блинчиков? — Хорошо, — сказала Дара, потягивая чай и чувствуя заметное облегчение, — Я люблю блины. Несколько минут они сидели в тишине, пока Каро размораживала их завтрак. Как только блины оказались на сковороде, они снова заговорили. — Из всего, что ты сказала, я сделала вывод… Ты уехала из Лондона, чтобы создать для V лучшие условия? — Я же сказала, что не хочу говорить об этом. Каро обернулась, направив на неё лопатку. — Но ты же говоришь об этом, верно? Я имею в виду, если начала, зачем останавливаться? Это же свободная игра. Дара посмотрела вниз в свою кружку. — Хорошо, но это не так. Давай поговорим о чем-нибудь другом, пожалуйста. — Хорошо. Как скажешь. Снова молчание, прерывающееся лишь шипением теста на сковороде. — Если ты была с ним в безопасности, почему ты здесь? — Ты только что сказала, что не будешь больше спрашивать меня об этом. Каро снова направила на неё лопатку и ехидно улыбнулась. — Нет, я согласилась поговорить о чем-нибудь другом. Я не задала тебе один и тот же вопрос повторно, так что технически, это уже другое. Дара нахмурилась и принялась вставать со стула. — Знаешь, я не голодна, — отрезала она, явно раздражаясь, — Думаю, мне стоит пойти прилечь. Я что-то совсем не выспалась. — О нет, ты никуда не пойдешь. Ты останешься там, где сидишь, юная леди, или я привяжу тебя к стулу, — Каро склонилась над столом, глядя на Дару пронзительным взглядом, — Ты знаешь, кто я. И не смей думать, что со мной это прокатит. Ты можешь упираться, сколько влезет, но я готовлю не для себя, так что сидеть. Дара упала обратно на стул, все еще глядя на Каро. — Думаю, мы не должны говорить о тебе. Лиз сказала мне не говорить о твоём прошлом ни слова, поскольку тебе больно об этом думать. Каро пожала плечами, подав Даре тарелку. — Это касается лишь нескольких деталей — и я не такая хрупкая. Ты была упорна, так что я решила напомнить тебе об этом. — Так вот как ты поступаешь с людьми, которые не хотят делать то, что хочешь ты? Машешь перед глазами лицензией на убийство и запугиваешь жестокими словами? — Во-первых, ты насмотрелась слишком много фильмов о Бонде, — заметила Каро, ставя перед собой тарелку, — Во-вторых, я была в спецсилах армии, не киллером, так что лицензии на убийство у меня и в помине не было. И ты не заслуживаешь того, чтобы тебя пугать — это была просто небольшая грубость, чтобы вернуться к главной теме разговора. Теперь глядя в тарелку перед собой, Дара покачала головой. — Хотела бы я знать, что случилось с твоей терпеливостью и толерантностью. — Я же не говорила, как долго это будет длиться, не так ли? Вместо этого, пришло время стать немного любопытной. Дара должна была засмеяться, но нашла это достаточно трудным перед сумасшедшей женщиной, которая так шаловливо ухмылялась ей. — Что же, ты честна… это то, не так ли? — Слишком, — согласилась Каро, решив дать своей гостье отдохнуть, — Но если ты действительно не хочешь говорить об этом прямо сейчас, я брошу эту затею. Но я хочу, чтобы ты пообещала, что когда-нибудь расскажешь мне все — ты подавлена, милая. А подавленность еще никогда и никому не делала ничего хорошего. Укусив блин, чтобы выиграть время для размышлений, Дара взвешивала плюсы и минусы этой просьбы, пока жевала. Теперь это казалось не таким уж сложным. — Я ничего не обещаю, — наконец сказала она, проглотив кусочек, —, но я подумаю об этом. Приступив к своему завтраку, Каро улыбнулась. — Думаю, что это стоит сделать прямо сейчас, так ведь?