"Nothing Else Matters"

— АЙ! Дара отскочила от него, глядя на кусочек ваты, который он приложил к её губе. — Это, мать его, очень больно — что это за средство? — Это просто антибактериальное средство, — V пожал плечами и подвинулся ближе к ней, — А теперь прекрати уворачиваться и позволь мне закончить обрабатывать эту рану. — Но это жжет, — захныкала Дара, отклоняя голову подальше от кусочка ваты, — У тебя есть что-нибудь, что не жжет? — Ты, Дара Тёрнер, без вопросов самая странная женщина на Земле, — побранил V, — Ты боролась одновременно с шестью людьми Криди без колебаний —, но когда тебе приходится столкнуться с несколькими мазками антисептика, ты уворачиваешься и вжимаешься в спинку дивана, как непослушный ребенок. — Но это жжет, — раздражительно повторила Дара. — В прошлом, я обрабатывал твои раны этим же средством, — сказал V, начиная терять терпение, — И ты никогда не вела себя так, как сейчас. Если это — попытка пошутить, то она весьма неудачна, моя дорогая. — Я не пытаюсь шутить — я честна. Всегда ненавидела все эти препараты, просто никогда не говорила об этом. Под маской, V нахмурился, убрав руку. — Почему нет? Дара слегка пожала плечами и смущенно улыбнулась. — Ты бы подумал, что я нелепая. — Я уже думаю, что ты нелепая. — Премного благодарна, — отрезала Дара, — Думаю, что в следующий раз тебе придется спасать от меня свой зад. Они оба молчали несколько минут — воздух между ними стал тяжелым и молчаливым. V первый решился нарушить эту обременяющую тишину. — Ты собиралась рассказать мне, почему ты никогда не жаловалась на это, — он поднял бутылочку с антисептиком, слегка покрутив её в руке, — раньше. К его удивлению, её щеки покраснели, и она отвела взгляд. — Ты же не отстанешь, не так ли? V ухмыльнулся от её дискомфорта. — Я бы мог, но на самом деле, у меня очень редко появляется возможность раскрыть тебя, так что сейчас я пользуюсь этой возможностью. Тем более, что это заставило тебя покраснеть. Подняв обе руки, чтобы застенчиво приложить их к своим щекам, Дара в унижении опустила взгляд. — Я покраснела?! Очарованный сплошным ужасом, спрятанным в этих словах, V наклонился к ней и убрал её пальцы с её прелестной покрасневшей кожи. — В самом деле, моя дорогая… Все же, будь я на твоем месте, я бы из-за этого не страдал. Это и есть ты, Дара. — Это стыдно, — спорила она. Сжав её руки в своих, V наклонился к ней, глядя ей прямо в глаза. — Это очаровательно, — поправил он, его речь была легкой, но безошибочно искренней, — и остро. Но зато, я редко вижу тебя такой. Это, если она не ошибалась, был комплимент; откровенный и открытый комплимент, от которого захватывало дух. Она не сомневалась, что V нашел её некоторые, так сказать, отклонения от нормы — эти месяцы, что она жила с ним в Галерее, были тому великолепным доказательством. Но он никогда не говорил это так откровенно, его восхищение всегда было выражено косыми взглядами, и читалось где-то между строк. Не зная, что сказать, она отвела от него взгляд, чувствуя себя еще более неловко под прямотой его взгляда, который она не могла видеть, но зато могла чувствовать. Если он не перестанет смотреть на неё так — с молчаливой интенсивностью и незащищенной симпатией — она знала, что сделает что-то очень, очень глупое. Просто бросит все предупреждения на ветер и набросится на него. — Я не хотела, чтобы ты подумал, что я слабая, — отчаянно сболтнула она. Она чувствовала, что в этот момент он удивленно вздернул бровью под маской. После этого он отклонился назад, явно ошарашенный её признанием. — Что? — Вот почему я никогда не говорила тебе об этом, — она кивнула на бутылочку в его руках, отводя взгляд, — Я не хотела, чтобы ты думал, что я слабая. Из всех реакций, что она могла ожидать от него, та, которую она получила, одновременно удивляла и поощряла. Его резкий, громкий смех — настоящий, удивительный, и симпатичный — слегка огорчал, но согревал её изнутри. — Забираю свои слова обратно, — сказал V, встряхнув головой и повернувшись к ней в профиль, — Ты не самая странная женщина на Земле — ты самая странная женщина во Вселенной. Подумаю, что ты слабая? Дара… ты многообразна; в самом деле, думаю, я бы потратил всю оставшуюся жизнь на то, чтобы составить список прилагательных, которыми я мог бы тебя описать. Но уверяю тебя, слово «слабая» никогда не будет применено к тебе. В его голосе была некая плавучесть, которой она никогда от него не слышала, и это заставило её улыбнуться. — Хорошо, взгляни на себя. Не думала, что когда-нибудь увижу тебя таким… — она пыталась найти правильные слова, и нашла то, которое было самым подходящим, — … счастливым. — Счастливым? — V снова засмеялся. — Я не счастлив, Дара. Я жив! — Кто ты такой, — выдохнула Дара, в благоговении глядя на новую беззаботную версию человека, который пару часов назад был окутан тенью и торжественностью, — и что ты сделал с V? — Я человек, который выжил, верша вендетту, — сказал он, тише и более здраво, чем мгновение тому назад, — Я человек, который выжил, неся идею. Ох… это многообещающе. Очень, очень многообещающе. — V… Его рука поднялась вверх, жестом требуя замолчать. — Прошу, Дара, позволь мне закончить, — она молча кивнула, и он продолжил, — Я человек, который остался; человек, который, вероятно, был потерян для каждого, кроме тебя, — глубоко вздохнув, он настраивал себя на слова, которые раскроют всю правду, если она их услышит, — Граф мертв, — шепотом сказал он, — Я — Эдмон Дантес, моя дорогая Мерседес. Возможно, это было самое лучшее признание как в его чувствах, так и в его намерениях, на которые она надеялась. Значимая, метафорическая, и мелодраматичная — речь, которая звучала нелепо от кого угодно, только не от него. Дух Дары поднялся; веселье, радость и любовь к нему объединились в один эмоциональный коктейль, вызывающий головокружение. Ухмыляясь с чистым, разузданным восхищением, Дара наконец сделала то, что не давало ей покоя уже очень давно. Она набросилась на него с объятиями, почти повалив его на пол. V быстро восстановил равновесие, руки автоматически вернули ей объятия. В мгновение ока, старое знакомое чувство террора царапалось внутри него, а её близость все ближе подводила его к панике. А затем… она засмеялась. Радостный, игривый, наполненный любовью, о которой он даже не мечтал, славный раскат её смеха был для него болезненно прекрасным. — Дантес мне всегда больше нравился, — шепнула она ему на ухо прежде, чем опуститься вниз и нежно прижаться губами к его шее, клеймя. Ох… Его руки судорожно сжали её крепче, а паника и страх позабылись. Он наклонил голову на бок, давая ей больший доступ и по-прежнему сжимая её в объятиях. И снова она спасла его от самого себя; талант, в котором она была истинным знатоком. Это проблема — он уже обязан ей многим, и он не сможет расплатиться с ней до конца своей жизни; если все продолжится, то он будет должен ей целую вечность. Он улыбнулся под маской и крепче прижал её к себе, наслаждаясь её легким весом в его объятиях, и вкушая соблазнительный аромат лаванды и ванили, который уже давно стал её сущностью в его разуме. Быть обязанным этой женщине целую вечность? О худшей судьбе он и думать не мог. — Моя дорогая Дара, — бормотал он, закрывая глаза в удовольствии, — Как я мог представить более безопасное убежище от мира, чем-то, которое я нашел в тебе? Ох, милая моя, если бы я знал, что гавань твоих объятий будет ждать меня, мне никогда не пришлось бы сравнивать свою судьбу с деревом Дантеса. «Нет дерева, которое ждет меня, нет счастливого конца. Все, чего я желаю и заслуживаю — это тьма в конце тоннеля». Его слова, сказанные несколько часов назад. Слова, которые разбили ей сердце. Воспоминания о них, в сочетании со всем, что произошло после, не оказали тот же эффект, как в тот раз. Гнев. Молниеносный, неистовый гнев наполнил её изнутри, сметая все нежные, хрупкие чувства, которые она испытала, бросившись в его объятия. Изменения проявились не только умственно, но и физически, поскольку все тело V напряглось, и он опустил руки, отойдя от неё достаточно, чтобы взглянуть ей в лицо. — Дара… что-то случилось? Что я сказал не так…? — Ты, — отрезала она, тыча пальцем в его грудь, — ублюдок! V почувствовал вес этих слов на себе, когда его тело невольно начало отступать назад от её слов и толчков. В этот раз, она была весьма настойчива на своей реакции, поскольку она явно игнорировала его боль от чувства вины. — Прости меня, — грубо и напряженно пробормотал он, — Я думал… Я верил, что ты… — Не заканчивай это предложение, — предупредила Дара, обойдя вокруг него, — Все, что ты говоришь, только ухудшает ситуацию… и было бы вдвое хуже, если бы ты спросил о моих чувствах к тебе! Ты знаешь, что я люблю тебя, мерзавец; и не смей говорить, что это не так! Он повернул к ней голову, все его состояние излучало надежду, даже если она могла сказать, что он был совершенно запутан. И ей на мгновение захотелось дать ему шанс высказаться, но это было лишь мимолетным отклонением, на которое у неё не было терпения, так что Дара продолжила. — Или ты хочешь, чтобы я сказала это еще раз? Да пожалуйста — я люблю тебя, V. Сильно. Очень сильно. И поэтому ты — самый настоящий ублюдок! Он опустил голову, покачал ей, пожал плечами и развел руками вопросительно и умоляюще. — Дара, пожалуйста, я не понимаю… — Ты собирался умереть этой ночью, — с рыком перебила она, — С самого начала, ты никогда не имел намерений продолжать жить после сегодняшней ночи, и даже слова об этом не сказал! Даже раньше, когда я стояла там, чувствуя, как мое сердце обливается кровью, ты не мог быть честным со мной! Ты умчался вниз в этот чертов тоннель, без единого намерения когда-либо вернуться! — Я делал то, что должен был, Дара. Я бы не смог победить, не пожертвовав чем-то. Дара фыркнула. — Чушь! Ты не должен был идти туда один — все, что тебе нужно было сделать — это спросить меня, хочу ли я быть там вместе с тобой… — И это то, чего я, ни при каких обстоятельствах, не сделал бы, — V теперь был так же сердит на неё, как и она на него, — И я не один раз говорил тебе, что это моя вендетта. А искать в тебе помощника, подвергать тебя опасности… — Ох, самое время начать беспокоиться об этом, — перебила Дара, — Где же были все эти убеждения, когда ты вышвырнул меня за дверь? — Думаешь, я не осведомлен о моих провалах, которые тебя так беспокоят? Позволь уверить тебя, Дара, что я чувствую каждую свою ошибку, которой я ранил тебя, будто ножом в спину! И это то, почему я не мог — и не хотел — подвергать тебя дальнейшему риску, потому как это было чревато последствиями. Как ты сказала, я ждал, что все это окажется для меня фатальным… и я не мог позволить, чтобы то же самое случилось и с тобой. — А как насчет меня? Как ты думаешь, смогла бы я жить со всем этим, если бы тебя не стало? Думаешь, я могла бы жить, каждый день думая о том, что если бы я была там, все могло бы обернуться иначе? Думая о том, что я могла бы спасти тебя? — А ты не думаешь, что это немного сомнительно? — V скрестил руки на груди, изображая неодобрение. — Ты сунула свой нос не в свое дело, как и всегда, и пошла за мной, — он остановился, склонив голову, и вспомнил, что на самом деле произошло, — Но это не так, да? Ты не пошла за мной. Ты появилась за спиной Криди… — его взгляд прожигал её насквозь, — Ты знала о моих планах. Глядя на него не менее пристально, Дара слегка улыбнулась, но эта улыбка не отражалась в её глазах. — Именно, — ответила она, сделав ударение на последний слог. — Как? — Забавная штука — жизнь, — сострила она, — Ты же знаешь этого человека, разве нет? — Это не ответ. — Конечно же это ответ — просто не тот, который ты хочешь услышать. — Ты умышленно выводишь меня! — Нет, — Дара встряхнула головой. В её голосе было больше самодовольства, чем гнева; и она наслаждалась этим внезапным изменением в эмоциях. — Нет? — Нет, я не умышленно вывожу тебя, — ответила она на его озадаченный вопрос, — Все, что я делаю, V — уклончиво и загадочно. И если тебя это раздражает, тогда большего ты не заслуживаешь. Как ты думаешь, откуда еще я могла узнать об этом, в конце-то концов? — Ты иррациональна! Усмешка Дары стала угрюмой. — Зовешь себя иррациональным? Потому что я не поступаю так, как ты со мной, когда благополучно выставил меня за дверь, V. Я спросила, почему ты выставил меня, на что получила прекрасное молчание в ответ на мои проблемы, спасибо тебе большое. Так что я честнее некуда, да? — она остановилась, наклонившись к нему, — А с другой стороны, это не так весело, не правда ли? — Почему ты всегда ведешь себя, как ребенок? Почему ты всегда играешь в эту нелепую игру? — Я перестану вести себя, как ребенок, когда ты перестанешь вести себя, как недоумок. V явно обиженно опустил руки. — Я не веду себя, как… — он поднял руку, устало потирая лоб маски, — Сколько еще раз мы будем спорить об одном и том же? Дара скрестила руки на груди и глубоко вздохнула. — Не думаю, что мы когда-нибудь перестанем спорить, — просто сказала она, — Потому что мы оба чертовски уперты, — она ухмыльнулась, и в этот раз, сквозь холод её ухмылки пробивалось тепло, — И я не собираюсь что-то менять. — Я думал, что ты сердишься на меня? — Ох, сержусь, и буду сердиться, — уверила она, широко улыбаясь, — Но не так, как сейчас. Сейчас я просто в восторге от того, что ты здесь, и споришь со мной! V засмеялся. — Ты, Дара Тёрнер, самая чудная во всем мире. Как тебе удается так резко менять свое настроение? В его голосе была слышна некая игривость, которую она слышала от него довольно редко, и это заставило её засмеяться. — Что я могу сказать? — она развела руками и пожала плечами, все время глупо улыбаясь, — Это дар. Без предупреждения, V сократил расстояние между ними, взяв её одной рукой за талию, и резко прижал её к себе в собственническом объятии. Вторая его рука легла на её щеку, большим пальцем повторяя линию её скулы. — Дар — это ты, — выдохнул он, — Ты спасла меня, Дара… в больших случаях, чем я мог бы сосчитать, в больших смыслах, чем я мог бы назвать. Я и представлять не желаю, каким я был бы человеком, если бы ты не ворвалась в мою жизнь. Глотнув немного воздуха, Дара поморгала сквозь слезы, которые появились на её глазах от этих нежных слов. — V, ты тоже спас меня… Ты научил меня… Его палец прижался к её губам. — Тише, моя дорогая, — слегка побранил он, — Я должен сказать кое-что очень важное, и для этого мне нужно, чтобы ты немного помолчала. Она нахмурилась, расстроившись. — Но V… Он убрал палец от её губ и приложил его к её лбу, поглаживая легкие морщинки от её хмурости. — Всегда споришь, — в его голосе была слышна улыбка. — Я не всегда спорю, — поправила Дара, — Но ты… — Я люблю тебя.