J hates H

Д — деструкция. Р — рефлексия. А между ними ж — жестокость, о — одержимость, к — коварство, е — ехидство. И каждая буква из двадцати шести про него. Много примеров можно привести, и каждый идеально подойдет. Этот негатив ведь творение его собственных рук, выверенная стратегия, симфония, каждую ноту которой он лелеял годами. Его лучшее произведение — это он сам. Джокер любит говорить, что он сотворил Харли, выткал её из нужды и обожания, из неудовлетворенных желаний и романтизации насилия. Просто так, на злобу дня, на злобу Бэтмена. Но иногда схема дает сбой, куколка рвет ниточки, делает шаг, другой. И это пугает. Потому что Х — это хладнокровие, хитрость, хаос. А — агрессия, азарт, асоциальность. Р — ребячливость, риск, разврат. Л — лиха беда начало. И — искренность. Ни одно качество в них двоих не совпадает, ни одна буква. Он лепил её из подручных материалов, но клон совсем не похож на прообраз. Она — другая. И даже диагнозы в их медицинских карточках разные. Не сойтись в одной точке. Джокер думает обо всем об этом и не думает одновременно. Не намеренно, просто так, мысли, словно облака, наплывают на сознание, крушат глухую оборону, растворяют его серьезность, сосредоточенность. И вот он уже смотрит в мутное окно своего кабинета. Не продумывает, не планирует. Просто смотрит, как Харли лупит бейсбольной битой ослика. Из него все не сыпятся конфеты, но злодейка не оставляет своей игры. Вокруг крутятся наемники. Саймон лениво наблюдает со своего стула за забавой молодняка. Стругает что-то продолговатое — быть может, лодчонку с мачтой, килем и всем прочим. Джокер не заостряет внимание, но не может не отметить деталей. Умеет соединять точки, когда хочет. Умеет разбирать на атомы, когда надо. У Харли хорошая задница — крепкая, нужной формы. За такую недурно подержаться. Она смеется, ее тело ходит ходуном. Засаживает бейсбольной битой прямо лошадке поддых. Конфеты сыпятся на неё, словно сказочный дождь. А она кружится под его струями, не срывая повязки, хихикает в полные легкие. Что поделаешь, на нее приятно смотреть. И когда Джокер так думает, мальчишка, Спайк, кажется, его зовут, хватает Харли за задницу, поднимает высоко над землей. Она деланно смеется, гогочет во все легкие, обнимает его за шею. Джокер толком не знает, что должен чувствовать. Ревностью вроде бы это называют. Но за грудиной пусто и тихо. Джокер понимает сухим умом, что должен что-то сделать. Не для Харли, конечно, нет, для ситуации в целом. Для равновесия и для собственного эго. Для того, чтобы они знали, кто в доме хозяин. Профилактические меры. Не очень нужные, но иногда полезные. Это как инвестиция в будущее. Если сейчас Джокер предпримет меры, то потом не понадобится расплачиваться вдвойне. Он спускается по лестнице, насвистывая въедливую глупую песенку, засунув руки глубоко в карманы. Радуется и не радуется своей цели. Спайк не так уж и плох, если подумать. Вроде месяцев шесть или семь в команде. Уже не расходный материал. Не подох в передрягах, не сгнил в Блекгейте, не вскрылся в Аркхаме. А значит довольно полезный. Жаль даже. Ну, что же. Глупо как-то вышло. Ладно. Джокер выходит во двор, идет напрямик, не выказывая ни злости, ни раздражения. По большому счету он ничего не чувствует. Это его обязанность, его единственное умение — разделять и властвовать. Он достает пистолет и, не целясь, стреляет Спайку в голову. Попадает ровно между глаз. Спайк падает быстро и скомканно, без красивого размаха рук и последнего слова. Будто мешок с картошкой. И ничего в его смерти нет — только черная дырка в центре головы. Ирония, все ведь тоже произошло из-за дырки. Женщины... Джокер удовлетворенно крякает, ухмыляется, засовывает револьвер в наплечную кобуру, разворачивается и идет прочь. - За что? - пищит напуганно Харли. Джокер чувствует в ее коротком слове много напряжения, но еще больше самодовольства. Она ведь думает, что все дело в ней. И это даже миленько. Все дело в нем. И вот поэтому им никогда не сойтись в одной точке. Их безумия имеют разную природу, им никогда и ни за что не понять друг друга. И хоть он сотворил её для себя, под стать себе, похожей ей никогда не стать. А ей ведь так хочется. Даже грустно как-то вышло. Неудачная шутка эта Харли Квинн. - Ещё одно слово, - цедит он сквозь зубы, но беззлобно. Это их обычная рутина. Как ссора у влюбленных. Только это не ссора, так, зачистка мусора. И они не влюбленные. Есть одно слово, которое больше всего им подходит. П — подельники. Полный пиздец. Харли замолкает. Смотрит ему в спину, пока он закуривает, тянет в легкие сигаретный дым. Она знает, что он это не ради неё, все для себя. И её корежит, ей крутит кишки, её бесит это все так сильно, что она молчит. Упрямо пялится ему в затылок, собирает обиду в кулачок. Он отбрасывает окурок, топчет носком ботинка, входит в здание. Поделом же. Ночью, как и всегда, они лежат в одной постели. И это тоже рутина. Она спит в обнимку с плюшевой гиеной. Джокер не знает, где она достала уродливое существо из искусственного меха, но не перечит. Ей нужен тот, кого можно обнимать. Лучше игрушку, чем его. Без хвостиков её волосы пышные, непослушные, лезут, источают аромат мыла и краски — только что осветлила. Наверное, как и все темноволосые, хотела быть блондинкой. Жалко же. Губы надуты, словно она собирается во сне кого-то поцеловать. Б - блядство. Ярость рождается за грудиной, словно темное облако. Растет, расширяется, заполняет его какой-то удивительной, ужасной чернотой. Из-за ярости тяжело думать, невозможно ни на чем сосредоточиться. Её запах забивает ему ноздри, её вид лопает сосуды в его глазах, её тихое посапывание режет слух, словно наждачкой по стеклу. От равнодушия до нечеловеческой ярости проходит всего секунда. Джокер тянется за спину, нащупывает под подушкой нож-бабочку. Сталь приятно холодит кожу. Это хорошо гладить лезвие перед самым броском. Маленькие радости маньяка. Джокеру бы рассмеяться в голос, безумно и надменно, но боится спугнуть свою музу. Он бросается смазанной тенью. Харли распахивает глаза за секунду до того, как нож оказывается у её горла. И у суки хорошая реакция. Лезвие оставляет красный след на шее, Харли откатывается в сторону, бросает гиену Джокеру в лицо, кричит что-то нечленораздельное и грубое. Он не разбирает слов, в ушах набатом бьет кровь. Ему хочется лишь одного — чтобы она заткнулась. Может, и навсегда. Было бы неплохо. Харли сползает на пол. Джокер бросается следом, хватает её за волосы, наматывает белые пряди на кулак. Харли воет протяжно и яростно, пытается извернуться и ударить его кулаком в лицо. Выходит плохо. Плюется ядовитой слюной, царапается короткими сбитыми ногтями. Джокер падает следом на пол, теряет где-то нож, находит её шею. Подминает под себя, она отпихивает его ногами, перекатывается, седлает его пояс, дает пощечину. Получает в ответ чувственный тычок в ребра. - Как же ты заебал со своей ревностью, пирожок, - ворчит Харли, не таясь. Пытается дотянуться до запримеченного ножа. Джокер зыркает на неё осоловело, все ещё зло. Рычит, шипит. Ничего не отвечает. Р — ревность. Единственная общая буква. Обдумывает это маленькое совпадение, поскольку правдой оно не может быть. Пока обдумывает, получает кулаком в глаз. Это больно. И глупо. Особенно от девчонки Харл. Перекатывает их тела. Теперь смотрит на нее сверху вниз. Скручивает руки в запястьях над головой. Она пытается ударить его коленом между ног, но он зеркально повторяет её движение, оказывается в позиции вовсе не для борьбы. - И что теперь? - хмыкает Харли, жует нижнюю губу. И Джокер не знает, что именно стоит ответить. Он может убить её, может исполосовать, может отрезать уши, выколоть глаза. Да только все это не поможет. Она останется Х-А-Р-Л-И. И в этом вся загвоздка. В ней все дело. На самом деле. Не надо было играться в бога. Теперь у него есть собственная Ева, с которой он не знает, что делать. - Или убей, или трахни, - шепчет Харли, приподнимает бровь. Р — равновесие. Он все еще медлит, а она дотягивается и целует его в шею, шепчет что-то нечленораздельное и мягкое, ласковое, томное. Джокер на секунду фокусируется на её словах. - Ты же знаешь, что мне он до звезды. Только ты мне важен... - её слова теряются, звучат сорванно, прерываются, словно на радиоволне. Р — радость. Распускает её руки, перехватывает бабочку поудобнее. Её пижамка распадается с кричащим звуком. Харли хихикает так громко, как может. Джокер залепляет ей поцелуй — лишь бы заткнулась. Она вдавливает бедра в его колено, трется об него, словно кошка в течке. Он корябает красные полосы на её коже, вскрывает старые шрамы. Она стонет так сладко и так болезненно. Невозможно удержаться. Р — рай.