Смешанное ("Лондонград", драбблы)

— Не перевелись еще Степаны на земле русской, — хмыкает Миша, провожая взглядом уехавшего таксиста, который все же согласился взять с них оплату в фунтах. Примерно пять с половиной оплат, если быть совсем точным. С момента приезда в Москву Миша был слишком занят: сначала спасением Алисы, а потом — самой Алисой, чтобы думать о такой мелочи, как обмен валют. — Хилтон? — в голосе Алисы слышится непомерное удивление, и она царапает короткими ногтями тыльную сторону Мишиного запястья. — Не думала, что недовыпускники Оксфорда могут себе это позволить. — Для этого недовыпускникам Оксфорда и нужны рублевские девочки. — Ты!.. — зло выдыхает Алиса, и Миша успевает улыбнуться, прежде чем прибегает к любимому способу усмирения Загорской и наклоняется, чтобы мимолетно поцеловать ее. 'Мимолетно' в итоге не получается. Миша не привык к такой роскоши — знать, что Алиса в безопасности, чувствовать ее дыхание, аккуратно скользить пальцами по тонкой вязи шрама… Ехидные реплики сплетаются в тугой клубок с неприкрытой нежностью, эмоции ослепляют перепадами — и Миша понимает, что их отношения чертовски похожи на американские горки. И он, кажется, не пристегнут. — Нам определенно нужен номер на первом этаже, — хрипло говорит Миша и наконец позволяет швейцару распахнуть перед ними дверь. Британский паспорт Куликова и платиновая кредитка Загорской творят маленькое чудо: в переполненном отеле все же находится свободная комната. Правда, на десятом этаже. Миша едва заметно прищуривает глаза, когда они заходят в лифт, и нажимает нужную кнопку. Двери закрываются. Раз — лифт тихо трогается с места. Миша упирается ладонями в поручень по бокам от Алисы, предусмотрительно оставляя между ними немного свободного пространства. Два — карие глаза сталкиваются с голубыми, в которых неприкрытым огнем мелькает усмешка. Алиса облизывает губы. — Мне теперь не выбраться? — Рискни. Четыре — Алиса встает на цыпочки и невесомо целует Мишу в уголок губ. Он чувствует прохладные пальцы, скользящие по спине под его толстовкой, и выдыхает сквозь стиснутые зубы. Пять — Алиса продолжает дразнить, сохраняя дистанцию, обещая, заманивая… и вдруг — резко кусает его нижнюю губу. Миша отвлекается на полсекунды, но Алиса успевает неуловимым движением поднырнуть под его руку, и вот уже он оказывается прижатым к стене лифта — шесть. — Попался! — Сдаюсь… Восемь — Миша, наигранно подняв руки, целует Алису в шею, и она в очередной раз понимает, что проиграла. Она пытается, правда пытается бороться, но — девять — посылает все к чертям и наклоняет голову набок, позволяя Мише отвести в сторону спутанные пряди волос. Контраст от прикосновений губ и щетины сводит с ума, и Алиса царапает Мишину шею, пытаясь удержать равновесие и удержаться на грани… Десять. Двери открываются. Ошалевшие глаза какого-то японца почти приводят их в чувство. По крайней мере, удается дойти до номера, но когда Алиса, словно издеваясь, лезет в карман Мишиных джинс и старается — правда старается! — найти ключ, мир летит к чертям. Под звук захлопнувшейся двери американские горки оборачиваются свободным падением. Миша умеет целовать жадно, умеет целовать пошло. Он может рычать немного виновато и по-звериному, выдыхая куда-то в район ключицы, следовать интуитивно ощущаемому рваному ритму. И, конечно же, он давно научился всегда контролировать ситуацию, но… С Алисой этого не хочется. С Алисой хочется быть в здесьисейчас, ловить губами родинку на плече и останавливаться, замирая на самой грани. Не веря собственным ощущениям, отсчитывать касаниями позвонки — раз, два, три, четыре, три, два — и вдруг посылать все к черту, позволяя себе сорваться. И непременно держать ее за руку. Потому что когда ладонь Алисы зажата в его ладони, мир кажется надежным и правильным. Мише нужно быть уверенным в том, что Алиса не уйдет, не исчезнет, не испарится. Что она, в конце концов, больше не позволит себе умирать. Алиса, не слыша Мишиных мыслей, переплетает их пальцы. Ощущения ослепляют ярче белоснежных стен. Алиса вдруг улыбается совсем по-хищному и неуловимым движением оказывается сверху. А Миша, кажется, впервые даже не думает о том, чтобы сопротивляться. Миша, если честно, рядом с Алисой вообще ни о чем не думает. Остатков мыслей хватает лишь на то, чтобы не потревожить зарубцевавшийся шрам. Потому что с каждым движением, с каждым толчком Мише хочется жить ярче, хочется чувствовать сильнее, хочется быть ближе. И. Падать, падать, п а д а т ь. Понимая, что нет ничего правильнее детских сказок.