Смешанное ("Лондонград", драбблы)

— Смотри-ка, и правда живучий оказался… — насмешливо выплюнул грубый голос, пиная Мишу куда-то в район ребер. Больно уже не было. Только немного страшно от осознания того, что удар может стать не последним. Однако сегодня удача была на его стороне: Миша успел усвоить, что когда начинают трепать языком, бить, как правило, прекращают. Тусклый питерский фонарь согласно мигнул подслеповатым светом. Под звук удаляющихся шагов, доносящийся словно через вакуум, Миша сделал еще одну зарубку в памяти — и только после этого позволил себе отключиться. С той драки — хотя избиение самоуверенного мальчишки, в очередной раз вступившегося за брата, едва ли можно назвать дракой — прошло больше пятнадцати лет, и Мишина память стала сплошь покрыта зарубками. За последнюю благодарить стоит Алису, которая с завидным постоянством не только пытается разбудить в нем совесть, но и преподает жизненные уроки. Сегодняшний освежил зарубку под названием ‘никому нельзя доверять’, которая с появлением Лондонграда почти было исчезла. Вообще Миша с детства философски относился к боли: сбитые костяшки и синяки с царапинами заживали сами, а душевные раны он и ранами-то назвать не решался. Куда сильнее ныли памятные зарубки: ‘ты в ответе за свою семью’, ‘боль нужно переносить молча’, ‘прошлое не изменить’ — и десятки других, кровоточащими вехами покрывших его жизненный путь. На их фоне Алиса не кажется такой уж исключительной… По крайней мере, не должна казаться. В конце концов, он пережил смену страны и системы ценностей, справился с разрушением семьи, не сдался в отчаянной борьбе за брата. Он выжил после десятков драк и сотен ударов судьбы, выдержал свои и чужие драмы. Он, правда, не всегда позволял себе чувствовать и был живым, но… Миша, черт возьми, всегда был живучим.