J hates H

Джокер получил бар в довесок к городу. Улыбаемся и машем, как говорится. Не то, чтобы он очень любит это место. Захудалое, немного скучное, затхлое, как и любой другой крысятник. Он не бывает здесь чаще пары раз в месяц — забирает выручку, точит лясы с местными плохишами. Всего понемногу, но руку с пульса не убирает. Важно, чтобы детки знали, кто их папочка. Чтобы боялись ослушаться и выключить перед сном ночник. Потому он появляется регулярно, но ненавязчиво. Субботним вечером приходит просто так. Не задался день — убивать и грабить не входит в его планы. Хочется надраться, может, пустить звезды по венам. А может быть, и нет. В любом случае, в забегаловке ему всегда рады, и то ладно. Скалят зубы, наливают отличный виски в стакан, из-под полы, конечно. Посетителям сойдет и дешевый бурбон. Но Джокер ведь не простой посетитель. Тайный покупатель скорее. Можно даже ухмыльнуться собственной шуточке. Джокер садится поближе к сцене. Мишура может быть полезной, если захотеть. Сегодня у него мигрень, кровь засохла коркой в уголках шрамов, а потому ему нужен яркий свет и блестки, извивающиеся на расстоянии вытянутой руки тугие упругие тела. Не сказать, что Джокеру так уж нужно пялиться на девок, отвратительны ведь, эти шлюхи, но глазу приятно, как не пытайся отрицать. А потому он просто расслабляется, распускает галстук, тянет виски и смолит сигарету. Простота — это хорошо, это позволяет прокрутить в голове все моменты, найти ошибки, если они есть, а потом и исправить. Легкость в костях, покалывание в пальцах, отблески стробоскопа за веком. Это все отпугивает мигрень. Девки на сцене сменяют одна другую. Все они — белый мусор, стройные и гибкие, улыбчивые и зубастые, но совершенно ненастоящие, пластиковые. Их бесполезность, желание вылезти из шкуры ради ублажения клиентов рождает смех. Джокер любит хорошо посмеяться. Сегодня леди стараются больше обычного, потому что пошел слушок — среди посетителей босс. Мало кто из них знает его в лицо, но все надеются поймать жар-птицу за хвост. И это тоже смешно. Если бы они знали, за кем именно охотятся, бежали бы без оглядки. Но Джокер не доставит им удовольствия, не расскажет. Пусть разбираются сами, а затем и расхлебывают кашу, которую заварили. Она выходит под одну из старых песен Мэнсона. И это забавно, надо сказать. Потому что он ненавидит позерскую глупую трескотню этого новоявленного Антихриста. Но все же понимает, что ей эта мишура идет. Блондинка, конечно. Маленькая, хрупкая, совсем конфетная. Волосы завязаны на макушке в два детских трогательных хвостика. Тело затянуто в красное и черное. А на лице маска. Арлекина. Джокер кашляет дымом и смеется. Нет, правда, годная девка. А она крутится на шесте, будто ничего и не замечая. Ползет по нему, словно паук, запрокидывает голову, разводит ноги в стороны, и вертится вокруг его гладкой поверхности. По ушам бьет музыка, заглушает смех, клокочущий в груди. А стриптизерша, как её там, Конфетка, Малышка, Тыковка, да неважно, раскачивается в такт, трясет головой с печальными хвостиками, улыбается куда-то в бесконечность. Ни на кого конкретно не смотрит. Танцует. Соскакивает с шеста, приседает, падает, на всех четырех ползет к краю сцены, покачивая бедрами, тряся грудью. Расстегивает красно-черный лифчик, сбрасывает его с себя, ложится на спину, поднимает руки, водит ладонями перед глазами, словно ей мешают блики стробоскопа, ослепляют её. Улыбается снова, ни для кого, как безумная. Переворачивается на живот, ползет по-змеиному, выставляя вперед драконьи перепончатые лапы. Оказывается совсем близко, нос к носу с Джокером. Он пялится в её синие глаза, подведенные черным густо и неаккуратно, смакует это чудное виденье. Красные жирные губы, тугие сиськи все в блестках, короткие ногти со сбитым лаком и худые конечности, словно у насекомого. А она улыбается, подмигивает, хватает протянутые банкноты и отползает назад, во тьму. Песня заканчивается, резко, словно кто-то обрезает магнитную ленту на катушке. Девка выпрямляется, хватает реквизит и сигарету. Закуривает, ковыляет к барной стойке на своих высоких каблуках. Джокер отводит взгляд. Он ее не знает. Нехорошо. Все девки в его клубе наперечет. Не потому, что так уж важно знать, кто они, а потому, что лишним не нужно знать, кто он. - Кто такая? - спрашивает у официанта, когда тот подносит ему новый стакан с виски. - Харли, - пожимает плечами мальчишка. Но вежливо, как того и требуют обстоятельства. Длинные языки босс умеет укорачивать на раз, - все ведь знают. - Плевать, как зовут, - перебивает Джокер, делая новую затяжку. - Откуда? - Монти привел, - подбирается официант. Звучит убедительно, и Джокер лишь кивает головой, отпуская бледного даже в ярких бликах стробоскопа официанта. Хорошо же, - думает он. Приглаживает непослушные вылинявшие волосы, пробует корочку в уголке шрама. Кровь на вкус словно клубничное варенье. Сладкая и прогорклая одновременно. Металлическая, стылая, пьянящая. И отрезвляющая одновременно. Джокер подбирается к Харли осторожно, наблюдает и слушает. Она сидит на высоком барном стуле, закинув ногу на ногу. Халат прикрывает её худые плечи и ворох побрякушек на шее. Не золото, конечно, так, сусальная позолота. У неё ноги стерты в кровь, ранки неумело залеплены пластырем с мультяшными героями. У неё на лодыжках синяки, будто её подвешивали вниз головой, на самом же деле, - от шеста. Волосы крашеные, пережженные пероксидом. Она пьет слабоалкогольный коктейль и курит тонкие сигареты. Она — белый мусор. Как и все остальные. Но Джокер все равно посылает за ней. Не легавая, не шавка Дента, и уж точно не работала раньше на Оззи. Но он посылает за ней. Вопросов к ней никаких нет. Ещё одна стриптизерша, не более. Наверное, хотела стать актрисой или певицей, или черт ещё знает, о чем мечтают девки. А вышло вот так — на шесте вертится, как курица на гриле. Совершенно неинтересный, бесполезный, унылый номер. Но все же он посылает за ней. Он сидит в приватной комнате, развалившись на диване, снова тянет виски. Она входит, облокачивается на стену на своих ужасно высоких каблуках. Носки туфель сбиты, в некрасивых царапинах. А на ней все тот же незапахнутый халат, все тот же красно-черный набор арлекина. - Звали, босс? - вытаскивает она из себя. Без радости и без щебета. Без всяческой надежды на продолжение. Потому что, очевидно, ей его не хочется. И вот этот её простой вопрос заставляет Джокера поднять на неё взгляд, рассмотреть её получше. Харли слепо щурится, морщит курносый нос. Ей бы очки пригодились, но ведь стриптизерши их не носят. Не комильфо. У Харли руки огрубевшие и сухие, словно она слишком много времени держит их под водой. Скрестила под грудью, обняла себя за ребра, жмется вся. А ещё у Харли в ложбинке между грудей болтается крест на шнурке. Хорошая девочка. Вот оно что. - Звал, - ухмыляется он, разводит руками в приглашающем жесте. Харли выдыхает через сжатые губы, хромоного идет на своих шпильках к нему, плюхается на колени, ерзает неуютно. Боится его. Ни восторга, ни трепета, ни акульих зубов. Нет всего этого. Не привыкла, наверное. Но смотрит открыто и прямо, в глаза, на шрамы, прорезавшие морщины на его щеках. - Ну как? - спрашивает Джокер. И голос ровный, голос опасный. Ей нужно только дернуться, только сморщить нос от его вида, чтобы он разорвал её на куски. И честно сказать, очень хочется. Потому что он знает вот этот взгляд, выучил мимику и движения, каждую черточку каждой девки. Смакует, купается в эмоциях. Страх. Ненависть. Отвращение. Все вместе, через край, прикрытое лестью и обожанием, прикрытое сладкими словами и ненастоящими нежностями, которые можно купить за деньги. А Харли внезапно улыбается. Смотрит на него, давит улыбку так легко и непринужденно, словно это она застала его врасплох, а не он её. Правда все. - Можно? - спрашивает. Не ждет ответа, обвивает его за шею руками, целует в шрамы. Осторожно и почти что торжественно. Под горячими губами, измазанными дешевой помадой, его воск тает. Он не отвечает, глаз не закрывает. Смотрит на неё близко — веснушчатая, синеглазая, хорошая девочка. - Пошла вон, - цедит Джокер, отпихивая от себя Харли. Она вновь усмехается, соскальзывает с его коленей. - Приходи снова, - бросает она на прощанье, посылает ему воздушный поцелуй. Джокер трет ноющие виски, глотает бурбон. Наглая. Дерзкая. Точно не хорошая девочка. Но и не такая плохая, как он думал. И самое паскудное, что он придет ещё. Будет приходить каждый день, если понадобится.