J hates H

У старины Аарона Паттона светлые волосы и синие глаза. Идеальный кандидат на разделочный стол. Такие рано умирают, потому что у них нет чувства самосохранения. Они как девки, только с членом между ног. Да и тот вялый совсем, бесполезный, лучше бы девками и родились. Могли бы дуть губы, светить сиськами и отсасывать за подарочки. Джокер не ищет его специально. Это выходит изящно и непринужденно — те самые точки, которые он соединяет нехотя, те самые неслучайные случайности, происходящие с ним сплошь и рядом. В Стар-Сити его гонит совершенно определенный интерес. Говорят, именно здесь базируется еще один герой в трико — Зеленая Стрела. Бэтс собирает команду, таких же ебанутых любителей лосин и спандекса, что ж, Джокер вступит в игру, почему бы и нет. Он вспоминает, что Харли тоже из Стар-Сити гораздо позже, но это, само собой, ничего не меняет. Просто маленькое дополнение к его планам. Хм. В Стар-Сити нет размаха Готэма, он понимает сразу. Знает, почему Харли хотела перебраться. В итоге Квинзеллы именно так и поступили. На беду или к счастью, Джокер не знает, да и похер, если честно. То, что сделано, уже исправить нельзя. Нужно просто смириться. Харли — его неизбежность. Иногда он даже думает, что это самое удивительное совпадение из всех, на порядок бедовей крысиного яда, которым травится все время. Стрелу поймать не легко, хитрая тварь, такая же, как и Бэтс. Изворотливая, глумливая, сукин сын. У Джокера много свободного времени. Ночью — вечеринка, днем — пьяный сон. Да только он не спит почти, потому отправляется бродить по ярким зимним улицам Стар-Сити. В старшей школе нет охраны, и если бы он хотел, то мог бы устроить вечеринку с настоящими фейерверками и звездами. Что для Стар-Сити характерно, конечно. Но он не делает, потому что здесь у него совсем другие дела. Тычет пальцем в стекло, разглядывает кубки и ленты. На фотографии Харли, наверное, лет четырнадцать или пятнадцать. Её волосы действительно заплетены в высокие хвостики. Ноги гибкие и длинные, улыбка счастливая и широкая. Она пялится в жадный глаз камеры, источает это свое довольство, безоблачное счастье девочки-припевочки, кокетливо прикасается пальцами к медали на шее. Первое место. Лучшая. Классная. Впереди планеты всей. Джокер усмехается. Такое мечтательное и одновременно победоносное выражение лица у нее бывает, когда чья-то бедренная артерия вскрыта. А ещё, что реже, когда она сверху, сжимает его своими стальными бедрами. Вот где натренировалась. На брусьях, ха. Будет еще время подъебнуть ее вот этим. На следующей фотографии Харли совсем другая. И не запястье сломанное тому виной. Она больше не первая, не лучшая. Не медалистка, не любимая папина дочка. Теперь она лишь тень пьедестала. И это хорошо заметно. В поникших хвостиках, в затравленном взгляде, в морщинке между бровей. Вот так её, суку, заслужила то, на что напрашивалась. Его звали Аарон. И Джокер вот это помнит очень хорошо. Не потому что это важно, а потому, что это первая буква, первый взмах и первый штрих. Та нить, которая их связала. То, с чего все началось. Их совместное падение в бездну. Джокер смотрит на фотографию веселого, светящегося самодовольством и детским тщеславием мальчишки. Капитан футбольной команды. Банально, оскомину набили вот такие парочки, вот такие шутки. Потому что от них тянет блевать. Джокер подавляет зевок, проводит пальцем по стеклу и просто уходит. Он потерял всяческий интерес к этой истории, к маленькой драме, которая творилась в этой школе много лет назад. Неинтересно, скучно, пресно, уныло. Перемолоть и забыть навсегда. Вот так. И он забывает. Пьет виски в придорожном баре, массирует сухими пальцами виски. Что-то иглой засело в самом подсознании, что-то тупое и ноющее. Будто он забыл что-то сделать, но что именно вспомнить, конечно, не может. Как мотив от прилипчивой песенки. Загнан в мозжечок, не вытащить, только ножом через шрамы. Собутыльников мало. Но ему и не надо. Цедит через соломинку, через пелену плотного шерстяного шарфа, прогорклый виски, давится огненным пойлом. Но это лучше, чем вспоминать то, что забыл. Дверь тренькает немелодичным колокольчиком, стул скрипит под весом новичка. Джокер поворачивает голову к прибывшему, изучает из-под полей своей шляпы, смакует это чудное виденье. Это воспоминание, которое никак не выковырять с подкорки. Аарон Паттон. Золотой мальчик выпуска девяносто какого-то. Неважно. У него все еще светлые волосы, голубые глаза. Обветрился весь, постарел, темная щетина лезет на идеальной квадратной челюсти, а жировой мешок закрывает шесть кубиков мышечной массы. Постарел, салага, а нимб потускнел. Но это ничего. Это даже кстати. Заказывает виски, зажимает желтым крошевом зубов дешевую папиросу. Хорош, молодчик, да только не очень. Расклеился, расползся. Весь лоск остался на школьной фотографии под стеклом. Но самодовольная ухмылка все так же трассирующей пулей бродит по лицу. Джокер усмехается в шарф. Он вспомнил, что именно забыл. И от этого хочется смеяться. Потому что это ведь последний день школы, первый день вечных каникул. Для Аарона Паттона. Джокер подвешивает его в центре комнаты на крюк, на котором раньше висела люстра. Словно свиную тушу. В рот запихивает бейсбольный мяч. Привязывает понадежней шейным платком. Все-таки это ценный груз. Негоже, чтобы верещал раньше времени. Джокер любит, когда шавка подает голос, наслаждается этими первобытными, такими правильными и настоящими звуками. Но это он оставит на сладкое. Сначала гусака нужно замариновать, дать ему поплавать немного в крови, а потом уже приступать к приготовлению основного блюда. Школьная звезда в собственном соку. Джокер вращает жертву, словно ослика с конфетами на детском празднике. Бейсбольная бита в руке лишь слегка прикасается к темечку. Еще не время. Не совсем. Во всем должна быть размеренность, порядок. Даже в кровавом убийстве. Ведь это прежде всего хорошая шутка, развлечение. Нельзя испортить десерт неумелой кулинарией. Не сегодня. Зажигает свечи, расставляет по углам комнаты. И это романтично, красиво. Ведь День Святого Валентина все-таки, можно. Шарит по полкам в поисках нужной утвари. Щепотку перца, немного соли, чуть-чуть кориандра. Лучшей приправой будет страдание и честная, хоть и вымученная улыбка. Ах. Ха. Непонятно, что и выбрать. Находит старую коробку в форме сердца. На боку надпись: «Харлин и Аарон навсегда». Годная упаковка для его даров. Сюрприз выйдет драгоценным. Ходит взад и вперед, напевает песенку. - Понимаешь, старина, - бьет битой по спине наискосок, рождая нечеловеческий всхлип, бормотанье, - я мог бы принести ей розы, но это очень банально, не в моем вкусе. И думаю, что не в ее тоже. - Может, бриллианты бы подошли, - хватает за руку, ломает запястье с хрустом и треском, так, что кость выходит из плоти, вспарывает кожу ужасным первобытным лезвием. Это даже красиво в свете мерцающих свечей, - но дело в том, что ей не нравятся брюллики, у нас их слишком много. Не поверишь, но у неё есть даже тиара. - Аарон скулит и ноет, умоляет о пощаде, хоть сквозь кляп и не разберешь. - Но это все вещи, ей они не нужны. Дружище, - добавляет Джокер, фиксируя голову Аарона ладонями, смотря на него наоборот, - что можно подарить девушке, у которой все есть? Как снискать её милость? Что сделать? Хохочет, заливается, хлопает Аарона доверительно по щеке, будто они на самом деле друзья. - И вот, я решил подарить ей то, чего ей так недоставало, то, чего она не смогла бы получить ни за что на свете, - Джокер улыбается, долго и торжественно смотрит в увеличившиеся от ужаса глаза жертвы, - я решил подарить ей свое сердце. Не буквально, конечно, ведь от этого умирают. С помощью небольшой демонстрации, дружище Аарон. Джокер достает нож. Примеривается. Работа тонкая и кропотливая, а ещё тяжелая. Всаживает под ребра. Входит туго, с хрустом и всхлипом. Ломает грудную клетку, крошит ребра, раздвигает руками ткани. Когда заканчивает, рубашка вся в крови, а по лбу катится пот. Сердце Аарона маленькое и тщедушное, темное, сухое и какое-то совершенно не мультяшное. Джокер кладет его в коробку. Ничего, розовая ленточка все исправит. Уходя, опрокидывает свечку, насвистывает песенку. Как там она заканчивается? В этот день я хочу, чтобы ты была моей. Я твой кровавый Святой Валентин. Со дна коробки каплет что-то густое и темное, кап-кап-кап. Вырисовывает красную нитку, линию между Джокером и Харли. Капли-точки. Елозит ботинком, оставляет мазки, соединяет их, как умеет.