Смешанное ("Лондонград", драбблы)

Акимов, думает Миша, — в сущности, единственный положительный персонаж в его истории. Благодаря ему Павел оказался в престижной лондонской клинике, получив пусть призрачную, но надежду на выздоровление. Благодаря ему он окончательно разобрался в своих чувствах к Алисе — и плевать, что в голове бьется тупое «уже поздно». Благодаря ему, в конце концов, он впервые за последнее время почувствовал себя живым. — Я как герой идиотского фильма про суперагентов. — Тебе еще понравится. — Хотел бы я отказаться от возможности попробовать. Миша огрызается по привычке — да и глупо терять опыт, с таким трудом накопленный в перепалках с Алисой. Впрочем, о ней сейчас думать не время. Тонкие капсулы затрудняют дыхание, но, в общем, не вызывают дискомфорта. Куда труднее справиться с сердцем, которое почему-то бьется уж слишком резво. И пистолеты, направленные точно в грудь, могли бы испугать, если б не колба, зажатая в ладони спасательным кругом. О том, что будет, если она не сработает, Миша старается не думать. Акимов ему не друг, к счастью, — значит, точно не сможет предать и всадить нож в спину. Тем более в ту, которую сам вызвался прикрывать. — «…но вы его не услышите». Ну, позер! — Это называется стиль работы. — Это называется идиотизм жизни. Акимов хмурится неодобрительно и замирает на мгновение. Мише становится не по себе от цепкого взгляда — да и нервы после пережитого дают о себе знать, но вот страха почему-то нет. Скорее, легкое разочарование от того, что все прошло так быстро и просто. И где-то на самой грани — совсем уж несвойственная ему честолюбивая досада. — Ну, как, лучше, чем искать собачек для богатых дамочек? — Платят меньше. — А ты бери эмоциями. Когда в руки ему попадает сверток в легкой бумаге, Миша не раздумывая тянется к записке. В сердце екает что-то непонятное – там, где никогда не екало с Алисой — и отступает тут же, словно испугавшись собственной силы. Миша старается забыть странное ощущение, благо, в деле абстрагирования от собственных чувств он достиг серьезных высот и нарочито медленно застегивает мелкие пуговицы. А костюм и впрямь сидит идеально. — Готов? — Если я скажу «нет», что-то изменится? — Да. Твой настрой. Так что не советую. Наушник с чужим голосом раздражает невыносимо. Мише кажется, что он может справиться в одиночку, что он-то знает, как лучше и безопаснее, что ему все по плечу. Вот только их дилемма заключенных кажется почти решенной, и будет глупо отказываться от этого преимущества. Поднимаясь по лестнице, Миша неосознанно копирует небрежную походку Акимова, которую, в последнее время, он почти не видел. А еще Миша чувствует то, чего очень боялся все это время: где-то внутри тугой пружиной разгорается азарт. Он напоминает себе про брата, про Алису, про угрозу компромата, в конце концов, — но вместо страха и обреченности чувствует лишь пьянящую радость свободы. Адреналин бьет по перетянутым нервам, когда сзади раздается чужой голос. Миша клянется себе, что бросит все к чертям, если только сможет выбраться отсюда живым, что пошлет и Акимова, и Алису, и брата… Но Смерть, в очередной раз помахав пистолетом у виска, отступает. — Как все прошло? — Вы… Вы подставили меня! Скрыли от меня информацию, отправили на невыполнимое задание и, в конце концов, подставили под дуло пистолета! — Я же говорил: тебе понравится.