J hates H

Мисс Харли в больнице. А это значит, что им всем пиздец. Потому что только мисс Харли умеет усмирять зверя, каким на самом деле и является Джокер. Конечно, боссу в лицо такое не скажешь, но и не надо, и так все понятно. Эта история всегда напоминала ему сказку о красавице и чудовище, в венозно-бордовых тонах. И мисс Харли хорошо подходит на роль девицы в беде. Особенно сейчас, когда она в больнице. Рокко узнает совершенно случайно. Признание соскальзывает с языка, но больше о своей девчонке босс не упоминает. Будто и не считает её своей. Наверное, так оно и есть. После той вылазки никто из банды не вернулся. Босс пришел один, без Харли, его пальто и руки, рубашка и перчатки, - все пропиталось кровью. Он выглядел как мясник, жуткий, но совершенно спокойный. Он тогда просто сел на диван, включил старый ситком, смеялся-смеялся до глубокой ночи. Смеялся даже тогда, когда фильм закончился, а по экрану пошли помехи. А на следующий день босс вскользь обмолвился, что Харли в больнице. И все. Без объяснений и оправданий, без бравады и смехуечков. Просто сказал и тут же забыл об этом. Доходяги из их породы не отлеживаются на белых накрахмаленных простынях, не получают цветов и поздравлений о выздоровлении. Такие, как они, не умирают на больничной койке, гниют в сточной канаве, давятся пулями, харкают кровью в темных готэмских углах. И это неприглядная правда. Рокко знает, что и сам когда-нибудь кончит именно так. Поэтому слова босса удивляют и раздражают его. Почему так? Несправедливость страшная, а одновременно и надежда для мисс Харли, для них всех. Днем он проверяет свою теорию. В центральной готэмской больнице, в палате номер семьсот семь лежит Джейн Доу. Девушка без имени и племени, девушка ужасно бледная, соединенная пластиковыми венами с аппаратами жизнеобеспечения, сплетенная с безжалостными бесчувственными машинами в единый, точный механизм. Пока работают они, жива и она тоже. Сестры жалеют коматозницу, ругают ублюдка, прострелившего ей грудь, словно решето. Такая, как она, - говорят, - должна в кино сниматься, должна выйти замуж и нарожать детишек, её должны холить и лелеять, ангельская красота. Только она лежит белой раненой птицей на белых простынях, и не знают добрые доктора, проснется ли вовсе. Словно спящая красавица, заточенная в башне. Рокко хочется плакать, правда. Ему много лет для всех этих нюней, но мисс Харли, правда, жаль. И дело вовсе не в том, что она — гарант их безопасности, первая и самая верная преграда перед зверем. Дело в том, что мисс Харли — маленькое солнце, которое освещает их гнилой и вовсе безрадостный мир. Они все пошли за Джокером потому, что им хотелось легких денег, хотелось красивой жизни, увязли, не развязаться теперь. Она пошла за ним, потому что влюбилась, и Рокко зуб готов дать, там все было по-настоящему. У неё, во всяком случае. И мисс Харли, её удивительная легкость, удивительная жажда жизни, дает им всем веру во что-то большее и лучшее. А сейчас … сейчас она лежит совершенно спокойно и недвижимо на больничной постели, будто и не жива, будто её не было никогда среди них. Рокко возвращается в логово, смотрит на Джокера по-новому. А тот спокоен, удивительно рассудителен, не безумен совсем, разве что чуток. Он пьет кофе и читает газеты по утрам. Он ходит на дело даже чаще, чем раньше, он убивает и грабит, уносит много денег с собой. И все это легко, играючи, без задней мысли, будто бы ничего и не случилось, будто бы все у них, как прежде, а все на своих местах. И это какая-то невыносимая жестокость. Будто он и не человек, а чертов клоун с резиновыми шрамами. Как будто белая-белая мисс Харли не лежит в своей палате, умирает не от раны в груди, а от ужасного равнодушия. Рокко знает босса дольше других, дольше Джонни Фроста и старика Саймона, конечно же, дольше Скэба и Спайка. Рокко увяз так глубоко в этом дерьме, что начал думать, что босс может быть не только Джокером, но ещё и Джеком. Хотя бы иногда. Но это ведь просчет с его стороны, глупая сентиментальность. Джокер это Джокер, от Джека, кем бы он ни был, ничего не осталось. И мисс Харли, то, что с ней стало, - тому живое подтверждение. И когда Рокко это понимает, он понимает, что ему нужно валить. Срочно и быстро, уносить ноги из этого гадючника. Размягчел душой, позволил, словно дворняга, привязаться к хозяину. Значит, мало тыкали ножом под ребра, мало били по губам. Суть в том, что если Джокер не застрелил его в раздражении или просто так за все эти годы, это не значит, что ему не плевать. Это значит, что удача была на стороне Рокко. И все. Рокко курит на крыльце в четыре утра. Ему не спится, как обычно. Потому что он собирается валить, и все никак не может решиться. Потому что страшно и чертовски неуютно. Так много потому что на его языке, шаг в темноту очень страшно сделать. Он не знает, как это жить в нормальном мире, без пальбы и крови, без клоунской маски, ставшей второй кожей. Джокер выходит на улицу. Не замечает Рокко, достает сигареты и зажигалку, щелкает пару раз впустую, пальцы дергаются в нервной пляске. Рокко подносит боссу огня. Тот бросает один взгляд, прикуривает, тянет в легкие дым, закрывает глаза, ловит кайф, выпускает из ноздрей сизый дым струями. Кашляет натужно, сплевывает на землю. - Едем в город, - говорит, прокашлявшись. - Сейчас? - удивляется Рокко, и это ошибка, с боссом спорить нельзя, но почему-то Джокер её спускает, улыбается как-то неестественно, по-змеиному. Глаза вращаются в глазницах, а язык облизывает губы. Он будто не в себе, хоть и смешно звучит. И вот тогда Рокко понимает, что Джокер в стельку пьян, так сильно, что еле стоит на ногах. - Конечно, босс, как скажете, - покорно говорит Рокко, заводит корвет, старается не смотреть, как босс с трудом забирается в машину на заднее сиденье, как откидывается на спинку, прикрывает глаза. - Куда ехать, босс? - спрашивает Рокко. - В готэмскую центральную, - отвечает Джокер, не открывая глаз. Спокойно, монотонно, как само собой разумеющееся. И у Рокко внутри все холодеет. Потому что Джокер так просто визитов не наносит. Потому что обычно злой клоун навещает своих жертв в первый и последний раз. И Рокко ужасно жаль мисс Харли, до чертиков, до побелевших костяшек пальцев на руле, но сказать он ничего не может. Потому что он решил, что валит, а своя голова на плечах ему еще пригодится. В этот час, около пяти утра, в больнице тихо и пустынно. Джокер оборачивает шарф вокруг шрамов, надвигает шляпу на глаза, выходит из машины. Идет он прямо и даже не кажется, что пьян, кажется, что нормальный. - Чего сидишь? - спрашивает, и Рокко понимает, что он и правда почти не пьян. Протрезвел, вывел из организма весь алкоголь, пока они ехали. Наверное, действительно не человек, машина. Рокко входит в больницу за боссом следом. Вместе они поднимаются на седьмой этаж. Рокко остается стоять перед закрытой дверью, а Джокер входит внутрь. И становится очень тихо. Так тихо, что Рокко не может дышать. Он знает, зачем именно босс пришел, и это разрывает его зачерствевшее, глупое сердце. Потому что он сам все еще человек. Приоткрывает дверь, делает крошечную щелочку. Через неё как раз можно подсмотреть за казнью или получить пулю между глаз. Но Рокко уже все равно, его сердце колотится, как барабан. Джокер сидит на стуле перед постелью мисс Харли, прокручивает и прокручивает нож в руках, водит лезвием по костяшкам, играется. Его взгляд пустой и далекий, такого у людей настоящих не бывает, только у киношных злодеев. Так кажется или просто он все-таки пьян. Рокко предпочел бы второе. - Тридцать четыре дня, - говорит Джокер и останавливается. Смотрит на мисс Харли, на её бледное лицо, на синеватые сухие губы. - Сука, тридцать четыре дня ты это делаешь, - продолжает он. И Рокко внезапно понимает, что Джокер пришел не с последним визитом. И не с первым тоже. Понимает, что Джокер приходил все это время. Все тридцать четыре дня, что мисс Харли лежит в коме, между жизнью и смертью. - Ну, что мне сделать? Что сделать, скажи? - спрашивает босс. Ответа, конечно же, нет. А босс снова умолкает, смотрит невидяще прямо перед собой. Просто сидит в полутьме больничной палаты, слушает пиканье аппаратов, стук сердца мисс Харли, наблюдает за тем, как её время утекает между пальцев. Он поднимается на ноги, подходит к больничной кровати, наклоняется ниже, шепчет что-то, Рокко не слышит. - Я не отпускал тебя, сука, поняла? - отчетливо произносит Джокер. - Ты сдохнешь тогда, когда я скажу. Эти слова наполнены ненавистью, желчью разъедающей, наполнены одиночеством и страхом. И это, на самом деле, открытие. Что Джокер вообще способен испытывать все эти эмоции, способен их воплощать в слова, способен говорить с почти мертвой девчонкой. Способен, и красный жирный след от помады на губах мисс Харли — живое тому подтверждение. Рокко тихонько закрывает дверь. Все очень плохо, и только ангелы им теперь помогут. Значит, будут ждать. И Рокко тоже будет.